Поиск по автору:

спать пора, уснул бычок, лег с коровкой на бочок,
хочет он ее ебать, только та не хочет - блядь;
пизду, вымя лижет он, нацепляя свой гондон.

прошу прошения - конвертировал...

История случилась третьего дня... Короче сижу в пробке как всегда,
час уже вечерный, машины не двигаются вообщие. Передо мной стоит
не то мерс не то ешие что то в стиле "Люкс" а в нем сидит
блондиночка неопределенного возраста (не видно - я ведь сзади нее).
А на улице ни то дождь моросит, ни то влажность високоя, а может
эта телочка у себя кондитсионер врубила на максимум, короче вижу
как у нее стекло лобовое полностью запотевает снаружи. И тут
картина - все стоят, вилазит из своего авто эта дама в бизнесс
костюме, долго роется у себя в сумочке и какой то тряпочкой
начинает старательно витирать кондесат со стекла. ну у скажите мные
теперь - это в этом Мерсе стеклоочистители сломались, или все таки
женщинам за рулем не место если она скорее вылезет из машины штоби
протереть стекло чем вкючит дворники. интересно что бы она делала
если бы окно запотело во время езди...

ПИЗДЕТТА ПО-НАШЕНСКИ. Истиные причины.

Изя Шляповингер. Фуфлодельфия. "Интернешэнл Запихаер"
(перевод с месопотамского Сары Жопенбах)

Я сижу на патио небольшого мраморного палаццо, что на горном взморье
неподалеку от Шестой Станции Большого Фонтана. В руках у меня небольшое
хрустальное ведро наполненое домашней текилой из растущих на
подоконниках кактусов. Высокая худощавая хозяйка, миссис
Кортес-ибн-Сидорова покачивая обширным бюстом, уже третий раз незаметно
подсыпает мне в ведерко толченую виагру.
"Я редко вижу людей" - с легким псковским акцентом говорит она. С
детства я привыкла вставать с сеновала чуть свет, когда затарахтит
старенький ХТЗ. Дочки выросли и уехали в замуж, а мне одной много не
надо. Я никогда больше 5 литров не выпивала. Внучка моя
Роза-Мендоса-Николай-Семен-Рамон-Афонарей-Сидорович-Купяткина, третьего
дни уехала в Калифорнию, а меня с собой не позвала. Поэтому я решила
позвонить в вашу газету и вызвать умного человека.
Жизнь моя складывалсь однообразно. С детских лет мне приходилось тяжко,
не разгибая спины нянчить президентов. Жорик Вашингтон, был добрый
малый, я его всегда слегка за шалости бранила и в Летний сад гулять
водила. Вилле Клинтону я не долучала моралью строгой, ну это потом
Монике через рот боком вышло. Моя вина, что и говорить. Но больше всего
из Жориков, запомнился мне малой Жорик из Бушевых. Помню после
Вотергейтского скандала, мне подросший Роня Рейган как-то говорит:
"Слышь та, Хосеевна, ты за Жориком приглядывай, а то он, не ровен час,
учудит чего."
Ну я и сама знала. Мальчишка то рос оторви да брось. Все были конечно не
подарок. Вилька Клинтон, сызмальства девчонкам под юбки лазал, Роня все
в театры играл. Генке Форду как машинки подарили на пятый берсдэй, так
он от них и не отходил. Ну и другие тоже. Хотя Женька Картер вроде
хорошим мальчиком рос. Ходит у миня по избе, лыбится и все повторяет
"пацаны, давайте жить дружно"
Ну дык я и говорю, однажды поехали мы в Медину за медиаторами и Жорку
младшего с собой взяли. Заходим в магазин и Жорка давай перебирать
медиаторы. Очень он любил из них дымовухи делать. А тут сзади пацаненок
арабский к нему подперся и давай его усами щекотать. А Жорка щекотки
ужас как боялся. Ну он этому арапченку и говорит "пошел ты на хуй!" ("го
то фак юр селф" - прим. переводчика). А арапченок испугался и написал на
пол. Тут слышу сзади голосок такой, спокойный, уверенный: "не ссы Хуся,
мы их всех в сортире замочим" (донт пи он зи флор Хуся, ве вилл вет зем
ол ин ватерклозет" - прим. переводчика). Смотрю, стоит пацаненок, в
беленькой такой курточке, без пуговиц, с черной подпояской. Я его за ухо
хвать, ты говорю кто таков? А он эдак подбоченился и отвечает нагло:
"Вовкой кличут, мы кегебешные." Пальчики растопырил и пошел гоголем.
Миссис Кортес-ибн-Сидорова надолго задумывается и тоскливо глядит в окно
поверх небоскреба Енрон широкими мексиканскими глазами.
Конечно семейные тайны выдавать не хорошо, - тяжело вздохнув говорит
она, - но я хочу чтобы мир знал отчего война. В тот раз пару капелек
мочи попало Жорику на левый ботинок. А он и не забыл. Как не забыла
Моника про пару капелек на своем платьице. Я конечно не филофоф, но мне
хочется чтобы мир знал.
Она вздыхает и снова смотрит на меня долгим протяжным взглядом. Я
вздыхаю и чуствую как от толченой виагры начинает шириться и удлиняться
мое патриотическое чуство. Я выключаю диктофон и мы уходим в спальню,
чтобы продолжить запись этой волнующей истории вербально, наедине с
много повидавшей женщиной, которая не смогла смолчать перед лицом
взволнованого мира.