Поиск по автору:

Пока солнце не зайдёт, фонарю ничего не светит.

Старость — это когда злаки интересуют больше, чем злачные места.

Дела хромают на обе ноги? Накостыляют.

Все мы для власти — среднестатистические граждане со среднеарифметическими доходами.

Вопрос армянскому радио:
— Что делать, если диктатор приказал не болеть?
Ответ:
— Ждать, когда он прикажет долго жить.

Только хочешь побыть с удачей тет-а-тет, как неудача тут как тут.

Как-то давно мой прадед Аршак, которому тогда было 84 года, пришёл в поликлинику к оториноларингологу.
Входит в кабинет. За столом сидит молодой врач и что-то пишет.
— На что жалуетесь? — не поднимая глаз, спрашивает он.
— Да вот, — говорит прадед, устраиваясь на стуле, — что-то у меня со слухом не очень хорошо.
Врач удивлённо переводит взгляд на прадеда и усмехается:
— А сколько вам лет-то, дедушка?
Прадед, ни слова не говоря, поднимается со стула и идёт к двери.
— Вы куда? Подождите! — испуганно-недоумённо зовёт врач.
— Я ошибся, — не оборачиваясь, бросает прадед, — я думал, что пришёл в поликлинику, а оказалось, что — в военкомат.

Занявший последнее место на соревновании лесорубов показал тот же результат, что и победитель — наломал больше всех дров.

Первый армянский международный мастер по шахматам Эдуард Мнацаканян, которого все уважительно называли Маэстро, очень любил пиво.
Как-то в жаркий летний день мы встретились в Доме шахмат.
— Маэстро, хотите выпить холодного пива? — спросил я.
Эдуард Андраникович удивлённо посмотрел на меня и сказал:
— Если это вопрос, то очень глупый вопрос, но если это предложение, то очень хорошее предложение.

Каждый тунеядец мечтает стать иждивенцем.

Мой приятель из Владивостока как-то говорит:
— Ашот, вот скажи мне, пожалуйста, почему армяне в разговоре постоянно клянутся отцом?
Приятель был прав — эта странная привычка всегда меня раздражала. Но я решил немного повеселиться.
— С чего ты взял? Нет такого явления.
— Да как же нет? Я часто это слышу.
— Нет такого. Отцом клянусь!

Таран носят на руках, когда нужно пробить стену и выбрасывают, когда она рушится.

Беспардонность — главный признак беспородности.

И священная корова может лягнуть.

Поверхностные знания как живот — сколько ни вбирай, эффект будет кратковременным.

Сын двоюродного брата пошёл в первый класс.
Когда после первого урока прозвенел звонок на перемену, он вскочил с места и побежал к двери.
Учительница его остановила:
— Давид, звонок создан не для тебя, а для меня. Ты не должен вставать, пока я не разрешу.
Объяснив, учительница отпустила его и остальных учеников на перемену.
Через пять минут прозвенел звонок на второй урок.
Все вошли в класс, кроме Давида. Он неспешно прогуливался по коридору и рассматривал портреты на стене.
— А ты чего гуляешь, Давид, звонка не слышал? — окликнула учительница с порога класса.
— Роза Михайловна, вы же сами сказали, что звонок создан не для меня, а для вас.

Женщина вначале — одуванчик в поле, потом — роза в цветнике, затем — герань на подоконнике.

Когда не спится от голода, считать овец противопоказано.

Люди подобны словарям: не все толковые.

Встретил мой отец как-то одного знакомого. Они задали друг другу несколько дежурных вопросов о делах, а потом знакомый, которому явно не терпелось, стал эмоционально говорить о предстоящих парламентских выборах. Он сказал:
— Знаешь, Сергей, что я на днях сделал? Я пошёл в предвыборный штаб и заявил кандидату в депутаты, что проголосую за него только в том случае, если он сумеет ответить на один мой вопрос.
— Любопытно, — говорит отец. - А что ты спросил у него?
— Я спросил его, что написал Ованес Туманян в своём знаменитом письме Андранику Озаняну в декабре 1917 года.
Мой отец немного напрягся, однако внешне остался невозмутимым.
— И что ответил кандидат в депутаты?
— Представляешь, Сергей, — негодовал знакомый, — этот недоучка сказал, что не знает об этом письме.
— А потом?
— Потом я в гневе крикнул ему, что в таком случае проголосую за его соперника. А затем хлопнул дверью и ушёл.
Мой отец тоже не знал об этом письме, однако благоразумно решил не показывать виду. Тем более, что возмущённый знакомый уже покраснел и был сильно разгорячён.
И всё бы ничего, но тут, как назло, знакомый продолжил:
— Ну скажи, Сергей, ведь как так можно? Что за безграмотность? Любого на улице спроси — будет знать об этом письме. Ну вот ты, скажем, знаешь, не так ли?
Отец почувствовал себя загнанным в угол. Напористость собеседника не оставляла никаких шансов на то, чтобы притворяться дальше. Мозг работал на бешенных оборотах и пытался найти достойный выход из трудной ситуации. А знакомый в это время горящими глазами смотрел на отца и ждал ответа. Вспоминая этот случай, отец до сих пор удивляется тому, как за доли секунды удалось найти интересный ход:
— Ты меня, конечно, извини, — сказал отец, — но меня с раннего детства учили, что читать чужие письма нехорошо.
Знакомый от неожиданности оторопел. Он смотрел на отца и не знал, что сказать. Наконец, до него дошло и он стал неистово хохотать. Затем пожал отцу руку и воскликнул:
— Вот если бы и он так ответил, я бы непременно пошёл за него голосовать!

Случается, что инаугурация, будучи по форме торжественной церемонией вступления в должность главы государства, по сути является траурной литургией по благополучию народа.

Епископ — человек, который никогда не перепутает, что епитрахиль надевают, а епитимью накладывают.

Мечта халявщика: примерочная кабина в продуктовом магазине.

Когда лётчик обращается к пассажирам по громкой связи, понимаешь, что почерк врачей — это не самая неразборчивая вещь на свете.

Шило в авоське не удержишь.

Ревнивые жёны как декабристки — всегда готовы следовать за мужьями по ссылкам.

К друзьям прислушивайся, а к врагам присматривайся.

Ребёнок — это фломастер на все руки.

Только когда побили канделябрами, понял, что игра не стоила свеч.

Многоэтажные жилые дома в Сингапуре не имеют квартир на первом этаже. Дома словно приподняты над уровнем земли и представляют из себя своего рода шифоньер на ножках. Жилые помещения начинаются со второго этажа. А на первом — лестнично-лифтовые узлы. Плюсов много. Во-первых, создаётся некая проветриваемость во дворах, что для столь жаркой страны очень важно. Во-вторых, отсутствие первых этажей может быть полезным в случае возможных наводнений, ведь Сингапур — это всё-таки маленькая островная страна. И, наконец, в-третьих, в свободном пространстве под зданием располагаются велосипедные парковки, столики со скамейками (в тени!), площадки для всевозможных мероприятий, таких как свадьба, вечеринка или похороны. Для этих конструкций существует даже специальный термин: void deck.
Наш рассказ вполне мог бы обойтись и без упоминания этих архитектурных деталей, и это лишь попутное воспоминание. А рассказать я хочу об одной особенности строения сингапурско-китайского менталитета. Об одном его элементе.
Возвращался я как-то вечером с работы домой. Когда зашёл под свой дом-шифоньер, увидел на площадке импровизированный шатёр жёлтого цвета, а вокруг него и внутри — много людей. Стало ясно, что это китайская похоронная церемония.
У входа в лифт стоял мужчина-сосед лет тридцати. Мы поздоровались, сели в лифт и я спросил его, кто умер. Сосед виновато улыбнулся и ответил, что умерла его мама. Мне показалось, что я ослышался. Переспросил. Он снова улыбнулся и подтвердил, что — да, мама умерла. Смущённо пробормотав слова соболезнования, я вышел на шестом этаже и зашёл к себе.
Дома рассказал жене о необычном соседе и его неподобающей случаю улыбке. Мы с удивлением рассуждали о том, до чего же бездушны эти китайцы.
В то время мы ещё были новичками в Сингапуре, и в следующие месяцы ещё много раз недоумевали в похожих ситуациях.
Пока потихоньку не стали прозревать. В один прекрасный день мы догадались, что за странным поведением местных таится нечто большее, чем холодность и бессердечность. Мы вдруг поняли, что та виноватая улыбка соседа, у которого умерла мать, была деликатной попыткой оградить собеседника от негативных эмоций, была сожалением за невольное вовлечение в своё горе, была извинением за случайно испорченное настроение.
И это открытие поразило нас. Мы были счастливы от охватившего нас чувства благоговения.

«Скатертью дорога!» — это восклицание, которое для водителей является пожеланием, для асфальтобетонщиков — похвалой, а для всех остальных работников — увольнением.

Ничто так не защищает от беременности, как халат, бигуди и огуречная маска.

Мавзолей — элитное нежильё.

Как часто вначале произносят церемониальные речи, а потом демонстрируют бесцеремонное отношение.

На поляне метафор часто встречаются колокольчики пустозвонства.

Из лентяев могли бы выйти отличные риелторы — они хорошо знают, что такое недвижимость.

В сингапурских школах работает много иностранных учителей. Один из них — экспатриант из восточной Европы — был моим соседом. Будучи человеком словоохотливым и откровенным, он очень любил поговорить. Не скрывал, что иногда мелко мошенничал. И даже гордился этим.
Любимым трюком учителя был следующий: он садился в такси, доезжал до нужного места, а когда наступала очередь расплачиваться (в среднем 6-7 долларов), протягивал купюру в 1000 сингапурских долларов. Разумеется, ни у одного водителя не оказывалось сдачи. Дело иногда доходило чуть ли не до драки, но в итоге учителю всегда удавалось выйти сухим из воды. То есть непобитым. А главное, с неразмененной волшебной купюрой.
Однажды учитель решил и в парикмахерскую сходить бесплатно. Он зашёл в небольшой салон, постригся и по окончании протянул свою любимую купюру. Парикмахер и глазом не моргнул. Он взял деньги и сказал, что сейчас разменяет их в банке по соседству и даст сдачу. И вышел. Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Учитель стал немного волноваться. Наконец парикмахер вернулся. В руках у него был тяжёлый мешок. Он опустил его у ног учителя. Сказав, что это сдача, парикмахер прошёл к своему креслу, сел в него и как ни в чём ни бывало стал читать свежий номер газеты «The Straits Times».
Дрожащими руками учитель открыл мешок. В нём были монеты. Много монет. И все одного достоинства — 10 центов. Надо отдать должное парикмахеру — он был явно мужиком сообразительным, и заблаговременно выпотрошил монеты из банковских упаковок. Теперь они лежали в мешке, словно тыквенные семечки.
Следующие три часа учитель потратил на пересчёт. Хорошо, что с собой имелась спортивная сумка, куда он закидывал уже пересчитанные монеты. Находившиеся в парикмахерской люди прыскали от смеха.
Закончив считать, красный от злости и досады учитель взвалил на плечи сумку, где было 990 долларов, а точнее 99000 центов и вышел вон. Он плёлся в банк и проклинал всё на свете.
Однако уже к вечеру настроение учителя поправилось. Он со смехом рассказывал о случившемся и говорил, что ему ещё крупно повезло. Я недоумевал, в чём заключалось везение.
— Ну как же, — объяснял учитель, — ведь парикмахер оказался лохом. Ведь он мог разменять купюру на монеты не в десять центов, а в один!

Копилка мудрости не принимает мелочь.

Привёз я как-то из Норвегии свитер. Стопроцентная овечья шерсть, олени изображены, санки. В общем, всё по правилам. Чувствуешь себя в этом скандинавском чуде, как в русской печи. Каждый раз, когда я его надевал, жена шутила:
— Тепло ли тебе девица?
— Тепло, Морозушко, — подыгрывал я, — тепло, батюшка.
В общем, стали мы называть этот свитер «теплолитебедевица». А иногда сокращённо: «девица».
И вот как-то в холодный зимний вечер собрались мы с друзьями и их супругами в ресторане. Отмечали день рождения одного из них. Поели, выпили, разогрелись. А на мне — тот самый свитер. Жена и говорит:
— Что-то жарко становится. Если хочешь, сними «девицу».
Все мигом смолкли. И как-то странно переглянулись. А мы не понимаем.
— Да нет, — говорю я, — пока не хочется. Может попозже.
После некоторой паузы снова пошли разговоры и веселье продолжилось. Но весь вечер нас с женой не покидало ощущение, что друзья на нас смотрят как-то странно.
Через несколько дней встречаю одного из них. Он спрашивает:
— Слушай, а давно у вас с женой такие необычные отношения?
— В смысле? — удивляюсь я.
— Ну, не притворяйся, все уже знают.
— Ты с ума сошёл? Что знают?
— Ну, то что она тебе с другими бабами разрешает встречаться.
Можно представить себе моё состояние в этот момент.
Последующие детали разговора уже не столь важны. Ещё через несколько «вопросов-ответов» всё прояснилось.
Мы смеялись так, что животы болели. В конце друг сокрушённо бросил:
— Эх, жаль! А мы-то с ребятами так обзавидовались!

Когда долго раскачиваешься, желание кататься пропадает.

Афоризм — это чемпион среди литературных жанров по количеству мыслей на погонный сантиметр текста.

Через год после развала СССР пересекал я на поезде белорусско-польскую границу. В Бресте проблем не было, а на польской стороне — в Тересполе — мне чуть не испортили радостное настроение.
— Паспорт, — войдя в моё купе, хамовато распорядился пограничник. У него были маленькие серые глаза и большой сломанный нос.
— Вот, пожалуйста.
— Цель поездки в Польшу? — рявкнул он на ломаном русском.
— Турнир по шахматам в Ченстохове.
Пограничник недоверчиво посмотрел на меня.
— Шахиста?
— Да.
Он высунул голову в коридор вагона и что-то крикнул. Через минуту появился долговязый солдат с шахматами.
— Будем играть, — сказал пограничник, расставляя фигуры.
Он явно был доволен собой и предвкушал скорое разоблачение самозванца. Отыскав на пересечении вертикали «е» и четвёртой горизонтали нужное поле, он сыграл е2 — е4 и торжественно взглянул на меня. Я ответил d7 — d5. Пограничник задумался. А я почему-то вспомнил Ильфа и Петрова: «Он чувствовал себя бодрым и твёрдо знал, что первый ход e2 — e4 не грозит ему никакими осложнениями. Остальные ходы, правда, рисовались в совершенном уже тумане, но это нисколько не смущало великого комбинатора. У него был приготовлен совершенно неожиданный выход».
Если у Остапа был приготовлен совершенно неожиданный выход, то у моего пограничника — совершенно неожиданный ход. Он вывел короля на е2. Я взял пешку. Он снова пошёл королём вперёд. Я вывел ферзевого коня. Он взял королём мою пешку. Я дал ферзём шах, а ещё через два хода — мат. На том самом поле е4.
— Хороший шахиста! — похвалил он, возвращая мне паспорт с печатью-разрешением на въезд.
Пограничник вышел. А я сидел и думал о его сломанном носе. Я вдруг подумал, что, возможно, когда-то этот пограничник устроил аналогичную проверку боксёру.
И эта догадка вернула мне радостное настроение.

Флаг к ветру относится трепетно.

— Доктор, помогите! Я, кажется, отравился.
— Присаживайтесь. А как это произошло? Что вы ели?
— Да захотелось мне зелени. Вышел в огород, чтоб прямо с грядки съесть — да темно было. По ошибке сорвал отраву.
— Что за отрава?
— Забыл название этого растения. На языке вертится, но никак не вспомню.
— Как же так? Очень важно, чтобы вы вспомнили.
Пациент резко встаёт и отвешивает доктору пощёчину.
— Вы что, — кричит доктор, — белены объелись?
— Да.

Если первую скрипку играет барабан — дело труба.

Звонит мне приятель.
— Ашот джан, привет!
— Привет, Вардан джан! Как дела?
— Всё нормально. Вот, думаю, позвоню тебе, спрошу кое-что.
— Давай.
— У тебя с русским языком ведь нормально?
— Ничего, пока не жалуюсь.
— Это я к тому, что если не очень, я Тиграну позвоню.
— Давай с меня начнём.
— Ну хорошо. Ты ведь помнишь, моя Рузанна вазы глиняные лепит, кувшины всякие.
— Конечно, помню.
— Так вот, мы тут с ней поспорили, как будет во множественном числе «дно кувшина». Она говорит, что «дны кувшинов», а я считаю, что «днища кувшинов». Кто из нас прав?
— Никто. Правильно: «донья кувшинов».
— Ашот джан, извини, но у тебя с русским ещё хуже, чем у нас. Давай я лучше Тиграну позвоню.

Уединённость — это пыточная камера для глупца и роскошный апартамент для мудрого.

Скрещивание физики с грамматикой привело бы к отрицательно заряженным частицам «не» и «ни».

Исполнил я как-то просьбу сына и подарил ему на день рождения цыплёнка. Другие полученные в этот день подарки Виген уже не замечал и радостно забавлялся живой игрушкой.
Прошло несколько дней. Эйфория у Вигена постепенно спадала. А ещё через неделю случилось то, что случается со всеми игрушками — она надоела. Взять цыплёнка под опеку пришлось нам с женой. Не выбрасывать же.
Необычного питомца назвали Цыпой. Звучит, конечно, неоригинально, зато естественно и удобно. Кормили самой лучшей и свежей едой. Помимо круп, это были творог, овощи и рубленная зелень, которую Цыпа любила больше всего.
Жила она в просторной коробке из-под телевизора, которую мы поместили в лоджии. Иногда отпускали Цыпу погулять по квартире, но как только она начинала «помечать» территорию, немедленно отправляли в коробку. Раз в неделю птицу мы купали.
Это может показаться странным, но Цыпа была весьма умной и легко поддавалась дрессировке. Как только я начинал рубить зелень, Цыпа, услышав звук ножа, хлопала крыльями и пыталась вылететь из коробки. Или когда я отпускал Цыпу погулять, а сам лежал на диване и наблюдал за ней, то стоило мне позвать её, прихлопывая ладонью по полу, как она стремглав мчалась к руке и позволяла себя гладить.
Так прошло три месяца.
Всё бы ничего, но Цыпа неумолимо увеличивалась в размерах, превращаясь в курицу. Держать её в двухкомнатной квартире становилось всё сложнее. И в первую очередь для самой птицы, росшей без солнца, травы, сородичей. И хотя мы очень привязались к своей курочке, решили её куда-нибудь пристроить. Отдать, как говорится, в хорошие руки.
Я вспомнил о приятеле, который жил в собственном доме с участком и как раз держал несколько десятков кур. Позвонил ему и предложил взять Цыпу. Разумеется, на условиях её неприкосновенности. Приятель согласился.
Через полчаса я подъехал к его дому. В голове предательски и навязчиво стучало: «мы в ответе за тех...». Но в тот момент я не сомневался, что птице так будет лучше.
Мы вышли в абрикосовый сад и отпустили Цыпу к пасущимся курам. Впервые в жизни она увидела созданий, подобных себе. Перепачканные в грязи, шумные и суетливые «дикари» окружили её и, казалось, с интересом изучали. Так рассматривают вошедшего в школьный класс «новенького». Белоснежная чистая Цыпа выделялась на их фоне своим благородством и спокойствием. Аристократизм Цыпы, однако, поразил не всех. Единственный в компании индюк, который среди кур казался огромным подъёмным краном, приблизился к Ципе и клюнул её в голову. Я аж вскрикнул. Мой приятель немедленно подбежал к индюку и пнул его.
Оставив Цыпу, я поехал домой со смешанным чувством жалости и беспокойства.
Через три дня «родительский» инстинкт возобладал над вежливостью. Я позвонил приятелю и напросился в гости. Он понял моё состояние и первым делом мы пошли в сад. У меня колотилось сердце. Как и три дня назад в саду паслись куры. Я стал глазами искать Цыпу. Не найдя, я позвал её. Через несколько мгновений, выскочив откуда-то из-за деревьев, ко мне со всех ног мчалась грязная серая курица. Моё сердце сжалось — это была Цыпа. Я подхватил её на руки и стал гладить. Наверное, выглядел я нелепо, но мне было всё равно.
Вскоре у приятеля заболели куры и их пришлось зарезать. Но Цыпу он, как и обещал, не тронул. Он вынес её в ближайшее поле и отпустил.
А через несколько дней я увидел сон, который словно подтверждал, что все мы вышли из гоголевской «Шинели». Мне приснилось, будто у Давташенского моста и далеко подальше стала показываться по ночам курица, ищущая рубленную зелень...
Я проснулся и перевернулся на другой бок. Но заснуть больше не мог.

Япония — это нация, которая твёрдо сидит на своих ногах.