Почти дословная история случайного попутчика в вагоне второго класса.
(поезд Киев – Сумы, май 2005 г.)
Когда принц Гуатама сложил в своей голове цветные осколки мироздания,
созидая собственную картину мира, он и представить не мог, что наиболее
близкие его духу последователи рассредоточились по далекой северной
стране. Конечно, полностью отказаться от желаний нашим апологетам почти
никогда не удавалось, но сводить их количество к минимуму –для отдельных
жителей нашей страны стало делом привычным. В частности Тимофей Титькин,
проживший почти три четверти прошлого века безвыездно в селе Подлесновка
Х-ской области, имел только одно желание: выпить (закусить по
возможности). Это крохотное и простительное для нашего славянского
менталитета желание, удавалось ему удовлетворять ежедневно, после чего
он вполне реально погружался в непроницаемую нирвану до следующего утра.
Был он часовых дел мастером.
Вернее сказать стал им после того, как труд физический (кому чего
вскопать, перенести) ему опротивел и даже был противопоказан нашим же
сельским фельдшером Аркадием Сергеевичем Бабием – человеком редко
встречающейся в сельской местности учености. В частности Аркадий
Сергеевич утверждал, насколько я понял из дошедших до меня разговоров,
что тяжелый труд в похмельном состоянии организма приводит к повышенному
его (организма) износу и чреват апоплексическим ударом. Странно, но речи
сельского эскулапа подействовали на Тимофея, относившегося до этого к
своему здоровью, как и принято у адептов ранее упомянутого учения, самым
пренебрежительным образом.
В один из летних месяцев, воспользовавшись недлительной побывкой стиляги
и лоботряса Вовки Гришко, а также полученными молодым человеком знаниями
в городском ПТУ по специальности «часовщик», Титькин досконально
разобрался в работе часового механизма да так ловко, что ему даже из
города часы стали привозить. Но, по правде говоря, случалось это редко,
и кормиться/пить Тимофею приходилось, в основном обслуживая местную
публику.
Утро начиналось у часовщика с обхода ближних, а затем и дальних соседей.
Каждому встреченному им жителю он, как «здрасте» говорил «скок время? »
И так это стало обыкновенно, что и величали его меж собой – «Тимоха
скока время».
Часы в селе шли исправно, а если и ломались, то стояли недолго, максимум
до утра, если мастер уже отбыл в нирвану. Вот собственно и все о
Тимофее, разве что следует упомянуть о месторасположении его дома. Был
он бревенчатым, запущенным, с прогнившей местами соломенной крышей и
располагался у самого края села, там где «Бычье озеро» только
начинается, поэтому когда «Тимоха скока время» отошел в мир иной, дом
его остался невостребованным и до сих пор стоит на том же месте, тараща
пустые глазницы окон на наше озерцо.
Вторым, и уже не косвенным участником истории был Вася «Подрывник» -
человек известный, соперничающий в определенном роде с братом Никодимом –
единственным монахом Ново Николаевского монастыря, существующего лишь в
его воображении. У нас есть железнодорожная станция и три поезда
дальнего следования останавливаются на ней минут на пять по неизвестной
местным жителям надобности, но брат Никодим за эти то пять минуток
успевает иной раз два вагона обойти, собирая пожертвования с пассажиров
на строительство своего монастыря. Деньги собирает не суетясь, аккуратно
записывая имена подающих в большую ученическую тетрадь, оклеенную
старыми клеенчатыми обоями с абстрактным рисунком и почему-то
мальтийским крестом, нарисованным от руки шариковой ручкой. Список
дарителей, - вежливо объясняет он, - нужен для поминания братией
благодетелей своих в молитвах ежедневных и еженощных.
Просим о ниспослании им здравия на долгие лета.
Подают «от души». Это вам не «помогите, мы не местные, отстали от
поезда».
Приелось.
О «Подрывнике». Прозвище это родилось в одно летнее утро, размеренное
течение которого было нарушено криками во дворе Василия. Надо сказать,
что человек он степенный, культурный и работал в те еще времена
кладовщиком.
Работа не пыльная, только не хотел идти никто. Возможно из-за того, что
предыдущему дали пять лет с конфискацией. Но Василия это не остановило,
поскольку еще во времена учебы в городе он вступил в партию и теперь мог
разговаривать с председателем не только как подчиненный с начальником,
но и как коммунист с коммунистом. Скоро жизнь и у него наладилась.
Старый дом свой обложил кирпичом, внутри устроил туалетную комнату с
ванной и унитазом, что в наших краях считалось диковинкой, и одеваться
стал с несвойственным сельской местности вкусом.
В то утро жена его, Валентина пыталась вывести пятно на подаренном
Василием крепдешиновом платье при помощи найденной смеси ацетона с
бензином. Опыта по части выведения пятен не было и платье к ее изумлению
растворилось полностью. Полученную в результате химического опыта
жидкость василькового цвета Валя вылила в унитаз, когда проснулся ее
законный супруг и кормилец. В момент когда Василий садился на фаянсовое
чудо, радуясь возможности приобщиться к городским удобствам, он конечно
чувствовал некий запах, но значения этому придать не успел. Привычным
движением он зажег сигарету «Космос» и бросил спичку в унитаз.
Зашедший на крики Василия и причитания Валентины сосед увидел хозяина
дома почти по пояс втянутого в унитаз своей филейной частью. Пришлось
разбивать кувалдой этот фарфоровый оплот гигиены, что дало жителям пищу
для разговоров на целую неделю, которую справедливости ради надо
отметить, главный виновник сплетен провел в полном молчании.
Именно с этого момента, условно именуемого "большим взрывом", стал
Василий Михайлович проявлять некую чудаковатость, прежде ему не
свойственную. Сперва он выучил все о взрывчатых веществах и дошел в этой
науке той вершины, что посылал в министерство обороны официальное
предложение о замене тротила на какое-то другое, более эффективное
вещество.
Самое удивительное в том, что ему пришел ответ в казенном, невзрачном
конверте с синим штампом на адресе отправителя, где сообщалось о
нецелесообразности применения указанного Василием вещества, из-за его
крайней неустойчивости, что, в свою очередь влечет сложности в хранении
и транспортировке. Прозвище
"подрывник", однако закрепилось за ним окончательно немного позднее,
когда в ночь на "Ивана Купалы" он решил отойти от вековых традиций
празднования этого дня. Прежде всего, Михалыч хотел сделать это событие
незабываемым для односельчан и это, надо признать, ему удалось, когда
пущенная ракета с фейерверком "ночной дракон", кропотливо собранная
мастером сожгла новенький еще коровник. Увлечение пиротехникой вскоре
прошло (не без влияния бухгалтерии), уступив место другим, не менее
экзотическим для нашей местности занятиям. В активе "подрывника"
изобретение "вечного двигателя", который он пытался установить на
велосипед почтальона, активный поиск контактов с внеземными
цивилизациями и попытка обнаружения "снежного человека" в районе
обширного пустыря, расположенного в 10 км от райцентра.
Несколько лет назад его интересы помельчали: он увлекся краеведением и
мог битый час талдычить свежему человеку об архитектурных достоинствах
бывшей помещичьей усадьбы (ныне сельсовет) и нелегкой судьбе
барина-сахарозаводчика, вынужденно эмигрировавшего в Швейцарию в 1918 г.
И кто бы мог представить, что именно это безобидное времяпрепровождение
приведет Василия к диагнозу "шизофрения"? Диагноз почти всегда спорный,
но согласно популярному в определенных кругах П. Коэльо «Шизофреник –
это человек, имеющий естественную склонность отстраняться от этого мира
до тех пор, пока, вследствие какого-нибудь события – тяжелого или не
очень, - он не создает реальность, существующую лишь для него одного».
Не думаю, что наши эскулапы знакомились с литературным наследием бывшего
пациента психиатрической клиники, но диагноз скорее верный, чем
наоборот. Вася
«подрывник» целые дни теперь проводил за изучением библии, отказываясь
при этом примкнуть к немногочисленному приходу отца Аристарха – вечного
оппонента брата Никодима в религиозных спорах. Из обращенных к
односельчанам бормотаний выходило, что Василий хочет найти в вечной
книге подтверждение своему новому убеждению в том, что так называемый
потусторонний мир является параллельным нашему и пересекается с ним
время от времени. На вопросы о причине столь резкой перемены интересов и
мнения, он делал большие глаза, судорожно сглатывал и показывал пальцем
в направлении давно заброшенной хижины Тимофея Титькина.
Только недавно и совершенно случайно узнал я некоторые подробности о тех
событиях, что привели «подрывника» к исполнению роли «сельского
дурачка».
Собирался я на рыбалку, уделяя внимание снастям, советам бывалых и
закупкам основных продуктов (мясо, водка, хлеб). Как-то получилось само
собой, что за три дня до выезда на волшебную недельку, о запланированной
мной сотоварищи акции знал почти весь отдел. Рыбаков у нас оказалось
гораздо больше, нежели я себе представлял, ибо каждый норовил поделиться
какой–либо одному ему известной хитростью ужения рыбы. Почти все
сообщаемые сведения казались мне известными или уже были опробованы мною
на водоемах нашего края, но я был искренне удивлен, когда ко мне в
курилке подсел Толик «тореадор». Кличку свою он получил давно, когда
премированный путевкой в Испанию за какие-то небывалые успехи в
соцсоревновании, попал на корриду и, будучи слегка навеселе вызвался
немного подразнить бычка с подпиленными рогами на потеху местной
публике. Потеха удалась, что стоило ему двух ребер, зато какие
воспоминания!
- Я раньше тоже любил рыбу ловить, - неуверенно начал Толя.
- А сейчас что же? – спросил я, ожидая услышать рецепт вываживания щуки
или секрет изготовления жерлицы.
- Да понимаешь, случай со мной был интересный.
- Русалку что ли за хвост подцепил? – пошутил я.
- Приехали мы с кумом в Подлесновку, - продолжил Толян, не обращая
внимания на мою попытку съюморить, - забросили удочки, выпили, снова
забросили, снова выпили.
- А где там ловили то? – поинтересовался я.
- Да на «Бычьем», где же еще? – удивился «тореадор». – А ты знаешь те
места?
- Да так, - неопределенно махнул я рукой. - А что за история?
- А, ну конечно, - сказал он после небольшой паузы, вызванной, как мне
показалось сомнениями по поводу стоит ли делиться со мной
воспоминаниями. –
Проснулся я в камышах вечером, вокруг никого. Кума и след простыл.
Голова болит, похмелиться нечем и автобусы уже не ходят. Короче, если
существует ад, то выглядит он примерно так же, как тот вечер у «Бычьего
озера». Эта мысль мне еще тогда в голову пришла, отчего все окружающее
приобрело какой-то нереально мрачный оттенок сказок Андерсена. Пошел я в
домик заброшенный, на окраине, решил там ночь пересидеть. Спички хоть
были у меня и на том спасибо. Развел костерок и всю ночь, глядя в него,
просидел. О многом я тогда передумал и, если честно последняя это пьянка
моя была, веришь?
Я кивнул, совершенно не понимая, зачем ему нужна моя вера в то, что он
не пьет, поскольку этот факт считается у нас общеизвестным. Видимо он
сам все еще сомневается в этом.
- Наступило утро, - продолжал «тореадор». – Я еще никогда так не
радовался первым лучам солнца. И тут замечаю я странного человека,
пробирающегося к моему ночлегу.
- «Подрывник»? – вырвалось у меня.
- Что? – переспросил Толик.
- Не обращай внимания, - махнул я рукой.
- А я стою в глубине дома, - продолжил мой собеседник, - не видно меня.
Может, этого я не учел. Но, в любом случае рад был я тогда, что ночь
закончилась, что голова больше не болит, и человеку этому я рад был, как
родному. А о чем говорить с незнакомым человеком? Я возьми да и крикни
ему «скока время»? Тут началось неописуемое с точки зрения здравого
смысла. Человек сначала присел, потом принялся тихонько так подвывать
что-то вроде «Тимоха не трогай», а потом, когда я уже намеревался выйти
поговорить с загадочным гостем, он так дал деру через бурьяны и остатки
плетня, что я только головой успел покачать. Очень сильное впечатление
это все на меня тогда произвело, - вздохнул Толик, выбрасывая сигаретный
окурок в специально отведенное место, - с тех пор и не пью и на рыбалку
тоже не хожу.
Я думаю можно ли теперь Василия вернуть к нормальной жизни? Стоит ли его
познакомить с «тореадором»?
Garry