Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
5 января
Лучшие стишки прошлых лет в этот день Стишки - основной выпуск
Пройду по Дерибасовской, сверну на Ришельевскую И на Еврейской улице я постою в тени. Большая Арнаутская, Канатная, Успенская, Базарная, Испанская - Как будто в эмиграцию зовут меня они...
Как в отеле "Мариотт" Жил футбольный наш народ. Он по кабакам ходил, Девок в номера водил, А потом, стране на горе, Слил бесславно в Мариборе. Гусу было очень скверно. Прихватив семь лямов евро, Он - в голландский кабачок: Там отличный табачок. И товарищу Мутко Тоже стало нелегко: Виноват, не виноват - Отвечай за результат. Но с него вода как с Гуса - Аппаратное искусство! И российский президент За живое был задет: Он на свой и наш позор Тоже ездил в Марибор. Горе он залить не смог - Дал, бедняк, не пить зарок, И, как вспомнит тот футбол, Принимает валидол. Все волнуются не в меру, Обращаются к премьеру: Отключить словенцам газ - Будут, гады, помнить нас! Наступает Новый год... Кто сказал, что всё пройдет? Мрачно за столом сижу, На Снегурочку гляжу. У нее глаза в тоске И стакан дрожит в руке. С ней за наш футбольный срам Молча вмажем по сто грамм.
Над седой равниной моря возникает дядя Боря. Ветер тучи собирает. Дядя Боря выпивает.
Между тучами и морем, не успев за дядей Борем, в клюве сжав кусочек сыра гордо реет голубь мира, а за ним премьер невъебный Черной Мордии подобный.
То крылом народ потрогав, то стрелой взмывая к Боре, расхититель прод-налогов - Грач уселся на заборе.
Киря тоже страстно дышит. Он кричит, и Боря слышит сквозь сопение в сортире радость в смелом крике Кири.
В этом крике - жажду бури, "Бей евреев", треск наганов и уверенность в Бабуре слышит в меру злой Зюганов.
Чайки стонут перед бурей, - стонут, ездят по парадам. Под фуражкой – чайник дури. И Чечня маячит рядом.
Глупый БАБ - пингвин московский - прячет тело в то, что модно. Да и гордый Ходорковский реет смело и свободно от Парижа до Находки, где Романыч - сын Чукотки.
Все мрачней и ниже тучи от Москвы до Петрограда. Русским хочется как лучше - как всегда пока не надо. Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, ветр ширя. Вот идет бухая дева, а за ней выходит Жиря. Жмет ее, кладет засосы и бросает вдруг с размаху в дикой злобе на утесы - и кладет нагую Маху, в изумрудные громады жопы, жирной от помады.
***
Вдруг летит Партай Геноссе Разогнав других Шайгою. Есть вопросы? Нет вопросы! Если тонешь – Курск с тобою. Как стрела пронзает темень, пену волн Грызлом сатиря. Вот он носится, как демон, - гордый, черный дух сортира. Он неймет. Ему неймется. Он смеется, и рыдает... Он над (залито) смеется, он от радости рыдает! В гневе грома, - чуткий... (прочерк), - он давно уста... (цензура), он уверен – этот почерк Нас не скроет (Тише, дура!) (Сам дурак!) (Кисель несчастный, раскричался – заглушают!) Кто об хуй не терся властный - синим пламенем пылают.
От Москвы и до повсюду, От людей и до улиток, От Аллаха и до Будды, От живых и до убитых – Я так горд – и ты конечно, Что живем в такие годы, Где над нами человечно Он расставил зонт свободы. Нас смеют и нам смеется! А кто нет – те, видно, гады. Ничего на нас не льется. Никому от нас не надо. Правда, классно, Алл Борисыч? Правда, блеск, Иос Кобзоныч? Правда, хуй, Ирина Сисич? Разве нет, Михайло Зоныч?
Вот и мы о том: прекрасно! Всем спасибо, пуле-дуре, Всем зонтам, торчащим властно. И, конечно, Славной Буре.
То, что Бог нам однажды отмерил, друзья, Увеличить нельзя и уменьшить нельзя, Только женщина может, если этого хочет, Увеличить нам то, что уменьшить нельзя.