Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Vladimir Dounin
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Мне довелось прожить несколько недель (в купе поезда, каюте, гостинице) с очень интересным человеком. Дважды Герой Советского Союза, один из самых популярных и любимых в армии военачальников (я никогда не слышал о нём никаких отзывов, кроме очень хороших), Генерал-Полковник Иван Михайлович Чистяков выступал перед военными и их семьями, а мы-артисты затем давали концерт.
На сцене Иван Михайлович, в основном, повторял то, что было написано о нём в книгах, а мне он часто рассказывал истории, которые тогда напечатать было нельзя, да, наверное, и рассказывать не рекомендовалось. И если я уже, признаюсь, забыл: с какого именно плацдарма и в котором часу утра началось то или иное наступление (можно посмотреть в книге), то вот все эти истории помню, как будто бы опять слышу голос рассказчика:
«Приносит мне председатель трибунала бумагу: «Подпишите, Иван Михайлович! Завтра в 09:00 хотим новобранца у Вас тут перед строем расстрелять». – За что, спрашиваю, расстрелять? – «Бежал с поля боя. Всем другим трусам в назидание».
А я эти расстрелы, скажу тебе, терпеть не мог. Я же понимаю, что этот молокосос вчера за материну юбку держался, дальше соседней деревни никогда не путешествовал. А тут его вдруг схватили, привезли на фронт, не обучив как следует, и сразу под огонь.
Я ведь тоже (даже в книжке своей об этом пишу) с поля боя по молодости бегал. И не раз, пока дядя (я под его началом был) своими руками пристрелить не пообещал – и я был уверен, что пристрелит. Это же стра-а–ашно! Взрывы, огонь, вокруг тебя людей убивают, они кричат: с разорванными животами, с оторванными ногами-руками... Вроде и мысли в голове о бегстве не было, а ноги тебя сами несут, и всё дальше и дальше. Ох, как же трудно со своим страхом справиться! Огромная воля нужна, самообладание, а они с опытом только приходят. С ними люди не родятся.
И вот этого мальчишку завтра в 09:00 возде моего КП убьют перед строем...
Спрашиваю председателя трибунала: «А вы разобрались во всех деталях его воинского преступления?» Тот мне: «А чего тут разбираться? Бежал – значит, расстрел, о чём тут ещё можно разговаривать? Всё ясно.»
Говорю: «А вот мне не ясно из твоей бумаги: куда он бежал? Направо бежал, налево бежал? А, может быть, он на врага бежал и хотел других за собой увлечь! А ну, сажай свой трибунал в машину и следуй за мной – поедем в эту часть разбираться».
А чтобы в эту часть проехать, нужно было обязательно пересечь лощину, которая немцем простреливалась. Ну мы уже приспособились и знали, что если скорость резко менять, то немецкий артиллерист не сможет правильно снаряд положить: один обычно разрывается позади тебя, другой впереди, а третий он не успевает – ты уже проскочил.
Ну вот выскочили мы из-за бугра и вперёд. Бах-бах, - пронесло и на этот раз. Остановились в перелеске, ждём – а трибунала-то нашего нет, не едут и не едут. Спрашиваю шофёра: «Ты точно видел, что немец мимо попал?» - «Точно,- говорит – оба разрыва даже не на дороге были!»
Подождали мы их с полчаса и поехали дальше сами. Ну всё я там выяснил, насчёт новобранца: бежал в тыл, кричал «Мама», сеял панику итд. Поехали обратно.
Приезжаем на КП. «Что случилось с трибуналом?»,- спрашиваю. – «Ничего не случилось»,- мне говорят. «Они сейчас в столовой чай пьют».
Вызываю командира комендантского взвода, приказываю немедленно доставить трибунал ко мне. Через пять минут приводят ко мне эту троицу. Один ещё печенье дожёвывает. Спрашиваю: «Куда вы делись? Почему не ехали за мной, как я приказал?» - «Так ведь обстрел начался, товарищ Генерал-Полковник, поэтому мы назад и повернули.»
Говорю им: «Обстрел начался, значит, бой начался. А вы меня бросили в этом бою, струсили. Кто из вас законы военного времени знает? Что полагается за оставление командира в бою и бегство с поля боя?»
Побелели. Молчат. Приказываю командиру комендантского взвода: «Отберите у этих дезертиров оружие! Под усиленную охрану, а завтра в 09:00 расстреляйте всех этих троих перед строем!» Тот: «Есть! Сдать оружие! На выход!»
В 3 часа ночи звонит Хрущёв (член Военного Совета нашего фронта). «Иван Михайлович, ты что вправду собираешься завтра трибунал расстреливать? Не делай этого. Они там уже Сталину собрались докладывать. Я тебе прямо завтра других пришлю взамен этого трибунала».
«Ну уж нет,- я Хрущёву говорю. – Мне теперь никаких других не нужно! Только этих же хочу.» Тот засмеялся, говорит: «Ладно, держи их у себя, раз хочешь».
И вот аж до самого конца войны мне ни одного смертного приговора больше на подпись не приносили.
Во многих городах страны после концертов подходили «потенциальные заказчики». Говорили: «У нас есть деньги, но нет рояля или пианино. Могли бы вы как-нибудь все-таки у нас выступить?». Пришлось выучиться играть на аккордеоне и возить его повсюду с собой. А он, собака (хоть и кормилец), в тяжелом футляре и при каждом переезде тебе руки так оторвет-оттянет, что дня 2-3 играть вообще невозможно. Но нет безвыходных положений, (есть лишь растерявшиеся люди – с детства слышал). Заказал я себе чудовищных размеров рюкзак, чтоб в него и аккордеон, и костюмы, и вообще все необходимое в гастролях укладывать. Никакая материя, как выяснилось, бесконечных гастрольных переездов выдержать не может – рвется. Поэтому снаружи брезент пришлось укрепить пристроченными к нему ПАРАШЮТНЫМИ стропами.
В багаж сдавать аккордеон нельзя – тотчас расколотят. В аэропортах это понимали и милостиво разрешали заносить этот чудовищный мешок в салон, но чтоб сразу же – в задний гардероб, иначе никому проходу нет. И вот однажды мы входим в самолет почему-то не первыми, а последними, все уже сидят на своих местах. Мне поэтому приходится нести его в гардероб над головами недоумевающих пассажиров (у них же чуть не дамские сумочки отняли и заперли в багаж при посадке).
Один из пассажиров разглядел мой мешок, пока я как раз над его головой рюкзак пропихивал, да и спрашивает, слегка дрогнувшим голосом: «А что это у вас, парашют?» Я люблю одесский юмор, и ему «в тон» отвечаю: «А вам что, не выдали? Всем же при регистрации предлагали!». Но рейс-то был не на Одессу, а в Хабаровск.
Через какое-то время возле кабины пилотов собирается приличная толпа, все взволнованы, показывают экипажу на меня. Мне предлагают немедленно успокоить людей и сказать в микрофон, что я пошутил насчет парашютов на регистрации. Я охотно соглашаюсь.
Беру микрофон, говорю: «Уважаемые авиапассажиры! Прошу вас сохранять спокойствие. Я пошутил. Никаких парашютов при регистрации никому не предлагали. Мне просто выходить нужно раньше вас по дороге. Мне ваш Хабаровск не нужен».
Экипаж стал смеяться, а пассажиры не стали. У некоторых даже рты открылись от страха.
Тут командир у меня микрофон отбирает и говорит народу: «Все поняли?! Этого пассажира мы высаживаем на пол-дороге. Сначала его самого высадим, а потом вдогонку его мешок вниз сбросим, чтоб он людей не пугал!»
Сегодня существует возможность получать заработанную в России пенсию, если вы проживаете за её пределами. Это, конечно, не просто и не всем, и не всегда удаётся. Прежде всего нужно доказать, что вы живы – предоставить справку из РФ консульства, что они вас именно в этом году видели живым. Затем эту справку нужно переслать в Пенсионный Фонд РФ, и этот фонд начислит вам пенсию за этот же год. Но это только в том случае, если справку не потеряют на почте, или где нибудь ещё - в коридоре, к примеру. А если потеряют?
2012-й год. Наблюдаю душераздирающую сцену в нотариальном отделе консульства. Старушка бьётся в истерике и пытается получить от консульства справку, что она БЫЛА ЖИВА в 2010-м году. Именно за весь этот 2010-й год ей не начислили пенсию, так как «справки о нахождении в живых на 2010» в её деле в Пенсионном Фонде почему-то нет. Узнала она об этом только сейчас, в 2012 году, так как если пенсию переводить ежемесячно, то её размера не хватает для оплаты перевода её за границу, (отправителю или получателю-пенсионеру придётся ещё какую-то сумму доплачивать). Поэтому обычно пенсию накапливают на сберкнижке, а затем тратят, приехав на родину. Так вот эта старушка приехала, а тратить-то и нечего: жива ли она или нет без справки было неизвестно, вот пенсию и не начислили. С 2011-м, к счастью, проблем не было – так как справка была приложена, и никаких сомнений в «нахождении в живых» на этот год не возникло.
Но это, повторяю для невнимательных, в 2011 году. А в 2010-м ситуация-то совершенно иная, на протяжение всего этого года всё ещё остаётся полная неясность «насчёт нахождения старушки в живых», а, значит, и никакой пенсии за 2010-й быть не может. Непременно нужна справка о нахождении в живых именно в 2010-м году, и тогда - вот вам за 2010-й год пенсия.
Вот и рыдает старушка у окошка неумолимого нотариуса консульства, а её родственники уговаривают его написать сегодня, 15-го февраля 2012 г. справку о том, что старушка была жива в 2010 году. А как он может такую справку написать, если он эту старушку в 2010-м году не видел и видеть не мог – он тогда ещё в совершенно другой стране в том году работал? Его же за такую фальшивку уволить могут.
Нотариус показывает старушке и её родственникам инструкцию, что задним числом никакие документы выданы быть не могут. Все документы имеют свой порядковый номер, и справка, к примеру, «от 12-го февраля 2010 года» никак не может быть законно зарегистрирована и выдана в феврале 2012-го.
Я понял, что можно элементарно спятить, вникая в эту историю и доводы её действующих лиц, и поспешил к выходу.
Я собирался искать работу в США, но знал, что придётся скорее всего пол-страны изъездить, прежде чем найду. С моей специальностью (музыкант) ни Интернет, ни почта с телефоном для трудоустройства не годятся. Только - «товар лицом». Ведь судя по ТВ, музыкантов (считая всех тех, кто знает только три аккорда, но деньги тем не менее делает) давно уже намного больше, чем собак.
По всем подсчётам выходило, что вместо билетов на самолёты и автобусы, намного дешевле купить подержанную автомашину. А тут как раз у дочери Интернет-знакомый в Нью-Джерси (это напротив Нью-Йорка) в этот момент собирался домой в Белоруссию и хотел продать старую (значит, никто не купит), но надёжную (этому никто не поверит) машину.
Виктор очень обрадовался моему интересу к его машине и сказал, что сам немедленно ко мне на Бруклин (один из островов Нью-Йорка) приедет. Сегодня мороз, и я просто могу околеть, если будут пробки по дороге, так что уж лучше дождаться его сидя в тепле.
Он и вправду опоздал на пол-часа. Ему удалось найти место для парковки лишь в трёх кварталах от «моего» дома. Пошли к его машине. Старый синий «Олдсмобил» и вправду очень хорошо выглядел, но вот прокатиться на нём поначалу не удалось – то ли замки, то ли двери замёрзли. Виктор прыскал специальной жидкостью, раскалял ключ зажигалкой, дёргал за ручки так, что машина качалась, но ни одна дверь не подавалась.
Я вспомнил, что в таких случаях полезно обстучать дверь кулаком по всему периметру. И мы с Виктором стали колотить по дверям сначала кулаком, затем локтём и даже коленом. На шум вышел в халате и шлёпанцах огромный мужик в очень хорошем настроении, судя по слегка охмелившему нас запаху. «Сорри, сэр... » начал было извиняться Виктор. Но мужик его тотчас оборвал: «Скажи нормально! Здесь у нас на аборигенских языках не разговаривают.» Это – правда, с Бруклина от наших со-отечественников сбежали даже населявшие его ранее негры, нашли себе какой-то другой остров, кажется, Куинс (я Нью-Йорк хорошо не знаю).
Он было присоединился к нашему избиению «Олдсмобиля» кулаками, но затем принёс резиновый молоток и объяснил нам, что удар должен быть очень резким и точечным. В результате первого же такого удара ставшая на морозе хрупкой краска отскочила от двери, как кора от дерева. Виктор с трудом остановил мужика, который уверял, что «уже слышит, как лёд внутри хрупает», а, значит, дверь сейчас вот-вот откроется. Но видя, как расстроен этой облупившейся дверью Виктор, мужик усмирил в себе пыл молотобойца и пообещал бесплатно вызвать для нас «ААА» - службу помощи на дороге. Год всё-равно кончался, а него ещё два вызова неиспользованых оставались.
Мужик ушёл в дом звонить, а мы с Виктором остались снаружи, уставясь на машину и думая каждый о своём. Внезапно Виктор схватил меня за локоть и куда-то очень быстро поволок, приговаривая: «Быстрее, быстрее». Метров через пятьдесят он сказал, запыхавшись на ходу: «Номера синие!». «Ну и что, если синие? – спросил я. «В чём проблема? » «А у меня-то были красные» (то-есть из другого штата В. Д.) – ответил Виктор.- «Наверное я не направо, а налево от твоего дома запарковался».
Он был прав. Его «Олдсмобил» точно такого же цвета стоял тоже в трёх кварталах, но в противоположную сторону от «моего» дома.
Почему Георг Отс не допел «Демона» в Казанской опере?
Был у нас в стране певец, которого ну прямо все-все-все очень любили: и стар и млад, и что бы он ни пел (популярную песню, оперетту, классику – все получалось замечательно у этого высочайшей культуры артиста).
И вот приехал он в Казанский оперный театр петь «Демона» Рубинштейна. В первом акте этой оперы идет на сцене «борьба в небесах» за душу Тамары («Она страдала и любила, и небо сжалилось над ней», как мы знаем из Лермонтова).
На вершине одной скалы стоит, скрестив руки, черный Демон (Георг Отс), а на вершине другой скалы – сверкающий белыми одеждами и крыльями ангел. Каждый утверждает: «Она моею будет», бушует оркестр, кипят страсти, а между скалами летают маленькие ангелочки (их рабочие сцены то и дело запускают с разных сторон катиться на маленьких колесиках по невидимым в полутьме тросикам).
И вдруг у одного ангелочка колесико с тросика соскочило. Другие все летают, а этот повис неподвижно, да еще под углом. Зрители это, конечно, видят и смеются. Бригадир рабочих, естественно, стал руководить спасательными работами. И все могло бы закончиться благополучно, когда бы композитор Рубинштейн не написал в своей опере именно в этом месте для всего оркестра длинную генеральную паузу – это когда внезапно наступает в театре полная тишина, никто не играет и не поет.
И вот (представьте) в этой полной, внезапно наступившей тишине все слышат истошный крик бригадира: «Какого х.. ты там смотришь? Пхай его багром в ж.пу!!!»
Демон (Георг Отс) слез со своей скалы, пошел переодеться в гримерную и уехал к себе в Таллин. Оперу за него допевал кто-то из местных.
Незабываемое - Махмуд Эсамбаев в разговорном жанре.
Легендарного директора Росконцерта Юровского (его называли «русский Сол Юрок») уволили с этого места и назначили директором Омской Филармонии.
Ему сразу же удалось добиться строительства отличного нового концертного зала, на открытие которого он пригласил самых знаменитых артистов страны. Это был роскошный гала-концерт, не уступающий любому кремлёвскому.
После того, как стихли овации очередной звезде сцены, ведущий объявил следующий номер: Народный артист СССР Махмуд Эсамбаев. «Танец павлина».
В зале вспыхнула буря аплодисментов. Ведущий УНЁС СТОЙКУ С МИКРОФОНОМ К ЛЕВОЙ КУЛИСЕ, за которой уже замер приготовившийся к своему замечательному танцу Эсамбаев, с рукой изогнутой в виде павлиньей шеи и настоящим павлиньим хвостом. Сейчас раздастся музыка, и жар-птица выплывет на сцену в завораживающем танце этого великого мастера.
Однако музыки что-то нет да нет. Минуту нет, две, три, четыре минуты нет....Вместо музыки раздаются уловленные чувствительным микрофоном и усиленные аппаратурой на весь зал слова Махмуда Эсамбаева к себе самому:
«Лучшие залы мира мечтают получить Эсамбаева. А Махмуд стоит здесь с полной ж-пой перьев и не может выйти на сцену!»
Позже выяснилось, что радисту концерта просто стало жарко. Вот он и ушёл как раз в этот момент на улицу выпить прохладного пива, не забыв, разумеется, запереть вход в аппаратную с дорогой импортной техникой.
Так омичане танца павлина в тот раз и не увидели. Но о незабываемом выступлении Махмуда Эсамбаева в неожиданном для него разговорном жанре рассказывали впоследствии всем приезжим.
Сын моих друзей поступил на службу в американскую полицию. Стал разъезжать (как и мечтал) на служебном автомобиле с мигалкой и воем сирены, нарушая любые правила и ограничения скорости. В заднем отсеке такого автомобиля находится камера для арестованных, куда человека достаточно лишь втолкнуть, да захлопнуть за ним дверь, и никуда уже тому ни за что не выбраться – двери его тотчас же автоматически наглухо запирают.
Однако вскоре выяснилось, что арестованные имеют очень неприятную манеру выражать своё неуважение к полицейскому плевками на его повёрнутую к ним затылком голову через соединяющее отсеки машины окно. Причём, полицейский ничего не может сделать, так как ведёт в это время машину и смотрит на дорогу, а не на арестованных, чтобы заметить, кто из них плюнул?
Русская смекалка тотчас подсказала новоиспечённому полицейскому блестящую рационализаторскую идею: вставить в проём неразбиваемое стекло и таким путём навсегда оградить свой затылок от плевков. Попросил своего более продвинутого в технике брата помочь в установке этого стекла. Но делать это на территории полицейского участка побоялись – неизвестно: как к этому новшеству отнесётся начальство и коллеги. Ещё чего доброго позавидуют и наябедничают куда-нибудь, что новичок видите ли плевков испугался и машину без разрешения переделывает.
Выехали за город в безлюдное место, отключили систему запирания и сигнализации, успешно установили стекло, но вот после этого почему-то перестала запираться камера. Что бы с ней наши мастера ни делали – она элементарно открывалась изнутри. То есть, любой арестованный мог в любой момент нажать на ручку двери и сбежать. Время поджимало, пора была передавать автомобиль и смену, братья взмокли в напряжённой работе, но не могли ничего поделать с проклятой дверью и её замком.
И вот, наконец, их упорство было вознаграждено: дверь захлопнулась именно так, как ей и полагалось – намертво, без малейшей надежды для арестованных выбраться из машины наружу. Жаль только, что этот заслуженный успех пришёл к братьям именно в тот момент, когда они оба в этой самой камере и находились. А место-то для модернизации автомобиля, не забудьте, было ими выбрано самое что ни на есть безлюдное.
Теперь полиция города уже не имеет проблем с трудной фамилией их нового сослуживца: все немедленно понимают, о ком именно идёт речь, если просто сказать «который себя в машине запер».
Серёжа (6 лет) и Полина (4 года – его сестра) вместе берут у меня уроки музыки. Серёжа чуть ли не из-за каждой ошибки плачет и упрашивает маму бросить музыку. А вот его сестре и уроки мои нравятся и я, кажется, ей тоже нравлюсь.
Когда я занят чем-нибудь с её братом и мне не до неё, она тотчас подбирается ко мне сзади и лезет на меня, как на какое-нибудь дерево, пока мама не стащит. Или просто потихоньку обнимает за шею, поглядывая при этом на маму.
Сегодня неожиданно спросила: «А сколько тебе лет?». Мама аж руками всплеснула: «Как тебе не стыдно! Это неприлично такие вопросы задавать».
«Ну что Вы не даёте девочке узнать, сколько мне лет? Может быть у неё серьёзные намерения в отношении меня, и ей необходимо выяснить: подходим ли мы друг другу по возрасту?» - пошутил я. «Мне 65 лет, Полина, это на 61 год больше, чем тебе».
Девочка, почувствовав мою поддержку, немедленно продолжила расспросы: «А у тебя жена есть?»
- «Есть»
- «А муж у тебя есть?»
- «Нет»
- «А раньше был у тебя муж?»
- «Нет, никогда не было».
- «А дети у тебя есть?»
- «У меня дочь и два сына»
- «Это – плохо!»
«Почему же это плохо?» - удивился я. «Все они закончили университет, работают».
«Да потому, что если у тебя мужа нет и не было, а дети есть – ЭТО ОЧЕНЬ ПЛОХО!»
Не надеясь выиграть у ЮАР рынок целого континента (Африки) качеством товаров и ценами, мировое сообщество дружно «ударило ее в поддых» - страну подвергли международной изоляции.
С кем бы я в ЮАР на эту тему ни разговаривал – мнение высказывалось одно: ничего лучшего чем международная изоляция – просто быть не может. Ведь страна все стала производить сама: от носков до вертолетов, и от атомных бомб до «Тойот» с «Мерседесами» и детских горшков. Даже бензин гнать из угля научились (небось, у русских умельцев). У всех была работа, магазины ломились от обилия товаров самого высокого качества по самым низким ценам итд.
Но за время этой изоляции ЮАРовцы страшно отстали от планеты всей политически. Эти отсталые люди до сих пор воображают, что слова «слуги народа» следует понимать буквально. На этом основании любой кортеж (хоть даже и с президентами других стран) не имеет никаких преимуществ на улицах и дорогах страны перед ее прочими гражданами: точно так же стоит перед светофорами и даже в уличных пробках. По наивным представлением ЮАРовцев, ну просто ничего более абсурдного представить себе нельзя, чем хозяева страны стоят и ждут проезда своих слуг.
(На днях прочел, что Обама решил подражать ЮАР и попробовал сам так же по Вашингтону ездить. Его кортеж добрался до собрания родителей в школе, где его дочка учится, за 42 минуты при расстоянии 13,2 километра).
Конечно, очень горько и обидно и за президента, и за его министров, когда подумаешь: сколько бы они хорошего для народа успели сделать за то время, что в пробке простояли. А с другой стороны, может быть, именно поэтому мне и пробок-то в ЮАР увидеть не довелось?
Но есть из этого правила одно исключение. Однажды на моих глазах полицейские в парадной форме и мотоциклисты на белоснежных BMW перекрыли дорогу во всех направлениях, и вереница шикарных, явно правительственных автомобилей промчалась мимо покорно замеревших авто простых граждан. Причем, никто этим не возмущался и не протестовал, а некоторые даже сами вышли из своих машин и стояли по стойке смирно, пока все черные лимузины мимо не пронеслись.
Спрашиваю: кто же это проехал, какой-нибудь страны президент или король? «Еще чего: президент, король!» - отвечают. - «Похороны!»
Мой друг усадил дорогих друзей, приехавших к нему в ЮАР погостить из Европы, в свой автомобиль и повёз их в аэропорт, слегка уже опаздывая к их рейсу. Дело было в субботу вечером, когда всё уже закрыто, а машина в этот самый момент возьми да и поломайся. Стала и ни с места.
Хорошо, поблизости был знакомый гараж-мастерская, а его хозяин в этом же дворе и жил. Прибежал мой друг к нему, а хозяин на охоту уехал, только жена дома. Она тотчас поняла ситуацию и нашла выход: «Вон там у ворот стоит уже починенная машина, ключи в замке, а хозяин придёт за ней только во вторник. Бери её и вперёд, только поосторожнее!»
Мой друг с гостями чудом успели всё-таки к рейсу, когда на посадку уже калитку закрывали. Теперь, наконец можно облегчённо вздохнуть и расслабиться, да заодно и вспомнить: «А где же я машину-то запарковал?»
Мой друг помнил только одно. А именно, что какой-то «Мерседес» как будто специально для них выехал из какого-то ряда парковок, и он тотчас же успел стать на его место, так как ни одной другой парковки ни на одном этаже гаражей вокруг аэропорта они найти не смогли. Захлопнули двери и побежали к регистрации с чемоданами. А вот где эта машина теперь стоит, да и что это за машина, какой она марки, какого цвета? – Хоть убей не вспомнить. Не до того было. А уж про «какой у неё номер» - и говорить нечего. Что же делать? Пожалуй, к полиции или охране аэропорта с такой «информацией» лучше и не подходить.
И вот мой бедный друг всю морозную ЮАРовскую ночь (зимой там днём плюс 20, а ночью минус 15) наугад тыкал ключ в двери ВСЕХ подряд автомобилей (а это несколько тысяч), запаркованных вокруг аэропорта, прятался при приближении охраны или полиции, но упорно продолжал своё дело, как только они проезжали мимо.
И вот это свершилось! Правда, где-то уже около 10 часов утра, когда солнышко стало уже не только светить, но даже и пригревать. «Ключ надежды» повернулся в замке и дверь открылась. Машина оказалась не серой, как ему вечером показалось, а зелёной, и не «Ниссаном», а «Киа», но жена хозяина мастерской подтвердила, что машина та самая, не чужая (а ведь вполне могла быть – ключ мог просто совпасть).
Теперь осталось совсем немного: объяснить жене, где и как провёл ночь.
«Нельзя дважды войти в одну и ту же реку» - это все знают. А вот сколько раз можно построить одну и ту же стену? Не знаете – считайте.
“Солдатом в Ростове служил” я в невероятно холодную зиму: минус 43 в течение чуть ли не двух месяцев, причем со страшными пылевыми бурями – снега почему-то вообще не было. Вероятно, этим и можно объяснить эту невероятную историю. (Начальство отсиживалось в теплых домах и на мороз выходить не желало. Все команды проходили по телефону, отчего очередное «как всегда» и вышло).
В соседнем за нашей частью дворе находилась высоченная радиомачта. И вот потребовалось кому-то, чтобы разделяющая наши дворы кирпичная стена была на 10 метров дальше от этой радиомачты. То ли стена поглощала ее радиоизлучения, то ли радиоизлучение было опасно для людей – не знаю. Знаю, что поступил сверху приказ: «Передвинуть стену на 10 метров». Дали мне и другим «бойцам» по лому и лопате, и за пару дней мы с этой длиннющей стеной разделались подчистую – с землей ее сравняли.
Теперь нужно новую стену построить, сместив ее с прежнего места на 10 метров. Ее и сместили, и построили. Да только отступать армия не любит – построили ее не на 10 метров дальше от радиомачты, а наоборот: на 10 метров БЛИЖЕ к радиомачте.
Начальство недовольно, дало нашему майору взбучку и объяснило, что двигать стену нужно было не на 10 метров вперед, а на 10 метров назад. И что теперь?
– Правильно. Мы эту новую, только что построенную нами стену в соответствии с приказом сломали, и, отступив на приказанные 10 метров, построили новую стену где?
– Опять правильно! Мы, конечно же, отступили на 10 метров назад от только что построенной нами стены, то есть построили ее опять именно там, где она раньше и стояла до начала всей «операции».
Ну тут уж высокое (но далекое) начальство взъярилось. Дало и майору, и полковнику нашему такой разнос, что оба прибежали в казарму, как миленькие, и сами, своими руками отмеряли «20 метров назад». (Потому как им по телефону сказано было: «Не 10, а 20 метров назад нужно было отмерять от того места, где стена стояла». Да не объяснили при этом: КОГДА ИМЕННО СТОЯЛА?.)
Короче, стена опять сломана и опять построена, но теперь построена уже прямо вплотную к казарме. Часовой больше ходить между стеной и казармой не может – автоматом за кирпичи цепляется. А охранять ему, поверьте, очень даже есть что. Так что нельзя без часового никак.
Поступает приказ – немедленно отодвинуть стену (теперь уже от казармы на эти самые окаянные 10 метров), и наши отцы-командиры рады бы его выполнить. Но за все эти «перестройки» сколько мы кирпича перебили и с мусором выкинули, сами подумайте? Следовательно, кто и откуда нам другой кирпич даст? (Это вам не сегодняшний строительный бум, на дворе были 70е.)
Но «в армии приказ не обсуждается, а выполняется». И мы его выполнили «беспрекословно, точно и в срок». Ночью вся часть (человек 1700 – 1800) была поднята по тревоге.
«Огни не зажигались, команды отдавались шепотом и исполнялись бесшумно» - совсем как в фильмах, что нам иногда в клубе крутили. «Бесконечная вереница солдат устремилась в проход, проделанный саперами». (Оторвали 2 доски на заборе какой-то стройки в паре сотен метров от наших казарм, а потом, конечно, опять на место приколотили. Сторож, наверное, был «прикормлен», вряд ли ему не дали бутылку для «сугрева» в ходе этой ночной «операции»). Короче, помножьте 1700 на 6 кирпичей (что каждый должен был согласно приказу вынести), а потом эти 10 200 еще раз помножьте на 3 рейса (или «рейда» - я не уверен, как именно такие разбойничьи налеты по армейскому уставу полагается называть), что были проведены прежде, чем был дан «отбой тревоги» и нам разрешили продолжать спать.
Представьте себе изумление строителей и их начальников, когда они наутро обнаружили, что все 30 000 кирпичей, завезенные на стройку накануне, внезапно «испарились» буквально бесследно. Прибывшая милиция не смогла обнаружить новых отпечатков колес на территории. Громко (наши слышали) удивлялись: «Ну не на руках же их вынесли!»
Наш соотечественник пришёл наниматься на работу. Документы от него принимала мать моей ученицы.
Сказала, что как специалист он очень заинтересовал хозяина, но у того были сомнения: а достаточно ли хорошо у этого специалиста дела обстоят с английским языком?
От сомнений не осталось и следа, когда в графе SEX (укажите ваш пол) специалист написал в своей анкете ответ НЕ ЧАСТО (not often). Хозяин чуть не умер со смеху, но на работу принял – за необыкновенную честность и искренность.
В Германии и ЮАР любят свою страну, и уже много лет новые бутылки вообще не производят (сберегая природу и воздух от загрязнения) – сдают и используют старые. Если кто-либо бросил бутылку или баллончик из-под Кока-Колы – их тотчас же с удовольствием хватают чернокожие ребята и мчатся сдавать.
В США и Канаде больше любят деньги. Сдать бутылки невозможно. Чернокожие ребята с удовольствием хватают их из мусорных урн на остановках и тотчас вдребезги разбивают прямо на этой же остановке об асфальт. Полиция беспомощно за этим наблюдает: сделать замечание представителю привилегированной расы означает автоматическую потерю работы «за расизм при исполнении служебных обязанностей». Думаете, хоть один полицейский сможет доказать начальству и борцам за права негров, что он сделал за свою смену точно такое же количество замечаний за вандализм и белым гражданам?
В России в этом вопросе традиционный бардак. С одной стороны стеклотара должна сдаваться и приниматься, а с другой стороны - всегда нет «деревянной тары», чтоб эту стеклотару складывать: потому что ее (деревянную) немедленно сжигают во дворе любой базы прямо по прибытию, чтобы и разговора на эту противную тему возникнуть не могло. Одновременно с этим, именно на приеме стеклотары делались миллионы. У меня в самодеятельности пел отличный оперный баритон, который покинул сцену ради участия в этом сумасшедше-прибыльном семейном бизнесе любимой жены, но в итоге загремел на 6 лет
Был бардак и в вопросе об оставлении на месте либо сносе старинного дома с аптекой на Пушкинской площади в Москве. То объявят жильцам, что снесут; то, что сносить не будут. Страшно запущенная (хозяин пьяница) квартира в этом доме была ключевой точкой в многоходовом квартирном обмене, в котором участвовал и я. И вот, когда уже весь этот обмен развалился, поскольку пришла «точная информация» от Моссовета, что никакого сноса не будет (и никто, следовательно, ничего на этом выгадать не сможет), появляется на горизонте невероятная (даже по размерам) бабка, которая была, по ее словам, секретаршей у самого Дзержинского, и у нее на руках документ, повергающий любого неприятеля в трепет. А именно – удостоверение ВЧК выданное самим Железным Феликсом с его собственноручной подписью. Ну и так, на всякий случай, бабуля всегда имела при себе тяжелую артиллерию: что-то вроде небольшого семейного альбома, в котором было несколько ее фотографий в обнимку с руководителями того же самого ведомства, но в более поздние годы, вплоть до современных (у начальства-то принято фотографироваться с ветеранами).
И вот наша бабка просто вдохнула новую жизнь в наш обмен своим уверенным заявлением: дайте ей, мол, только въехать в этот дом (вместе с ее потерявшим при разводе квартиру сыном), а уж снос этого дома она моментально обеспечит. И вправду обеспечила, но перестаралась при этом – слишком рано и «слишком высоко» кому-то позвонила. В результате ее звонка дом приказали сломать немедленно, к 50-летию образования СССР (официальная версия: чтоб гостям со всего света, проезжающим в кремль из «Шереметьева», впечатления не портил от главной улицы столицы). А бабка-то еще в этот дом въехать не успела, что делать? У нас для ее заселения осталась лишь одна ночь, всего лишь несколько часов до начала сноса.
Приезжаем с бабкой в ее «новую» квартиру – а у нее вдруг начинается истерика из-за того, что в квартире все: и полы, и шкафы, и полки – все усыпано пустыми бутылками, и бутылок этих горы. Казалось бы: ну велика ли беда, выбросишь потом куда-нибудь? Да только с бабкой этот вариант не проходит. Наутро дом начнут ломать, непременно возникнет конфликт с ее не совсем законным (мягко скажем) вселением, и непременно НАВЕРХ пойдет эта ужасная для нее информация об этих горах, но уже Ее бутылок. Бабка объявляет, что лучше она прямо тут сейчас застрелится, но в квартиру с горами бутылок она не войдет. Или я немедленно эти бутылки убираю, или «все по местам» - обмен аннулируется.
Сунулся я было эти бутылки распихивать по урнам на улице (это на центральной-то улице Москвы, по которой каждые 15 минут какой-нибудь членовоз пролетает), но мне уже через пару минут объяснили, насколько я неправ, и как мне повезло, что меня сразу, как террориста не пристрелили тут же возле урны. И вот я загружаю этими бутылками свой легендарный гастрольный рюкзак (см. другие истории), все чемоданы и коробки, которые попадаются на глаза, ведра, и даже чьи-то шаровары и везу все это на такси в Елисеевский магазин – единственное место, где еще можно сдать бутылки поздно вечером. Расплачиваюсь с таксистом и помошниками, начинаю ждать в подвале приемки моих бутылок вместе с другими мужиками, которые, оказывается, ждут эту приемщицу уже с полчаса, хотя магазин вообще минут через 40 закроется. Мужики очень взволнованы перспективой быть выгнанными со всеми их бутылками на улицу, возмущаются, матерятся.
Я предлагаю им, что я дескать схожу, потороплю приемщицу, а вы уж меня обратно, смотрите, в очередь пустите, «не забудьте», как порой бывает. Да ты что, мужики кричат, если ты ее-суку сюда пригонишь, так мы тебя наоборот – самым первым бутылки сдавать пустим. Сходил я к директору, тому самому еще, которого позже расстреляли за «в особо крупных разхмерах». Директор кому-то пару слов сказал, затем «иди (мне говорит) в подвал, она будет на месте».
Прихожу в подвал – точно, «она» уже там, да только место у нее больно странное: стоит она не за прилавком а НА прилавке и грозно орет: «Какая б.ядь на меня жаловаться посмела? Кто ходил к директору? Или вы мне этого гада сейчас же выдаете, или я все ваши бутылки забракую – ни одной ни у кого не приму. Кто этот гад!? Кто ходил, я спрашиваю!?» Мужики в штаны наложили, головами поникли, раздаются разговоры вполголоса: «Нужно выдать, конечно. Почему все должны из-за одного страдать? Давай выдадим, укажем, пусть другой раз умнее будет, не высовывается!»
Меня в тот момент эта рабская покорность говну на прилавке как-то ошеломила. Ведь просто подменили на моих глазах этих же самых пять минут назад бодрых, уверенных в своей правоте и силе мужиков на каких-то жалких пресмыкающихся, которые и сами-то себя людьми, похоже, не чувствуют. Но, с другой стороны, я не знаю, должен ли я сам вперед в такой ситуации выйти, чтобы стать жертвой «показательной расправы», которую эта тварь со своими 3 подсобными рабочими, наверняка, собиралась учинить. Я стою, молча думаю, народ ропщет, приемщица все громче в крике заходится, понимая свою полную безнаказанность и трусливую безответность толпы перед нею.
Вдруг выскакивает из толпы какой-то крошечный кузнечик в очках, мне буквально по пояс ростом и кричит этой бабе на прилавке: «Ты работать собираешься, или до утра базарить решила? Я, да это я ходил к директору! Я тебя сейчас сюда пригнал, чтоб ты работала а не пивом надувалась, я тебя и вообще на улицу выкину – будешь сама ходить под забором бутылки собирать. Закрой свою пасть и работай, пока меня вконец из себя не вывела!»
Побелевшая от страха приемщица упала на руки подхвативших ее с прилавка рабочих и за 10-15 минут обслужила всех: приняла все до одной бутылки, ни одной не забраковав. Когда этот на всю жизнь запомнившийся мне кузнечик (он с какими-то прыжками на каждом шагу ходил) обогнал меня на улице, я сказал ему: «Спасибо за урок». Он, явно плохо видя меня сквозь огромные стекла его очков, только махнул куда-то рукой и крикнул, удаляясь: «Трусом не нужно быть!»
Только что доказали, что скорость света не является постоянной, даже эта бывшая «константа» зависит от того, где находится наблюдатель. И мир вокруг нас то и дело это подтверждает. Пример (обмен телеграммами): Адвокат-Клиенту: «Правосудие восторжествовало». Клиент-Адвокату: «Немедленно обжалуй решение суда».
ТУ-154 в Улан-Батор всегда до отказа набит мужчинами из разных стран мира. Судя по строке «цель прибытия» в анкетах, все они – учёные, страстно желающие исследовать уникальный животный мир Монголии. Но судя по их шуткам, разговорам и отсутствию багажа, они свои простые, но надёжные инструменты предстоящих глубоких исследований скрывают от взоров (до поры до времени) просто под своей одеждой.
Дело в том, что Монголия – страна скотоводов, и уж им ли не знать пути улучшения породы скота, один из которых – «вливание в породу свежей крови» - спаривание с очень генетически удалёнными особями. Поэтому, что бы мы ни думали по этому поводу, они используют этот же подход и к улучшению породы скотов двуногих, к которым всех нас (извините) порою причисляют. То же самое делают народы-оленеводы, и многие другие, которые такими практическими действиями борются с вымиранием своего населения. Под девизом «Все флаги в гости к нам» Монголия добилась уже несомненных успехов на этом поприще. Я был поражён количеством и качеством молодёжи на столичных улицах. Вместо запомнившихся своим уродством старинных картинок из учебников истории, кругом меня были стройные, длинноногие красавицы и красавцы с университетскими учебниками в руках и в шикарных кожаных костюмах..
От меня, правда, никто моего личного вклада в это великое дело не потребовал, ничего никуда вложить не предложил, и даже вообще посоветовали не надеяться. Дело в том, что на стене Центрального Музея Улан-Батора висит огромная каменная карта «Монголия 12го века». На ней, кроме центра империи, есть ещё и много периферийных населённых пунктов, с хорошо знакомыми нам всем названиями: Смоленск, Тверь, Новгород и пр. (Москвы я почему-то не увидел). И поскольку улучшением генетического фонда своего народа занимаются, несомненно, настоящие патриоты (кто же ещё предложит свою жену или дочь на пару ночей чужеземцу), то оккупанту исконно Монгольских (с 12го века) земель дорога в эту постель навсегда закрыта (по крайней мере, до возвращения временно оккупированных нами территорий).
И вот стою я на центральной улице столицы, возле Улан-Баторского ГУМа и любуюсь на приближающуюся ко мне очень красивую пару (студент и студентка). Они что-то друг-другу оживлённо щебечут, и мне показалось даже, что разговаривают, видимо, для практики, на Французском. И вот во время этого обмена быстрыми короткими фразами, перемежающимися смехом и шлепками (в шутку), и глядя при этом в глаза собеседника, девушка начинает для чего-то задирать на ходу свою хорошо облегающую её бёдра кожаную юбку кверху (как в песне авиаторов: «Выше, всё выше, всё выше..»). И когда ей это (на полном-то ходу) полностью удалось, она внезапно приземляется в аккурат возле моих ног. Я еле успел отскочить, и не зря отскочил – запасных туфель и носков у меня с собою не было. Что меня больше всего поразило в этом происшествии, так это то, что разговор этих молодых людей не прервался ни на секунду, а продолжался легко и непринуждённо. Ну, совершенно, как ни в чём ни бывало...
Я пришёл в себя от хохота водителя нашего автобуса: «Чего рот-то открыл? Никогда такого ещё не видел?»
Спрашиваю: «Она что, сумасшедшая?» Водитель говорит: «Нет. Сумасшедший – ты. Ты по Монголии ездил, летал над ней? Ты хоть один куст или дерево в её степях видел? » -«Нет, говорю,- не видел». - «А они же испокон веков по этой степи кочуют – куда они побегут, если нужда приспичит? Для них это совершенно нормально.
А вот ты вчера принял приглашение на охоту, завтра поедешь диких зверюшек и птичек убивать. А по местным, монгольским верованиям, резать и есть можно только домашний скот, потому что после смерти души людей переселяются в диких птиц, зверей и рыб. И убивать их не то что грех, а – преступление. Ты же, может быть, чьего-то дедушку или бабушку убьёшь! Что их потомки с тобой захотят сделать, если поймают?»
Вечером того же дня раздался страшный двуголосый крик наших артисток, зашедших на минутку в расположенный во дворе клуба туалет (на 12 – 15 посадочных мест одновременно, в один ряд). Вроде и неудобно заходить к дамам в такой момент, но всем нам было ясно, что только серьёзная угроза их жизни могла вызвать такие истошные вопли.
Влетаем с фонарями и готовностью к самому худшему и видим дам, присевших в противоположных концах туалета. А между ними, в центре оного, стоит местный житель, который (что ни говорите – культура: на концерт же пришёл) не захотел писать на улице, а зашёл для этого в туалет к дамам. Он удивлённо вертел головой и изо всех сил старался понять: что бы это тут такое могло вызвать такую странную реакцию у этих московских артисток? Что они вдруг в этом туалете увидели, а он – нет?
В молодости мне удалось найти по обмену «2х к. кв-ру в Раменском, Подмосковье», а работу не удавалось. Поэтому я (музыкант) почти все дни в году был на каких-нибудь гастролях, а квартира была пустая. Я пригласил моего друга по Армии (тоже Володю-студента ГИТИСа) жить в ней.
Приезжаю вечером, в подъезде лампочки, как обычно, украдены (были тогда дефицитом). Пытаюсь в темноте найти: какой ключ от какого замка, и вверх зубчиками или вниз? Внезапно дверь резко распахивается, бьёт в глаза яркий свет, и дама в форме лейтенанта милиции громко спрашивает: «Кто-такой? Почему ключи к чужой квартире подбираешь? »
Володя, слыша мой голос, кричит из туалета: «Всё в порядке! Это мой брат с гастролей вернулся! » «Нет! Не всё в порядке. »- обращается ко мне дама-лейтенант. - «Ты свои «гастроли» прекращай немедленно! Ты не маленький и знаешь, что тебе, как рецидивисту, дадут тройной срок или вообще пристрелят при задержании. И этот вариант, кстати, будет самым лучшим и для тебя самого, и для общества. В твоём возрасте люди уже обычно не исправляются. Поверь мне, как специалисту. »
Выбегает Володя, выталкивает меня на лестницу и просит лейтенантшу дать нам поговорить наедине. «А то он сейчас просто сбежит – я его знаю!» - почему-то заверяет милиционершу мой приятель.
Мне он говорит, что получил в ГИТИСе задание по «актёрскому мастерству»: со всеми подряд разговаривать, и при всяком удобном случае разыгрывать собеседников, перевоплощаясь в кого угодно. Это, дескать, - лучшая практика и одновременно экзамен – вы сразу поймёте: что вы за актёр? Умоляет меня не выдавать его, и не помешать этой даме считать меня ещё одним, как и он, отсидевшим свой срок бандитом.
Эта дама «сама напросилась» на розыгрыш. Она (в тот раз в штатском) зашла с Володей в лифт и заметила, что у того голова острижена наголо (он надеялся таким путём спастись от лысины). Сурово глядя на него, спросила: «Ну что, опять за старое примешься, или честно жить будешь?» Получив ответ «жить честно», сказала: «Молодец! Тебе повезло, я многим помогла удержаться на честном пути, и тебе тоже помогу! Покажи, в какой квартире живёшь?»
Зайдя в квартиру, спросила: «Ты в техникум-то или в институт поступать собираешься?» Володя начал, что ему бы прежде, чем об этом думать, нужно окончить...(ГИТИС, хотел он сказать) Но она перебила: «Ах, да!. Тебя же, наверное, ещё из школы в колонию направили...»
Дама и в самом деле оказалась специалистом: В Пединституте имени Крупской она работала над кандидатской диссертацией «Роль и значение литературы в социальной реабилитации бывших осуждённых», и совмещала работу в Детской комнате Милиции с преподаванием Русского языка и Литературы в школе.
По возвращению с лестницы в квартиру, меня ждал вопрос: «Как это ты оказался на свободе раньше Володи–младшего? Ведь, наверняка, ты, а не этот мальчишка, руководил преступной группой?» Догадалась, конечно, по моим тогдашним длинным волосам (кто бы сегодня поверил?).
Отвечаю, что тюремные двери мне открыла моя поэзия. Я-дескать сочинял и помещал в тюремной стенгазете стихи, охранники, и особенно их жёны, плакали от умиления, поэтому и срок скостили. Лейт.-Преп. Литературы аж подскочила: «А ну-ка, что это за поэзия? Почитай-ка мне свои стихи!»
Я начал с засевших в моей голове строк только что выпущенного из тюрьмы зека. Он попросил меня с подругой дать ему один сочник (ночью, в буфете на Белорусском вокзале). Мы ему дали целых два и ещё чай ему купили. А он нам в благодарность накатал 4 страницы стихов в моей тетрадке с конспектами. Мы пришли в ужас, прочтя их, и немедленно выбросили, опасаясь, что это просто провокация КГБ. Но самое начало и последнюю строфу я всё же успел запомнить:
«Как плод бездарных измышлений И злобных домыслов ума, Встаёт пред нами мрачный гений: Лекарство обществы – тюрьма.
Здесь только чувство мести властно, Желанья грязны, как мазут. Здесь даже волку жить опасно - Его бандиты загрызут.
Попы пугают Божьей карой Зовут на помощь чёрта тень. Зачем выдумывать кошмары? В тюрьме их видишь каждый день. ......................................................... ......................................................... ......................................................... ........................................................
Волна смыкается с волною, Обратный повторяя путь. Воспоминания толпою Томят мой ум и давят грудь. »
«Ну, это не твои стихи», - сказала Лейт.-Преп.- «Это очень известное стихотворение, но я как-то сейчас не могу вспомнить, чьё? Читай ещё.»
Чтобы продолжить игру, я прочёл ей (по памяти) Есенина:
В том краю, где жёлтая крапива И сухой плетень, Приютились к вербам сиротливо Избы деревень.
Там в полях, за синей гущей лога, В зелени озер, Пролегла песчаная дорога До сибирских гор.
Затерялась Русь в Мордве и Чуди, Нипочем ей страх. И идут по той дороге люди, Люди в кандалах.
Все они убийцы или воры, Как судил им рок. Полюбил я грустные их взоры С впадинами щек.
Много зла от радости в убийцах, Их сердца просты, Но кривятся в почернелых лицах Голубые рты.
Я одну мечту, скрывая, нежу, Что я сердцем чист. Но и я кого-нибудь зарежу Под осенний свист.
И меня по ветряному свею, По тому ль песку, Поведут с веревкою на шее Полюбить тоску.
И когда с улыбкой мимоходом Распрямлю я грудь, Языком залижет непогода Прожитой мой путь.
«Вот это уже – точно твоё» - (вопреки моему страху быть разоблачённым) засмеялась Лейт.-Преп.. - «Затерялась Русь в Мордве и Чуди», «По свею», «Голубые рты» - грамотный человек никогда бы такой белиберды не написал! Есть Мордовская АССР и Чукотка, запомни на будущее».
Ободрённый невероятным успехом, я прочёл ей Лермонтовское «Я не унижусь пред тобою».
Л.-П. сказала, что «стишата в общем так, ничего себе, но многие рифмы за уши притянуты, и тематика, конечно, у меня мелковата».
Но когда я, обнаглев, попытался прочесть ей Пушкинское «Мой голос для тебя и ласковый и томный», то тут уж она меня решительно оборвала: «Хватит пошлятины! Ну не дал тебе Бог таланта, так и не пытайся выше своей головы прыгнуть.
Не всем дано быть Пушкиными и Лермонтовыми! Постарайся в меру своих сил и способностей быть полезным обществу, и всегда для тебя найдётся возможность, даже с твоим прошлым. Вот могу тебе помочь хоть завтра на работу устроиться: в Дом Культуры им. Воровского. Сторожем. Им как раз для ночной смены человек нужен».
Володя оказался очень хорошим актёром. Сейчас он работает в самом знаменитом (на весь мир) театре нашей страны. Но в тот раз он «переиграл» - перестарался! Когда он показал ей свой студенческий билет (чтобы завершить затянувшуюся шутку), та просто спокойно этот документ у него на глазах порвала, и тут же выбросила в мусоропровод. «Тебе только ещё срока за подделку документов не хватало» - сказала она в ответ на его крик ужаса.
Владимир Дунин
Вопросы к знатокам:
1. Действительно ли эти стихи про тюрьму кем-то ещё, а не нашим «зеком с вокзала» написаны? 2. Неужели в Пединститутах на литфаке эту «пошлятину» не проходят?
Жизнь сложилась так, что чуть не с малых лет учу других петь (в детском саду, школе, университете, оперном театре итд.), хотя сам не пою – сапожник без сапог. Просто знаю, как это делать, и всегда о работе голоса вольно или невольно думаю, да наблюдаю, как другие им пользуются.
Будучи солдатом, обратил внимание, что манера подачи устных команд в армии мне очень напоминает гавканье собак: тот же посыл в голосе, в общем та же техника исполнения да и эмоциональный заряд, при этом, видимо, тот же самый. Я не хочу сказать, что это плохо или хорошо. Может быть, именно такой способ передачи определенной мысли (если, конечно, слово «мысль» вообще применимо в данном контексте) и хорош для больших расстояний при маленькой вероятности быть понятым хотя бы наполовину. Не о том речь.
Мне просто всегда было интересно: понимают ли и другие вокруг меня, что к ним обращаются на собачьем по сути дела языке, пусть и насыщенном какими-то гласными и согласными. И вот однажды я получил великолепный ответ на этот вопрос.
В какой-то огромной воинской части на Дальнем Востоке решили провести наш (артистов из столицы) концерт прямо под открытым небом. Ночью состыковали несколько грузовиков с откинутыми вниз бортами – вот вам сцена. Несколько автомашин и танков (у них аккумуляторы помощнее) зажгли фары – вот вам отличное освещение. А несколько (в темноте так выглядело) тысяч солдат расселись по склонам холмов вокруг нас. И с одной из солдатских групп пришла на концерт и их огромная, с головой, как у теленка собака. Эта собака сидела близко к сцене и все артисты, похоже, только на нее и смотрели. Все потом рассказывали, как эта умница реагировала на шутки, музыку, песни: то одно ухо кверху подымет, то другое, то назад с удивлением отпрянет итд.
По ходу концерта исполнялась «песня о солдате и приказе» из оперетты Новикова «Василий Теркин»: «... Ни влюбиться, ни жениться он не может – нету прав. Ни уехать за границу от любви, как бывший граф...» И вот, когда наш баритон доходил до слов: «На войне ни дня, ни часа не живет он без приказа...», я (пианист) должен был вскочить из-за рояля и ему этот самый приказ «прогавкать»: «Рядовой Теркин, смирнооо! Напра-, нале-, ооотставить! Круууугом, шаааагом марш! » И Теркин (всегда под бурю аплодисментов) уходил со сцены, на ходу допевая песню.
Однако на этот раз ни «Теркин» не ушел, ни аплодисментов не было, потому что случилось другое: когда я вскочил и (подражая моим на всю жизнь запомнившимся отцам-командирам) «пролаял» все полагающиеся команды, вслед за мной вскочил на ноги и этот самый теленкоподобный пес, который все мои команды «Теркину» СЛОВО В СЛОВО немедленно продублировал. Пожалуй, у него эти команды даже лучше и четче получились, и уж точно намного громче (хотя ему микрофон, естественно, никто не ставил). Все, - и в «зале», и на сцене, и за сценой - валялись вверх ногами, и продолжить концерт удалось только через несколько минут, да и то с неожиданными взрывами хохота в «неподходящих» местах.
Так я неожиданно получил доказательство схожести вроде бы разных, а по сути дела, очень близких языков.
По окончанию Московской Консерватории меня распределили в Казань. Я должен был сыграть в Казанской Консерватории мой сольный концерт, чтобы другие преподаватели и студенты могли видеть и слышать, что я из себя на самом деле (а не по бумагам) представляю.
Во Внуково самолёт выкатил на взлётную, взревел двигателями и... заглушил их. Затем около 3х часов стоял на страшном солнцепёке, не включая вентиляцию. Все мы-пассажиры испеклись, задохнулись и, в конце концов, просто вырубились, а, может, и вправду сознание потеряли, привязанные в наших креслах.
Проснулся я от страшного холода. Самолёт набрал высоту давным-давно и изо всех вентиляторов над спящими пассажирами на полную мощность свистят потоки ледяного воздуха – ни один не проснулся и не закрыл их. Хотел попросить об этом спящую в кресле недалеко от меня бортпроводницу, но обнаружил, что у меня напрочь исчез голос – не могу издать ни звука, какое-то сипение на змеиный манер получается вместо слов.
Приезжаю в Консерваторию, хочу спросить: где находится «артистическая» - комната, в которой я могу переодеться перед моим концертом (до начала уже чуть ли не час всего остался)? Беру со стола в приёмной ректора лист бумаги и пишу на нём: «Извините, разговаривать не могу – у меня нет голоса. Скажите мне, пожалуйста, где «артистическая»?
Секретарь приёмной берёт другой лист бумаги и ПИШЕТ мне в ответ: «Комната номер 12, этажом ниже. «Ни пуха ни пера» на концерте! Я сейчас кого-нибудь попрошу все вопросы к Вам (если у кого будут) для Вас на бумаге писать и Вам показывать, чтобы Вы ответить могли».
Её ни капли не удивило, что новоприбывший учитель музыки – глухонемой (как она сразу же догадалась). А что, писал же глухой Бетховен замечательные симфонии!
Среди вокалистов бытует мнение, что загружать свои мозги – это только голосу вредить. Некоторые говорили мне это в шутку, а некоторые писали на меня доносы начальству всерьез. «Новый хормейстер не понимает самой специфики вокала: все нас чему-то учит и учит, забивает нам головы, вместо того, чтобы дать нашим пустотам резонировать, производя красивый, мощный звук» (перевод с английского оригинала – мой собственный В. Д.).
Может быть, в этом какая-то доля правды и есть. Но иногда эти самые пустоты забавно работают на сцене.
1. Концерт выпускников прославленной консерватории, полон зал народу. Потрясающей красоты и силы бас должен исполнить Рондо Фарлафа из «Руслана и Людмилы» Глинки – блестящая, виртуозная ария на «сверхзвуковой скорости». Слова должны вылетать, как из пулемета, не дай Бог о чем-то постороннем подумать во время пения – немедленная авария гарантирована. И тут завистники-вредители «дружески» просят баса «не спеть случайно довольно частую ошибку исполнителей в этой арии: слова «ни сопли, ни вопли», вместо «ни стоны, ни мольбы тебе не помогут» (Фарлаф мысленно обращается к Людмиле). Ну и, конечно, как вредители перед самым выходом ему сказали, так наш бас и спел в самом же начале.
Народ в зале хохочет: шутка–то давно известная, с бородой. А профессор этого баса на сцену прибежал и, сложив руки рупором, повторяет из-за кулис: «Слова переставь, слова переставь». Бас, продолжая своей пулеметной очередью слов зал поливать, чуть-чуть своему профессору головой кивает: «Слышу, мол, знаю свою ошибку. Сейчас заменю слова во втором куплете, когда до этого места дойду».
Однако, дойдя до этого же места во второй раз, слова он не заменил, а просто ПЕРЕСТАВИЛ – то есть в точности сделал именно то, что ему профессор сказал («переставь» вместо «замени»). Теперь это уже было: «Ни вопли, ни сопли».
2. Премьера «Евгения Онегина». Онегин обращаясь к Ленскому должен спеть: «Ты не танцуешь Ленской, что с тобой? Чайльд Гарольдом стоишь каким-то» Однако такое трудное имя из памяти «Онегина» куда-то вдруг выпало, а музыка-то ждать не будет, пока вспомнишь. Вот и пропустил бедный баритон «Чайльд Гарольда». Зрители в результате услышали: «Ты не танцуешь Ленской, что с тобой?» Многозначительная пауза и затем: «.... Стоишь каким-то!»
Но и Ленский «в долгу не остался». Вместо трудного слова «сатисфакция» (требование удовлетворения – вызов на дуэль) он спел Онегину: «Онегин, Вы больше мне не друг! Быть близким с Вами я не желаю больше, и ДЕЗИНФЕКЦИИ я требую!».
Если вы учите играть на рояле, то на одном из первых уроков вы должны вашему ученику по всему тексту произведений (а это иногда десятки страниц) РАССТАВИТЬ пальцы: сделать пометки, какую ноту каким пальцем играть. Если делать это раз от разу, то ученик успевает заучить неверные пальцы, которые годятся только для медленного темпа, а в быстром непременно вызовут аварию или неуклюжесть.
Поэтому приходится часто истратить на это трудоемкое дело целый урок. Для учителя – тяжелая работа, а для ученика - тоска зеленая. За весь урок учитель к нему, может, всего 3-4 раза обратится (проверь, мол, удобные ли для тебя я пальцы здесь написал?)
А если вы учите играть на органе (на нем и ноги имеют свою клавиатуру), так работы еще больше. Нужно обязательно сделать пометки: левый носок, правая пятка, левая пятка итд.
Возле консерватории остановка автобуса. Входят две студентки, продолжая начатый уже разговор: «А ты к своему профессору ходила?» - « Ходила, но он сегодня со мною, считай, ничего не сделал. Целый час провозился – все мне ноги расставлял, а когда, наконец, расставил, так тут уже следующий студент пришел».
Потрясенные услышанным пассажиры долго перешептывались и крутили головами.
Опять Казанский оперный театр, опять «Демон» Рубинштейна, но уже не 1й акт, а последний. Демон «заказал» жениха Тамары Синодала и абреки (кавказские горные разбойники) Демона «не лоханули», заказ выполнили. Вот этого Синодала уже принесли к Тамаре в гробу, и она над его мертвым телом горем убивается...
Между прочим, почти каждый собеседник в ЮАР обязательно спрашивал меня: что такое эта ваша Чечня, и почему она для вашей страны так важна? Я всегда отвечал им, что для их страны Чечня еще важнее. Не было бы Чечни, так и ЮАР вовсе бы не было. Ведь именно жители этой маленькой горной республики заставили всех купцов Европы придти к заключению, что лучше 100 раз сплавать в Индию маршрутом, огибающим Африку (а затем и создать базы снабжения в Кейптауне, Дурбане итд.), чем пройти один раз караваном (с любым количеством охраны) напрямики, но зато вблизи от мест проживания этих самых абреков. Я, исходя из своего личного опыта всего лишь совместного проживания с посланцами (и, вероятно, не самыми худшими) этого самого «гордого народа» в студенческом общежитии, смею заверить любого, что европейские купцы были правы на все сто.
... Так вот смех в том, что этого убитого (по заказу Демона) жениха Тамары (Синодала) на самом-то деле в этом гробу нет. Высокооплачиваемый Заслуженный или Народный артист, что пел его роль в предыдущем акте, давно ушел и пьет дома чай (или еще что-нибудь). А в гроб вместо него положили в антракте «дешевого», (3 рубля за вызов) студентика, так что Тамаре вроде бы и убиваться не с чего по большому счету.
Однако на этот раз Тамара так разошлась в своих страданиях, что слегка толкнула горящую в гробу свечку у самого лица «студентика-Синодала». При этом эту свечку так наклонила, что горячий, расплавленный стеарин со свечки стекает и капает студентику прямо на лицо, отчего тот в гробу все время дергается на потеху зрителям.
Помошник режиссера заметил непорядок и немедленно принял меры: подкрался в боковой кулисе почти к самому гробу и громким шепотом (в театре умеют) говорит хористу, что ближе всех к гробу стоит, указывая при этом на этого хориста пальцем (чтобы вдруг какой-нибудь еще путаницы на сцене не возникло): «Задуй свечу! Задуй свечу!».
Однако и студентик этот шепот тоже слышит. С громким: «Ага! Понял», - он приподнимается, садится в своем гробу, задувает злодейку-свечу, затем укладывает (как учили) руки крестом на груди и снова ложится назад в гроб.
Прочитал васькину историю про разницу мужского и женского взгляда на вещи и впомнил один прикол из середины 80-х. Один мой товарищ привел подругу в свою холостяцкую квартиру... А утром на кухне на нее заорал: - Ты зачем вымыла сковородку? - Она же грязная была! - Это не грязь, это - МАСЛО!!!
Итальянцу-настройщику пианино в ЮАР понравилось, как я играю итальянские песни. Попросил записать их для него на кассету, что я и сделал. Его заказчице, знаменитой в ЮАР пианистке (у нее даже своя постоянная программа на ТВ была) записи тоже понравились, и она пригласила меня сыграть концерт в ее собственном, личном концертном зале, построенном во дворе ее дома (такие люди там в тесноте не живут).
Когда я приехал, она, подавая руку, представилась: «Анна Бендер». Я, естественно, вспомнил нашего знаменитого Остапа Бендера. «Почему Вы улыбнулись?» - тотчас же спросила она меня. Ну не стану же я объяснять ей, что у нее точно такая же фамилия, как у знаменитого на всю мою страну мошенника? Говорю, что-дескать мне просто очень стало приятно от нашего с ней знакомства.
После концерта пригласила она меня в свой дом на ужин, провела по залам и комнатам. Повсюду на меня смотрел с картин и фотографий красивый, высокий мужчина в военной форме полковника на большинстве из фотографий. «Это – мой покойный муж» - сказала она. - «Он был исключительно образованным и талантливым человеком, у него были докторские степени в нескольких, совершенно разных областях науки. К сожалению, мы мало были вместе, он очень много и долго работал за рубежом».
На прощание она подарила мне книгу, которую очень любил и ценил ее муж, он привез в ЮАР эту книгу из России (сама она и дочери все равно не могут ее читать – совершенно не знают русского). Я поразился: как ее муж мог «привезти книгу из России», если всем ЮАРовцам всегда был строжайше запрешен въезд в СССР, и «никаких отношений с расистами» у нас в те годы не было?
Она сказала, что не должна была бы показывать мне эту фотографию, но так и быть разрешает взглянуть разок. На фото был ее муж в штатском с группой других мужчин на фоне МГУ им. Ломоносова. «Что он там делал?»,- спросил я ее. «Как он мог оказаться возле университета? Это же как раз такое место, за которым наши спецслужбы, наверняка, всегда внимательно наблюдали?»
«Он был много лет профессором этого университета» - ответила мне она. «Но это - официально. На самом же деле он был резидентом нашей разведки в вашей стране, и на фотографии (на фоне МГУ) - он со своей разведгруппой».
Подаренная ею книга называлась: «Золотой теленок» и «12 стульев» Ильфа и Петрова. Она знала, почему я улыбнулся, услышав ее фамилию.
Мои друзья, ныне известные музыканты, а тогда нелегальные (прописаны в общежитии) жильцы одной из комнат роскошной, просторной квартиры на Большой Полянке рядом с Кремлём, пригласили меня на их «годовщину любви и дружбы». Жить не по прописке было делом рискованным. К примеру, на весь мир великого (даже сегодня его всё читают повсюду и записи слушают) педагога Г.Г. Нейгауза милиция как раз тогда среди ночи «удалила» по наводке соседей из квартиры его жены, с которй он прожил там уже 22 года. Сказали: «Живите, сколько хотите, с кем хотите, но по месту прописки. После ноля часов здесь не появляться». Ещё, по их словам, очень так мягко с ним обошлись, как с мировой знаменитостью, - только на улицу выкинули.
Юбиляры предупредили меня, что меня будут угощать не только продуктами из «кремлёвки», которыми с ними делится одиноко живущий хозяин квартиры, но и его непременными рассказами, которые не всем и не всегда нравятся. Однако придётся эти рассказы выслушать внимательно, не перебивая, не споря и не задавая вопросов – тогда всё будет хорошо, они гарантируют.
Любые же комментарии могут вызвать у их хозяина приступ бешенства, а это крайне опасно из-за его «особых» отношений с милицией, которая автоматически прощает ему буквально что угодно, и они это уже не раз видели.
Ужин был очень вкусным. Хозяин - очень хорошо выглядящий, полноватый, голубоглазый блондин лет пятидесяти, - был очень радушен и приветлив. Историю я выслушал лишь одну, дословно её запомнил:
«Был у Ворошилова повар. Жил – как сыр в масле катался. И денег было у него на этой работе много, и любые продукты мог не только сам есть, но и домой уносить – ему и это разрешали. Но нельзя ему было на этой работе ни в коем случае ни пить, ни болтать.
А он всё равно где-нибудь, с какими- нибудь друзьями нет-нет, да и напьётся. А напьётся - контроль теряет и что-нибудь рассказывать начинает..... (долгая пауза рассказчика и, наконец, заключение)
.......Нет! Не умеют люди ценить своё счастье....»
Каким образом эта история относилась к рассказчику, или он к ней - упомянуто не было, а я помнил предупреждение и от вопросов воздержался.
Мои друзья проводили меня домой, благо погода для прогулок была той ночью просто прекрасной. По дороге предложили мне угадать с 10 раз профессию или место работы их хозяина. Я не смог, и они мне сказали, что я ужинал с официальным палачом города Москвы.
В СССР не хватало бумаги, и было очень трудно подписаться на интересный журнал или газету – кому-то удавалось только по блату или большому везению. Поэтому многие соседи таких счастливчиков считали себя несправедливо обиженными и крали эти издания из почтовых ящиков, выламывая их замки.
Мой учитель никакого замка на своём почтовом ящике вообще не имел, как и какой-либо подписки. Но тем не менее и ему дверцу его ячейки выломали, и она висела на одном гвозде (забитом в неё из соседнего ящика-ячейки в качестве оси, на которой она поворачивается). Для того, чтобы выпрямить искорёженный второй гвоздь и забить его опять в дверцу на прежнее место, необходимо было открыть дверцу соседней ячейки, а вот на ней-то замок был, да ещё и наружный, висячий.
Пошёл я к соседу, чтобы попросить его открыть эту дверцу. Заметил, что в отличие от очень приветливых и вежливых ленинградцев, учитель мой живёт тут, в Царском Селе (г. Пушкин) среди явных психов и хамов. Одна из соседок в это время собиралась было выйти из своей квартиры на лестницу, но заметив меня захлопнула дверь с такой силой, что штукатурка над дверью треснула и на пол посыпалась.
А другая, наоборот, заходила в подъезд с мороза, с улицы. Но разглядев меня в полумраке подъезда (лампы тогда тоже крали – дефицит) развернулась и с диким воплем умчалась назад на улицу, прямо как будто вампира с кровью на клыках увидела.
Да и хозяин ячейки повёл себя тоже странно, если не нелюбезно. Сначала кто-то очень долго разглядывал меня в глазок, затем я слышал несколько минут страстного шёпота, и уж лишь затем мужской голос мне сказал, чтобы я не уходил, а подождал, «пока он вытрется после душа и оденется». Да только это вытирание с одеванием у него полчаса взяло. Он всё только к двери подходил да меня спрашивал: «Вы ждёте? Не ушли?». Жду, конечно, куда же я денусь, если без его участия не могу дверцу своему учителю починить.
Тут внизу раздаются вдруг шум, топот, крики: «Он ещё там, не выходил!» Влетают в подъезд милиционеры в бронежилетах. Кричат мне: «Стой! Не шевелиться! Документы!» Объясняю им, кто я такой, и чем тут занят. За документами мы идём на этаж выше, к учителю – они у меня в пиджаке на стуле висят. Милиционеры учителя знают – он местная знаменитость.
Извиняются за задержание и объясняют своё и соседей поведение. Оказывается, уже несколько недель какой-то маньяк или сумасшедший ходит там у них по подъездам и бъёт молотком по голове тем, кто ему откроет дверь или на пути попадётся. А у меня-то в руках молоток...
Русских в ЮАР до сих пор, через сто с лишним лет после Англо-Бурской войны 1900-1901, очень любят, потому что Россия им помогала, и много русских добровольцев приехало воевать на их стороне. Даже знают и поют русские песни, хотя я, к примеру, чуть не упал со стула, услышав разудалое, полное молодого, веселого задора исполнение нашей грустной песни «Однозвучно гремит колокольчик» местным школьным хором.
А вот англичан до сих пор ненавидят, потому что те уморили в концлагерях (задолго до Сталина с Гитлером) большую часть белого населения, чтобы ЮАРовцы своим партизанам не помогали и едой бы их не снабжали.
Гитлера же любят за то, что он чуть было не расколошматил Англию (жаль, что русские с американцами помешали ему в таком хорошем деле). Я даже жил рядом с роскошным подземным комплексом, где собирались спрятать Гитлера после 1945.
И вот почти после каждого моего концерта в любом городе ЮАР ко мне обязательно подходили местные эксперты в вопросах истории и геополитики, и задавали они мне всегда один и тот же вопрос: «Как ты думаешь, Владимир, смог бы Гитлер победить в войне, если бы он не повторил ужасную ошибку Наполеона – ведь оба додумались напасть на Россию в Июне, в самый разгар ваших страшных морозов. Будь Гитлер поумнее и повыдержание, и дождись он хотя бы Декабря, когда уже кругом жара – разве смогли бы вы оказать его армии такое же сопротивление...»
Все мои попытки объяснить, что у нас в Северном полушарии времена года – «наоборот», и как раз в декабре-то самые морозы и начинаются, заканчивались одинаково: люди только крутили головами и понимающе перемигивались. Они сразу же понимали, что мне на всю жизнь «промыли мозги» советской пропагандой. Поэтому я, конечно, так и буду бессовестно врать до конца моих дней, как эта пропаганда делала, даже насчет времен года в моей родной стране. Ведь у них эта чушь, насчет Гитлера с Наполеоном, даже в школе так же преподается (от сыновей узнал, когда они там, в ЮАР, историю проходить стали).
У одного моего учителя была очень противная манера говорить именно то, что он думал. Многие не могли ему этого простить, но кто мог – наоборот, за это, пожалуй, и любили, и ценили – ведь много ли таких найдешь?
Я в ту пору стал интересоваться газетами и даже выписал сразу две: «Правду» и «Известия», чтобы знать, что в мире и стране делается (я тогда еще не знал, что в «Правде» нет известий, а в «Известиях» нет правды).
С этими газетами в руках я и подошел к этому учителю: «Посмотрите, как это может быть? В обеих газетах слово в слово одинаковые статьи, и даже расположены эти статьи в совершенно одинаковом порядке (последовательности). Какой же, выходит, смысл выписывать две газеты, если в них одни и те же материалы печатают?»
Ну он мне и влепил в ответ: «Вот уж не ожидал от тебя такого вопроса, считал тебя умнее.» «Почему? » - спрашиваю. - «Да потому что ты не заметил самого главного. Ты должен был сравнивать не газеты с разными названиями, а газеты с разными датами – тогда бы сразу заметил, что у газет меняются только даты, а содержание всегда в точности одно и то же».
Затем добавил: «Ведь газеты, ТВ, Радио – все это просто тряпка, которой людям завязали глаза, чтоб они не видели и не могли узнать самого главного и нужного для всех людей знания:
1. Что на самом деле хорошо, и что на самом деле плохо? 2. Как можно от плохого в жизни избавиться и сделать ее (жизнь) хорошей?
Вот этого знания людям правители ни за что не хотят дать людям, и люди поэтому беспомощны в их руках, - как слепые котята, которых понесли топить».
Прошло много лет и несколько очередных развалюций, пришли свобода и демократия. Звоню опять этому учителю и спрашиваю, между прочим, что он обо всех случившихся переменах и сегодняшних средствах массовой информации думает?
Ну и что же он мне опять влепил? Слово в слово, как тогда: «Ну уж не ожидал от тебя такого вопроса, считал тебя умнее». Я удивляюсь: «Почему на этот-то раз – ведь кругом свобода, океан информации, практически нет цензуры, плюрализм мнений...?»
«Да потому что ты не заметил самого главного: изменилась лишь технология одурачивания. Раньше тряпкой глаза завязывали, а теперь головой в ушат с помоями окунают, где съедобных крошек не то что не найдешь, а даже и не заметишь. Цель же и результат те же самые, и по-прежнему только дата меняется».
Вроде и не я придумал про «Век живи, век учись – дураком помрешь», а все равно обидно разговаривать с такими учителями.
Высокие эксплуатационные качества противотанковых и общего назначения мин советского производства давно уже сделали их незаменимым средством в деле разрешения любых национальных и межнациональных конфликтов. А легкость их приобретения в сочетании с нашей готовностью любого по-братски научить их использованию, принесли им широчайшую популярность во всем мире. К примеру, в ЮАР до сих пор фотографиями и описанием всех типов этих мин украшены стены школ, больниц, вокзалов и других объектов, которые нынешние Нобелевские Лауреаты Мира и Почетные Граждане самых респектабельных городов совершенно не стеснялись минировать, когда шли к власти.
Это обстоятельство заставило ЮАРовцев искать какое-то нестандартное решение, и они нашли его в «стандарте на дорожное покрытие». По принятому закону оно должно обеспечивать невозможность закладки мины – ни пробурить, ни проковырять его нельзя - такое твердое и крепкое. А для того, чтоб легче было разбираться с желающими что-то под дорогу заложить, на любом отрезке любой дороги страны должна быть обеспечена безопасная посадка любого военного самолета, вплоть до реактивного истребителя. То есть, везде всегда едешь по середине взлетно-посадочной полосы, а по сторонам от тебя еще полно места для крыльев и рулежки.
Только в ЮАР я видел такие дороги и очень милый обычай: если ты по каким-то причинам плетешься со скоростью всего лишь 120-130 км в час, а тебя догоняют люди, которые едут нормально (150 – 200), то ты должен немедленно свернуть на обочину (не снижая своих 130, разумеется) и ехать по ней, пока нормальные мимо не проедут. А те, в знак благодарности, тебе обязательно 3 раза аварийными сигналами за это мигнут. Пытались местные меня отучить от моих черепашьих манер на дороге: усадили за руль, а рядом инструктор вдавил за меня педаль в пол, чтоб я постепенно привык к нормальной езде. Но тут на беду с какого-то ранее убитого на дороге зверя взлетела сова (дело ночью было) размером с хорошую собаку и тотчас превратилась в облако перьев и огромное пятно крови на все лобовое стекло. Все поняли, что я безнадежен – отвязались.
А теперь сопоставьте эти дороги и скорости с тучами зверья: антилоп, зебр, обезьян, страусов, домашнего скота (там их держат и откармливают на воле – мясо и молоко совершенно другие получаются). Слона какого-нибудь или носорога полиция, конечно, прогонит или пристрелит тут же на обочине в крайнем случае, но за всеми же остальными не уследишь. (Пример: во время велосипедной прогулки выскочил из кустов страус и пытался отбить у меня жену. И я вам скажу, что в принципе шансы у такого двухметрового красавца для подобного дела отличные. Пусть у любого из нас-мужиков голова и зарплата побольше чем, у этого нахала, но как он танцует – тут нам делать нечего. А уж когда он выложил свой главный козырь – тут уж даже стыдно было думать о сравнениях). Короче, чтоб от этого зверья спастись, повсюду в ЮАР натянуты ряды и ряды колючей проволоки, где бы ты ни был – и она тут же родимая. Люди миллионы делают на ее производстве, и все равно, наверное, не хватает.
И вот отправляю я теще (кто не знает – смотри на сайте раздел «О теще») в Пермскую область кучу наших ЮАРовских фотографий и спрашиваю, не хочет ли она нас в ЮАР навестить? Ответа нет. Звоню. Фотографии получили? – Да, получили. Хотите приехать? – Нет уж, спасибо. И затем «со значением»: «Знаю я, знаю, где вы живете, и как вы живете, тоже знаю! Смотрю каждый день на ваши фотографии и плачу, остановиться не могу. Что ты сделал с моей дочерью и внуками?! Сколько тебе за это заплатили твои хозяева?! Теперь еще и меня туда привезти потребовалось?».... короткие гудки.
Думал, спятила женщина от разлуки с дочерью, наверное. Ан нет. Оказалось, что я просто не учел специфики Пермского края, где, наверное, каждый второй или бывший сиделец, или надзиратель, или охранник какого-нибудь учреждения, где вместо "товарищей", одни только "граждане" срок (или контракт) отбывают. Вот они-то и объяснили теще, что это за «фон» ясно просматривается на заднем, а то и переднем плане КАЖДОЙ из наших фотографий, и что бы это могло, следовательно, означать.
Был в Сочи (надеюсь, есть и сейчас) замечательный ресторан «Приморский». Наверное, у товарища Сталина и свои повара были неплохие, но он частенько приходил туда посидеть. Я, со своей стороны, могу засвидетельствовать, что готовили там по самому высшему классу (ходить по ресторанам у меня денег не было, но несколько раз довелось там поужинать, когда приглашали в качестве гостя).
И, как музыкант, могу утверждать, что и оркестр там был такого же уровня: что угодно и с кем угодно (в качестве солиста) могли с ходу, причем, здорово сыграть. Хочешь – с Паваротти, хочешь с Армстронгом, хочешь с Боярским.
И вот однажды собрались там звезды эстрады после какого-то гала-концерта и давай сравнивать ресторан «Приморский» с заморскими, где им доводилось бывать. И приходят к выводу, что «Приморский» (особенно после нескольких бутылок «Шампанского» в сочетании со многими прочими бутылками) не только не хуже, но, пожалуй, и лучше заморских. Но тут один гость встает и говорит: «Нет, не лучше! Не лучше потому, что в «Приморском» нет....»
Продолжу я чуть позже, а сейчас скажу пару слов о моей комнате на окраине того же г. Сочи с хулиганкой-соседкой (меня, «приезжего специалиста», к ней вселили, когда она уже с большим и дорого оплаченным ею основанием считала всю эту квартиру целиком своей. Крупно ее тогда лоханули). Каждый день народ в Филармонии ждал моего появления, как дети ждут любимой радиопередачи. Все хотели поскорее услышать, что моя Верка в прошедшую ночь выкинула? И она никогда не обманывала ожиданий моих слушателей. То все мои чемоданы выкинет, то всю обувь, то дверь гвоздями забьет, то моего гостя (кореша по армии) из душа, размахивая топором, на балкон среди бела дня голым в мыле выгонит. Итд., итп. Ни одних суток мне с ней скучно не было.
И вот однажды, когда я успешно перехватил опускавшуюся сзади на мою голову сковородку (хорошо, я в кафеле отражение этой сковородки увидел), Верка от досады, что я сорвал ей такую великолепную военную операцию, очень прилично тяпнула меня за ту руку, что поймала сковородку. Крови было на всю кухню. Я обозлился и поехал в милицию, где все оформили протоколом.
Единственным результатом этого обращения в милицию было письмо от начальника милиции Сочи полковника Зуевды (фамилия изменена): «По вашему заявлению сообщаю, что гражданка (фамилия моей Верки – ныне покойницы, у меня с ее семьей теперь уже самые лучшие отношения, когда заглядываю) имела официальный привод в милицию, ГДЕ ЕЙ БЫЛО УКАЗАНО НА НЕДОПУСТИМОСТЬ КУСАНИЯ ВАС ЗА РУКИ. Полковник Зуевда».
Я в общем-то ничего большего и не ожидал от милиции. Моя Верка была в городе не какой-нибудь мелкой сошкой вроде инженера или доктора медицинских наук (в санаториях таких-то было полно), а главным поваром крупнейшего ресторана в центре, и у нее были такие связи, что даже полковнику следовало быть крайне осторожным с нею.
Что было для меня неожиданным, так это взрыв веселья от этого письма в филармонии. Люди хохотали и все приговаривали при этом непонятную мне фразу: «Вот уж отомстил, так отомстил филармонии!»
Оказывается, тогда (смотри начало) кто-то из гостей в «Приморском» усомнился в его превосходстве над всеми заморскими ресторанами потому, что в нем нет стриптиза. Любимица тогдашнего министра культуры певица Капитолина Лазаренко решила это дело поправить и дала 20 долларов девочкам за соседним столиком. А ресторанных девочек в Сочи два раза просить не нужно. Стриптиз начался немедленно, и, перепуганная разгулом звезд, администрация вызвала аж самого полковника Зуевду.
Тот вскоре прибыл, пресек стриптиз и, обращаясь к Капе сказал: «Ну как вам не стыдно! Это же так некрасиво, что вы тут устроили». На это Капа во всеуслышание заявила: «Ну что ты, грязный сыщик, можешь понимать в красоте женского тела?!» Полковник очень обиделся и отправил письмо в министерство культуры. Через какое-то время ему пришел ответ, о котором узнал весь город: «По Вашему заявлению артистка Лазаренко была вызвана на заседание коллегии, ГДЕ ЕЙ БЫЛО УКАЗАНО НА НЕДОПУСТИМОСТЬ НАЗЫВАНИЯ ВАС ГРЯЗНЫМ СЫЩИКОМ».
(Рассказано мне в свое время непосредственным свиделем истории).
Наш великий виолончелист Мстислав Ростропович завершал гастрольное турне по всем большим городам, расположенным на Волге. Последним городом была Астрахань. Ростропович играл в каждом городе один сольный концерт и затем еще два концерта с сопровождавшим его (вместе плыли на пароходе) оркестром.
Билеты были распроданы и еще три раза перепроданы заранее. О том, чтобы достать себе место в зале – и мечтать не стоило. Однако двое артистов оркестра решились попросить Ростроповича провести их в зал без билета: это же его последний сольный концерт на маршруте, а они так ни разу его соло и не услышали.
Ростропович тут же взял ребят под руки и подвел к директору концертного зала (бывшему большому человеку в «органах») со словами: «Мил человек, разреши им, пожалуйста, на полу где-нибудь посидеть во время концерта. Эти ребята – музыканты моего оркестра, они со мной из Москвы приехали».
Но с «бывшим» этот номер не прошел. Загородив вход, и отталкивая всех троих от дверей, он громко заявил: «Это – неправда! Они - местная шпана. Я их знаю!»
Ростропович изменился в лице, но затем (Великий Артист!) взял себя в руки и с улыбкой похлопал «бывшего» по плечу, сказав ему при этом громко, чтоб все слышали: «Молодец! Настоящий сын Советской Власти! Врешь – и не моргаешь».
Эти слова немедленно и навеки стали новым именем директора Концертного Зала.
Говорят, что когда к нам прилетят инопланетяне, то мы с ними каким-то образом сможем общаться. Сомневаюсь.
Владимирская область намного ближе к Москве, чем ближайшая галактика – меньше 100 км. Я «за все в ответе»: у меня в машине группа артистов, в бардачке пачка документов на оплату концертов, причем их нужно кровь из носу подписать у принимающего концерт начальства ДО концерта. ПОСЛЕ начальство уже непременно испарится, и вы отработали, считай, бесплатно.
У меня на коленях шикарная, новенькая, наиподробнейшая (из дозволенных режимом секретности) карта. Иду на приличной скорости по «дороге республиканского значения», то есть с наилучшим твердым покрытием. Однако постепенно начинают встречаться и участки просто засыпанные гравием, а потом дорога просто растекается на несколько рукавов всемирно знаменитой российской грунтовки, на которой любому иноземному завоевателю всегда приходил, и, будем надеяться, долго еще будет приходить конец на букву «п».
Меня уже таскали по такой же дороге республиканского значения трактором (где-то возле Рыбинска). Оторвали обе буксирные проушины и глушитель, так что на этот раз намек я понял с ходу. Развернулся, и устремился назад, навстречу потерянному «твердому». Вернувшись в «светлое прошлое» подъезжаю к группе мужиков на ступеньках сельпо метрах в 50 от дороги. Прошу подсказать реально, а не на карте существующую дорогу к цели нашей поездки. Мужики охотно, хором начинают объяснять: «Ты, значит, сперва едешь на Шошу. Никуда не сворачивай, пока сгоревшую избу не увидишь, вот уже после нее гляди в оба... » Я все понял, но в какую именно сторону мне ехать, чтобы «ехать на Шошу», на моей карте я найти эту Шошу не могу? Мужики неохотно берут у меня карту, из вежливости даже смотрят, но, вижу по ним, что и сами эту Шошу на ней найти не могут.
Не имеет смысла пересказывать всю беседу во время которой все участники постепенно звереют. Мужики абсолютно уверены, что я отлично знаю, где эта Шоша находится, но по гнусной привычке «городских» просто хочу над ними – деревенскими, как всегда, поиздеваться. Хотят «навалять» и мне, и вступившим в разговор пассажирам мужского пола сами знаете чего. Спасают ситуацию наши девушки, выскочившие из машины, чтобы остановить неумолимо надвигающееся кровопролитие. Клянутся мамами и детьми, что никто из нас на самом деле не знает, где находится эта проклятая Шоша.
И это каким-то образом убеждает мужиков. Они смягчаются и решают оставить нас живыми на этот раз. «Смотри на меня, дочка!» - говорит старший из них, и идет на дорогу по которой мы только что ехали. «Видишь, где я стою? Видишь? Вот это шоша (шоссе, значит) и есть!»
Прибываем в огромный, межрайонного значения техникум. У директора совещание, но секретарша соглашается зайти и попросить его подписать наши бумаги. Через минуту говорит, что директор требует, чтоб я сам зашел. В комнате человек пятьдесят, все возбуждены, лица красные, видимо разбирают крупную неприятность.
Директор громко, в таком же тоне, как, видимо, только что говорил с провинившимися, обращается ко мне: «Прежде, чем я подпишу вашу платежку, я хочу знать, и остальные наши учителя хотят знать вместе со мной: ЧТО ИМЕННО вы нам за концерт собираетесь СТАВИТЬ?»
У меня уже были до этого случаи, что представители «принимающей» стороны делали прозрачные намеки на бутылку или даже на деньги за то, что они-де дают возможность артистам существовать этими, кстати, за счет государства концертами. Но чтобы в такой наглой, ультимативной форме, да еще при полсотне свидетелей – такого у меня еще в жизни не встречалось. Я просто опешил.
Спрашиваю: «Вы имеете в виду вам лично или вообще всем ставить?» Тут почему-то опешил уже директор: «Ну разумеется всем, иначе ваши концерты тут вообще не нужны. Мне лично – не до музыки!»
Понимаю, что должен немедленно получить инструктаж и «добро» от руководства Владимирской Филармонии на любой вариант моего ответа на этот ультиматум. Я-то всех их местных обычаев и взаимоотношений не знаю, одним неосторожным словом запросто могу «угробить» эту площадку (заказчика концертов) навеки.
Говорю, что для подобных переговоров я должен немедленно получить инструкции от директора Филармонии, и прошу предоставить мне для этого телефон. «А вы что, сами не имеете представления, что именно вы собираетесь ставить?» - спрашивает директор. Отвечаю, что могу представить себе пару ящиков пива, портвейна в лучшем случае. Но на водку филармония точно не пойдет – такие концерты для нее убыточны и списываются по дотации министерства культуры.
Разговоры вокруг внезапно смолкают, наступает напряженная тишина. Директор сидит, открыв рот, прежде чем найти какие-либо слова для продолжения нашей дискуссии...
Оказывается, во Владимирской области все концерты СТАВЯТ (как постановку).
На следующий день иду в гостинице на выход, когда раздается крик дежурной: «Тридцать шестой! Тридцать шестой!». Прохожу мимо нее, собираюсь садиться в машину. Запыхавшись подбегает дежурная: «Тридцать шестой (это я, оказывается), у вас в номере ТЕЛЕВИЗОР УДЕЛАЛИ!» - «Как уделали? Кто уделал? Я к нему не прикасался, мне не до телевизора. Как он стоял целый вчера, так и сегодня стоит, я только что сам видел».
«Да, он снаружи-то целый, но уже 2 месяца не работал. А сегодня пришел мастер и его УДЕЛАЛ. Теперь я с вас за него должна плату брать – 50 копеек в сутки».
Я поступил в заочную аспирантуру в Ленинградскую консерваторию, но ездил на уроки к своему руководителю домой в Царское Село – г. Пушкин. У него были проблемы с сердцем и он переехал туда с Невского по требованию врачей.
После уроков он всегда шёл со студентами на длинную пешую прогулку. И я, конечно, никогда бы не увидел столько замечательных памятников архитектуры и истории, если бы не эти ежедневные марш-броски по 15-20 км (наверное, они-то и помогли моему учителю дожить до 89 после десятка инфарктов).
К его горькому сожалению, весь бульвар Алексея Толстого, где он поселился, был новостройкой с абсолютно одинаковыми башнями-близнецами. И особенно мучительным для него было наличие «профессорской помойки» (как он её называл) прямо под его окнами. С утра до ночи люди из окружающих башен выколачивали там вонючие вёдра, подымая в воздух тучи мух из контейнеров – это было постоянным аккомпаниментом его серьёзной работы с учениками над Бахом, Шопеном, Моцартом... «Люди же не смотрят на стены в своей комнате, они всегда смотрят в окно» - жаловался он. «А я в окно могу видеть только помойку. Вот и выходит, что меня поселили на помойке, и я на ней живу!»
Однажды я собирался прямо после урока улететь к родственникам в Казань и пришёл к своему учителю с огромным рюкзаком (от него до Пулковского аэропорта было совсем близко). Как раз к концу урока вернулась из магазина его домработница с замечательными апельсинами в сетке (тогда - диковинная невидаль для Казани). Сказала, что очереди за ними пока ещё почти нет – только что привезли, и я немедленно помчался в этот магазин вместо запланированной с учителем часовой прогулки по паркам в оставшееся перед отлётом время.
Очередь «уже была», и я купил заморские фрукты с определённым риском опоздать на мой рейс. Прибегаю, запыхавшись, чтобы схватить мой рюкзак, звоню, стучу, а мне учитель дверь не открывает. Я понимаю, что расстроил его своим отказом участвовать в прогулке, но неужели же он способен отомстить мне за это таким подлым образом? Ведь я же всерьёз могу опоздать на самолёт, даже если такси сразу поймаю. Стучу кулаками и ногами – никакой реакции, как будто вымерли все в квартире. А, может быть так оно и есть? Ведь после нескольких инфарктов в любой момент может произойти последний!
Колочу громче, выходит сосед. Объясняю ситуацию, и он соглашается, что дело выглядит плохо. Даёт мне большой нож с плоским ломиком, чтобы я попытался открыть английский (с защёлкой) замок, отдавив дверь от притолоки. А сам идёт вызывать тем временем милицию и скорую помощь. Мне удаётся и отдавить, и открыть, но внутри дверь заперта ещё и на цепочку и, главное, в нос мне ударяет через щель сильный запах табака и водочного перегара. Мой учитель никогда не пил водку и не курил, и, конечно же, не мог внезапно закурить и запить из-за какого-то там отказа студента пойти с ним на прогулку.
Совершенно ошарашенный отхожу от двери к подоконнику и вижу.... Нет, наоборот - Я НЕ ВИЖУ ПОМОЙКУ. Тут до меня доходит, что я второпях забежал в точно такую же, но «неправильную башню». Выскакиваю из подъезда на улицу и вижу номер дома «20» вместо «16».
Через несколько секунд я уже сижу в такси, которое вызвал для меня мой учитель к подъезду его дома номер 16 и даже заплатил водителю за простой и погрузку моего рюкзака в багажник. «Что с тобою случилось, мы уже тут давно все волнуемся? » - спросил он меня. «Со мною - ничего! » - ответил я цитатой из Ленского (опера «Евгений Онегин»). А ведь могло, и ещё как могло...
На сей раз, учитывая пожелания моих многочисленных поклонников, буду краток. Шла у нас в Казани опера Чайковского «Пиковая дама». Сюжет пересказывать нет смысла, вы все его прекрасно знаете. «Деньги, карты, два ствола», если кратко. А если по сути, то в нашем оркестре был удивительный тромбонист Вова. Человек, любимой фразой которого была «музыку с детства ненавижу» и его необычайная способность спать всегда и везде, когда только можно, не взирая на полное не комильфо, шум и прочие раздражители. На репетициях все было доведено до автоматизма, и уже через неделю представлений Вова не мудрствовал лукаво… Немного о тромбоне. Если вы играете джаз, рок, поп, прочую эстрадную музыку и используете тромбон, то партий у вас будет достаточно. Даже в эстрадно-симфоническом оркестре тромбон играет немаловажную роль, простите за тавтологию, не говоря уже о туттийных местах. А вот в симфоническом оркестре он используется редко. Скрипки, альты, контрабасы «отдуваются» за всех, я, простите за нескромность пианизирую регулярно, трубы с саксофонами всех мастей контрапункты то и дело «вешают». У арфы партий достаточно, у флейтисток, мягко говоря «работы полон рот», как они сами шутят «без конца в горле першит», а вот тромбонист «кочумает». Для несведущих поясню, что слово «кочум» многогранное и зачастую понимается как «покой, отдых, пауза, тишина». Наш Вова, отыграв увертюру, и пару раз дунув в первом отделении, благополучно засыпал. Он спал и в антракте, и почти все второе отделение. В конце второго отделения развязка сюжета: Герман ставит на тройку – выигрывает, ставит на семерку – выигрывает, третьей картой, которую предсказала ему Графиня, должен быть туз, но ему выпадает Пиковая дама, и Герман, поставив все на кон, проигрывает. Идет мощная, тутийная ария: «три карты, три карты, три карты»… За два такта до этой арии трубач, тоже Вова, будит своего коллегу тромбониста, и зал получает дополнительную бурю эмоций в виде медных нот, покрытых серебряным слоем изрыгающихся с невиданной силой амбушюром выспавшегося Вовы из дорогого тромбона американской фирмы «BACH». Так было всегда. Но вот 14 марта 1981 года Вова тромбонист в очередной раз не верну Вове трубачу 50 рублей, которые занял еще летом под покупку того самого тромбона американской фирмы «BACH». По сюжету «Пиковой дамы» в начале второго отделения есть трогательная сцена у канавки, где Герман с Лизой встречаются. «Уж полночь близится, а Германа все нет». Тихая и спокойная. Вот здесь и разбудил трубач Вова тромбониста Вову. Не чувствуя подвоха, тромбонист выждал два такта, и после четвертой доли вступил: ТА-ДА-ДА, ТА-ДА-ДА, ТА-ДА-ДА, явным диссонансом, всей мощью медных нот, покрытых серебряным слоем изрыгающихся с невиданной силой амбушюром выспавшегося Вовы из дорогого тромбона американской фирмы «BACH». …………………………………………………………………………………………… Тромбониста не уволили, так слегка пожурили. Трубача не убили, 81-й, год, что вы хотите! Долг тромбонист вернул через три дня, где-то перезанял. А добрая половина слушателей так и не поняла, что же происходило в оркестровой яме.
В полдень 1го октября 2010 включил в машине радио. "Канада - 2" транслировала "живьём" концерт профессоров музыки местного университета. Профессорша фортепиано (вдруг заговорила в микрофон перед исполнением этой пьесы)взволнованно сообщила публике, что она учуяла в "Интермеццо" Брамса "секретную подоплёку". По её мнению, Брамс признался в этой пьесе в его тайной, но страстной любви к пианистке Кларе Шуман (в своё время замечательный композитор Роберт Шуман много лет добивался её, Клары Вик, руки, но очень рано умер, оставив её вдовой).
Профессорше удалось узнать, что на вопросы близких друзей: почему он так её любит? - Брамс всегда отвечал: (Внимание! Сравните с подлинным текстом ответа: "Потому что другие женщины только обещают небеса, а Клара их даёт вам!")
В изложении же профессорши Брамс выдал: "Потому что ДРУГИЕ ЖЕНЩИНЫ ТОЛЬКО ОБЕЩАЮТ, а Клара ДАЁТ ВАМ!"
На эту цитату зал ответил профессорше взрывом смеха и аплодисментов, а она, видимо, так и не поняла: почему всё её выступление прощло под оживлённые разговоры и смешки в зале.
Когда вас в анкете на английском спрашивают, к примеру: «Срок действия вашего водительского удостоверения?», а у вас при этом ни удостоверения, ни машины нет и не было, вы должны написать в клеточке всего две буквы: N/A.
Это Not Applicable – означает, что то, о чём вас тут спрашивают, к данному (вашему) случаю совершенно неприменимо, и спрашивать об этом бессмыслено.
Мой сосед, приехав в Канаду в качестве учителя английского языка, узнал, что его университетское образование на родине здесь таковым не считается. Это обычный трюк со всеми иммигрантами, чтобы загнать их на чёрную работу или заставить раскошелиться уже на местное образование.
Пошёл он устраиваться на учёбу и, естественно, получил анкету в приёмной комиссии. А в анкете этой прямо после ф.и.о. непонятный ему вопрос: GENDER.
Мой бедный учитель английского этого слова никогда в жизни до этого не видел. Он знал по другим анкетам, что после ф.и.о. обычно спрашивают SEX (Муж. – Жен.). Но в этой университетской анкете вместо хорошо знакомого ему вопроса на том же месте от него какой-то GENDER потребовали. Спросить комиссию постеснялся – скажут, какой же ты учитель английского?
Короче, написал он в клеточке это самое “N/A”, чем и довёл комиссию до слёз и даже хуже того ...
Оказывается, GENDER – это как раз вопрос о том: какой у вас пол?
ДЛЯ ТЕХ, КТО ЛЮБИТ АРМИЮ: «Встречный бой с бандой националистов».
Совсем ещё мальчишкой я жил в замечательно красивом городке Центральных Бронетанковых Курсов (Казань), построенном за несколько лет до войны Гитлером. Германии запрещалось иметь танковые войска вообще (по условиям мира), и фюрер с восторгом принял приглашение Сталина разместить немецкие танки в СССР. Гитлеровские танкисты оттачивали при этом боевое мастерство на полях и дорогах (реальной местности) своего завтрашнего противника.
Министром был Жуков, и каждое утро все до единого бежали на стадион, где все чины и специальности час-два тренировались в ведении рукопашного, штыкового и пр. боёв на глазах у многочисленных зрителей (особенно хорошо было смотреть, помню, если залезть на дерево, как мы это всегда делали).
По субботам открытые грузовики Газ-63 везли преподавателей и технарей Курсов в военно-охотничье хозяйство Тетеево (на охоту, рыбалку или ловлю браконьеров). Дорога туда проходила через огромную деревню Столбищи, причём, не доезжая до неё нужно было пересечь огромный, деревянный страшный мост через какое-то болото. Страшный потому, что в нём всегда было полно провалов – отсутствующих досок в настиле (наверное, крали: найти и купить доски было очень трудно). Все шофера, ожидая подляны, заранее снижали скорость и ехали по мосту с опаской. Вот на этом-то мосту и разыгрались события.
Когда наш грузовик (отцы подростков нередко полу-легально брали их с собой в Тетеево) въехал на мост, из под него выскочила приличная толпа мужиков и парней. Явно со знанием дела они устроили нам настоящее побитие камнями неверных, а затем с весёлыми криками и хохотом умчались к себе в деревню. По слаженности действий и высокому проценту попаданий было ясно, что это развлечение давно уже стало тут доброй традицией. Водители и пострадавшие пассажиры двух других грузовиков (прибывших в Тетеево ранее нас) с этим полностью согласились. Мне то-ли в серьёз, то-ли в шутку объяснили, что эта атака на армейские машины была местью местных националистов русской армии за взятие Казани во времена Ивана Грозного (В то время и вправду какую-то годовщину этого события отмечали, памятник русским воинам на реке Казанке ремонтировали).
На следующий вечер (Воскресенье) все три грузовика опять подъезжали к тому же мосту, но уже со стороны деревни. Я попросился залезть под скамейку, но отец не разрешил, сказал: «Теперь это уже будет не нужно.» Вместо того, чтобы ехать к мосту, один грузовик свернул направо, и стал у стены какого-то склада возле дороги, а наш грузовик съехал в кусты на левой стороне дороге, и все с обеих машин спрыгнули на землю в странном молчании, как будто чего-то ожидая. Я спросил, почему больше нет собак в нашей машине? Мне сказали: они все в той первой, что сейчас будет на мост въезжать. Смотри!
И посмотреть было на что (жаль дерева не было, чтобы влезть, как обычно). Въехав на обычной скорости на мост, грузовик внезапно остановился, как вкопанный. С него тотчас же спрыгнули преподаватели кафедры физкультуры (среди которых ни одного не было ниже «Мастера») с собаками без намордников и поводков. Это было явно совсем не то, что рассчитывала увидеть толпа с камнями, выбегающая в этот же момент из под моста. После падения по каким-то причинам нескольких тел из её первых рядов (никаких ударов я не видел: просто сблизились, а теперь вот уже лежат) толпа рванула спасаться в родную деревню. Однако на пути к ней, родимой, уже стояли двойной цепью очень серьёзные дяди в зелёном, с нетерпением ожидающие своих вчерашних обидчиков. Кто-то надеялся прорваться сквозь эту цепь, но горько пожалел об этом. Остальные повернули в раскисшее от дождей поле, преследуемые собаками, от которых, судя по перемещению лая, им пришлось спасаться в огромном болоте вокруг моста. А дело-то было чуть не в ноябре, купальный сезон давно уже закрылся.
После этого одного небольшого урока деревня, видимо, полностью перешла на интернационалистические взгляды, камнеметания прекратились, и сейчас там даже громадный международный аэропорт построен.
На первый взгляд, два эти слова противоположны по своему смыслу и, по мнению многих, скорее взаимоисключают друг друга, чем могут соседствовать в любом контексте.
Это странно, так как обратившись к КОРНЯМ!!! данного слова мы выясним, что происходит-то оно от Латинского cultura, что означает ЗЕМЛЕДЕЛИЕ. И уж затем от ЗЕМЛЕДЕЛИЯ и КОРНЕЙ до ДЕРЕВНИ ну просто рукой подать. Как же так? Пусть в 1952г. кто-то насчитал уже целых 164 значения слова КУЛЬТУРА, но ведь сам Козьма Прутков учил нас: «Зри в КОРЕНЬ!».
Дело в том, что в современной Русской речи произошли какие-то не то парадоксальные, не то злокачественные изменения. Многие очень хорошие слова употребляются почти всегда в очень плохом (отрицательном) смысле, и наоборот. То-есть, если вас назывют умным, честным, трудолюбивым, так это, наверняка, с издёвкой в подтексте, а вот если вам говорят «дурачок» - значит, любят. Слова «культура, культурный» постигла та же судьба: их давно уже произносят (чаще всего) с ненавистью, причём, особенно эти слова ненавидят... в деревне, откуда они по факту-то и произошли.
Благодаря желанию матери побывать в родных краях (после 30 лет переездов с мужем-военным) я, объездив пол-света, оказался в самом лучшем месте на земле (по природным условиям). Не ожидая, что мне поверят, предлагаю спросить Василия Ланового (он больше меня путешествовал), что он думает об окрестностях станции Старая Торопа Рижской ж. д., и почему он всегда туда ездит охотиться и отдыхать? Мы оба удивились совпадению, разговорившись во время гастрольной поездки.
Это заросли душистых трав и цветов выше человека с поднятой рукой, это чистейший воздух (никакой промышленности), это реки, полные рыбы – местное население её не ловит (долго ведь), а просто стреляет из ружей. Это в любую погоду тёплые торфяные озёра с целебной водой, отмывающей без мыла мазут со спецовок механизаторов, это бескрайнее царство пернатой дичи и волков с медведями, кабанами и лосями.
Здесь самые вкусные на свете помидоры, яйца, молоко и мёд. За полчаса вы сможете набрать тут два ведра самых лучших ягод и грибов, правда это только, если вы не боитесь время от времени натыкаться на неразорвавшиеся снаряды, авиабомбы и скелеты полегших в этих лесах защитников Родины, которая за 65 лет пока ещё не удосужилась их похоронить (за «без вести»-то пенсию семье убитого платить не нужно, а похоронишь – значит, признавай его «павшим в боях»).
И вот мы: я, моя сестра и моя любимая девушка - подъезжаем к этому чудесному уголку и получаем от матери инструктаж, что здесь, в деревне – своя, очень не похожая на город культура, и мы не должны подвести её перед односельчанами. Мы должны вести себя скромно, дружелюбно и обязательно со всеми здороваться, да ещё и о погоде при этом нужно несколько слов сказать – от погоды ведь урожай зависит!
На следующий же день мы все трое совершаем провальные ошибки. Роковой (для пребывания в деревне) такая ошибка стала для моей любимой девушки. Я, уехав с утра за досками, уже не застал её – она уехала с попуткой на станцию. Оставила записку, что никогда не простит мне оскорблений и насмешек, которыми её только что осыпали «в этой моей отвратительной деревне». Оказывается, девушка решила покататься по деревне на велосипеде и, естественно, чтобы не было жарко - каталась в купальном костюме. Вот ей и стали наперебой задавать вопросы типа: «А у тебя п.зда вдоль или поперёк?», итп.
Оплошал и я. Заблудившись решил спросить дорогу у шедших навстречу женщин (до дома оказалось ещё чуть не 20 километров). Как-то стесняясь быть похожим на уличных приставал ( «Девушка, здравствуйте итд.»), я просто начал со слов «Скажите, пожалуйста... ». И вдруг мне в ответ: «Здравствуй, Володя! День-то сегодня какой хороший – сено нам подсушит! Ты ведь, Володь, зря этой дорогой поехал – ваша-то изба ближе, если через Кресты прямиком...» Изумлённо спрашиваю: «Откуда вы меня знаете?» - «Так ты же не иначе Нюркин сынок будешь! Матрёна давеча говорила, что она с детьми как раз сюда едет. А других чужих-то у нас тут и не бывает никогда. »
Что натворила (точно!) в тот день моя сестра – не помню. Но в несколько следующих дней пребывания нам удалось сделать много добрых дел, снискавших нам общественное одобрение и даже определённую популярность. Я с моим ростом оказался полезным при «вершении» стогов сена, починил выброшенный им на свалку мотоцикл механика МТС, а, главное, - обучил начинающего гармониста играть «соломку» (без непременно этой мелодии в клубе танцы – не танцы, никому не весело) и аккомпанировать частушки местной звезды Клавы (не забыть мне сочинённый ею «на злобу дня» куплет, который мы тогда с ним и с нею всё репетировали: «Вы зачем в контору Машу взяли из гаражика? Наша Маша хочет х.я, а не карандашика!» Прежний же, опытный гармонист нечайно уснул, пытаясь вылезти на дорогу из канавы, и колёса телеги переломали ему пальцы.
Моя сестра – врач принимала по несколько больных в день (счастье-то привалило – не надо в район ехать, чтоб доктора увидеть). Люди стали приносить и анонимно оставлять у нашей изгороди яйца, мёд и молоко. А однажды мы с сестрой (с гордостью за высокую оценку наших трудовых подвигов) услышали с сеновала на чердаке, как зашедшая к ней на пару слов тётя Поля говорила матери: «До чего же у тебя, Нюра, детки-то хорошие! Все в деревне о них говорят: «Вот хоть они и городские у неё, а са-а-авсем не культурные! Любят их люди.»
Владимир Дунин
PS Вопрос к знатокам:
Кто-то из ближайшиего окружения Гитлера (кажется, Гиммлер) говорил, что при слове «культура» его рука сама по себе тянется к пистолету. Не был ли и он тоже из деревенских?
НЕВЕРОЯТНОЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ МОЕЙ ИСТОРИИ С АВТОМОШЕННИЧЕСТВОМ
История с Доджем-Караваном, который продавец мне мошеннически подменил, получила продолжение, которое может быть интересным тем, кто не может найти управу на воров и жуликов.
Как известно, туристы видят то, чем страны друг от друга отличаются. А те, кто живёт в них долго, видят то, чем они схожи, и чем они повсюду, к сожалению, друг от друга не отличаются.
Как-то в советской ещё газете я прочёл историю о крупном, высокопоставленном жулике, которому были как слону дробинка любые жалобы на него: хоть персональные, хоть коллективные. На любую жалобу приходил ответ: «Изложенные вами факты проверкой не подтвердились», или вообще ответа не было. И в этой безнадёжной казалось бы ситуации кто-то посоветовал жалобщикам послать анонимку с теми же самыми фактами. Вопреки скептикам, жулика тотчас же уволили, а затем вообще посадили. Невероятно, но факт.
Через полвека после этой заметки в газете, в стране на противоположной стороне глобуса и с противоположным, по утверждениям советских газет, общественным устройством, я получил аналогичный совет от офицера полиции, специально вышедшего вслед за мной из приёмной, чтобы таким образом мне помочь, не навлекая на себя гнев начальства.
Он сказал, что меня с моей жалобой на мошенника, подменившего автомобиль, да ещё и укравшего с него все полагающиеся к машине принадлежности (домкрат, ключи и пр.) отовсюду отфутболят так же, как это только что сделал он по долгу службы. Но у меня есть выход – я могу сообщить о мошеннике анонимно. Для этого существует специальная служба, люди из полиции сами придут ко мне домой и относиться ко мне будут совершенно по-другому, я должен попробовать и убедиться в этом. Мне даже могут за это заплатить хорошие деньги из специального фонда поощрения помошников полиции такого рода.
Я попробовал: позвонил в «радио комнату» и сказал, что у меня есть телефон автомошенника и я согласен поделиться информацией о его делах на условиях анонимности. Ко мне тотчас же пришли два милых сотрудника (особенно одна – миловидная дама, но и её спутник тоже произвёл приятное впечатление). Они с интересом и сочувствием расспросили меня обо всех деталях, сказали, что мне не стоит обращаться в суд - там меня тоже отфутболят, но они постараются помочь мне сами.
Ушли, но через пять минут вернулись и пригласили заглянуть в их автомобиль. На экране их компьютера я увидел лицо моего автомошенника Абдула, который оказался цыганом Василе Лукас из Румынии с одиннадцатью делами в суде, возбуждёнными против него. А через 20 минут Абдул-Василе примчался к моему дому со слезами на глазах, с плачущими женой и тремя малолетними дочками. Он привёз мне не только домкрат с ключами, но и запасное колесо, которое на проданной им машине присутствовало. Теперь будет два. Они воздевали руки к небу, рыдали и просили пощадить и не передавать дело в суд ради Бога. Я обещал подумать по случаю Рождества, да собственно и думать–то мне нечего. Я же машину на себя уже переписал – тем самым закрыл путь к любым судебным претензиям.
Вместо этого написал письмо начальникам моих «секретных агентов» с моей искренней благодарностью за то, что впервые увидел и почуствовал защиту и заботу полиции обо мне.
Учу музыке. В завершение каждого урока обязательно спрашиваю: “Eсть ли какие-нибудь вопросы?” Знаю, что молодые души моих учеников всегда просто полны ими, и вопросы немедленно последуют.
Вопросы, на которые я отвечал сегодня:
1. А как Вы порезали свое ухо? 2. Почему мама любит моего брата, а меня не любит? 3. Почему у моей сестры растут волосы подмышками, а у меня не растут?
Владимир Дунин. «О Стране Наоборотии» - История 8 ( СПЕЦВЫПУСК ДЛЯ АВТОЛЮБИТЕЛЕЙ).
В ЮАР не только необычные дороги и сторона движения (больше года не мог безопасно сделать правый поворот, обязательно оказывался на полосе встречного движения), но и дорожные законы с правилами.
1. Современным жителям ЮАР этот закон неизвестен (я застал его в конце эры апартеида): ПЕШЕХОД НА ОБОЧИНЕ – ЧП, НЕМЕДЛЕННО ПОДБЕРИ ЕГО (кто бы он ни был). Ходить по обочине в ЮАР действительно дело неприятное – каждая пролетающая мимо машина подымает за собой облако из мелких и средних камешков, которые больно бьют по лицу и даже закрытым глазам. Сильно достается даже, если едешь на велосипеде.
Белые расисты с гордостью говорили мне, что вот раньше ни один черный у них вдоль дорог не ходил, всегда ехал на попутке (правда, обязательно в кузове, или на заднем сиденье) это они теперь вынуждены ходить: сегодня водители просто боятся остановиться из-за убийств и грабежей.
Я работал в самом дорогом отеле мира (на тот момент) с бесплатным питанием (сменяющиеся шеф-повара всегда «из первой десятки поваров мира»), и, извиняюсь, вынужден был покупать себе новые штаны каждые две недели - не мог удержаться и не жрать с утра до вечера (по старой гастрольной привычке - когда-то там еще удастся поесть) вместо «разумного, умеренного постоянного ограничения себя в еде». Решил поправить дело ходьбой, а в горной местности ты, естественно, пойдешь только вдоль какой-нибудь дороги, где ж еще?
Пришлось от этой затеи отказаться. КАЖДАЯ обогнавшая меня машина обязательно делала экстренное торможение (а под уклон, да при скорости далеко за 100 это минимум метров 300-400), затем с воем мчалась задним ходом назад и распахивала дверь – садитесь, сэр (хоть днем, хоть ночью). Требовалось не менее 5 минут (с моим английским, по крайней мере), чтобы убедить водителя в том, что у меня все дома, и я просто невероятный чудак, который почему-то не хочет на этой же машине быть БЕСПЛАТНО доставленным в любой ближайший GYM (cпорткомплекс) с прохладным воздухом и приятным обществом мне подобных толстяков.
Всего через два года после демократических реформ я уже простоял около 3х часов, «голосуя» на дороге, пока не догадался «осенять проезжающих водителей образом Ленина», как я это всегда успешно делал в России. Правда, вместо красного червонца пришлось использовать местную банкноту такого же цвета с образом какого-то зверя. Немедленно подействовало – местные водители такого трюка, видимо, еще не видели. Правда от денег наотрез отказались, видимо, взять с попутчика за проезд в ЮАР - тоже преступление (а в их бывшей владычице Англии берут запросто). 2. Это, увы, не смешно – к меня на глазах разбился новенький «Мерседес», вызвавшийся (даже настоявший) быть провожатым-лидером для меня, потерявшегося ночью в незнакомом городе. Он повернул на зеленую стрелку, а встречный этого НЕ ОЖИДАЛ. Я сам ходил в их министерство из-за этого, и мне сказали, что, к сожалению, этот вопрос так и не удается решить с законодателями. В некоторых случаях стрелка означает, что ты можешь безопасно повернуть, а в некоторых - просто «для красоты» загорается. 3. Полиция РЕКОМЕНДУЕТ ездить без документов, достаточно фотокопии (ведь это же куча хлопот, если вы потеряете оригинал). На моих выданных Россией «международных правах» было всего два «международных слова», да и то по-французски, а все остальное на русском языке. А в ЮАР даже на мотоциклы выдают несколько видов прав (в зависимости от объема двигателя). А уж на машины с их весом в фунтах – сам леший ногу сломит разбираться. Нашел выход, просто сделав фотокопию моих прав с мною же сделанным переводом. Даже не взглянув на оригинал, мне тотчас же выдали ЮАРовские права «на оновании» фотокопии с моим безграмотным (теперь вижу) переводом.
4. Много раз мне говорили: бери вон ту машину и поезжай туда-то. Каждый раз изумлялись, когда я просил дать мне какую-нибудь бумажку, подтверждающую разрешение, чтобы меня не схватили за угон итд. Так я и ездил и на казенных, и на личных машинах, формально, по нашим понятиям взятых (можно подумать) без спроса. И вот однажды на автостраде налетаю на огромную засаду: человек 20 полиции. На дороге сперва лежат пулеметчики, чтобы изрешетить тебя в случае, если ты попытаешься развернуться и дать деру назад. Затем стоит ряд автоматчиков с оружием наизготовку, а за ними ряд полицейских с пистолетами и фонарями. Останавливаешься – кидаются к тебе бегом, смотрят: заплатил ли ты налоги за этот год (билетик на лобовом стекле изнутри приклеен), а затем машут – проезжай скорей, не задерживай движение. Больше никого ничего не интересует.
5. Мой начальник однажды был чем-то расстроен, остановился на зеленый и, дождавшись красного света светофора, на него и поехал. Разбилось несколько машин и его потащили в суд. Он искренне возмущался в разговоре с нами: «Какой тут еще может быть суд? Ведь в нормальном состоянии люди на красный не ездят? Значит, я не виноват». Так и суд решил. Все оплатила страховая компания.
6. Купив машину, я хотел застраховать ее от аварии по моей вине. Надо мной посмеялись: «В ЮАР такая страховка автоматически включена в стоимость бензина». Затем, покончив с прошлым, новые власти покончили и с этим правилом, а меня об этом отдельным письмом не известили.
И вот однажды подъезжаю я в дождь к перекрестку и начинаю торможение перед стоящими на красный машинами. Внезапно нормальное мое торможение переходит в замечательное, как на лучшем катке, скольжение, и я прилично, эдак тысяч на 10 разбиваю зад машины передо мной. Тотчас же, через 15-20 секунд (не минут) нас обоих блокируют спереди и сзади два выскочивших из кустов эвакуатора и хотят тащить в гараж их компании для ремонта. «Разбитый» водитель требует от меня страховую карточку и признание моей вины. Узнаю, что никакого страхования «по бензину» нет уже несколько лет. По сему случаю эвакуаторы хотят тащить нас в уже в полицию.
Я выхожу и нахожу возможным ехать без их помощи. Пытаюсь сесть назад в машину, скольжу и падаю, потому что на дороге в колею (от жары в асфальте образовалась) поверх воды налита свежая масляная краска. В полиции я сообщаю об этом. Мне предлагают найти себе (среди ночи) какого нибудь адвоката, а также эксперта по дорожным покрытиям, немедленно привезти их (пока краску не смыло и не стерли) на место происшествия, а также оплатить заодно и выезд специального наряда полиции для блокировки движения на дороге на период исследований. Полиция ничего не собирается делать, потому что это мое «гражданское», а не уголовное дело против городских властей, «не обеспечивших отсутствие свежей масляной краски на мокрой дороге». По всем прикидкам получается, что купить себе и разбитому новые машины – дешевле. Но у меня в тот момент даже на такую «мелочь» денег как раз не было.
В этот отчаянный момент черный полицейский отводит меня в сторонку и сообщает, что помнит меня по концерту «у него в академии» в Москве. Дает совет: немедленно возбудить УГОЛОВНОЕ дело против меня самого, что мы с ним и делаем.
В своем заявлении в полицию я под присягой, что все мои слова не ложь, требую задержать и сурово покарать некоего Владимира Дунина, который, как мне стало известно, лихачествует и создает аварийные ситуации на дороге, что привело к конкретной аварии с серьезными последствиями, случившейся там-то и тогда-то.
И чтоже вы думаете – машина немедленно завертелась, но уже за казенный счет. Были сделаны фотографии, соскобы с дорожного полотна, оформлены документы итд. Через несколько дней я получил официальное письмо:
« Дорогой мистер Дунин,
Мы огорчены сообщить Вам, что по результатам расследования Вам в возбуждении уголовного дела против лихача-водителя В. Дунина отказано. Выехавшие на место Вашей аварии эксперты и специалисты нашего отдела дорожного движения установили, что авария произошла не по вине вышеупомянутого водителя», ... что и требовалось доказать.
Много лет назад в замечательном по тем временам буфете ЦДСА я увидел свободное место рядом с очень красивой, интеллигентного вида женщиной. Оказалось, что работает она не у нас, а в Коллегии Адвокатов Москвы, на какой-то высокой должности, в ЦДСА приходит обедать.
Как нарочно, у меня был очень подходящий повод с ней разговориться, так как со мной в то время случилась невероятная (по моему мнению) история:
За 5 тысяч тогдашних рублей я купил часть дома на Акуловском шоссе в г. Пушкино М. О. Для оформления покупки был необходим официальный отказ соседа от покупки этой части дома (комната с верандой и кухней) по данной цене. Соседка же купить хотела не более чем за 2 тысячи, но подписывать отказ наотрез отказывалась.
В поссовете сказали, что эти трюки им хорошо знакомы, и послали соседке официальное письмо на бланке, на которое та должна была ответить в течение трёх месяцев со дня получения. Соседка отвечать им не пожелала. Её расписка в получении письма поссовета была датирована 17м числом июля, поэтому поссовет оформил мне покупку в конце октября.
Прошло несколько лет, и цены на жилплощадь подскочили в несколько раз. Теперь мне пришлось бы выложить за ту же комнату уже тысяч двадцать, если не больше. Так что я имел повод поздравить себя с удачной покупкой, однако же поздравлять не стоило.
Вернувшись домой после командировки, я нашёл все свои вещи, точнее те из них, что не были растащены прохожими, в канаве возле дома. А поперёк моей двери висели два огромных прочных замка с полосой железа между ними. В милиции мне сказали, что соседка моя – женщина не простая. Она работаёт секретарём в суде. Поэтому, если она поступила таким образом, то уж абсолютно уверена в своём праве так действовать, и, конечно же, с кем надо посоветовалась. Насилия над моей личностью не происходит, и у милиции нет ни одного резона в это дело вмешиваться. Мне следует обратиться в суд, если я недоволен, а пока что пожить у знакомых или в гостинице.
В суде мне сказали, что соседке удалось раздобыть хитрую бумагу из больницы, где умер после долгой болезни её муж (я и не знал, что у неё он был). Эта бумага утверждала, что дата смерти её мужа была внесена в документы ошибочно, и что на самом-то деле 17 июля (года покупки мною этой комнаты) он был в состоянии лишь клинической смерти, а фактически умер лишь 18го июля того же года. Из этой бумаги любому становилось ясно, как день, что права находящегося в состоянии клинической смерти лица были грубейшим образом нарушены. Ведь вместо него на почтовом уведомлении из поссовета 17го июля расписалась его жена, отняв тем самым у умирающего шанс воспользоваться подвернувшейся возможностью купить часть дома. (Дом был оформлен на имя мужа).
Я возразил, что если руководствоваться здравым смыслом, то... Но судья немедленно перебил меня: «Если бы законы и здравый смысл имели бы между собой что-либо общее, то мы бы с Вами жили тогда в совершенно иной стране. А мы с Вами живём в той, которая, благодаря этим законам, есть именно такая, какая она есть».
Моя новая знакомая без особого интереса выслушала мою историю, но помочь всё же пообещала. С тех пор я занимал для неё столик, а она меня направляла в моих судебных мытарствах. После пары лет судебного процесса (постоянные отмены и переносы заседаний из-за болезней или занятости соседки или её адвоката итп. в расчёте на то, что однажды и я не явлюсь по повестке, тут делу и конец) я этот процесс с треском проиграл, получив лишь часть от 5 000, уплаченных когда-то за комнату. К этому времени на них и собачью конуру было уже не купить.
Я с удивлением спросил мою советчицу: в чём же тут моя вина? Ведь не я послал письмо соседке, а поссовет. И этот же поссовет, а не я принял решение о продаже, которое отменили, как недействительное. В суде я делал всё по её высоко квалифицированным советам, и вот – остался и без дома, и без денег. Моя прекрасная дама (наверное, и прекрасный юрист, судя по должности) ответила, что знала о безнадёжности моей ситуации с самого начала, но просто не могла отказаться помогать мне. Ведь я бы решил, что она не хочет мне помочь, и обиделся бы на неё. А теперь я знаю то же самое, что и она, и её коллеги и многие клиенты (в отличие от меня) знают. А именно, что у нас в стране правосудия не существует.
Через несколько лет после этих событий я уехал работать за рубеж и целых двадцать лет не был на родине. Этим летом прилетел в Москву, поразился изменениям, в том числе и хорошим: исчезли пьяные, валяющиеся на тротуарах, люди в метро очень красиво одеты (в Америке этого нет), люди стали намного более вежливыми и предупредительными друг к другу. Один татуированный с головы до пят парень даже неожиданно предложил кассиру заплатить за мои лекарства (я пытался без очков сосчитать незнакомые мне новые российские монеты в аптеке, и он решил, что у меня нет денег).
Но вот в автобус мне войти не удалось из-за незнакомой мне рогатины в проходе. Я мешал водителю и другим пассажирам, но не мог с ней разобраться. Спросил стоявшую за мною женщину в проходе. Та говорит: «А я сама не знаю – первый раз в жизни на автобусе еду. Мне по статусу личный шофёр полагается – я на высокой должности в Юридической Коллегии работаю, а сегодня мой шофёр руку вдруг сломал. Так что о чём хотите меня спрашивайте, но не об автобусе».
Преодолев рогатину мы сели вместе, и я тут же воспользовался её приглашением. «У меня есть к Вам один вопрос, относящийся к Вашей профессии. Можно спросить?» - Она: «Конечно. Спрашивайте.» Я: «Есть ли в нашей стране сегодня правосудие? » Она: - «На этот вопрос я отвечать не стану. Какие-нибудь другие вопросы есть?»
Сэма выписали из госпиталя и мы с Линдой (его женой) грузим его в микроавтобус, чтобы отвезти на недавно купленную дачу – «фарм», как они это называют. Мои новые друзья люди небогатые, пришлось им купить поэтому по дешевке участочек возле самой дороги: длиной (потому что вдоль дороги меряют) – 2 километра, а шириной - 8 километров, да еще и в 90 километрах от их дома в городе. Что поделаешь – бедность есть бедность. Да еще и беда такая случилась: купленный вместе с участком жираф вдруг умер, а другого страховая компания до сих пор не привезла. Так что пока и гостей-то не пригласишь – стыдно ведь дачу без жирафа показывать. Ужас, что делается!
Я выхожу из дома последним, кричу: «Как запереть дверь? Не могу понять – где в вашей двери запрятан замок? ». За руку затягивают меня вместо ответа в машину и по дороге объясняют мне всю нелепость моего вопроса. И в самом деле, как же я не догадался, что (пока мы на даче) какие-нибудь друзья или родственники могут проезжать мимо «нашего» города и захотеть заглянуть к нам. Представляете их разочарование, если окажется, что не только хозяев дома нет, но и отдохнуть, перекусить, принять душ негде? (Впоследствии, я и сам уж сосчитать не смогу: где и сколько раз ночевал, потрошил холодильник, обирал сад итд. в отутствие хозяев – просто потому, что ехал в одной машине с их - не знаю даже в какой степени - знакомыми).
А что касается воров, то они никак не смогут украсть на большую сумму, чем будет стоить поломанная ими дверь, или, тем более, разбитое стекло прозрачных стен «комнат для приемов» - их же из кирпича не построишь, нужно ведь, чтоб гости любовались твоим садом и цветниками, когда идет застолье.
Да и зачем мешать желающим познакомиться с полицией и висилицей (обе тогда еще активно действовали) сделать это? Нужно же страну очищать от негодяев.
Кстати, еще недавно бедным уголовникам в ЮАР было так же плохо, как и в России при Столыпине (от него, вероятно, ЮАРовцы, эту систему и позаимствовали). Отправляясь «на дело» воры, по их воспоминаниям в современных газетах, трижды проверяли: не забыли ли они ВЫЛОЖИТЬ из карманов и машины оружие (какое бы то ни было). С оружием, как все остальные люди, они могли ходить только во «внерабочее время». Секрет это феномена прост: при задержании ВООРУЖеННОГО преступника его немедленно вешали.
Прибыли на дачу – пошел прогуляться по этому очень странному для меня лесу: деревья сбрасывают с себя в жару не листья, как у нас зимой, а крупные ветки – все вокруг высохшими сучьями усыпано, каждый шаг – треск. Видимо, чтобы сразу же погрузить гостей в атмосферу африканской саванны, мои друзья поставили в нескольких шагах от дома из чего-то (очень похоже на настоящую) сделанную зебру. Меня даже заинтересовало: пластик это, или дерево, что так натурально выглядит. Шлепнул зебру по жирной заднице, чтоб по звуку определить материал, а та, как сумасшедшая сиганула через кусты и с треском куда-то умчалась.
Сэм сказал, что я в рубашке родился: зебра кусается по-страшному. Пригласил завтракать, но без Линды – она поехала назад в город, потому что забыла загрузить два (специально купленных накануне в универмаге) пакета с дровами для жарки мяса. Я, естественно, поинтересовался: не спятили ли они оба? Зачем ехать в город, платить за упакованные дрова (да еще плюс к цене - налог), если все вокруг усыпано сухими сучьями? –«Нет, Владимир, в ЮАР закон не разрешает самому собирать сучья для костра, жарки мяса, итп. – ты должен покупать их в магазине». Я спрашиваю: «Да кто тебя может тут увидеть, что ты сам сучья собрал? Не со спутника же за тобой следить будут? »
Явно потрясенный внезапно для него открывшейся всей моей подлинной сутью Сэм был вынужден сесть и задуматься, прежде, чем заговорить со мной снова. «Понимаешь, Владимир, я, конечно, не боюсь никакого спутника. Я просто точно знаю: что я должен делать, и, наоборот, чего я ни в коем случае делать не должен. Если я сегодня подниму сук, упавший с дерева – завтра я такой же сук просто обломаю с дерева, а послезавтра и само дерево спилю. Мой сосед посмотрит на меня и сделает то же самое. В конечном результате – моя страна останется вообще без деревьев. Ты бы хотел, чтоб твоя Россия осталась без деревьев? То-то же. И я не хочу.
Затем, другая сторона дела: я – хороший инженер, я не только сам сучья в лесу могу собрать, я вообще любую работу умею делать. Но я никогда не стану сам чинить кран или выключатель, - это запрещено законом. Я должен, по закону, вызвать водопроводчика или электрика и заплатить им, потому что я не хочу, чтоб эти люди были без работы и без денег. Они же без денег могут стать преступниками или даже умереть с голоду, и уж, конечно, никогда не купят продукцию моей компании – а, значит, и я буду без денег. Тебе бы хотелось жить в твоей стране, окруженным голодными людьми и преступниками, да еще при этом и сидеть без бизнеса (заказов) на твоем предприятии? Вот и я не хочу.
И, наконец, если я не буду платить налоги – за мной не приедет «скорая», меня не будет охранять полиция, враги нападут и разорят мою землю, потому что не на что содержать армию... »
Немного поколебавшись, он все-таки спросил: «Скажи мне, Владимир, как ты думаешь: у вас в России могут быть и другие люди, которые так же думают, как ты вот сейчас мне насчет дров сказал? Это же очень плохо для страны, и для тебя самого в первую очередь! Или у тебя, по твоему, просто так сложились твои личные обстоятельства, что тебе никогда и никто этого всего не рассказал, как я сейчас это сделал, не объяснил? Как ты думаешь? »
Я ясно понимал, что один из нас с ним двоих – точно дурак. А вот кто именно???
Однажды в «Москонцерте» мне (пианисту) поручили подготовить к прослушиванию на худсовете певицу-сопрано: не то жену, не то еще какую-то родственницу одного большого-большого в стране человека. На вид эта дама была очень симпатичной и интеллигентной. Прослушав всю ее программу, я сказал ей: «У Вас отличный голос и поете Вы замечательно, но я заметил некоторые моменты, которые худсовету, скорее всего, не понравятся. Если Вы не возражаете – я их Вам укажу и предложу, что взамен можно сделать... »
- «Конечно, конечно помогите мне, подскажите», - перебила она меня. – « У меня жопы-то нет! »
Я, признаюсь, был больно задет ее фразой. Она явно считала, что раз она такая «высокопоставленная», так уж может с любым совершенно незнакомым ей (как я) человеком сразу же разговаривать фамильярно и, притом, с грубыми выражениями.
Мне было начхать на всю ее «высокопоставленность», и я твердо возразил ей: «Это Вам, наверное, про филармонию кто-нибудь говорил, что у директора в кабинете специальная кушетка стояла (чтоб «сопран прослушивать»), а в Вокально-Филармоническом отделе Москонцерта на этот счет нравы приличные. Я могу Вас заверить, что нашего худрука (Народного Артиста Кисилева М. Г.) будут интересовать только Ваши голос и вокальное мастерство, но никак не упомянутая Вами часть Вашего тела, которая у Вас якобы отсутствует. Глядя на Вас, кстати, я ну никаких причин не вижу для подобного утверждения: все у Вас есть, и в отличной при этом форме! »
От этой моей отповеди глаза у певицы округлились, и она почти прошептала: «Бог с Вами! Какая часть тела? Какое мое утверждение? Я сказала: «У МЕНЯ Ж ОПЫТА НЕТ».
После распределения из консерватории я работал в Сочи, мои родные жили в Казани, жена и друзья были в Москве, а продолжал учиться я в Ленинграде. Недавний студент, я тотчас смекнул, что так называемый «круговой билет» Сочи-Казань-Ленинград-Москва-Сочи чуть ли не в два раза дешевле билета в «Ленинград и обратно»: чем длиннее маршрут – тем (для пассажира) дешевле каждый километр полета. Если же учесть еще и 50% скидку для учащихся, то сегодня просто никто не поверит за какие по сути дела копейки я без конца летал по этому «кругу». Мой директор не возражал: лишь бы я был на сцене в назначенный день и час, предлагал мне безналично перечислять всю мою зарплату в аэропорт – я бы экономил на налогах.
С «круговым билетом» мне нужно было в каждом городе маршрута придти к диспетчеру, отстоять пару часов в очереди и забронировать место на следующий рейс. Быстро убедился, что хороших компьютеров и связи у авиации нет, а хороший бардак есть. Изучил их пометки на моих билетах при бронировании, попробовал «бронировать» себя на понравившиеся мне рейсы сам – и даже сам не ожидал, насколько же это лучше, чем в очередях толкаться. Приезжаешь в любой аэропорт, не боясь опоздать, выбираешь себе рейс и гордо идешь себе на посадку, даже если объявлено, что ни одного места нет. Для тебя то уж найдут одно местечко, как миленькие, чтоб премию какую-нибудь не потерять. Так всегда и делал, но один раз «влетел по-крупному».
Прибыл я во «Внуково», помнится, 16 июня утром, а вечером у меня в Сочи концерт в 20:00. И вот тебе на – на всех 32 рейсах на Сочи объявление: «задерживается по метеоусловиям». Просидел сутки в аэропорту – ни один рейс не улетел. Накрылся этот мой концерт в Сочи. Сижу, точнее уже стою – народу навалило, сесть некуда - вторые сутки. Накрылся мой второй подряд концерт в Сочи. Не уволят, конечно, нашли небось мне замену, но уж разборка-то меня ожидает. И тут наступает 18 июня. В 21:15 у меня передача на Сочинском ТВ, и если я ее сорву, то «голубой огонек» для меня погаснет навсегда, как пить дать. «На работе еще можно как-то халтурить, но на халтуре можно только изо всех сил работать» - таков суровый закон для всех музыкантов (иначе ведь ни на какую «халтуру» больше не позовут). Я стою 3е сутки, прислонясь к какой-то колонне в бескрайней толпе застрявших пассажиров и теряю последние капельки надежды. Вдруг, о чудо! Между отмененными и отложенными рейсами на Сочи внезапно вспыхивает: «начинается РЕГИСТРАЦИЯ И ПОСАДКА на рейс 545 (к примеру)». Уверенным росчерком своей шариковой ручки немедленно «бронирую» себя именно на этот рейс, и - к выходу на посадку.
Дальше дела почему-то развиваются не по привычному сценарию. Вместо обычного переполненного «скотовоза» ко мне, одному-одинешеньку пассажиру, подкатывает шикарный огромный автобус с водителем в белых перчатках, и он даже вдруг помогает мне втащить внутрь салона мой чудовищных размеров, затертый и навеки перепачканный рюкзак (о нем отдельно, в других историях). Я понимаю, что мне оказывается очень большая честь, но отчего-то возникает тут же и нехорошее предчувствие, и не зря возникает...
У трапа самолета стоит, кого-то поджидает черная «Волга». По характерно оттопыренным локтям двух мужиков, что из нее вылезли мне навстречу (как будто им что-то мешает подмышками), я уже догадываюсь, о чем будет речь. Я уже встретил типа с такими локтями на рейсе Москва-Ленинград. Ему непременно хотелось одному сидеть на всем первом ряду возле кабины пилотов, а я пришел раньше него и уже там уселся. Так вместо того, чтобы показать мне с самого начала, что именно у него подмышками, а еще лучше – служебное удостоверение, этот м*дак начал меня из моего места силой выдергивать, немножко ушибся, а я имел в результате крупные неприятности.
Эти же двое ребят точно ждали кого-то еще, но никак не меня. Попросили меня показать билет и документы, а затем оттеснили меня в сторону, потому что подвалили два роскошных, (еще лучше «моего») автобуса и оттуда стали выходить и подниматься по трапу какие-то очень серьезные и важные на вид люди. Кто они были – так и не знаю, не до них было, кажется иностранцы. Мне объявили, что ни одного свободного места во всех салонах самолета нет и, чтоб я «уходил к тем, кто меня на этот спецрейс умудрился забронировать».
Утопающий хватается за соломинку, я был в точно такой же ситуации. Поэтому я спросил у проходящего мимо меня экипажа: «А разве отменили правило, что кто первым к трапу пришел, того и сажают в самолет первым в такой ситуации? Я же вперед них к трапу подъехал, вот и пускай кого-нибудь из этих «важных гостей» на перрон высаживают, а меня везут. У меня тоже есть важная причина быть на этом рейсе – ТВ срывается». Штурман (-кажется, остальные уже в кабину прошли-) говорит: «Если бы ты знал, кого мы на этом рейсе в Сочи везем – не просился бы к нам на борт, об этом и речи быть не может». Говорю ему вдогонку: «У меня бутылка коньяка в мешке - она ваша». Тот тормознул у входа и кричит мне сверху: «Мы в полете не пьем. Нам нельзя!» Я успеваю крикнуть: «Так ведь после полета – можно!» Дверь самолета захлопывается, но вроде бы донеслось из-за нее: «Доложу командиру...»
Самолет поволокли тягачом на взлетную полосу, уехал трап, а все три автобуса («мой» и их ) уехали еще раньше. Я долго бреду по пустынному летному полю со своим мешком, никому ненужный, назад, в полную безнадегу. Но что это!? Сзади доносятся крики: «Давай нам вон того, с рюкзаком, с телевидения!» Это весь наш замечательно красивый в своей «Аэрофлотовской» форме экипаж столпился в открытой двери самолета и дает целеуказания, подлетевшему к ним милицейскому патрулю. Патруль мчится ко мне, хватает меня в машину и - к самолету. Вдалеке уже разворачивается трап и едет обратно, к нам, а бедная дежурная по посадке на полной скорости чешет наперерез трапу. Вспрыгивает на него на ходу: ей же голову оторвут, если она у меня посадочный талон не оторвет у билета. Заботливые стюардессы извиняются, что для меня нет места – мне придется сидеть на длинной скамье у выхода. Я тотчас же на этой скамье вырубаюсь – не спал трое суток....
Посадка. Двигатели молчат. Просыпаюсь от горячей (хотя и вполголоса) и очень интересной дискуссии прямо над моей головой. А именно, на словах: «Что ж ему голову, что ли, разрубать будем?» Пытаюсь встать – не тут-то было. Я заснул, оказывается, прислонившись головой к щели между дверью и корпусом самолета, за бортом были обычные минус 60, внутри намерз, как обычно, лед, который бортпроводники, как обычно, пришли сколоть топориками, чтобы затем открыть дверь наружу. Необычно было только то, что на этот раз в лед вмерзло пол- моей головы с длинными (кто бы сегодня поверил) волосами. Подъехали к трапу автобусы за важными пассажирами, уже стучат в дверь снаружи: «Вы что там – уснули?»
Какой там уснули – идет лихорадочная работа. Стюардессы льют мне на голову горячую воду, экипаж крошит лед вокруг головы мелкими, частыми ударами обратных концов ножей. Сразу видно - инженеры. Обомлевшие пассажиры (такого они еще не видели) стоят в проходе и наблюдают. Начинают отрезать мне волосы у самых корней, но командир твердым голосом это пресекает – «Вы что – ему ж сейчас на телевидение!». Наконец, я сижу все еще с кусками льда на голове, но пассажиры уже могут выходить. Выходя последним, достаю обещанную бутылку. Экипаж в один голос – «Нет, не возьмем. Мы ж тебя так намучили». Я им возразил, что они просто обязаны теперь выпить за мое здоровье, чтоб у меня менингита от этого проклятого льда не случилось.
Владимир Дунин. «О Стране Наоборотии» - История 6.
(Я уже писал, что многие ЮАРовцы, по крайней мере, в те годы, когда я жил там, отличались наивностью, из-за чего порой происходили забавные дискуссии).
Сэм с загадочным видом просит меня никуда не уходить, потому что у него есть ко мне «мужской разговор». Пока же он сидит в своем рабочем кабинете и что-то чертит на огромном листе ватмана (инженер – он всегда инженер). Наконец, просит жену не заходить к нам пару часиков (не беспокоить), и наш разговор начинается.
Оказывается, ко мне есть очень серьезные вопросы.
«Зачем ты ищешь работу в ЮАР и хочешь здесь жить, а не у себя в России? Ведь Россия – твой дом, там тебе и следует быть, только там ты и можешь быть по-настоящему счастлив».
- «Понимаешь, Сэм, «дом» в твоем и моем понимании – это совершенно разные вещи. Ты привык жить единственным хозяином в принадлежащем тебе одному доме. А я большую часть моей жизни прожил с соседями: в общежитии, гостинице, казарме, коммунальной квартире итд. Мой опыт, которого у тебя совершенно нет, убедил меня, что гораздо лучше убраться поживу-поздорову при первой возможности, чем пытаться повлиять на поведение и действия людей, которые как раз и делают с этим твоим домом то, что тебе не нравится».
- «Владимир, ты говоришь нелепые вещи. Люди не могут делать, то что «нравится или не нравится», они живут по общим для всех законам общей для всех вас страны. И если ты, к примеру, считаешь, что в законах что-то должно быть улучшено, на твой взгляд, то ты, как гражданин, просто обязан изложить свою точку зрения публично. Только так и законы, и сама страна становятся лучше. Если ты прав в своем мнении, то и другие люди, конечно же, примкнут к тебе, и тогда правительство вынуждено будет изменить несовершенный закон».
Отвечаю цитатой (5 главных заповедей, данных интеллигенту): 1. Не думай. 2. Если все-таки думаешь, то хотя бы не говори. 3. Если все-таки говоришь, то хотя бы не пиши. 4. Если все-таки пишешь, то хотя бы не подписывайся. 5. Если все же подписываешься, то не удивляйся.
«Владимир, я не понял этой шутки. Кто может давать интеллигенту подобные заповеди? Ведь правительство – это просто менеджер (управдом), которого вы (ты и другие граждане) наняли поуправлять на какое-то время своим домом. Если вы считаете, что выбор сделан неудачно (а это, кстати – в первую очередь вина и ответственность тех, кто выбирал) значит вы же и обязаны исправить свою ошибку, и выбрать управдома получше».
Отвечаю бессмертной цитатой из И. В. Сталина: «Абсолютно неважно: кто и за кого голосует. Важно: кто подсчитывает голоса».
Сэму надоедает бесполезная дискуссия и он переходит к делу. «Ты, Владимир, по роду своих занятий, человек эмоций. А в серьезных вещах нужны не эмоции, а рациональный, взвешенный подход. Сейчас я научу тебя: как мы, инженеры, такие решения принимаем. Вот видишь: я разграфил большой лист ватмана. Сейчас мы с тобой будем записывать в графах на левой стороне все преимущества для тебя проживания в ЮАР. А в графах на правой стороне – преимущества проживания в России. Мы дадим с тобой количественную оценку «в очках» (пойнтах) каждому пункту, и из этого будет ясно видно: какая сторона «перевешивает».
Начинай, но не забудь, что в ЮАР скоро будет новое, черное правительство с непредсказуемыми на сегодня действиями, а о России ты, все таки, все, в основном, уже знаешь – это огромный плюс России в данном случае.
Итак, главное, на твой взгляд преимущество ЮАР, по сравнению с Россией?»
Отвечаю: «Если мне не понравятся эти «непредсказуемые на сегодня действия», то я просто поеду в аэропорт и улечу еще куда-нибудь. И ни одна собака при этом меня не только не остановит, но даже и вопроса ни одного не задаст».
Сэм: «Ну, так и в России ты всегда можешь поехать в аэропорт...»
Отвечаю цитатой: «Не кажи «Гоп», колы не переихав Чоп»(пограничная станция) - то есть не считай себя уже за границей даже в вагоне поезда, пока не пересек границу.
Сэм: «Что-то я твой английский сегодня с трудом понимаю. Если понимать тебя буквально, то ты сказал, что будто бы из России не всегда можно было уехать, если тебе захотелось или почему-то потребовалось, это же явный абсурд? Что ты хотел сказать на самом деле? Неужели твои «слуги» (имеются в виду «слуги народа»), которыми ты недоволен, и, по твоим словам, ты не всегда можешь их заменить лучшими, могут при желании даже не дать тебе сбежать из твоего собственного дома?»
Получив утвердительный ответ, Сэм прерывает разговор и звонит племяннику, недавно вернувшемуся из России и даже написавшему о ней популярную в ЮАР книгу, затем уходит покурить.
Вернувшись с перекура, неожиданно комкает свой красиво расчерченный ватман и кидает в урну со словами: «Да, пожалуй, это все остальное перевешивает!». Двух-часовая дискуссия окончена на 1 час 48 минут раньше, чем планировалась.
Несколько лет я работал вахтенным методом во Владимирской Областной филармонии: каждый месяц новый город области. Сегодня большинству из нас уже трудно представить себе, что в те времена людей оглуплялм не потопом, а отсутствием информации (см. мой рассказ об этом в 07 февраля 2009 / Истории - основной выпуск).
Заметил, что у большинства из моих коллег весь день торчит в ухе наушник с проводком из сумки или кармана (а тогда не то что сотовых, а и обычных-то телефонов почти ни у кого не было). Узнал невероятную вещь: то ли из-за низкой плотности, то ли из-за высокой политической подготовки жителей области (не зря же именно здесь находится Владимирский Централ – главная тюрьма для политзеков), но в этих краях совершенно не глушат всякие эти «БиБиСи» со «Свободами». То-есть, слушай «что хош и скока хош». (В Москве и других городах из-за «глушилок» уже после пяти минут в ушах колоть начинало).
Через пару дней наушник торчал и в моём ухе, и было это настоящей своего рода наркоманией, то-есть круглые сутки – запретный плод так сладок! Я вот сегодня любую из этих книг, что по радио слушал, могу и прочесть, и купить, так ведь не читаю.
Больше всего меня поражал невероятный профессионализм работников «вражьих голосов». Ведь это же надо! Родиться и вырасти в своём Мюнхене и так при этом разбираться в тончайших нюансах политической жизни чужой страны - СССР, так точно попадать в самые болевые и чувствительные точки общественного сознания, так виртуозно играть на чувствах и настроениях людей, знать, чем именно и именно сегодня эти люди возмущены и взволнованы! Тогда я, разумеется, не знал, что все эти «вражьи голоса» были чуть ли не на 100% укомплектованы сотрудниками КГБ, уже предавшими Родину, и лишь слегка разбавленными сотрудниками того же ведомства, которые впоследствии написали книги о своей долгой, совместной работе с предателями на этих радиостанциях (с целью наблюдения за их деятельностью, разумеется, но ведь при этом и те и другие работали-то всерьёз, «засучив рукава», как говорится).
И вот мне выпадает 3 или 4 дня выходных (Октябрьские праздники), ну не сидеть же без дела в гостинице! Дай-ка съезжу к родственникам в Казань (а я в г. Гусь-Хрустальный). Ведь этот Гусь-Хрустальный почти на пол-пути между Москвой и Казанью находится, только чуть посевернее, то-есть километрах в 40 на север от линии Казанской ж. д. Сдал я номер и с полтонной в рюкзаке и сумках – на вокзал. А на вокзале мне, как в частушке про старуху и деда, заявляют: «Туда не ходят поезда!» Точнее, поезда ходят, но только товарные, грузовые.
Спрашиваю народ, как мне туда добраться? А мне говорят – беги, видишь товарняга как раз в ту сторону тронулся? Побежал, втянули меня на ходу на тормозную площадку с моими мешками, а у этого поезда на каждой такой площадке чуть не по десять человек стоит (или едет, если хотите). То же самое делал и поезд: не то стоит, не то едет, причём стоит по полчаса. Иногда люди даже спрыгивали и шли вперёд сами, пешком. Видимо, им было уже близко и дойти, конечно же, быстрее.
Однако постепенно людей оставалось всё меньше и меньше, а скорость - всё больше и больше. Некоторым пришлось прыгать уже на приличном ходу поезда, и они кубарем катились по откосу прежде, чем вставали на ноги. А приближаясь к Казанской ж. д. поезд припустил где-то минимум под девяносто, и я всерьёз уже опасался, что с моей парусностью или меня самого с тамбура сдует, или какую-нибудь из сумок из рук вырвет.
С воем и грохотом поезд пролетел под Казанской ж. д. и стал углубляться в совершенно неведомую мне Рязанскую область. После получаса сумасшедшей гонки поезд начал сбавлять скорость, и я совсем было собрался десантироваться. Но тут он опять помчался, как ошпаренный, и лишь минут через сорок слегка выдохся. Я понял, что это может быть моим единственным шансом ступить с проклятой подножки на твёрдую землю и, решив «будь, что будет», спрыгнул с неё, как только поезд грохнул сцепками, начиная новый рывок.
При моём приземлении пострадал только огромный куст, в который я вломился. Он погасил мою инерцию, но не до конца – непереломанных мною ветвей не хватило. Так что я со своими мешками и сумками выбежал из того, что от куста осталось, ещё на очень приличной скорости и, не удержав равновесия, упал ниц к самым ногам стрелочницы. Причём, отставшая было от рюкзака сумка с едой перелетела через него и с силой впечатала моё лицо прямо в её ботинки.
Меня поразила реакция стрелочницы: ни слова не сказав она тотчас же заперла свою будку и рванула прочь так, что только лес затрещал. То-есть, в следующий момент, когда я выплюнул землю изо рта и сбросил с головы эту сумку, мне говорить было уже не с кем. Вероятно, её испугала не только внезапность моего прибытия, но и «униформа израильских парашютно-десантных войск» на мне – так все отзывались о покрое и расцветке джинсового костюма, который я тогда купил себе для работы и поездок в «жёстких условиях»,- плюс наушник в моём ухе с проводком из другой сумки, с торчащей наружу длинной антенной.
Сперва у меня не было проблем с выбором верного направления – из этой чащобы был только один выход (тропинка, протоптанная к будке). Но куда идти затем – без понятия. Набрёл на деревушку с группой мужиков возле сельпо. Спросил их: «Как мне добраться отсюда к точке пересечения железных дорог километрах в 30-40 на север от того места, где мы с вами находимся?» (Ничего более определённого я спросить у них просто не мог, так как не знал ни названия станции на Каз. ж. д., ни названий населённых пунктов).
Мужики переглянулись и сказали, что ничего не знают и ничем помочь мне не могут. Я разозлился и пошёл от них прочь по дороге просто наугад. Через 10 минут меня догнали мальчишки из этой деревни и спросили, точно ли им будет слышно, когда «то, что у меня в мешке» рванёт? Я, всё ещё злой на мужиков, ответил, что обязательно будет слышно, и даже, наверное, пару крыш в деревне снесёт. Мальчишки умчались назад, а я поймал попутку и, всё разузнав у шофёра, поехал навстречу своей станции. Однако не доехал. Нас остановил ГАИшник и сказал, что мы должны кого-то подождать возле него, потому что кто-то хочет со мной поговорить.
«Кто-то» подъехали на «Волге», сами погрузили мои вещи в багажник и чуть было не подвезли меня к станции, да я уж слишком надолго задумался, прежде чем смог ответить на их вопрос: «Как именно и зачем я оказался в глубине Рязанской области?» (Я размышлял, как спастись от штрафа за езду на товарняге). Поэтому меня, на всякий случай, привезли не на станцию Каз. ж. д., а в тот же город Гусь-Хрустальный, из которого я в тот день «якобы выехал», как говорил «кто-то» кому-то по телефону в его машине.
Эти милые люди, всё проверив, ничего мне плохого не сделали, даже извинились: «Служба у нас такая. Тем более, завтра 7е ноября, мы должны быть особенно внимательны!». А я опять пошёл ночевать в свой номер в гостинице – в нём ещё даже постель не поменяли.
Владимир Дунин. «О Стране Наоборотии» - история 7.
По непонятным причинам людям во многих странах запрещается знать, и даже говорить об иных политических системах. Когда я предложил ведущему университету страны, в котором я работал, провести (на общественных началах) дискуссию на тему «Социализм - преимущества и недостатки этой системы» (зря я что ли пятерки по политпредметам получал) – от меня все, включая ректорат, в ужасе шарахались. «Что вы, что вы – возражали они мне - мы можем говорить только то, что нам на сегодня разрешено говорить. А вы можете сказать что нибудь такое, что нас поувольняют или финансирование срежут». К сожалению, это не проблема одного конкретного университета и даже конкретной страны – это общее правило.
Нельзя говорить и об апартеиде. Все, что я смог наверняка узнать об этом бечеловечном режиме - это его лозунг (как «Сов. власть плюс электрификация») «Каждой птице по своей собственной ветке». То есть, выходит, что я, к примеру, татарин поволжья - мог придти и зарегистрировать свою общину с выделением ей какой-то соответствующей нашей численности территории, на которой все прочие граждане могли появляться, и тем более поселяться только с нашего, татар поволжья, согласия. Причем, не возбранялось и вообще от ЮАР отделиться и провозгласить свое собственное «государство в государстве» со своими собственными законами. Например, открыть казино и прочие развлечения, которые на остальной части страны категорически запрещены.
И вот, к счастью для меня и многих других, один наш соотечественник этой особенностью ЮАР настолько здорово сумел воспользоваться, что стал мульти-миллиардером. Без всякой нефти, уголовщины итп., просто за счет гениального умения устраивать жизнь и сервис в своих отелях и казино таким образом, что все люди предпочитают его бизнесы всем прочим. Он даже в Лас-Вегасе старых акул потеснил, а сейчас купил себе острова и строит самые большие в мире отели уже на них.
Вот в одном только что открытом им «самом дорогом и самом лучшем отеле мира» мне и предложили играть на рояле в качестве т. н. «социального пианиста» по 13 часов в день (две смены: 6 часов утренняя и 7 вечерняя). Спасибо моей учительнице в консерватории (она научила меня играть и постольку, если жизнь требует) - я подписал контракт без колебаний. Еще два условия контракта – ни одного слова не по-английски, и исполнение любых мелодий, заказанных гостями.
И вот мой первый день работы, и первые испытания: меня подводят к только что выигравшей конкурс красоты русской девушке (кажется, «Мисс Вселенная» или что-то в этом роде), которая, кажется, знала еще меньше английских слов, чем я. Тем не менее удалось не проколоться – мы содержательно побеседовали в присутствии начальства.
А вечером пришли наши летчики (каждый день наши огромные грузовые самолеты садились-взлетали и разгружались-загружались на этой «независимой территории», естественно, без какого бы то ни было контроля таможни ЮАР). Один из них, заслышав «Историю Любви», подозрительно похожую на одну из мелодий нашего знаменитого сериала, немедленно направился ко мне. «Сыграй нам про Штирлица» повторил он несколько раз, мешая английские, русские и немецкие слова. «My pleasure, Sir! »(C удовольствием)- ответил я и стал играть.
Молодой аэрофлотовец повернулся к своим товарищам и громко, на весь зал сказал им по-русски: «Оп*зденеть можно – он и Штирлица знает!» Подаренные им мне по этому случаю 50 американских долларов я долго берег, как мой «первый трофей».
Владимир Дунин. «Только для любителей музыки! » История 2.
«КАК ЗА ОДНУ НОЧЬ НА КРОВАТИ РЯДОМ С ГОЛОЙ ЖЕНЩИНОЙ МОЖНО НАУЧИТЬСЯ ИГРАТЬ НА АККОРДЕОНЕ». (Документированная быль. Протоколы и оперативные сводки в горотделе милиции г. Кольчугино Владимирской области).
Опять кровать и голая баба, и опять в поворотном моменте моей судьбы. Тут прямо закономерность какая-то.
После длительных и бесполезных поисков работы я узнал хорошее правило: «Не ищи работу там, где тебя могут бояться. Иди только к тем, для кого ты - безобидная козявка». Тотчас же был принят на работу в Гнесинский Институт и ГИТИС. Но при этом оставалась все-таки одна небольшая проблема – очень мало платили, а долгов было очень много. И если Гнесинцы и работы тоже давали немного, то уж «гитисята» (как мы их студентами называли) за свои 40 рублей =75 долларов США в месяц имели меня и в хвост, и в гриву. Первый урок у них мог быть в 6 утра, а последний просто не мог заканчиваться раньше 2 часов ночи. Спал я у них и в общежитии, и в классе, и между уроками, и даже во время уроков, и все равно не хватало при таком режиме. Явно начинал уже сдавать, как вдруг приходит телеграмма (телефона у меня не было): «Гарантируем 90 концертов от Владимирской Облфилармонии текущем и следующем месяце. Срочно подтвердите согласие и время прибытия. Худрук Никулин»
90 концертов – это больше, чем я в обоих институтах за два года заработаю. Иду увольняться. В Гнесинском: «Жаль. Делаете ошибку». А «гитисята» объявили меня врагом №1. Они, оказывается, второго такого же, как я, на замену не припасли – а тут экзамены на носу. То-есть, я навсегда сжег за собой все мосты.
Предстаю пред моим новым худруком, а он вместо «здравствуйте» говорит мне: «Вы нам не нужны. Уезжайте». Оказывается, руководителем группы будет знаменитая благодаря ТВ и концертам со всеми ныне здравствующими великими композиторами лектор-музыковед Ребрина (фамилия изменена). У нее хорошие связи, и она пробила дотацию еще на 210 концертов. Поэтому их будет не 90, а 300, но... без меня. На многих площадках нет ф-но, и Ребрина распорядилась заменить меня баянистом.
Говорю: «Я же из-за вас уволился!» Худрук: «Умные люди из-за одного звонка не увольняются. Вам не повезло: телефонный звонок к делу не подошьешь».
Но на этот раз и ему не повезло – у меня (он забыл)телефона не было, а вот его телеграмма по этой причине в кармане как раз-то и была, а такая телеграмма – это почти деньги.
После срочно созванного большого военного совета в Филях, простите, во стольном граде Владимире, мне сказали, что есть только один выход из ситуации: я должен научиться играть на аккордеоне, причем срочно. Первый концерт с новоиспеченным аккордеонистом непременно произойдет завтра в 07:00 утра в г. Кольчугино (за него заказчик уже деньги перевел – огромный швейный комбинат). Хотя я пока еще ни одного аккордеона в своей жизни вблизи не видел, но отличный план у меня в голове появился.
Клавиатура для правой руки у аккордеона похожа на ф-но, тут проблем быть не должно, а на совершенно одинаковые 120 кнопок левой я решил наклеить разноцветные бумажки и таким образом различать: на которую нажимать. Через пару часов худрук нашел для меня аккордеон, а я уже купил клей и разноцветные бумажки. Засунули меня с багажом в автобус на Кольчугино, и работа закипела. Нелегко было вырезать 120 крошечных кружочков и наклеить их на гладкие пластиковые кнопочки, но к прибытию в Кольчугино я мог гордиться собой – я с этой задачей виртуозно справился.
Захожу в гостиницу. Поздний вечер. Мне говорят, что моя жена уже легла спать и настоятельно просила чтоб НИКТО в номере свет ни в коем случае не включал – ее нельзя беспокоить перед утренним концертом. Меня это по целому ряду соображений озадачило.
Во-первых, никакой жены у меня в тот период вообще не было. Но это можно было объяснить обычной уверенностью людей, что все вместе работающие артисты непременно друг на друге женаты.
Во-вторых, похоже, что меня поселили с «моей женой» в двухместный номер. Я имел уже подобное счастье ранее, и знаю, что выжить при этом можно только постоянно внушая самому себе: «Рядом с тобой кобра. Одно твое резкое движение или неосторожное слово – и ты пропал». Только этого мне еще не хватало в моей ситуации.
В третьих, выходило, что мне предстоит впервые в жизни насладиться игрой на аккордеоне в полной темноте и, по-видимому, с тяжелыми последствиями (сказано же «не беспокоить»), но и не играть невозможно – до концерта остаются считанные часы.
Спрашиваю, могу ли я снять для себя отдельный номер? Ответ – ни в коем случае. Два этажа гостиницы на ремонте, а все оставшиеся номера, холлы и даже коридоры забиты «дальнобойщиками», приехавшими за какой-то только что выпущенной «Юбилейной монетой» (их в Кольчугине для всей страны штампуют).
Тут же выясняется и «НИКТО» вместо «мужа» в контексте просьбы «моей жены». Оказывается, произошла небольшая ошибочка при бронировании мест для нашей группы: вместо «Приготовить четыре одноместных номера для артистов», администратор записала «Приготовить одноместный номер для четырех артистов», что в точности и было сделано. Я себе даже представить не мог, что в 8 кв. м. комнату можно впихнуть четыре настоящие большие кровати, да еще и тумбочки к ним. Правда, пол в таком случае уже недоступен, ходить можно только по кроватям соседей.
Наша Ребрина приехала в гостиницу первой, полностью разобралась в обстановке и сейчас, «положив» на нас сами знаете что, спит, раскинувшись поверх постели абсолютно голая на первой же, как входишь, кровати. Зайти и пробраться к другим кроватям в номере можно только перешагнув через ее тело, а это психологически нелегко сделать. Под дверью снаружи стоят дежурная по этажу, огромный матерый баритон (солист оперного театра) и молоденькая сопранка из нашей группы с чемоданами. Дежурная пытается убедить их не входить к «спящей красавице» до утра: придет на работу начальство и «что-нибудь придумает».
Сопранка согласна ждать под дверью хоть неделю, но баритон не хочет терять свой голос (работать невыспавшись) из-за какой-то голой лебеди. Я тоже давно уже привык получать перед концертом инструкции от абсолютно голых балетных примадон, у которых за вечер 8 концертов в разных концах Москвы, и другого времени (кроме момента раздевания-одевания) на инструктаж аккомпаниатора не предусмотрено. Однако мы с баритоном – джентльмены. Посылаем на переговоры дежурную – не смутим ли мы-де покой обнаженной красавицы своим появлением и обозрением?
Слышим из-за двери резкое заявление Ребриной, что она просила дирекцию филармонии нанять в группу опытных профессионалов, а не робких школьников. И если ее не поняли, то пускай школьники спят хоть в туалете. Что же касается ее – то она и перед строем солдат разденется, если производство потребует.
Успокоившись, что производственный конфликт нам не грозит, мы с баритоном заходим и развешиваем концертные костюмы по карнизам, светильникам итп. , как у артистов водится. Сопранка просит у дежурной одеяло – укрыть озябшие ноги – и уходит на всю ночь сидеть в каком-то кресле у входа в гостиницу. Я, наконец, одеваю на себя аккордеон и отправляюсь в душ (там есть свет и зеркало). О ужас! Оказывается, если одеть аккордеон на себя, то кнопки с моими разноцветными наклейками увидеть невозможно, как ни вытягивай и ни изгибай шею. Есть только один выход: за 3-4 оставшихся часа освоить «слепой метод» нажатия кнопок.
Полностью опустошенный морально и физически, падаю на кровать (следующую за Ребриной) на спину с аккордеоном на груди и пытаюсь найти хоть какую-то логику в этих 120 кнопках под левой рукой. Для этого еле слышно подаю к ним воздух мехом и они, хоть и очень жалобно, но «докладывают» мне: «Я – До Малой октавы», «А я – Соль мажорный аккорд», «А я – уменьшенный на Соль-диезе» - у меня слух абсолютный, могу их уверенно различать. Ребрина, видимо, неплохо поужинала в ресторане - громко храпит, в храп ударился и баритон. Это мне на руку – можно играть чуть погромче. И вдруг: «Не двигаться! Руки вверх! Милиция». Вспыхивают фонари, а затем свет. Затем громкая команда: «Отставить оружие! Ну что тут скажешь – артисты они и есть артисты. Тьфу!» И милицейский капитан уводит прочь свой бесстрашный отряд с готовыми к бою пистолетами и автоматами. Оказывается, наслушавшись моих музыкальных упражнений, соседи не поленились сообщить на 02, что в соседнем номере «кого-то связали и мучают».
И вот мой первый концерт с аккордеоном в огромном зале, полном паровых манекенов. На такой манекен одевают мятый костюм. Ппыххх! Облако пара рассеивается, и костюм снимают уже идеально отутюженным. А на нас с потолка и со стен капает вода – конденсат этого пара. Но с первыми звуками о них уже не думаешь. Баритон поет замечательно, и от нас требуют исполнить что –нибудь еще на бис. А я выучил только 3 его песни, на бис не рассчитывали. «Вот мчится тройка почтовая» знаешь?» - кричит он мне сквозь гром апплодисментов. Отвечаю: «Какую тебе надо тональность? » (насколько высоко или низко играть, чтоб его голосу соответствовало). Однако, на такой вопрос большинство вокалистов ответить не могут. Лучше спрашивать: с какой ноты начинаешь? А я об этом забыл. Он мне говорит, я играю вступление, и уже после нескольких нот такого пения видимые мне лишь уши баритона становятся ярко фиолетовыми от напряжения. Я ему такую тональность зафигачил, что не всякий тенор споет. Но артист есть артист (если настоящий, конечно). Куплет он допел, правда (говорил) аж сам удивился, что не лопнул при этом.
В канун 25 съезда КПСС начальство велело мне приготовить программу, посвящённую этому великому событию для очень важных гастролей, включающих «закрытые города» и страны Варшавского пакта. Дали мне огромную кипу рекомендованных именно для этой программы произведений. Ознакомившись с её содержимым я не удержался от слов, что «такого г-вна и я могу за неделю мешок написать». Мне тотчас же поручили доказать это делом и через неделю предъявить написанное к утверждению.
Пустобрёхом выглядеть не хотелось, поэтому я взял со стола последний номер газеты КПСС «Правда», выписал в столбик все слова передовицы «Навстречу 25-му» и переставил их так, чтобы рифма получалась.
Следующая операция была ещё легче – составил один за другим несколько кусочков разных песен о партии разных композиторов так, чтобы было более-менее складно, а завершил «свою» песню легко узнаваемой музыкальной цитатой из гимна коммунистов «Интернационал».
Начальству «моя» песня неожиданно очень понравилась. Представитель Министерства Культуры сказал, что песня эта «столь партийна по своему музыкальному языку, что её и без слов поймут, а со словами – так ей и вообще цены нет. Дорога ложка к обеду».
Многих заставили эту песню разучить и исполнять. Знаю, что Ансамбль Александрова просто чудом избежал той же участи. Заставили её исполнять и огромный сводный хор всех подразделений космодрома Байконур в сопровождении оркестра, дирижёр которого сделал блестящую оркестровку для неё.
И вот я хожу по великолепному «Дворцу Культуры» и начинаю чуть ли не всерьёз наслаждаться торжественными звуками моей песни в великолепном исполнении (не зря же на всю страну известные певцы начинали в самодеятельности Байконура). Я, кстати, во время наших на Байконуре концертов, с некоторыми из местных вокалистов занимался, помогал им. А они расплачивались со мною очень интересными книгами (давали почитать) – сплошь махровой антисоветчиной и антикоммунизмом. Я б в руки такую книгу взять в другом месте побоялся. Но они заверили меня, что у них всё можно - «нам их сами же комитетчики приносят». Недавно я прочёл, что у зама Королёва вообще висел в кабинете фотопортрет Гитлера, где он этому самому заму орден вручает за заслуги перед Германией. Так что ребята, видимо, не врали. Да и с чего такими храбрыми им было быть в те годы?
Но вот песня оборвалась и возбуждённые хористы и солисты высыпали в фойе на перерыв. Они репетируют с 10 утра, весь день, а вечером уже концерт, на котором представители ЦК КПСС будут им вручать ордена и медали за ЭПАС – первый в истории Советско-Американский полёт с обменом экипажами. Устали, конечно, но все возбуждены, глаза горят – подбегают ко мне: «Помочь можешь?» - «Ну, конечно!» - говорю. – «Что я могу для вас сделать?»
-«Только одно сделай: найди нам адрес этого гада, что песню написал. Нас всех от неё тошнит, а одного даже вырвало. Мы всем хором складываемся на билеты. Наши ребята берут отпуск за свой счёт и специально в Москву едут, чтобы этого подонка там найти и яйца ему оторвать. А у нас на нотах только «В.» и фамилия, уже забыл, какая. Трудно найти будет. Будь другом – помоги! Ты же москвичей должен знать».
Я понял, как мне повезло, что меня знают только по имени, а фамилию вообще забыли. Больше песен про Партию я уже не писал.
Одного лишь вашего желания, да разрешения на выезд из России совершенно недостаточно для «нового старта на новом месте». Нужно еще найти кого-то, кто тебя (с нашей-то репутацией и известными традициями) к себе в дом (страну) впустит. И нашлось таких в Москве в пору моих поисков совсем немного.
Первую анкету мне предложило заполнить консульство Австралии. У них очень удобная система: за каждое «да» в анкете получаешь балл. Набираешь 150 и идешь складывать чемоданы, пока тебе тем временем визу печатают. Однако вместо 150 баллов набрал я почему-то только 3, хотя очень старался. Но австралийцы хоть деньги с меня за это не взяли.
А вот канадцы с меня слупили больше, чем я за предыдущие 20 лет заработал, если бы все эти мои рубли пересчитать на курс к рублю канадского доллара в момент рассмотрения моего заявления. Им настолько понравилась моя кандидатура на иммиграцию, что меня проэкзаменовал по английскому языку аж сам вице-консул. Он мне сказал: «Я вижу, что Вы настоящий эксперт в Вашей профессии, а я – в моей. У Вас нет ни одного шанса выжить в англоязычной стране. Гуд бай!» Плакали мои денежки. Причем, как позже узнал из «их» газет – из-за моей недогадливости и скупости. После многочисленных жалоб переехавших в Канаду на вымогательство взяток, их спецслужбы выяснили, что за визу требовалось заплатить в среднем 7 000 долларов (правда, взятки вымогались служащими, нанятыми на местах – канадцы славятся и очень гордятся своей некоррумпированностью).
Недавно, кстати, я провел простой тест: спросил в Канаде наугад 50 человек в торговом центре: «Извините, какое сегодня число?» - ответить сумели двое, остальные ответили «Но Инглиш». Попросил знакомого преподавателя английского языка (диплом из Кембриджа) перевести на русский язык записи, сделанные в Канаде на моем телефонном автоответчике – «провалился» учитель, сказал только, что за такой английский, по его мнению, нужно сразу убивать.
Перечислять все отказы ни к чему. Скажу сразу, что очень меня захотели немедленно к себе взять только две страны: Камерун и Уругвай. Консул Камеруна, оказалось, давно уже мечтал открыть в своей родной столице музшколу. Он не стал мелочиться и предложил мне зарплату ровно в 1 000 больше, чем я имел тогда в Москве ( то-есть 16 000 в год вместо моих на тот год 16 долларов США). Он показал мне замечательные фильмы об этой очень красивой стране, и я бы поехал, если бы не упомянутые вскользь +43 в тени при очень высокой влажности. Пошел я в знакомую сауну попробовать, и тут выяснилось, что уже после 8-9 минут пребывания в «Камеруне» начинает нестерпимо хотеться назад на родину, или хотя бы на Северный Полюс.
А уругвайские ребята, думаю, не выполнили в тот момент какой-нибудь план по иммиграции. Нет бы им дать мне какую-нибудь анкету с баллами, да помурыжить хоть немного – тут бы я и был у них на крючке. Да куда там! -«Давай мы тебе прямо сейчас же в паспорт визу поставим, а хочешь – даже две или три шлепнем. И прямо от нас - в аэропорт». Когда я попытался объяснить, что немного-дескать боязно (я ж на рояле играю, а не в футбол; да к тому же не могу испанского языка от португальского отличить – как я хотя бы дорогу в туалет буду спрашивать?) – мне сказали, что «рассуждать не нужно, а нужно, как вы-русские говорите: сразу головой в омут».
Я высоко оценил их успехи в изучении русского языка и русской души, но решил что «головой в омут» я могу и просто в любом месте Москва-реки, незачем переплачивать за авиабилеты в Уругвай ради этого.
Были у меня и знакомые в консульстве ЮАР. Они мне прямо сказали, что ситуация очень сложная: идет процесс передачи власти от белого к черному правительству, которому каждый новый белый в стране накануне предстоящих выборов... ну сами понимаете. Ну и кому в консульстве хочется потерять в ближайшем будущем работу из-за какого-то непоседливого русского? «Нет! Нет! Нет!» - сказал мне консул по-русски, не полагаясь на переводчика.
И вот в этой ситуации полной безнадеги я случайно помогаю незнакомой женщине занести в лифт пачку картин, купленных ею на Измайловском рынке. Оказалось, что она прямо сейчас уезжает из Москвы, а эти картины ей привезут позже ее друзья, проживающие в этом доме. Спрашиваю: «Понравилось Вам в Москве?» - «Очень, очень понравилось! У вас столько замечательных художников, и столько картин. Я и сама рисую, но я – просто любитель». «А Вы не хотели бы в ЮАР побывать?» - спрашивает. Я говорю, что хотел бы, но это невозможно – у меня нет приглашения, и никто мне не даст его в такой сложный период перехода... итд. «Что за глупости? » - перебивает меня женщина, - «Наши законы еще никто не отменял.» Берет свою записную книжку и вырывает листок размером в пол-ладошки (бумага в клеточку). Пишет на нем ТОЛЬКО свое имя и номер паспорта, затем слово «приглашаю....... ». «Завтра зайдите в наше консульство и попросите ЮАРовскую визу, только не забудьте, пожалуйста, свое имя вписать вместо точек, иначе Вы меня в неудобное положение поставите – я же не знаю, как Ваше имя пишется». С этим мы и расстаемся.
Я был совершенно уверен, что она сама не знает, о чем говорит, но терять-то мне было нечего. Наутро я зашел в консульство ЮАР с этим клочком бумажки (ни тебе бланков, ни печатей, ни заверений). Сотрудницы переглянулись, кто-то кому-то кивнул. Мне поставили в паспорт очень красивую визу-картинку со стоящими на задних ногах антилопами. На следующий день я летел в самолете над Африкой.
Любой разбирающийся в законах человек знает, что большинство государств сегодня открыто и жёстко поставило права и интересы преступников над правами их жертв - своего населения. (Подробнее http://www.proza.ru/2012/01/19/2121 )
Оправдывают это старой песней: «Другого нет у ВАС пути: в руках у нас -винтовка». Понятно, что страны с «другим путём», где людям дают бесплатное образование, лечение, жильё, автомашины и др., являются самой страшной угрозой для стран «нового мирового порядка». На таких страны «демократии» нападают по бандитски (29 против одного) и избивают до смерти, физически уничтожая их «идущих не в ногу» лидеров. (см., например, http://ukr-ru.livejournal.com/ ).
Но это – взгляд сверху, как бы из космоса. А мы-то, простые люди, смотрим на это изнутри. И тут, конечно, смех, смех и смех....
История 1-я.
Прилетел я в Канаду из ЮАР и поселился поначалу с семьёй в отеле. Дешевле, чем 160 долларов в день, не нашёл. Домработница в ЮАР, кстати, тогда зарабатывала 8 долларов в месяц, садовник-шофёр – 20 долларов, а я – преподаватель лучшего университета страны – 450.
Денег, вырученных от продажи дома, машины и мебели в данные мне консульством 10 дней «на все сборы» - иначе виза навечно погашается, могло хватить лишь на несколько недель такой жизни, и я кинулся искать квартиру.
Квартир этих в Канаде больше, чем жителей. Да не каждого в квартиру пустят. После первого же вопроса: как долго я уже живу в Канаде, обычно вешали трубку. Было ясно, что у меня нет никакой «истории»: ни кредитной, ни трудовой, ни «квартиросъёмной» – а такого разве только сумасшедший к себе пустит. Ведь пьяницу, наркомана, даже просто бездельника выселить здесь невозможно – так и будет хозяин платить за такого жильца все его счета и налоги на жилплощадь до конца жизни, или пока свой дом не продаст за любые деньги, чтоб только от паразитов избавиться.
С таким же успехом новоприбывший может и на работу устраиваться. Первый же вопрос: «Ваш адрес и домашний телефон» – становится последним. Даже положить свои деньги в банк, оказывается, ну никак невозможно без «шести документов идентификации»: то есть, например, местных водительских прав, вида на жительство, паспорта, счёта за свет, за газ и... подтверждения факта, что вы уже записаны в местную библиотеку.
Через две недели я лишь выяснил, что жить без квартиры невозможно, но невозможно и снять её. И тут вдруг меня мои бездомные домочадцы с криками радости вечером будят и требуют немедленно хватать такси и куда-то ехать. Оказывается, они не только прочли в газете объявление, что за какие-то 199 долларов и 99 центов вам немедленно дают несколько квартир на выбор для немедленного заселения, но и договорились уже обо всём с этим агенством. Наши благодетели закроются сегодня на 15 минут позже, чтобы прямо сейчас, этим же вечером дать нам эти адреса с квартирами, в одну из которых мы немедленно переедем.
Из всего этого реальными оказались только 199.99 долларов, которые уплыли из моего кармана. Водитель такси даже ехать отказался по купленным мною адресам. Сказал, что я же ему не заплачу, если он привезёт меня к дому, которого на этой улице просто не существует, иначе он был бы и на его ГПС. Не поверив его электронной информации, я настоял на совершенно напрасной езде, которая подтвердила, что ВСЕ шесть адресов, распечатанные на красивой карте этого агенства – фальшивые, их нет в природе.
В полиции просто возмутились моими поклёпами на достойное и абсолютно честное агенство. Ведь они полностью выполнили свои обязательства и выдали мне на руки очень красиво оформленную бумагу с распечатками адресов, это и стоит 199.99, как в ней же внизу и указано. И квитанцию мне дали на такую же сумму: не обманули ни меня, ни налоговое ведомство. А если я ещё почему-то недоволен качеством этой предоставленной мне услуги, так некоторым и «мерседес» с «тойотой» не нравятся. Нужно просто пользоваться услугами других компаний в таком случае, а не в полицию бежать. Кстати, 199.99 означает, что всё это дело «ниже порога 200 долларов», значит, в суд обращаться нельзя из-за такого пустяка.
Как вы понимаете, мы хохотали потом до утра, уснуть не могли.