Однажды в поисках квартиры в Вашингтоне я остановился на неделю у
приятеля, проживавшего на 13 NE улице – там, где проходила не
обозначенная ни на одной карте граница между белым и черным населением
этого города. Как-то приятель показал мне свое генеалогическое древо на
многих листах – оно восходило чуть ли не к Мэйфлауэр и включало десятки
сенаторов. При одном взгляде на это дерево было ясно, что верхний слой
американских WASP-ов постепенно вымирает – крона дерева была богата
тупиковыми ветками.
На моего приятеля в течение всей его жизни обрушивались огромные
состояния, оставшиеся от выморочных наследств. Он видел всё
в этой жизни и был интереснейшим человеком, но несколько лет назад его
засудили за нарушение копирайта при организации проката японских
кинокартин в США. На последние деньги он поселился рядом с пятью домами,
похожими на кремовые торты, которыми он когда-то владел. Неделя эта
запомнилась мне невиданным даже для меня, русского человека, разгулом –
это был самый злачный квартал Вашингтона, вблизи Дюпон Сёкл. По ночам мы
крутились в клубе Madam’s Organ (для пошляков – ударение на последнем
слоге) и десятке других, вместе со многими его приятелями и подружками.
Практически никогда он не расставался с бутылкой пива и отхлебывал из
неё постоянно. Но однажды я заметил – за всю ночь он выпивает не больше
3 маленьких 12-унцевых бутылочек. Уже когда я съезжал с его квартиры с
большим облегчением, он сказал грустно, что у него рак на последней
стадии, и показал медицинское заключение.
Я сказал ему всякие ободряющие слова, но под конец не выдержал и
спросил, почему он пьет пиво такими крошечными порциями в такой
ситуации. «Жизнь прекрасна» - ответил он – «и я не собираюсь сокращать
её ни на один день».