Советские времена. Работаем в НИИ. Как у всех, есть подшефный
колхоз, где за отгулы батрачим, чтобы быстрей достроить коммунизм и,
наконец, обогнать мерзких америкашек по молоку, мясу и шерсти. Но кроме
оброка по трудодням есть еще в нашей конторе сколоченная парткомом
пестрая компашка, типа агитбригады, для поездок в подшефный колхоз с
целью увеселения утомленных пьянством аборигенов. В компашку входят:
лектор-пропагандист Костыль (полкан-отставник Костылев – начальник
ГО-«застенчивый ворюга» гражданоборонного спирта), певец (по кличке
Карузо), фокусник Хвост (м. н. с. Хвостов), гиревик Жаба (электрик
Жабаров) и джаз-банда из 4 человек, в которой я колупаю на басухе.
Получаем партийное задание и выезжаем на убитом автобусе по осеннему
бездорожью в указанном направлении. Часа через два, периодически не хило
принимая на грудь для сугреву, то и дело путаясь в направлениях,
подъезжаем затемно к какой-то деревушке и в ней к кривой хибаре под
названием клуб. В клубе ни души, один бухой сторож, что довольно
странно. Обычно нас всегда ждут и зал битком. Ладно, хрен с ним. Костыль
пошел на разведку скликать народ, а мы занялись установкой аппаратуры.
Минут через 40 стала собираться публика. В первых рядах - бабульки,
сзади - полупьяная молодежь. Изрядно поддатый местный агроном и объявил
начало шефского концерта.
Первым на сцену вынырнул подрумяненный халявным спиртом пропагандист
Костыль. А мы пока устроились в тесном закутке у задней стенки сцены,
отгороженной от публики грязной занавеской. Костыль достал мятую газету
и начал вещать о гнусных происках империалистов. Гневно клеймя их за то,
что они, гады, чтобы не сбивать цены на хлеб, уничтожают излишки зерна.
А в это время, мы за занавеской потихонечку давили очередной пузырь,
передавая кружку по кругу. Пустой бутылек бросили в дырку в полу сцены.
В тишине клуба, раздалось мелодичное «ДЗЫНЬ» - звон разбившейся о камень
бутылки. Из задних рядов восхищенно донеслось:
- Хуясе!!!
Лектор, приняв народное одобрение на свой счет, оживился:
- Да-да! Совершенно верно! Лишнее зерно сжигают, зарывают бульдозерами,
сбрасывают в море, в то время как дети Африки и Гондураса голодают!...
Наконец Костыль заткнулся и на сцену выплыл Карузо. Встав в величавую
позу, и, пафосно закатив глаза, затянул свою коронную:
- Слааааавное море, священный Байкаааааааал!
Из задних рядов:
- Хуй тебе в жоооопу, чтоб ты не скакаааааал!
Карузо напрягся, сбился с ритма, гневно поводил очами и, послав всех
на..., гордо удалился за занавеску под одобрительный свист.
Градус у публики и у нас в закутке крепчал, усиливая энтузиазм с
обеих сторон. Сменив Карузо на сцену вышел Хвост со своими фокусами. Он
доставал из штанин какие-то разноцветные ленты-платочки, выдувал из
пасти мыльные пузыри, жонглировал яблоками и огурцами (спёр из нашей
закуси!), и под конец попросил у передней бабульки рубль. Она полезла
под юбки и с опаской дала фокуснику мятую бумажку. Тот взял ее в кулак,
что-то побормотал, покрутил рукой вокруг башки, крутнулся на месте, и...
разжал пустую ладошку. Рубль исчез! Бабка чуть не в обморок, орет:
- Отдай рупь, лешак долгогривый!
Хвост, загадочно улыбаясь, лезет в штанину, достает куриное яйцо и
пытается разделить его напополам. Но ничего не получается. Под хмельными
парами он бъет его о край сцены и...- на полу яичница, а РУБЛЯ НЕТ!
(Хвост же не знает, что мы решили его разыграть и вместо бутафорского
яйца с заготовленным внутри рублем подсунули ему натуральное). Из задних
рядов понеслись угрозы:
- Отдай, бля, рупь бабке, уроем, на хуй!
Хвост лихорадочно лезет в штанину, нашаривает там трешку (бабкин-то
рубль он втихаря сунул себе за шиворот) и отдает ее старухе со словами:
- Вот, бабуля, видите, - был рупь, стало три! Бабка плачет от счастья,
мы хихикаем за занавеской. Как говорится, все довольны, все смеются.
Фокусника на сцене сменяет амбал-гиревик Жаба. Он берет в руки огромную
гирю и багровея от хмельного напряжения, начинает ее выжимать над
головой. В задах клуба начинается громкий спор: - ПЁРНЕТ, НЕ ПЁРНЕТ?!
Жаба кидает гирю на сцену, пробив огромную дыру в гнилом полу и
возмущенно огрызнувшись: - Вы, мудаки, сами усрётесь ее поднимать! –
удаляется за занавеску.
Тут на сцену вскарабкивается уже никакой агроном и начинает грозить в
зал:
- Перду... приду.. пержу.. пержаю, завтра усе рсскжу пер.. прсе..
прсдатлю!
Публика зашевелилась, загомонила и потребовала танцы. Наша разогретая
банда наконец вываливает на сцену, и мы грянули! Во все наши самодельные
усилители-сундуки-динамики… Избушка затряслась-задергалась и началось
стихийное буйство. Кто-то плясал, кто-то орал, кого-то тащили трахать,
кому-то начали бить морды скамейками, в окна полетели бутылки...
общем-душевный ландшафт, полный культур-мультур!...
Но вот и финиш! Сидим в автобусе, ждем Жабу (достает из-под пола гирю),
Хвоста (безуспешно пытается выкупить у бабки свой трояк за рубль) и
Костыля, уволокшегося подписывать путевку. Наконец они все появляются и
мрачно плюются: - Ну, блин, попали! Мы: - Что такое?!!!... Костыль: - Не
зачет! Зря старались! Козлы!
Оказывается, занесло нас по пьяни не в ту степь. Надо было в наш новый
подшефный колхоз - «Путь к коммунизму», а это оказался на нашем пути -
«Заветы Ильича». Да и кто их там, в навозе, отличит-то друг от друга
днем-то, а тут еще приперлись навеселе на ночь глядя! Общий выдох:
- Ну, бляяя!!!... Ладно, мужики, завтра в свой колхоз попрём, только
пить будем после, а не до того!...