Сижу вечером в общаге, думаю, чего б пожрать. Приходит друг, приносит
здоровенную живую рыбу. Во, говорит, купил на Авиамоторной, щас
поджарим. Ты умеешь ее готовить? А че тут уметь, говорю. Выпотрошить
сначала надо. А рыба лежит в кульке и не шевелится. Ну, мы ее несем на
кухню, вываливаем в раковину. Рыба не шевелится. Я делаю хорошую мину,
хватаю ее за жабры и сажаю в брюхо ножом. В следующее мгновение тварь
лупит хвостом, кусает меня за руку, выпрыгивает из раковины и начинает
бешено шлепать по полу. Мы в шоке, скачем, как обезьяны, уворачиваемся.
Мой друг с истерическим криком «Уйди, сука! » зафутболивает ее ногой.
Она отлетает, шмякается в стену и падает замертво. Тишина. Я сосу
прокушенный палец. Приближаемся, трогаем ее. Лежит, не шевелится. Из
распоротого брюха торчат кишки. Знаешь, говорю, чего-то я не в форме.
Давай, через два часа Сашка придет, мы его попросим. Он рыболов, сумеет
правильно приготовить. Только куда ее положить, чтоб не протухла? Мой
друг отвечает, ну как куда? У нас же аквариум есть. Туда и бросим, все
равно она мертвая. А мы как раз аквариум купили. У нас там жили три
рыбки-телескопа. Ну, мы осторожно берем это животное за хвост, несем в
комнату. Висит, не подает признаков жизни. Бултых, кидаем в аквариум.
Телескопы врассыпную. Рыба всплывает, лежит на боку, ведет себя как
труп. Мы наблюдаем. Минут через десять телескопики теряют страх,
приближаются, обнюхивают ее. Один, понаглее, начинает дергать за
торчащие кишки. Мы успокаиваемся и идем на шестой этаж – узнать, когда
точно придет Сашка. Возвращаемся минут через пятнадцать. Открываем дверь
и замираем. На нас через стекло тупо глядит эта тварь. Она ожила, стоит
посреди аквариума и шевелит плавниками. И как бы что-то дожевывает. А
вокруг ни одного телескопа.
NEK