Случай из оперативной деятельности
Дело было в Кувейте в первые дни иракского вторжения. Почти все
посольские кроме консула и пары-тройки сотрудников, в числе которых
оставался и я, уже эвакуировались последним рейсом «Аэрофлота», а я в
числе немногих остался выполнять государственной важности задание.
Попробуйте догадайтесь какое, задроты. В жисть ведь такого не нюхали.
И вот я еду на посольской белой «Волге» по притихшим и слегка
потрепанным улицам Кувейт-сити. Повсюду уже стоят иракские блокпосты. И
вижу, как из одной богатой виллы два подвыпивших иракских солдатика
выводят волоокую гражданку явно не пролетарской наружности, что
называется, «под уздцы». С целью, ясное дело, совершить с ней нечто
непоправимое. Тут во мне, признаться, взыграло достоинство советского
офицера. А чуть позже, когда я сумел оценить наметанным взглядом ее
аппетитные формы и охуительной красоты лунноподобный лик, взыграло
достоинство и мужское. И тут я решил, значит, не отдадим мол на
поругание нещадно эксплуатируемых женщин Востока и все тут! Раз решил,
значит, как учил меня полковник Золотайко, значит надо делать. А на
заднем сидении у меня всегда с собой саперная лопатка для всяких таких
дел, значит. Ну, значит, тормознул авто, беру лопатку и выхожу, значит,
в направлении вражеского десанта дружественной нам страны. Те поначалу
нифига не заметили. Только когда оставалось шагов десять, один из них
вскинул калаш и что-то залопотал по иракски. Я в восточных языках всегда
ни в зуб ногой (в отличие от восточных единоборств, хе-хе), так что
просто примирительно поднял вверх руки с лопаткой, значит. И, значит,
говорю: мир, дружба и вообще я нигшт шпрехен зи дойч. Второй солдатик
недоверчиво оскаблился:
- Американ?
- Какой я в жопу ебаный американ, — отвечаю, — русский я, как еб вашу
мать. Руссо туристо, бля.
Вижу, второй солдатик чего-то призадумался. Переваривает, мол. А первый
так и просиял на словах «еб вашу мать». Уставился радостно на меня, как
будто я есть пришествие горы к ихнему Мухамеду. Смотрит, улыбается,
глазами-маслинами хлопает. Калаш на землю бросил. Чего это он, думаю, а
он вдруг как заорет:
- Ооо! Йоб вьашу маддь! Йоб вьашу маддь! Москва! еСеСеСеРь! Институт
Лумумба! Таварисч дарагой!
- О, бля, земеля! — ору, старательно изображая знаки неподдельной
радости на лице, а сам думаю — ну бля, влип.
Второй солдатик от этого зрелища тоже, видать, охуел. А я тем временем,
не теряя стратегической инициативы, обращаюсь к первому:
- Слышь, земеля, не подскажешь где у вас ГУМ поблизости, типа. Я тут для
жены шмотками затариться решил.
Вижу, что похоже его познания русского языка кончаются теми же
«Москвой», «институтом Лумумбы», «дорогим товарищем» и «еб вашу мать»,
поэтому лезу в карман за пачкой «Примы» и, ослепительно улыбаясь, достаю
сигарету:
- Огоньку не найдется, земеля?
Это он понимает и радостно кивая лезет в карман за зажигалкой, или что
там у него. И тут я, улучив момент, с полуразмаха мочу его лопаткой
прямо в височную кость. Солдатик так и застывает с рукой в кармане
поношенной гимнастерки советского образца, закатывает глаза и
аккуратненько оседает в песок. Из раны вытекает струйка вишневой
арабской крови. Все это я вижу боковым зрением, потому что уже в
процессе нанесения удара мое внимание переключилось на второго
солдатика. Честно говоря, я ожидал, что с ним придется повозиться. Но
оказывается, он уже морально «готов». Он настолько ошеломлен неожиданным
поворотом событий, что, похоже даже забыл, что у него за спиной висит
калаш. Я вижу, как появляется и темнеет пятно на его штанах. Глаза его
по степени круглости могут соперничать с иными очками. Калаш падает на
землю, он пятится несколько шагов назад, и тыча в меня пальцами, орет —
«Шайтан! Шайтан! » Неожиданно он поворачивается, и с удивительной
быстротой начинает улепетывать. Понимая, что если ему удастся добежать
до ближайшего патруля, мой день, да и жизнь вообще могут иметь совсем не
то окончание, какое мне хотелось бы, я с диким криком «Хуййййаааааааа! »
кидаю ему в спину саперную лопатку. Такого рекорда не устанавливал даже
наш инструктор по части — саперная лопатка стрелой пролетает добрый
десяток метров и с громким хрустом вонзается в спину убегающего. По
инерции он пробегает еще несколько шагов, потом падает в песок,
несколько судорожных движений и все кончено.
Когда я подхожу к нему, он уже не дышит. Поплевав на ладони я не без
труда вытаскиваю лопатку из его позвоночной кости. Лопатка вся в крови —
втыкаю в песок. Расстегнув ширинку, извлекаю товарища пениса и с
чувством глубокого удовлетворения ссу на поверженный труп врага,
приговаривая «шайтан твой рот ебал. »
Потом мой взгляд и мысли возвращаются к виновнице всего этого
безобразия. Волоокая гражданка стоит, смущенно потупив свои бездонные
глаза — о эти глаза! В них есть что-то от русской тоски — подумал я. Но
время подгоняло, и поэтому я сказал ей:
- О прекрасная из прекраснейших! (как видите, в детстве я тоже читал
«Тысяча и одну ночь») Воистину, ты слаще шербета! Я всего лишь русский
офицер и мне неведомы нежные чувства, но с тех пор, как я узрел тебя, о
лунноликая, мое сердце постоянно находится под шквальным огнем Амура!
Не знаю, поняла ли она, но вижу — зарделась вся.
— Подожди, дорогая, — говорю — никуда не уходи. Точнее, уходи домой и
спрячься там. Когда стемнеет, я приду. А сейчас мне надо зарыть эти
трупы.
Я не смотрел, как она уходила. Поплевав хорошенько на ладони, я принялся
за грязную, но нужную работу. Как всегда бывает в таких случаях, во
время рытья неглубоких могил и последующего предания тел земле на улице
не появилось ни одного патруля.
До посольства я добрался без приключений.
Стемнело. В городе был объявлен комендантский час, но разве это преграда
для переполненного любовью сердца? Мне пришлось использовать, правда,
кое-что из арсенала суперагента, чтобы благополучно миновать блокпосты,
и мои спецнавыки, в который раз себя оправдали.
А дальше что? Она ждала меня. И я пришел. И было все — жаркая южная
ночь, теплое сено и не менее пламенная любовь советского суперагента и
кувейтской волоокой гражданки. Вам то что рассказывать, задроты? Вы и в
жисть такого не нюхали.