Поиск по автору:

Я вхожу в ординаторскую, сажусь в кресло, вытягиваю ноги, прикрывыю глаза.
- Первый год?
- Что? - я вздрагиваю, привстаю. В ординаторской был полумрак, я не заметил, что здесь есть кто-то ещё.
- Первый год работаете? - тучный мужчина располагается на диване в дальнем углу комнаты. - Просто я вижу, зашёл молодой врач, усталый и слишком взволнованный одновременно.
- Извините, но посторонним здесь находится нельзя.
- Прошу прощения. Но я не совсем посторонний. Я работал здесь почти 30 лет. Хирургом. Детским. Два года на пенсии. Зашёл навестить коллегу, Павла Александровича. Вы его должны знать, он тут главврач.
Мужчина подходит ко мне.
- Василий Игоревич.
- Сергей ... Сергей Владимирович, - обмениваемся рукопожатием. Пальцы у него тонкие, но рука твёрдая.
- Я уже шёл на выход, но проходя мимо "родной" ординаторской не удержался и заглянул. Этому дивану лет 10 точно! Сколько ночей на нём провёл на дежурствах. Только присел, а тут вы. Дышит тяжеловато, на кресло прямо свалился. Ну, думаю, - новичок!
- Я третью неделю здесь, после ординатуры. Детская больница скорой помощи - самый отчаянный выбор. Знаете, все эти травмы у детей... кажется никогда не привыкну. Хотя коллеги, уверяют, что уже через пару месяцев не буду реагировать на крики и плач, "обрасту чешуей". Но если не получится, попрошусь во "взрослую" клинику.
Василий Игоревич слегка улыбается, смотрит в глаза.
- Я надеюсь, что не обрастёте и останетесь здесь. Ни разу в своей жизни я не пожалел, что стал именно детским хирургом. Наша профессия позволяет познать человека как никакая другая. Могу с уверенностью сказать, что всё самое настоящее встречается именно в детях. Страх, боль, отчаяние, смелость, мужество и любовь.
Василий Игоревич молчит несколько секунд, хмурится, рассказывает:

Лет 15 назад, ночью забегает сюда в ординаторскую сестра из приёмного покоя.
- Автодорожка! Пациент тяжелый во второй операционной!
Прибежал, бригада уже собралась, на столе девочка лет шести. Пока одевался и стерилизовался, узнал подробности. В машине была семья из четырех человек. Отец, мать и двое детей: близнецы мальчик и девочка. Больше всех пострадала девочка: удар пришёлся в область правой задней дверцы, там где находился ребёнок. Мать, отец и её брат почти не пострадали - царапины и гематомы. Им помощь оказали на месте.
У девочки переломы, тупые травмы, рваные раны и большая потеря крови.
Через пару минут приходит анализ крови, и вмести с ним известие, что именно третьей положительной у нас сейчас нет. Вопрос критический - девочка "тяжелая", счет на минуты. Срочно сделали анализ крови родителей. У отца - вторая, у матери - четвёртая. Вспомнили про брата-близнеца, у него, конечно, третья.
Они сидели на скамейке в приёмном покое. Мать - вся в слезах, отец бледный, мальчик - с отчаянием в глазах. Его одежда была вся перепачкана кровью сестры. Я подошёл к нему, присел так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
- Твоя сестричка сильно пострадала, - сказал я.
- Да, я знаю, - мальчик всхлипывал и потирал глаза кулачком. - Когда мы врезались, она сильно ударилась. Я держал её на коленях, она плакала, потом перестала и уснула.
- Ты хочешь её спасти? Тогда мы должны взять у тебя кровь для неё.
Он перестал плакать, посмотрел вокруг, размышляя, тяжело задышал и кивнул. Я подозвал жестом медсестру.
- Это тетя Света. Она отведёт тебя в процедурный кабинет и возьмет кровь. Тетя Света очень хорошо умеет это делать, будет совсем не больно.
- Хорошо. - мальчик глубоко вздохнул и потянулся к матери. - Я люблю тебя, мам! Ты самая лучшая! - Затем, к отцу - И тебя папа, люблю. Спасибо за велосипед.
Света увела его в процедурную, а я побежал во вторую операционную.
После операции, когда девочку уже перевели в реанимацию, возвращался в ординаторскую. Заметил, что наш маленький герой лежит на кушетке в процедурной под одеялом. Света оставила его отдохнуть после забора крови. Я подошёл к нему.
- Где Катя? - спросил мальчик.
- Она спит. С ней всё будет хорошо. Ты спас её.
- А когда я умру?
- Ну... очень не скоро, когда будешь совсем старенький.

Василий Игоревич произносит последнюю фразу с дрожью в голосе. Молчит минуту.
- Вижу, Сергей Владимирович, вы не очень поняли что особенного тогда произошло. Я тоже осознал не сразу. Несколько часов мучили сомнения, и потом осенило. Много лет прошло, а у меня до сих пор мурашки каждый раз, как я вспоминаю этот день. Мальчик думал, что умрет после того как у него "возьмут кровь". Поэтому он прощался с родителями. Скажете, детская наивность? Ну и что? Он на все сто был уверен в том, что погибнет. Он реально жертвовал жизнью ради сестры. Понимаете, какой подвиг он совершил? Самый настоящий. И никто не заметил. Оставайтесь здесь работать, Сергей Владимирович. Временами будет тяжело, но вы никогда не пожалеете.

Я пришёл на работу рано, к шести, чтобы за день успеть подготовить проектную документацию. Сроки, как часто бывает, горели. Через час в мой кабинет заглянул наш гендир, Олег Сергеевич. Я знал, что он бывший военный. Ходили слухи, что служил чуть ли не в спецназе ГРУ и имеет славное боевое прошлое. Пожалуй, это лучший босс за всю мою карьеру. Умеет полностью доверять своим коллегам и при этом держать под контролем все процессы в компании. Хорошо знает каждого сотрудника, его биографию, сильные и слабые стороны. Олег Сергеевич приходил на работу рано, к семи, но и никогда не задерживался - убегал забирать внука из детского сада.
- Ты здесь? Я думал, сегодня ты будешь в офисе только во второй половине дня? - гендир удивлённо поднял брови.
- Почему во второй? Переговоры были вчера, Тетрапак принял наконец решение. Надо сегодня все оформить и отправить на утверждение.
- Это хорошо. Но сегодня же первое сентября.
- Я знаю. Сроки жмут, как всегда, но...
- Господь с этим Тетрапаком. Я не о них. У тебя же сыну 7 лет? Сегодня идёт в первый класс?
- Да, жена отведёт. Если не утвердим концепцию на этой неделе, то запуск линии задержится до октября...
- Вадим, ты очень сильный специалист, но твоё неумение расставлять приоритеты убивает... - Олег Сергеевич разочарованно вздохнул.
- Не понял вас.
Гендир сел на стул.
- Закрой свой ноутбук, отвлекись. Расскажу тебе кое-что.
Я захлопнул ноут. Олег Сергеевич начал рассказывать.

Виктор пришёл к нам в июле. Младший лейтенант с отличный боевой подготовкой, с опытом работы в горячих точках. Открытый, прямой, спокойный. При общении всегда смотрел в глаза.
Прошло чуть больше месяца и мой взвод отправили в командировку. Этот августовский "вояж" был одним из самых "жарких" за всю мою службу. В одном из боестолкновений Виктор погиб. Он, как снайпер, в походе всегда держался отдельно от основного отряда. Когда мы попали в засаду, он прикрывал нас. Мы смогли отойти, а Виктор отстал и не смог выбраться. У него остались жена и семилетний сын.
По возвращении домой, я позвонил вдове, пытался поддержать, предлагал любую помощь. Она очень беспокоилась за сына. Мальчик сильно переживал, снял со стены фотографию отца в траурной рамке, поставил к себе в комнату, надолго закрывался один.
Что можно сделать в такой ситуации? Как помочь? Через пару дней в голову пришла одна идея. Бредовая, но лучше не было. Я собрал взвод и обратился к с просьбой уделить полдня сыну погибшего соратника. Как я и ожидал, никто не отказался. Но самое удивительное началось потом. Ко мне стали подходить солдаты и офицеры со всей части, спрашивать разрешения участвовать в планируемом мероприятии. Это уже было неожиданно.
Первого сентября во дворе одной из городских школ, несколько десяток взволнованных первоклашек в нарядных строгих костюмчиках стояли в линейке и слушали речь директора школы о новом этапе в их жизни. Родители новоиспеченных школьников стояли в сторонке, умилённо наблюдали.
Директор закончил основную речь фразой:
- Друзья! Сегодня у нас есть один особенный ученик. Его пришли поздравить друзья его отца.
Из-за здания маршем, ровной коробкой вышла сотня военных в парадной форме, чеканя шаг так, что эхо раздавалось на несколько кварталов. Остановились напротив обомлевших первоклашек. Я, на правах возглавляющего шествие, произнёс:
- Поздравляю Селиванова Михаила Викторовича и его товарищей с началом обучения в школе!
- Ура! Ура! Ура-А! - отозвался строй.
Я подошёл к сыну Виктора, протянул ему два погона и сказал:
- Это твоего отца. Храни их. И всегда знай, что можешь рассчитывать на нас в любой ситуации.
Мальчик вытянулся по струнке и держался строго, не обращая внимания на крупные слезы, стекающие по щекам. Он взял погоны и невпопад ответил дрожащим голосом:
- Так точно! То есть... вас понял.

Гендир поднялся со стула и спросил:
- Во сколько линейка?
- В девять, - мой голос предательски дрогнул.
- Ты ещё успеешь. А Тетрапак подождёт.

Тесть, полковник полиции, ушёл в отставку. Последнюю неделю на службе он ходил по кабинетам многочисленных сослуживцев от генералов до рядовых оперативников. С каждым выпивал коньячку, желал спокойных дежурств, всяческих успехов, слушал в ответ признания в безграничном уважении. Коллеги проводили его с почестями на заслуженную пенсию. Карьеру в полиции (тогда ещё в милиции) он начал поздно, в тридцать пять, после того как уволился из армии. Очень умный, честный и смелый человек. В органах он полностью нашёл себя, и за более чем двадцать пять лет службы накопил целый шлейф профессиональных побед. И я имею введу не карабканье по служебной лестнице, а именно исполнение долга служителя закона. Коллеги его любили, уважали, боялись и называли исключительно по имени отчеству - Павел Алексеевич, даже старшие по званию.

В субботу мы собрались в семейном кругу на даче. Тесть, теща, я, жена и наша семимесячная дочь. Именно когда Павел Алексеевич узнал, что скоро станет дедом, он объявил что уйдёт на пенсию, как только моя Света родит. Долг смог задержать с отставкой всего на семь месяцев. Во внучке он души не чает и я могу доверить ему свою дочь больше чем кому бы то ни было.

Табу на рассказы о службе Павла Алексеевича в полиции существует много лет. Его жена после истории о том, как брали банду каких-то головорезов, заявила, что на службу его больше не пустит и сожгла удостоверение. После этого на вопрос "Как дела на службе?" только один ответ: "Нормально".

После плотного ужина с шашлыком погода располагала к приятной прогулке. Все вместе мы отправились к озеру. Проселочная дорога, теплый ветерок, непринуждённая беседа. Что может быть лучше?
- Думаете не будете скучать по службе? - спросил я
- Конечно буду. Работа в полиции позволяет себя чувствовать живым, реализовывать одну из базовых потребностей человека - быть нужным. Стольких человеческих судеб удалось коснулся. Часто - трагических, но удовлетворение от того, что смог помочь, окупает все усилия. Но служба в полиции - она для молодых, требует огромный запас эмоциональных сил. Именно эмоциональных.
- Какое дело запомнилось больше всего?..
- Нет, прошу, не надо... - перебила теща.
- Пожалуйста, - настоял я, - это очень интересно. К тому же, это уже всё в прошлом.
Теща махнула рукой, отвернулась демонстративно рассматривая крыши дачных домиков.
Павел Алексеевич помолчал.
- Можно сказать о деле Пашки-Лезвии или о банде Наумова. Они оставили густой кровавый след на полстраны. Разгромив их банды мы спасли десятки жизней. Или о том генерале-оборотне в Ярославле, очень крупное дело. Это, скорее, самые важные дела. Больше всего запомнилось другое, можно сказать, совсем незначительное.

Шёл второй год моей службы в органах. Мне передали дело о преступной халатности повлекшей смерть семилетней девочки. Настя Колесникова погибла под колёсами электропоезда на станции Планетарная. С ней была её няня, женщина двадцати с чем-то лет. Отца у девочки нет, а мама умирала от онкологии в одной из Московских больниц. Дело получило резонанс, няню поместили под стражу. Сама она утверждала, что соблюдала все меры предосторожности, а Настя прыгнула под поезд сама, совершенно внезапно. Видеонаблюдения тогда не было, свидетели прояснить ситуацию не могли, а руководство требовало наказать няню погубившую дитё, которое вот-вот должно остаться сиротой, по всей строгости. А это, между прочим, до пяти лет.
Когда я встретился с девушкой, она оказалась убита горем. Но не от страха перед наказанием, а от того, что не смогла уберечь Настю.
Самым возможным вариантом была банальная неосторожность: стояли у края платформы, подходила электричка, девочка поскользнулась или оступилась и упала на рельсы. Однако няня говорила, что они сидели на скамейке, когда её подопечная вскочила, бросилась бегом по перрону и прыгнула под колёса. Коллеги были уверены, что няня лжет и дело просто нужно оформить и направить в суд. Но я отправился осмотреть комнату в коммуналке, где жили мама с Настей. Там совершенно случайно, я нашёл записку, спрятанную в коробке с конструктором... За мной вынужден был подняться водитель, ожидавший в машине. Оказалось, что я пялился на клочок бумаги больше двадцати минут, роняя слезы на ковёр. Хорошо ещё, что он никому не рассказал, что я распустил сопли как школьник.
На следующий день все обвинения с няни оказались сняты и дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Павел Алексеевич замолчал. Теща, на протяжении всего рассказа делавшая вид, что не слушает, не выдержала и спросила:
- А записка? Что было в записке?
- Записка... конечно... Вырванный лист из тетради в полоску с косой. Надпись розовым фломатсером, который почти высох: "Мама я стану ангелом чтобы спасти тебя"... и два синих цветочка по углам.

До озера не дошли, начал накрапывать дождь.