Время действия - 1987 год. Лето. Место действия - поезд Москва-Барнаул.
Уезжаю в командировку в Тюмень. До отправления поезда времени еще много,
посему стою около вагона и не торопясь курю. Рядом снуют
отъезжающие-провожающие, все как обычно... жарко... скучно. По платформе
перемещается процессия, привлекающая внимание окружающих. Во главе
процессии весьма колоритная личность - хорошо одетый господин (хм...
тогда еще гражданин, все-таки) почти двухметрового роста и, как
говорится, косой сажени в плечах. Блондин, но с очень сильным загаром -
редко такое встречается. За гражданином двое носильщиков везут его багаж
- десяток чемоданов и коробку с телевизором "Панасоник" - все очень
немаленьких размеров, подстать хозяину. Небольшое напоминание: в те
времена отечественные телевизоры в продаже найти было весьма
проблематично, а про существование импортных советский народ знал
понаслышке, в основном. Так вот, останавливается все это великолепие
около нашего вагона, представительный гражданин предъявляет билет
проводнице, носильщики начинают разгружать тележки и затаскивать вещи в
вагон. Проводница молча и с очень удивленным выражением лица наблюдала
за этим процессом, но когда носильщики попытались втащить коробку с
телевизором в узкую дверь вагона (безуспешно, конечно же) ее прорвало.
Она вдруг вспомнила о своих служебных обязанностях, и пользуясь не очень
нормативной лексикой, поинтересовалась у гражданина, как, собственно, он
собирается со всем этим добром ехать, даже если ему удастся все это
запихать в купе? И почему он не сдал все это в багажный вагон? И вообще,
какого черта?! Гражданин ответил, что за превышение веса ручной клади
уплачено (вот, пожалуйста, квитанции), что крыша у него пока на месте, а
то бы он обязательно сдал в багаж без страховки вещи стоимостью примерно
в 10 среднегодовых зарплат среднестатистического советского человека,
что с телевизором он поедет в обнимку на верхней полке, поскольку этот
телевизор дорог ему как родной ребенок, и вообще, вместо того, чтобы
бестолку орать, не лучше ли договориться по-хорошему? Они отошли в
сторонку и, видимо, договорились-таки по хорошему. Телевизор минут через
десять загрузили в купе через открытое окно...
Объявили отправление нашего поезда, и я в приподнятом после созерцания
сего действа настроении пошел в свое купе. В нем я и обнаружил
гражданина с телевизором. А также еще двух попутчиков. Телевизор гордо
возлежал на верхней полке, пространство купе было заполнено чемоданами
почти полностью. Представительный гражданин извинился за причиненные
неудобства, пообещал компенсировать, и попросил помочь распределить
багаж более компактно. Попутчики подобрались молодые и на физическое
недомогание не жалующиеся, все с пониманием отнеслись к проблемам соседа
и, почуяв интересного собеседника на время длительной поездки, даже не без
удовольствия помогли ему разместиться. Кое-как убрали все, кроме одного
чемодана, который хозяин просто положил рядом с телевизором на верхнюю
полку. При этом в чемодане что-то подозрительно звякнуло. Присутствующие
насторожились... Еще одно напоминание: в 1987 году в разгаре была
антиалкогольная кампания имени последнего генерального секретаря ЦК
КПСС. Ладно, поехали, вроде. Познакомились. Гражданин представился как
Юра. Родом из Свердловска, коренной сибиряк. Два последних года работал
в Марокко, откуда и возвращается в данный момент. Вот, видите, сувениров
купил на двухлетнюю зарплату... Мы очень хорошо это видели. А какие-то
сувениры даже слышали, вроде?.. Юра, загадочно ухмыльнувшись, достал с
верхней полки позвякивающий чемодан. Открыл. В чемодане, пестря
разноцветными наклейками, аккуратно разместились десятка два
разнокалиберных бутылок. Явно не с газированой водой. Измученные
Нарзаном советские люди с вожделением уставились на эти африканские
сокровища... В этот момент дверь купе открылась и на пороге возникла
проводница с целью проверки билетов. Поскольку она, видимо, тоже была
измучена Нарзаном не меньше других, то моментально сориентировавшись,
закрыла за собой дверь и с мольбой в глазах заискивающим тоном изрекла,
что как бы было хорошо, если бы уважаемый товарищ расплатился за провоз
телевизора не деньгами, а... ну, скажем... парой ма-а-а-аленьких
бутылочек... Юру такой расклад вполне устраивал, кажется. Он сказал, что
одну часть оплаты даст сейчас, а вторую ближе к концу поездки. (Для
страховки, как он объяснил нам потом - чтобы у проводницы был стимул не
пускать в купе разных там линейных ревизоров и проч.) Из чемодана была
извлечена литровая бутыль замысловатой формы и торжественно вручена
хозяйке вагона. Хозяйка, убрав бутыль под полу форменного кителя, быстро
испарилась из купе, напрочь забыв про какие-то там билеты и прочую
дребедень, вроде оплаты постельного белья (благо, само белье в купе
присутствовало). Мы, конечно же, поинтересовались, что это было? (в
смысле содержимого бутыли, а не поведения проводницы). Ответом было: "А,
пустяки, 40-градусная наливочка. Сладкая. Женщинам нравится." Женщинам
действительно понравилось, судя по тому, что два вагона (наш и соседний)
большую часть дня ехали без проводнц, не совсем трезвые голоса которых
изредка доносились из наглухо закрытого служебного купе.
Сутки пролетели почти незаметно, так как Юра оказался действительно
интересным собеседником. К тому же, его рассказы периодически
подкреплялись содержимым бутылок, названия на наклейках которых
запомнить я был не в состоянии. Незадолго до прибытия поезда в
Свердловск, конечную точку Юриного путешествия, наша проводница
материализовалась в купе и слегка заплетающимся языком напомнила Юре про
вторую часть оплаты. Юра в последний раз запустил руку в заветный
чемодан и извлек эту самую вторую часть. Тоже в литровой упаковке. На
наш традиционный уже вопрос: "Что на сей раз?" ответ был кратким:
"Фруктовый спирт"...
Юру мы благополучно выгрузили вечером в Свердловске вместе с телевизором
и прочим скрабом. Пассажиры двух вагонов отходили ко сну не отягощенные
заботами проводниц... Я проснулся следующим утром, примерно за полчаса
до Тюмени. Естественно, без помощи доблестных работниц МПС, коих нигде
видно не было. По прибытии на станцию Тюмень, самостоятельно открыв
дверь вагона и выйдя на перрон, я увидел картину, достойную пера
художника. Представьте: раннее утро, около 6 часов, но несмотря на это
довольно жарко. Полупустой перрон. Единственный пассажир подходит к
соседнему вагону, к ПРОВОДНИЦЕ. Почему большими буквами? Проводница,
эдакая Женщина Русских Селений (из тех, что "на скаку остановит, и...
войдет") - метр восемьдесят ростом и полтора центнера весом, стоит на
земле в позе буквы Х - двумя широко расставленными ногами упираясь в эту
землю, правой высоко поднятой рукой крепко держась за поручень вагона,
левая рука тоже высоко поднята. Взгляд устремлен строго вперед.
Пассажир, щупленький мужчинка, ростом почти на голову ниже проводницы,
опасливо протягивает ей билет, интересуясь, в этот ли вагон ему нужно
садиться. Проводница, ни на секунду не отрываясь от созерцания линии
горизонта поверх головы пассажира, произносит (с растяжкой, абсолютно
пьяным голосом): "Ты ко мне? Заходи!". Мужчинка входит в ступор. Я
буквально падаю на перрон в истерике. Ах да, забыл сказать: из одежды на
проводнице были трусы, бюстгальтер и форменная фуражка. В левой поднятой
руке был крепко зажат трепещущий на легком ветерке красный флажок...