В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый
червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и
весь пубертатный период старалась держать меня подальше от родных и
знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь.
Пионерский лагерь состоял из бараков с детьми, домика администрации и
четырех туалетов.
Туалеты состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму
деревянного настила с дырками.
Говно с хлоркой воняли, поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко
от жилых помещений и обсаживали их кустами. Девочки долгое время думали,
что я мальчик? В общем, со мной не дружили. В ту роковую ночь полуночный
понос стал моим единственным товарищем. Поносил весь лагерь: зеленые
фрукты, немытые руки повара и всякое дерьмо, которое ели пионеры с
голодухи делали свое дело.
Дырки в тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек
и девочки ходили в туалет парами: одна гадит, другая светит фонарем,
чтоб первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто не
хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом
одиночестве; В тусклом свете фонаря были видны только очертания, и, сидя
над дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое
гов**. Неожиданно какая-то тень метнулась прямо на меня, я заорала,
резко дернула неустойчивым туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу
и я вошла в очко как хорошо смазанная гильза. Фак! Летучая мышь загнала
меня по пояс в кучу дерьма, над головой смутно виднелась очко, если
кто-нибудь сейчас придет гадить, то положение мое ухудшится. Надо
выбираться!
Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка
руками: это, блин, было сложно? все твердые опоры были скользкими!
Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула башку: от свежего
воздуха закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только
волей к свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то
ухватиться, чтоб не соскользнуть. Зацепиться можно было только за
поперечную деревянную балку в полуметре от меня, я с остервенением
пыталась до нее дотянуться, шипя от напряжения:
- Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!..
Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох, не то
стон, и глухой стук? я пересрала и свалилась обратно. Еще полчаса и я
снова над очком. Так. Тянемся?
Есть! Я схватилась за перекладину и Вылезла на бетонный пол еле дыша от
счастья.
Отдышавшись, решила идти к реке отмываться. Метрах в пяти от тубзика
валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь, сдох что ли?
Я пошла на речку, отмылась, а потом позвала людей: может спасти можно.
Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь он
только под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на веранде и
ему нравилось, когда к нему ходили дети. Я навещала его часто, он меня
особенно любил, ведь именно я тогда позвала к нему людей. На следующий
год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя. Он
сказал, что в ту ночь он обходил территорию, случайно услышал странное
пыхтение в туалете и открыл дверь.
На него из зловонной дыры лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к
нему щупальца и шипел:
- Ну-у-у? Иди же сюда-а? ссссука-а?. Дай, я до тебя дотянуссссь!.. За
лупоглазую обидно, конечно.