Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Vladimir Dounin
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Многие факты и события не раз уже приводили меня к выводу, что для женщин внешний вид мужчин намного важнее их внутреннего содержания.
Особенно ярко это высветилось для меня во время съёмок «бенефиса» Мартинсона с Гурченко в помещении телекомплека «Останкино». Меня пригласили играть в передаче одного из мушкетёров (судя по гриму – Атоса), что принесло мне совсем немного денег, и много проблем с повреждёнными шейными позвонками. Когда остальные, умудрённые своим профессиональным опытом мушкетёры вдруг разбежались и попрятались, я единственный (новичок в этих делах) попался в лапы режиссёра, который потребовал от меня для начала всего лишь навсего выполнить перед камерой прыжок «заднее сальто». А я никогда в жизни до этого ни переднего, ни заднего сальто не прыгал и прыгать не собирался.
В отличие от остальных мушкетёров - актёров, у меня в кармане был авиабилет - вечером я, музыкант по профессии, вылетал на гастроли, и шансов сняться на следующий день у меня не было. Быть с позором уволенным со съёмок не хотелось – решил попробовать, просто вспомнив, как это делают в цирке и представив самого себя таким вот акробатом. И, хотя в это трудно поверить, я по команде «мотор» - в сапожищах-ботфортах, плаще, со шпагой в руке - я этот прыжок выполнил, благополучно приземлившись опять на ноги.
Из-за кулис, из декораций, из каких-то ящиков выскочили другие мушкетёры, все мне аплодировали и кричали, что я «сделал эту сцену ну просто по-Станиславскому». А я, сам не веря своему счастью, собирался отойти в сторону отдохнуть и немного придти в себя. Но режиссёр потребовал... повторить прыжок, так как они ещё НЕ НАЧАЛИ снимать, когда я прыгал. Они «просто дали мне попробовать».
Все последующие тридцать с лишним прыжков заканчивались уже только приземлением на голову, пусть и с прижатым к груди подбородком (двадцать лет спустя мне показали на снимках магнитно-ядерного резонанса, что я сделал со своими позвонками). И пришлось бедному режиссёру монтировать в передаче вместе отдельно снятые начало и конец моего прыжка. Он всё вздыхал и говорил: «Такой замечательный кадр для начала, и - эх, не вышел. А ведь я с самого начала видел, что ты МОЖЕШЬ сделать это!» «Вот тогда бы и снимал», - хотелось мне ответить. Других охотников прыгать режиссёр найти не смог.
Так вот, когда мы (мушкетёры) спустились из студии в огромный буфет телецентра, к нам за нашим длиннющим столом тотчас же «присоседились» какие-то симпатичные девушки. А когда мы пошли к буфетной стойке покупать себе еду, другая группа девушек подошла к нам и спросила, не будем ли мы возражать, если они сядут за столом рядом с нами. Ну кто же будет возражать таким милым и приятным девушкам! Когда мы с этой группой девушек подошли к нашим местам за столом, то те другие девушки, что «присоседились» к нам прежде, безо всяких там вопросов и разговоров, внезапно атаковали пришедших с нами девушек. Я никогда не видел до этого женских драк и изумлённо смотрел, как прелестные создания хватают друг друга за волосы и «бьют мордой об стол», словно герои ковбойского фильма в традиционной для «вестернов» драки в салуне. Поразила полная тишина этого мордобития, никаких угроз, оскорблений, агрессивных выкриков итп, - неотъемлимой части любой мужской драки. Тут нас срочно вызвали в студию, и мы убежали, дожёвывая бутерброды, так и не узнав: чья сторона взяла верх?
На выходе из телецентра нас поджидали у выхода (хотя никакого уговора не было) обе воинствующие группы девушек, словно две армии на Куликовом поле, ожидающие лишь сигнала к атаке. Однако мы были уже без грима, без роскошных париков и костюмов, без шпаг, а я так и вообще с лысиной. До девушек дошло: из-за кого, на самом-то деле, они дрались и переживали? Они фыркнули, хмыкнули и удалились по-английски, то-есть даже не попрощавшись с нами. Нового Куликова побоища не состоялось.
Ну я этих девушек хоть как-то могу понять. Наверное, таких красавцев им никогда прежде и никогда впоследствии уже не довелось встретить. Ведь на меня одного, к примеру, гримёр 2 часа и 20 минут истратил, чтобы «создать образ», да и на каждого из остальных участников съёмки вряд ли меньше ушло. Но чтобы какое-то всего лишь там пальто могло бы так изменить поведение женщин – этого я уж никак не ожидал.
Правда пальто это было необычное – ни до, ни после я такого не видел. Сверхмодное, «Сделано в Югославии» по лицензии какого-то знаменитого французского дизайнера одежды из роскошного материала – 100% шерсть. Первоначальная цена пальто была 420 рублей ( 680 тогдашних американских долларов, ровно четыре месячных зарплаты преподавателя ВУЗа, семь месячных зарплат воспитателя детсада). Однако продать его пытались в крошечном поселке рыбаков и шахтёров в Приморье, без тротуаров и освещения на улицах. Как это пальто туда занесло, мне даже представить трудно. Наверное, кому-то из начальства не подошло. Но мне это пальто представилось уже уценённым до 120-ти, а когда завмаг заметила мой интерес (на мне оно сидело, как будто влитое), то поняла, что это, возможно, их единственный шанс. Сбросила ещё 20 рублей.
Все, кто увидел меня в этом пальто в Москве, в один голос говорили, что я в нём выгляжу, как настоящий миллионер. У меня тоже было такое же мнение, поскольку ни я, ни остальные миллионера никогда в то время не видели. Когда же я впервые увидел настоящего миллионера – знаменитого певца Дэйза О Коннора (директор телецентра в Лондоне сказал мне по секрету, что он делает более миллиона английских фунтов в год только на его студиях), то этот миллионер не менее двух минут извинялся перед нами (группой из СССР), что он так бедно одет, и всё уверял, что у него есть костюм и подороже. Он бы его – дескать непременно одел бы, если бы его предупредили о нашем визите. Он же «знает, как русские любят выряжаться, и как это для русских важно».
Другой миллионер водил нас по своей Лондонской Национальной Школе Киноискусства в стужу посиневший и стуча при этом зубами – у него пальто, по крайней мере во время нашего посещения школы, вообще не было. На мой вопрос ответил, что «мы – англичане ЛЮБИМ, чтобы было трудно и неудобно». Поэтому, по его словам, он и мёрз.
Когда же я работал впоследствии в самом дорогом на тот момент отеле мира (2200 долларов за ночь), то миллионеров видел с утра до вечера. Из своих вертолётов и самолётов они вылазили в костюмах, которые будто бы корова жевала. А хозяин отеля ( приехавший ещё из СССР, кстати, с 60 долларами в кармане, а сейчас купивший один из Парадайз – Райских островов и выстроивший там самый большой отель мира) - тот вообще всегда был в футболке и кедах.
Своё «миллионерское пальто» я носить не стал, а повесил в шкаф, чтобы одеть, когда торжественный случай в жизни представится. И случай представился, но вовсе не торжественный. Я стоял на остановке автобуса, опаздывая на концерт, а проезжающая мимо машина окатила нас всех с ног до головы грязью. Пришлось бежать домой отмываться и переодеваться, и тут у другого моего пальто в спешке пуговица отлетела и рукав по шву треснул. Хорошо, что «миллионерское пальто» мне в этот момент вспомнилось - его я и надел, выбегая назад к остановке. Это было самое горячее время предпраздничных концертов – до 8-10 выступлений в разных местах за день. Мне никто бы не простил срыв хотя бы одного из них.
И что тут началось! Казалось, что для всех женщин Москвы все остальные мужчины просто перестали существовать. На улице, в метро, в любом виде транспорта, на остановке – все они только на меня и смотрели, подталкивали соседок, указывая на меня, вполголоса, прямо на меня глядя, меня же обсуждали. Многие даже хотели вроде бы заговорить со мной, но всё не решались. Одна уже направилась для этого ко мне, но в последний момент оробела и ни слова не сказала, а я на этой как раз остановке и вышел. И так было всюду, весь этот долгий день до самого последнего концерта и дороги домой. Несмотря на спешку я невольно размышлял о том, как немного в сущности нужно, чтобы привести всех женщин огромного города в такое волнение – всего навсего пальто, пусть и по французскому дизайну сшитое.
Когда я пришёл домой, меня спросили: «Ты так весь день и ходил?» Я ответил: "Да", и объяснил, почему мне пришлось внезапно одеть своё «миллионерское пальто» без какого-либо торжественного случая. Мне предложили посмотреть на себя с моим пальто в зеркало, слегка повернувшись при этом боком. На боку у меня висел ярлык с огромным штампом: «УЦЕНЕНО. ТЕПЕРЬ 120 руб.», а ниже от руки фломастером «Даша, пробей за сто».
Меня спросили, как же мои коллеги не заметили и мне ничего не сказали? А как они могли заметить какой-то там ярлык на пальто среди абсолютно голых артистов балета, ведьм, крокодилов, пиратов и пр., толпящихся вокруг выхода на сцену, чтобы как можно скорее выскочить на свой номер и бежать дальше, иной раз прямо в гриме оперного злодея или принцессы?
Повесил я своё пальто в шкаф, не отрывая ярлыка, чтобы вспомнить об этом забавном случае в будущем, когда придёт, наконец, настоящий повод это роскошное пальто надеть. Внезапно улетел в ЮАР и пробыл там 7 лет. А когда вернулся в Москву – моё «миллионерское пальто» полностью сожрала моль. Ей это пальто тоже приглянулось и по вкусу пришлось.
Владимир Дунин. «Для любителей музыки» - История 6
ОБ УВАЖЕНИИ К ВЕЛИКИМ МеРТВЫМ
1. Главный дирижер ЮАРовского «Госоркестра» англичанин Ричард Кок пригласил меня в «международную продукцию» - Концерт Баха для 2х скрипок с оркестром. Я должен играть партию клавесина, которая полностью дублирует музыку оркестра. Два скрипача - очаровательная молодая пара из Парижа (брат с сестрой или супруги, не помню). Оркестр состоит, в основном, из австрийцев, которые работали даже у Караяна, но после его смерти ЮАРовцы привлекли их более высокими окладами.
На репетиции накануне концерта мы сыграли настолько здорово, что аж самим понравилось: струнники стучали смычками по пюпитрам, а остальные аплодировали. Было совершенно очевидно, что еще одна назначенная (и уже оплаченная заранее) репетиция за 3 часа до концерта не нужна, но и деньги из-за этого терять тоже никому не хотелось, конечно.
Поэтому на следуюший день в 3 часа мы начали играть тот же концерт опять, да не тут-то было. Теперь это уже звучало: кто в лес, а кто по дрова. Причем, и дирижеру с оркестром, и мне самому было ясно, что «раскосяк» - из-за меня. Я напрочь потерял способность играть вместе с ними, а ведь я дублирую все ноты оркестра в своей партии – полная катастрофа. Скрипачей-солистов попросили подождать в артистической, сфокусировались только на мне, но несмотря на вопли дирижера дело не улучшалось: «мы шли рядом, но не вместе». Через полтора часа обессиленный дирижер взял перерыв. А я подошел к знакомым струнникам и попросил их поиграть со мной, пока другие отдыхают.
При этом я заглянул в их ноты – и сразу же обнаружил причину наших мучений: оказывается, дирижер со вчерашнего дня успел основательно «поправить» Баха во всех нотах оркестра – теперь все они должны были играть совершенно новый ритм, а у меня он ничего изменить не мог – я ноты домой уносил. Я попросил дирижера выйти на сцену и сыграл ему со струнниками «обновленного им Баха». Дирижер был в восторге: «Вот так бы и с самого начала играл!». Я спросил у него, с какой это стати он вдруг изменил музыку Баха? Дирижер на полном серьезе ответил мне, что Бах сегодня – это всего лишь горсточка разложившихся клеток, в то время как он – действующий главный дирижер страны. Бах не может корректировать его, но зато он-то Баха корректировать может, как ему угодно. И я должен это понимать и помнить, если хочу и в будущем играть с оркестром. Я сообщил об этой новости скрипачам, но те заявили, что ничего менять не будут, что бы дирижер ни говорил и ни делал. В соответствии с дисциплиной сцены, я должен был следовать указаниям дирижера, но сам дирижер обязан подчиняться воле солистов, на что скрипачи и рассчитывали.
Однако на концерте был такой же «раскосяк», как и на репетиции – все невпопад. Во время традиционных аплодисментов дирижер раскланивался, держа правой рукой скрипачку, а левой скрипача. Те тоже кланялись и кричали при этом друг другу с раскрасневшимися от гнева лицами: “Der alte Dumkopf! Gar nicht zusammen! Gar nicht zusammen!” ( «Старый дурак! Совершенно не вместе! Совершенно не вместе! ») Они (французы) считали, что могут излить в ЮАР свои чувства на немецком языке без риска быть понятыми окружающими. Да только все музыканты вокруг них были австрийцами, для которых немецкий язык - родной.
2. В Северной Америке тоталитаризм в музыкальном образовании доведен до полного абсурда. Все, кто хочет получить справки о музыкальном образовании для университетов (те дают им преимущества при поступлении в этом случае), обязаны сдавать экзамен только в одном, крупнейшем в мире экзаменационном центре, который, как всякий монополист, что хочет, то и творит.
Играть нужно только по нотам, которые центр и печатает (и продает, естественно), а в этих нотах полным полно совершенно диких опечаток. Прихожу в Центральную библиотеку Торонто (Канада), прошу сделать для меня фотокопии сюит Генделя для ф-но. Библиотекарь говорит: «Зачем они Вам? Играйте по нотам Музцентра, там они напечатаны в сборнике для 9го класса». Предлагаю ему посмотреть, что именно там напечатано? Квалификация библиотекаря явно превышает его должность. Прочитав ноты просто глазами, без игры на ф-но, он меняется в лице и говорит: "Какой кошмар! Это же полная какофония («говнозвучие» по латыни)". Делает для меня копии с приличного издания.
Теперь я звоню в Музцентр и спрашиваю: как мне пометить исправленные мною опечатки, чтобы экзаменатор не считал несоответствия с напечатанными нотами за ошибки? Мне отвечают, что Гендель им не указ, а уж я - и тем более. Они сами –лучше любого Генделя знают, что именно студентам играть, а что не играть. И ежели мои студенты вздумают играть не те ноты, что центр напечатал, так накажут и студентов, и меня самого заодно.
Я было задумался: что ж делать – то? А потом сообразил, что если для экзаменаторов «говнозвучие» - норма, так они, значит, и вообще ничего не слышат в музыке – можно играть, что угодно, и никто из них этого не заметит. Оказалось, что так оно и есть. Что ни говори, а не зря они себя называют «самым свободным в мире обществом» !
3. Позвонил в издательство Музцентра и спросил, зачем они изменили ноты в самой популярной пьесе Бетховена «К Элизе»? Ведь и в автографе Бетховена и в прижизненных изданиях в конце каждого рефрена (повторяющейся много раз неизменной мелодии) напечатано «Ми», а напечатанное ими «Ре» просто безграмотно по науке называемой «Гармония» (ее даже в музшколах теперь учат). После ноты Ре (септимы) следующую ноту можно написать только «вниз», как в последнем такте пьесы, а остальные 7 раз мелодия здесь «делает прыжок вверх». Значит, здесь может быть только «Ми».
Мне отвечают: послушайте CD (запись) Владимира Ашкенази. Он так играет, мы так и напечатали. Послушал – правда, семь раз играет «Ре» вместо "Ми", хотя учился у Г. Г. Нейгауза и, наверное, пятерку получил по этой самой «Гармонии». Вероятно, оставалось пустое место на CD, вот и записал «по слуху», как вспомнилось. А дальше работает та же логика: «Ну что такое сегодня Бетховен? А зато кто сегодня Владимир Ашкенази!» Вот и «поправили» Бетховена «под Ашкенази».
Мне все же «как у Бетховена» нравится больше. Предлагаю сравнить.
Про африканскую страсть все, небось, слышали. А моя история аж про африканские страсти.
Говорят, что мужчина забывает ночь с последней женщиной раньше, чем ночь с первой. Что до меня – так я уж точно никогда не забуду свою первую ночь с африканской женщиной, а точнее мою первую ночь в Африке.
Мы с ней не были знакомы, она просто дала мне в Москве формальное приглашение в ЮАР, чтоб я мог получить визу (кому интересно – см. мои предыдущие истории о «Наоборотии»). Я никак не расчитывал опять с ней в ЮАР встретиться и, тем более, оказаться у нее дома. Поэтому летел с 6 000 долларов США бумажками в кармане, собирался жить несколько месяцев в гостинице, и ездить на прокатном авто в поисках работы. (В ЮАР трудоустройство автоматически дает «постоянную прописку»).
Однако по прибытию меня внезапно схватили какие-то здоровые парни и куда-то поволокли, правда, дружелюбно при этом улыбаясь. Оказалось, моя незнакомая-знакомая позвонила в ЮАРовское консульство в Москве, и ей сообщили, когда и каким рейсом (всего-то один в неделю) я прибуду. Она и «навела» на меня своих бывших школьников (она у них была учительницей). Запихнули меня в машину и полетели (ездой это не назовешь) прямо к ней домой. А у нее дома, оказывается, сложная ситуация: мужа кладут на операцию позвоночника в больницу прямо сегодня, и ей будет очень страшно оставаться совершенно одной в громадном доме, потому что по ТВ и в газетах сообщают о начавшихся в стране (неслыханное дело) массовых грабежах и убийствах - (успешно отучившиеся в СССР кадры начали прибывать - см. мои истории).
И тут вдруг я появляюсь, и что-то нужно со мной решать, по их мнению. Заявляется какой-то их родственник и, глядя на меня, говорит мужу: «Ну что, Сэм! Тебе больше беспокоиться не о чем. Твоя жена Линда привезла из России отличную тебе замену – и молодой, и здоровый, не то что ты-развалина». Я думаю: «Хорошенькое напутствие больному на тяжелую операцию, – во сволочь! » Сэм же просто от него отмахнулся: ну, мол, тебя с твоими дурацкими шутками. Однако время не терпит. Линда с моей (школьники убежали) помощью грузит мужа в микроавтобус и мы отвозим его в шикарный госпиталь – в нем только фильмы о будущем снимать. По дороге знакомимся.
Сэм отлично понимает «мой английский», даже то, что я вообще не знаю, как сказать (не хуже компьютера слова и целые предложения по одной-двум буквам может достроить). Он по работе чуть ли не со всем миром вел деловые переговоры – любой акцент понимает, и даже на 6-7 языках сам говорить может. А вот с Линдой – языковый тупик. Она знает только ЮАРовский вариант английского, а это очень далеко от того, что от меня можно услышать. (Правда, один гражданин Великобритании впоследствии часто заходил именно ко мне.... просто поговорить. Потому что все остальные граждане вокруг его тотчас спрашивали: «Слушай, я чего-то никак не пойму: на каком * баном языке ты со мной разговариваешь? »)
И вот мы с Линдой возвращаемся в ее огромный дом, и она мне показывает то, о чем я больше всего мечтаю после 22 часов лета с пересадками и таскания с багажом по жаре – это моя спальня с замечательной (утонуть можно) постелью, а из нее дверь – в душ. Смываю с себя, наконец, грязь и пот и, ничего на себя, естественно, не надевая – я же в жар-Африке, да еще летом – моментально проваливаюсь в царство снов (хорошо б на целую недельку в этом царстве застрять, не просыпаясь - после всех-то передряг).
Однако среди ночи какая-то сука грубо трясет меня за грудки и требует немедленно встать. Кто трясет, и зачем встать – понять не могу, кругом полная темнота, только за окном, сквозь жалюзи вспышки молний и удары грома. При вспышках молний разглядел, наконец, голую, по сути дела, бабу с огромным револьвером в руках, как у бронзового матроса в метро на «Площади Революции». Постепенно соображаю, что это, по-видимому, Линда (я-то ее до этого только одетой и на свету видел).
Никакого взаимопонимания между нами тем временем не происходит. А все из-за того, что она со мной во всю говорит на родном для ЮАРовцев голландском (он на немецкий немножко похож), а я ей сперва на русском, а потом на немецком пытаюсь ответить, которого она тоже не знает. Через какое-то время все же выясняю, что эта дама требует от меня немедленно встать и идти к ней в спальню. Я как-то не привык, чтоб дамы меня с револьвером в руках к себе в спальню зайти агитировали. Возникает поэтому у меня вполне уместное в этих обстоятельствах подозрение, что револьвер у нее в руках неспроста. Ведь все мои шесть тысяч спрятаны у нее в сейфе (по моей, получается, дурака просьбе), и если она меня сейчас пристрелит – вопрос с этими долларами будет полностью закрыт, потому что больше никто в мире не знает, что я у нее тут нахожусь (я в Москву еще не успел позвонить и сказать, где я).
Говорю ей, чтобы она вышла на минуту, потому что я - голый. А сам, думаю, сейчас схвачу каую-нибудь тряпку прикрыться, выпрыгну в окно, и – со всех ног бежать на улицу. Пусть стреляет вдогонку – тогда все соседи выстрелы услышат (ясное дело - она меня сейчас хочет просто в подвал завести), да может еще и не попадет в темноте. Линда, как будто мои мысли угадала, вдруг протягивает мне свой револьвер со словами: «Возьми. Я боюсь из него стрелять – очень больно ушам. Стреляй сам». Я, ничего не понимая, спрашиваю: «Куда стрелять, кого стрелять? » Она опять за свое – пошли ко мне в спальню.
Ну с револьвером уже у меня в руках ситуация выглядит намного лучше, но в чем дело – так и не ясно. По дороге в ее спальню спрашиваю, как этот револьвер (в жизни в руках не держал) с предохранителя-то снять (у меня двустволки были – знаю, что не снимешь – не выстрелит). Она останавливается, обалдевшая от моей глупости: «Какой у револьвера может быть предохранитель – нажимай на курок и будет выстрел! Ты что? Никогда не стрелял из револьвера? » Потом догадывается: «А! Наверное у всех вас, русских – современные пистолеты дома. А мы уж тут по-старой традиции предпочитаем револьверы. »
Дом большой, пока доходим до ее спальни, я уже знаю, что грабители (как раз по ТВ Линда только что видела) завели страшную моду проникать в дом не через двери и окна, а сквозь крышу, которая в ЮАР всегда тонюсенькая, слабенькая (снега-то не бывает), и тут уж все камеры с сигнализацией бесполезны – они на этот способ нападения не были рассчитаны. И вот, видимо узнав как-то, что мужа нет, бандиты именно сейчас разламывают крышу над кроватью Линды.
Похоже на бред, но когда входим в спальню – так и есть. Кто-то в наглую колотит по крыше и, слышно, уже отдирает металлические листы. Линда требует от меня немедленно открыть огонь сквозь потолок, чтоб отпугнуть грабителей. («Пока они еще нас не видят и поэтому не могут стрелять в нас сами». В ЮАР все во всех тонкостях прицеливания и стрельбы отлично разбираются. Попробуйте когда-нибудь свет вечером в автобусе включить – вам живо мозги вправят, чтоб попутчиков в мишени не превращал). Я же, в свою очередь, помню закон охотников: не стреляй на звук. Однажды я уже летел из Берлина с трупом артиста Ансамбля Александрова, уставшего на кабаньей охоте и ставшего на четвереньки, сломав при этом ветку.
Нет говорю, не буду сквозь потолок стрелять. Выпускай меня во двор, я подкрадусь к кустам и свистну, а ты тотчас врубай весь свет во дворе, что у вас есть. У меня из кустов будет прекрасная огневая позиция, а они с крыши и прицелиться-то в меня толком не смогут. После бурной, но короткой дискуссии, Линда поняла, что русского не переупрямишь, и открыла мне выход на двор из кухни....
В ярком свете прожекторов я увидел, что ветер оторвал два листа железа и вовсю молотит ими по соседним листам крыши, начиная отдирать и их заодно. Я залез на крышу с какими-то увесистыми бетонными блоками, попавшимися под руку в темноте, и на этом инцидент был исчерпан. На следующий день после обеда мы с Линдой поехали в госпиталь (30 км) навестить Сэма. Я ему попытался рассказать о ночном происшествии. Сэм сказал: «Я знаю. Линда уже приезжала ко мне в 7 утра и все мне рассказала сама. Спасибо».
Есть у автомашин такой прибор – одометр, в нижней части спидометра находится. Он скрупулёзно подсчитывает: сколько именно километров данная машина пробежала за всю свою жизнь. Раньше эти приборы имели механический привод и «умельцы» накручивали или скручивали столько километров, сколько им надо. Но теперь этот счётчик работает уже от компьютера автомашины, и если даже абсолютно новый спидометр на машину установить с нулями на нём - он тотчас же покажет прежнюю цифру пробега при первом же включении зажигания на данной машине. По словам автодилеров, представляющих компанию-производитель, даже они не знают всех необходимых для этого секретных кодов, чтобы изменить хотя бы одну цифру на этом самом одометре.
Мне понадобилась запасная машина на случай поломки и ремонта основной. Новую покупать для этой цели дорого, да и бессмысленно: машина стоит, а цена её стремительно бежит вниз с каждым днём. Два года прошло – автоматически стала в два раза дешевле только по возрасту. «Пожилые» же машины уже и так уценены изрядно, да и падение их стоимости происходит медленнее. Решил я купить Додж-Караван возрастом где-нибудь лет до десяти.
Просмотрел 63 страницы объявлений (по 50 машин на каждой), выбрал 20 самых привлекательных вариантов и отправился осматривать машины. Увы, без хорошей причины на это ни один владелец с машиной не расстанется. Или кузов сгнил, или мотор дымит, или передачи без рывков не переключаются – в любом случае ездить на такой машине уже не хочется.
И тут вдруг показывают мне за обычную для восьмилетних машин цену ну просто изумительно сохранившийся Додж-Караван 2005. На спидометре-одометре 209 170 километров. Точно такая же цифра пробега и во всех документах на машину. Ни одной царапинки, ни одной вмятинки или ржавого пятнышка. Бегает великолепно, мотор и коробка работают безукоризненно, на колёсах приличная резина, да ещё и сертификаты впридачу на только что сделанные техосмотр (обычно за него ещё 400 долларов просят сверху) и тест на чистоту выхлопа.
Особенно мне понравился совершенно чистый, свежий воздух в салоне. Хозяин подтвердил, что никто и никогда в этой машине не курил. Сам он срочно уезжает к умирающему отцу в Румынию, вот и приходится срочно продавать любимого Доджа за бесценок. Это же врагом самому себе надо быть, чтобы такую машину да за такую цену не купить.
Денег у меня при себе не было. Подъехали к банковскому автомату, и я отдал хозяину в задаток 500 долларов, которые удалось снять с карточки. А он отдал мне расписку на задаток и сертификаты на техосмотр и проверку выхлопа: оба документа с заводскими номерами и цифрами пробега автомашины. Договорились, что полный расчёт завтра, в 12 дня, когда он подъедет ко мне на своей машине, а я его на ней же к нему домой отвезу.
В 12 следующего дня хозяин машину не пригнал. На мой звонок сообщил, что он на приёме у доктора. Каждые следующие полчаса он придумывал новые и новые причины по которым всё ещё не может ко мне приехать. В 3 часа мне нужно было идти на работу, и я сказал, что после 3х мне его машина не нужна, пусть возвращает задаток. За пять минут до трёх хозяин с каким-то мужиком всё-таки приехал, отдал мне ключи, но стал вопить, что я его обсчитал – в конверте не хватает денег. Минут десять ушло на пересчёт и согласившийся, наконец, с его результатами хозяин удалился с этим своим мужиком, обещавшим его подвезти вместо меня, как мы поначалу договаривались.
Я уехал, не успев даже взглянуть на свою покупку, на работу. А когда вернулся, то увидел ржавую, грязную, прокуренную машину с заклинившими тормозами и странными рывками в работе двигателя. Ничего похожего на ту машину, что я смотрел, в ней не было, кроме точно такой же цифры пробега на спидометре - одометре: 209 179 км.
Такого случайного полного совпадения цифр на спидометре у двух одинаковой марки и совершенно одинакового цвета машин быть ну просто не может. Это ведь всё равно, что угадать правильный номер из миллиона, на который как раз современный спидометр и рассчитан. Это просто означает, что мошенникам, в отличие от дилеров автокомпаний, все эти секретные коды на установку любой цифры на спидометрах известны, вот они и изобрели этот эффективно работающий трюк, чтобы одурачивать покупателей.
Кому придёт в голову проверять заводской, выбитый на кузове заводской номер машины (его и рассмотреть-то под стеклом снаружи не легко, а он длиннющий – не запомнишь), если все государственные инспекции ваш будущий автомобиль уже проверили и выдали на него сертификаты с указанием цифры пробега?
Кто прочёл эту историю – запомни сам и расскажи товарищу, полиция тут не поможет. Говорят – сам виноват.
Уважаемая редакция! Я посылал эту историю вам неделю назад, но напечатана она не была. Это к лучшему - у меня была возможность переписать и поправить детали. Надеюсь, теперь она вам больше понравится. Владимир Д.
Однажды в «Москонцерте» мне (пианисту) поручили подготовить к прослушиванию на худсовете певицу-сопрано: не то жену, не то еще какую-то родственницу одного большого-большого в стране человека. На вид эта дама была очень симпатичной и интеллигентной. Прослушав ее программу, я сказал ей: «У Вас отличный голос и поете Вы замечательно, но я заметил некоторые моменты, которые худсовету, скорее всего, не понравятся. Если Вы не возражаете – я их Вам укажу и предложу, что можно сделать... »
- «Конечно, конечно помогите мне, подскажите», - перебила она меня. – « У МЕНЯ ЖОПЫ-ТО ВЕДЬ НЕТ! »
Этой неожиданной фразой она ясно дала мне понять, что уж она-то прекрасно знает: что мы тут за люди, и о чем именно мы в первую очередь думаем, принимая на работу женщину.
Я, признаюсь, был задет. Она явно воображала, что раз она такая (через мужа) «высокопоставленная», так уж может с любым совершенно незнакомым ей (как я) человеком сразу же разговаривать фамильярно и, притом, с грубыми выражениями.
Поэтому я твердо возразил ей: «Это Вам про Мосгосфилармонию кто-нибудь мог говорить, что у их директора в кабинете якобы специальная кушетка стояла (чтоб «сопран прослушивать»), а у нас, в Вокально-Филармоническом отделе, на этот счет нравы приличные. Нашего худрука (Народного Артиста Кисилева М. Г.) будут интересовать только Ваши голос и вокальное мастерство, но никак не упомянутая Вами часть Вашего тела, которая, по Вашим словам, у Вас якобы отсутствует. Глядя на Вас, кстати, я ну никаких причин не вижу для подобного утверждения: все у Вас есть, и в отличной при этом форме! »
От этой моей отповеди глаза у певицы округлились, и она почти прошептала: «Бог с Вами! Какая часть тела? Какое мое утверждение? Я сказала: «У МЕНЯ Ж ОПЫТА ВЕДЬ НЕТ».
(История страшная, как у Гоголя, но подлинная. Буду рад, если кто-нибудь проверит – не думаю, чтоб она когда-либо в этом городе забылась).
Вспоминается мне незабываемое выступление старейшего дворника страны на Всероссийском совещании дворников.
СТЕНОГРАММА (дословное изложение): «Ну не .б твою мать! (Аплодисменты) Как .б твою мать – так .б твою мать, а как .б твою мать – так х.й!» (Овация. Все встают).
ОФИЦИАЛЬНЫЙ ПЕРЕВОД (зачитывается после каждого выступления): «На мой взгляд, у нас все еще наблюдаются определенные недоработки в системе оплаты работников жилищно-коммунального хозяйства. Приведу пример: Как работать – так дворник, а как премию получать – так тут уже завхоз.»
Из сравнения двух этих текстов (вроде бы идентичного содержания) можно уверенно сделать вывод, что каждое слово мата (в сравнении с нормативной лексикой) является гораздо более емким и позволяет выразить практически что угодно набором из одних и тех же пяти слов. Причем, вас даже прекрасно поймут. (Конечно, только те поймут, кто знает заранее: о чем именно идет речь).
Есть у мата большой недостаток – он быстро и необратимо замещает в нашем языке нормальные слова (как раковые клетки замещают в организме здоровые). И вот уже нам все труднее и труднее бывает найти нужное слово, потому что на ум по любому случаю приходят только все те же пять слов.
Я, заметив это за собой, не отнесся к этому явлению серьезно. Подумаешь, ведь не буду же я в Берлине разговаривать с людьми на улице по-японски, а в Лондоне по-итальянски. Значит, если я каждый день вступаю в беседы с моими со-отечественниками, а они часто предпочитают именно мат, так и я не должен раздражать их своими по сути дела «иноязычными» для них словами «гнилого интеллигента». Мне это хорошо объяснил еще старшина в армии: «Пока не научишься сказать свою просьбу по-человечески (то есть полностью на мате) – увольнительную не получишь!». Естественно (что мне стоит после немецкого с английским), через пару дней я эту увольнительную уже имел, и был поставлен в пример всему личному составу подразделения за «правильное понимание службы».
Однако здесь есть очень опасный поворот этой проблемы. Ведь мы всегда и обо всем думаем именно на том языке, на котором говорим. Если это наш Великий и Могучий или, к примеру, язык Шекспира или Гете с Петраркой – то все в порядке. А вот можно ли постоянно, изо дня в день думать на языке, состоящем из пяти слов, и не быть при этом идиотом? Боюсь, что вся наша жизнь доказывает – точно нельзя. Может быть, именно мышление (на всех уровнях нашего общества) на этом самом языке из пяти слов и дает такие результаты, что мы сейчас вокруг и повсюду наблюдаем?
Теперь пора поделиться моим незабываемым личным опытом, который убедил меня, что за собственным языком нужно строго следить.
Отработав дневной концерт (я музыкант) в г. Зеленокумске Ставропольского края, я решил позаниматься на рояле во Дворце Культуры. Это был наш последний концерт в этом городе, в 6 утра – самолет в Мин. Воды, осталось только сложить вещи в чемоданы да лечь спать пораньше (ранний подъем, выезд в аэропорт был назначен на 4 утра). Дежурный по ДК на большой сцене мне поиграть не разрешил – там уже все было приготовлено для какого-то торжества с танцами, но дал ключи от Балетного зала на 3м этаже. В этом зале две противоположные стены были сложены из огромных прозрачных стекол, а две другие – из зеркал. В середине стояло пианино, за него я и уселся учить сонату Листа.
А соната эта написана по известной легенде о Фаусте: как он продал душу дьяволу, а тот за это любые его желания выполнял. И вот я с полчаса уже эту сонату (про дьявола) играю, зачем-то глянул сквозь стеклянную стену и аж вздрогнул – ничего себе совпаденьеце! На краю горизонта появилось огромное темное облако, да при этом клубится, все время меняя форму, и в данный момент на меня смотрит страшнющий Мефистофель (дьявол), каким его в оперном театре гримеры всегда делают – с козлиной бородой, рогами и огромными страшными глазами с оскаленной пастью. Мне как-то неловко стало, что я облака какого-то испугался. Поэтому, продолжая играть, я к нему обрашаюсь: «Ну что! Думаешь испугал? И не надейся. Сейчас ХХ век и никто тебя не боится. Я себе сижу в сверхпрочной бетонной коробке, за толстенными стеклянными стенами и тебя, дорогой, я в рот е....»
Вот тут бы мне подумать как-нибудь повежливее. Например: «Господин Мефистофель! Мне, глядя на Вас, вспоминается, что я Вас вроде бы однажды уже контактировал в традициях Клинтона и Левинской...», а еще бы лучше мне было вообще на музыке в тот момент сосредоточиться. Однако я то, что выше написал, все-таки подумал, да, небось, еще и вслух сказал, хотя и не уверен в этом.
В эту же самую секунду стеклянные стены с одной стороны вылетают из своих стальных гнезд, летят через зал, разбиваясь по пути о колонны в его центре, а плиты перекрытия над Домом Культуры (то-есть плиты, образующие его крышу, уж не знаю какая «дикая бригада» этот ДК так строила) смещаются со стен, на которые опирались своими концами и начинают одна за другой падать (длина каждой плиты метров 5 с половиной, ширина около 1.2, а вес где-то под 2-3 тонны). Причем, лежали-то они горизонтально, а теперь (после того, как одна сторона съехала со стены) падают-то они уже в вертикальном положении, и пробивают все этажи насквозь не хуже авиа-бомб. Я при этом почему-то жив и невредим, но в зал хлещет дождь с градом и продолжается эта вакханалия до часу ночи.
Дежурные поили меня чаем и все радовались, что эта «развалюция» случилось раньше, чем люди пришли на вечер с танцами. Уж тут бы жертв было!
Прекратился внезапно дождь, замечательная теплая летняя ночь на дворе. Кругом кромешная тьма – электричество вырубилось. Только свечки кое у кого за окнами. Пошел я «домой», то–есть в гостиницу. Все улицы усыпаны поваленными деревьями. Автобусы, да и вообще никакой транспорт не ходит – полное безлюдье и тишина. Я днем мог бы найти дорогу к гостинице, а в темноте – ничего не узнаю. Иду наугад, «на автопилоте». И тут совершенно удивительная картина: над дорогой летает огромный рой жуков-светлячков. Мы ловили таких недели три назад в Сочи, но потом они исчезли (стало холодать, у жуков сезон закончился). А тут вдруг и намного позже, и холоднее, а они таким огромным роем летают, да еще и громко зудят при этом, чуть ли не как пчелы. Прямо своим глазам не поверил. Дай-ка, думаю, подойду к ним, да поймаю нескольких – где-то читал, что партизаны во Въетнаме ими себе дорогу освещали. Сделал несколько шагов к ним...
И тут чей-то мужской голос мне спокойно говорит (откуда – я не понял), как будто меня тут в 2 часа ночи давно уже ожидает: «Туда не ходи! Это высоковольтная линия упала». Кто меня предупредил, кому спасибо сказать – так и не увидел.
Пришел в гостиницу уже в начале 4го. Позапихивал в полной темноте все (что нашел) в чемоданы, а что не нашел – так там и осталось. В аэропорту вспомнил, что отлично припрятал в номере гостиницы все свои деньги (чтоб не сперли, пока я на сцене – это уже повсеместной традицией стало артистов обворовывать). И положил я деньги в такое замечательное место, что еще подумал: « Ни одна собака тут их не найдет!» Вот вспомнить бы после всех переживаний: что это за место было, да еще бы не в аэропорту вспомнить, а до сдачи номера в гостинице. Да уж ладно, за науку людям всегда всю жизнь приходится платить. Как Теркин говорил: «Жив остался – не горюй! Это – малый сабантуй». Зато сквернословить теперь зарекся.
В. Дунин. «Только для любителей музыки! ОСТАЛЬНЫМ НЕ ЧИТАТЬ!» История 1. Быль.
3й курс консерватории. Милейший и культурнейший человек (Профессор А. Алексеев) читает курс «Методики Преподавания Игры на Фортепиано». Но задача у него очень непростая. Он должен, скажем для сравнения, ярко и убедительно донести до своих студентов знание о том, что земля абсолютно плоская и покоится на трех китах, в то время, как большинство из его студентов лично побывало в кругосветке, а некоторые даже награждены за участие в космических полетах (почти половина из 43х присутствующих уже стали лауреатами конкурсов и играют на ф-но так, как всему методкабинету даже и не снилось).
Тема лекции – «Постановка руки». То есть, опять же для сравнения, нужно убедить студентов в том, что при рубке деревьев в лесу и разборке механизма ручных часов рука всегда должна иметь одинаковую форму и совершать одинаковые в принципе движения. (На самом же деле: Сколько «музык» – столько и постановок. Для каждой конкретной музыкальной задачи нужна своя форма руки и свои, определенные движения).
Содержание лекции, естественно, очень увлекло студентов. Все они склонились над своими конспектами, что-то с оживлением записывют, даже обсуждают вполголоса, лица одухотворены, глаза у многих блестят. Доносится обмен репликами: «Б1» - « Мимо», «Б2» - «Ранен», «Б3» - «Потоплен».
Внезапно музыкальный слух и чувство меры художника подводят одного из студентов. Он теряет контроль над исполнением, и его фраза («Врешь ты все! Я уже бил на это поле, и ты сказал «Мимо») звучит слишком громко, то есть на полном форте вместо лишь допустимого в данном контексте пианиссимо.
Профессор объявляет чрезвычайное положение: сейчас каждый из 43х должен подойти к роялю и показать, как должна двигаться рука, совершая (известное лишь теоретикам) «движение рессоры» при исполнении одной единственной ноты. Начинается «справа по одному», и один сокрушительный провал следует за другим. Профессор что-то отмечает после каждого неудачника в своем классном журнале и очень похоже, что это страшный «неуд» с вытекающими для студента последствиями.
Если остальные жертвы этой экзекуции еще как-то сохраняют подобие самообладания, то очередного «смертника» - пианиста из Румынии Раду Лупу оно явно покинуло: всем видно, как дрожат его руки и побледнело лицо. И есть от чего. Не стану утверждать, что он мне это лично рассказал, но дошло до меня через его более близких друзей, что его отец с семьей именно в этот момент уже были арестованы (по политическим мотивам) и Румыния активно добивалась от СССР выдачи на расправу им и нашего студента Раду Лупу заодно.
Если прочие студенты еще как-то делали вид, что им, мол, это «до феньки», то Раду изо всех старается (я уверен, что уж он-то и в «Морской бой» не играл на этой лекции). Однако сыграть эту самую одну единственую ноту, сделав при этом глубокое и плавное «движение рессоры» и ему не удается. Профессор не знает, что именно Раду как студент из себя представляет, просто такое совпадение вышло, что как раз на Раду профессорское терпение полностью лопнуло. Встает профессор и вроде бы серьезно так произносит: «На мой взгляд, от таких студентов консерватория просто должна избавляться! До третьего курса доучились, а одну единственную ноту сыграть не можете.»
Раду внезапно хватает лежащий на столе у профессора том (сонаты Бетховена) и раскрывает явно наугад страницу (Ор.10 №1). Затем напряженно – лоб покрывается потом - ее рассматривает минут пять. Видно, что никогда в жизни не играл этой сонаты. В классе все это понимают. Все пять минут – мертвая тишина. Внезапно Раду бросает руки на клавиши и «выдает» эту первую страницу (что наугад открылась, предыдущая страница к другой сонате принадлежала) так, что на любом конкурсе без сомнений первую премию дали бы. Кстати через несколько месяцев после этого происшествия Ван Клиберн ему первую премию и вручил на конкурсе пианистов в США.
Вскочил Раду из-за рояля, ноты захлопнул и со словами «Играть мы умеем!» убежал с лекции. В комнате еще пару минут была полная тишина. Затем профессор сказал совершенно в другом тоне: «Да! Играть вы умеете. Перерыв». Нас до конца года никто больше не мучал постановкой руки, и все на нашем курсе получили очень хорошие отметки по методике. Только Раду уже сбежал в Англию. Я хотел сказать ему спасибо, когда был в Лондоне (еще под «строгим присмотром»), но «стогий присмотр» мне не разрешил, сказал, что во всех 3х консерваториях Лондона такого пианиста (он сам, якобы, туда звонил) вообще не знают.
В моем городе на Американском континенте есть замечательная 24/7 программа классической музыки, всегда слушаю по дороге. Раду играет на ней минимум раз в неделю, а когда приезжает и играет свой ежегодный концерт в самом большом здесь зале – 3 000 зрителей, зал всегда полон. У меня даже уроки из-за этого срываются – студенты идут слушать Раду вместо меня. Но я только рад, потому что люблю и уважаю талантливых и смелых людей.
А вот в Музыкальном Словаре «Оксфорда» можно о Раду Лупу подробную статью прочесть. И Раду, (по их утверждению) оказывается, настолько плохой пианист, что пожалуй лишь еще один на свете может считаться еще более «незаслуженно переоцененным публикой» - это наш самый любимый в России пианист Ван Клиберн. Ох уж его (последнего) во всех словарях и на сайтах (тысячи и тысячи полных гнева постов разделывают. См., например, http://www.pianostreet.com/smf/index.php/topic,11364.0.html
И так им и надо – пусть оба не обижают теоретиков и роботоподобных пианистов своим «незаслуженным» успехом у слушателей.
В консерваторском общежитии по каким-то (тогда) непонятным причинам жило несколько настоящих бандитов-уголовников. Кем они числились в консерватории, я не знаю. Во всяком случае ни одной музыкальной ноты я от них никогда не слышал. Зато до сих пор голова полна их рассказами о сброшенном ими с ленинградского моста под поезд прохожем, о сломанных ими милиционерских руках при аресте, причем милицейское же начальство затем извинялось перед бандитами за «неправильный способ их задержания» итд. Помню, как они пьяной компании вваливались в 2-3 часа ночи и пинками будили своих младших соплеменников-кавказцев, заставляя их немедленно готовить для них плов и шашлык. Многих студентов они за какое угодно непонравившееся им слово (например, «я не знаю, где мои ножницы») тотчас же били наотмашь по лицу другим в назидание. Я благодарю небеса, что меня хоть и хотели, но так и не ударили, потому что я уже рассчитал в тот момент, что успею выкинуть обидчика в окно (с седьмого этажа) раньше, чем он успеет схватиться за раму.
В день смерти Г. Г. Нейгауза (поэтому запомнил) один из таких бандитов избил в кровь студента декана вокального факультета. Декан вызвал милицию. Затем ректор Свешников вызвал нас, соседей этих студентов, и сказал собравшемуся у него в кабинете начальству, что непременно выгонит из консерватории весь этот сброд (указывая на нас), но пока ограничится только одним избитым (вокалистом). Что он немедленно и сделал. А бандита, который вокалиста избил, назначил старостой общежития, потому что «сейчас вот поверил, что именно этот человек сможет нас всех призвать к порядку».
В этой ситуации некоторые студенты поняли, что надеяться им не на кого, кроме как на самих себя. И когда один здоровенный амбал, бивший многих из них, валялся пьяным на своей койке, они провели отчаянно смелую, но на удивление успешную операцию. Они заранее купили в складчину огромный гаражный замок «повышенной секретности и прочности», который в запертом положении плотно охватывал (извините за необходимые здесь анатомические подробности) основание мужского пениса вместе с двумя прилегающими яичками. И вот этот самый двухкилограмовый замок они на это самое место амбалу и установили, пока тот был в пьяном беспамятстве.
Весь следующий день амбал «почему-то» провел в туалете, удивляя соседей по кабинкам мелодичными звуками ударов по металлу.
Сказавшись больным, он просил девушек-соседок купить для него еду, и зачем-то еще ножовку по металлу и дрель. Однако простая ножовка сверхзакаленный металл замка не брала, и дрель тоже. Вызвать такси и поехать в больницу или в слесарную мастерскую «гордый кавказец», естественно, не мог – там бы все от смеха описались, прежде чем начали бы удаление замка с его пениса. Вот так он и просидел в халате на кровати чуть не неделю что-то все время делая своими руками, и озираясь при этом.
Я не участвовал в переговорном процессе и не знаю деталей соглашения. Знаю, что этот амбал больше никого в общежитии не бил, и что он якобы сумел закинуть этот «замок целомудрия» на крышу соседнего пятиэтажного дома (когда ему, наконец, дали ключ).
Владимир Дунин. «Только для любителей музыки» История 3.
Мне посчастливилось отработать, может быть 100, может быть 200 (точно не помню) концертов с великой (по моему убеждению) певицей Галиной Писаренко. Наверное, меня тотчас же перебьют, что она выдающаяся, лауреат конкурсов и госпремий, профессор, солист оперных театров и пр., и пр., но в официальный список великих ее еще никто не включал.
А не включили просто потому, что не знают: чем она в главном от всех остальных (по крайней мере, кого я видел и слышал) отличалась. А отличалась она тем, что, например, после ее песни «Не корите меня, не браните» никогда не было никаких аплодисментов вообще: ни сразу, ни после. Все в зале вместо этого сидели с платками, прижатыми к лицам, и плакали (кто молча, а кто и вслух – какие уж тут аплодисменты). И это было не один или два раза, а всегда и повсюду, и кто бы ни сидел в зале: шахтеры, рыбаки, работники НИИ или отдыхающие санатория.
Интересно, что эту способность (подобрать код к замкам на сердцах любых слушателей) она сумела передать и своей ученице из Японии. Я не уверен даже, что эта студентка - Кейко Ода разговаривать-то могла по русски, но на ее выпускном концерте от этой же песни был тот же результат - слезы в зале.
3 года назад я записал эту песню (без всякой обработки – просто нота в ноту, как музыканты говорят) на фортепиано, стараясь сыграть так, как Г. Писаренко ее пела, и поместил ее на большой международный сайт пианистов:
Если кому-нибудь интересно – послушайте с этого адреса (это бесплатно).
И вот уже три года с тех пор мне все еще приходят письма с просьбой продать ноты этой песни. (А где я их возьму? На Американском континенте этой песни не найти. Может, кто нибудь в России этим спросом заинтересуется и сделает правильные выводы?)
Смех в том, что разные люди начинают и заканчивают письма одинаково: « У меня от этой песни (мурашки пошли по рукам, спина похолодела, сдавило дыхание – тут варианты) – НО Я НЕ ЗАПЛАКАЛ! Продай ноты.»
Чтобы никто меня не упрекнул, что я-де мои собственные вкусы пытаюсь навязывать другим, напомню, что у нашего (уже официально) великого пианиста Святослава Рихтера, наверняка, была возможность выбрать себе любого вокалиста для своих концертов. Но он (насколько я знаю) в свои последние 20-25 лет играл только с Г. Писаренко.
Раздается звонок, телефон как всегда на спикере (для укрепления внутрисемейного доверия).
Радостный женский возглас: «Володя! Это - я». (Жена насторожилась на кухне). Спрашиваю в точно таком же тоне: «А ты кто?»
В телефоне замешательство: «А Вы что, меня не узнаете?» - «Нет, не узнаю» - «Да ведь мы с Вами столько раз встречались: и в парке, и на вокзале, и у моих друзей на квартире, помните, Вам еще ремонт у них понравился?» (Жена швыряет кухонное полотенце на стол и усаживается на диван слушать продолжение нашей беседы).
Я: «По какому поводу мы с Вами встречались, напомните мне, пожалуйста?» - «Да Вы что? Вы же мне два года назад предложение делали. Каждый раз все меня уговаривали, а я ни в какую, дура набитая. Один раз уж совсем согласилась, но потом все-таки отдумала. Вы еще злой, как черт были из-за этого. Короче, я теперь поняла, что дура была: тогда не согласилась. Теперь я – Ваша, я - согласная!»
Я: «Даже если Вы действительно «согласная», Вы все таки не можете быть моей, потому что я женат, и жена, кстати, сидит тут рядом со мной» - «А мне до Вашей жены дела нет, Вы мне скажите: будете Вы со мной сейчас квартирами меняться или Вы тоже теперь отдумали?»
Я: «А что Вы меняете?» (Может быть, это какой-нибудь интересный вариант, или тройной обмен сложится?)
В телефоне молчание и взволнованое дыхание, затем изменившимся, дрогнувшим голосом: «А что, я у Вас что ли не одна?» - «Конечно не одна. За два года я с уймой других людей насчет обмена говорил. Как Вас зовут? Какой у Вас телефон? Что меняете?» Беру тетрадь, чтобы все это записать.
- «Тогда - до свиданьичка!» В телефоне короткие гудки.
В психологии бизнеса детально рассматривается т. н. «эффект раскаяния». На первом этапе развития сделки люди сфокусированы на том, что они в результате получат. Но затем до них внезапно доходит ужасная мысль, что за это придется что-то важное и дорогое отдать, то-есть потерять: деньги, квартиру, время, холостяцкую свободу итп. И тут-то любой чувствует себя облапошенным идиотом, и хочет немедленно все вернуть на прежние места. Опытные и волевые люди успешно справляются с этим временно (но непременно) нахлынувшим чувством, но многие полностью теряют контроль и рассудок из-за него.
Если не верите – продайте кому-нибудь для эксперимента килограмм золота за 40 рублей. 99% вероятности, что покупатель вскоре примчится назад, швырнет вам ваше золото и потребует свои 40 рублей обратно. Подавить это сильнейшее чувство в покупателях невозможно, поэтому рекомендуется всегда иметь про запас других покупателей для страховки.
Однако и с этим иногда опасно «переборщивать».
Я несколько раз менял свои квартиры и понял, что никогда не знаешь, откуда твой «обменщик» вдруг вынырнет. Поэтому использовал все имеющиеся каналы сбора информации о желающих меняться, а они довольно часто дублируют друг друга.
И вот однажды в 07:30 утра я привожу солидного мужчину (у него замечательный вариант обмена для меня) с симпатичной дамой в квартиру на Пушкинской площади (в доме, где аптека была). Они мне чуть не на шею от радости кинулись: «Вы для нас - прямо подарок с неба! Ведь мы оба здесь же, на Пушкинской и работаем. Скоро мы поженимся, у жены уже есть двое детей, так что мы получим отличную квартиру, когда дом снесут. Все! Вопрос решен. Срочно меняемся и въезжаем. Хоть завтра!»
Ну да. Так я и поверил. Наверняка, как обычно, будут десять раз документы из обменного бюро забирать и обратно приносить, как водится. А в итоге: на какую сторону монетка упадет - так и будет. Поэтому продолжаю обзванивать десятки людей, как будто ничего не случилось, что по факту и соответствует действительности.
И вот в 09:00 я набираю 299 31 44 (из газеты) и предлагаю к обмену двухкомнатную кв-ру пл. 43 кв. м. без ванной, на Пушкинской площади в доме, который вскоре должен пойти под снос. Мне удивленно отвечают: «Так мы же с Вами сегодня утром уже договорились. Документы на обмен собираем». Придумываю на ходу: «А для вас не будет проблемой, что окна выходят на север? Ведь у вас дети. » - «Нет, конечно. Мы же долго в этом доме жить не собираемся»
В 10:40 я набираю 227 35 42 и предлагаю... Меня перебивают: «Вы же звонили мне час назад домой, нас северная сторона не беспокоит, а это – мой рабочий телефон»
В 14:30 я набираю 230 – 42 86 и предлагаю.... Мне кричат, что мы уже обо всем сегодня утром договорились, и что мне еще нужно, когда они у жены с родственниками сели только что за стол обедать.
Опущу еще 3 (три) звонка, которые я тому же самому мужчине (находя его телефоны на оторванных листках от объявлений, на страничке телефонов, списанных с фонарных столбов итп.) в ТОТ ЖЕ ДЕНЬ сделал.
Перехожу к последнему. Зашел на минутку к друзьям. Пока стоял в передней, их симпатизировавшая мне бабушка вынесла ко мне телефон, со словами: «Я знаю, что ты спешишь. Так уж я сама для тебя номер набрала, что на днях для тебя в газете нашла. Поговори с этим мужчиной – очень приятный, интеллигентный голос».
Беру трубку, извиняюсь за поздний звонок и предлагаю.... В трубке молчание. Начинаю предлагать по-новой... Внезапно обещанный бабушкой «очень приятный, интеллигентный голос» срывается на визг: «Какого черта! Какого черта Вам еще от меня надо? Я понимаю, если бы я упирался и не хотел с Вами дела иметь. Но ведь я сказал, что я ХОЧУ, что я ТОЧНО БУДУ МЕНЯТЬСЯ. Что же Вы мне весь день и ночь звоните, чего Вы от меня еще добиваетесь? Я Вас за приличного человека принял, а Вы – псих ненормальный. Я теперь на другую сторону улицы перейду, если Вас встречу, и сразу трубку положу, если ваш голос услышу. Не смейте мне больше звонить, я в милицию пожалуюсь!»
Так я больше никогда этого замечательного обменщика и не увидел. Наверное, он и вправду, меня завидя, на другую сторону улицы переходил.
30 лет назад, 7го Ноября 1979года в изумительно красивом Концертном Зале Владимирской Областной Филармонии (одна из стен стеклянная, а за ней только река и бесконечный луг) произошло совершенно незаурядное политическое событие, о котором рады были бы сообщить любые Би-Би-Си с Голосом Америки, кабы им дали узнать. Да, конечно, не дали. У меня тогда, к примеру, не то что мобильного, а и домашнего телефона-то не было, только на очередь по великому блату удалось стать. А, к примеру, знаменитому пианисту Вану Клиберну за гастроли по СССР получать в кассе было нечего, из-за того, что он несколько раз домой в США позвонил. 3 минуты, помнится, стоили около 27 брежневских рублей (= 54 доллара США).
Всех участников этого события (несколько десятков человек, включая вашего покорного слугу) при Сталине бы немедленно расстреляли, а Владимирский обком сменили бы полностью. Но случилось это, к счастью, уже при Брежневе. При этом поразительно, что НИ ОДИН участник этого события совершенно не знал, в чем именно он участвует, а большинство так и не узнало вообще. Я дал личное обещание молчать об этом событии 30 лет, но считаю, что просто не имею права не рассказать о нем по истечению этого срока.
За год до этого «Спецконцерта после окончания торжественного заседания обкома КПСС» я (пианист) с группой Владимирских и приехавших из Москвы артистов составил музыкально-литературную композицию из стихов и музыки, имевших какое-то отношение к Великой Октябрьской (живу сейчас далеко и, право, не знаю, как теперь нужно писать: «революции» или «развалюции»). Композиция получила хорошие отзывы. Особенно удачной находили концовку. Наша молодая, красивая ведущая, вскинув вверх голову и руку (совершенно по-Ленински) звонким голосом провозглашала (из Маяковского): «Дул, как всегда октябрь ветрами. Рельсы привычные вызмеив, бег свой продолжали трамы уже при социализме!» После чего все участники хором исполняли «Отречемся от старого мира! Отряхнем его прах с наших ног!» С этой ура-песней зал вставал, кто-то присоединялся к пению, и затем все долго аплодировали. Могло бы такое быть и на «Спецконцерте», для которого меня с другими артистами специально из Москвы вызвали, да не было однако же.
В тот момент времени худруку Владимирской Филармонии лауреату-балалаечнику Владимиру Никулину очень хотелось стать профессором Гнесинского Института в Москве. С этой заветной целью он уж делал все для того, чтоб в этом институте его очень бы полюбили. Вот и осенила его мысль пригласить «сильного», вероятно, в институте человека на спецконцерт с обкомовским банкетом и отличной «спецоплатой» за участие и подготовку к этому спецконцерту. И пал его выбор на композитора Шишакова и его цикл песен «Песни Революции и подполья».
Композитор, естественно, не имел никакого представления о нашей композиции. Он просто подписал договор с худруком и разучил с певцами свои, сочиненные им песни. А затем худрук своим волевым решением, никого об этом не предупредив, вычеркнул все прежние песни из нашей композиции и заменил их песнями Шишакова в том же порядке, как они были напечатаны в его сборнике (чтобы иметь законное право произвести композитору оплату за исполнение его песен на «спецконцерте».)
Никаких репетиций этого «спецконцерта», разумеется, не было. Артисты ведь страшно заняты в дни таких празднеств (день – год кормит). Да и все прекрасно знали еще с прошлого года, что и когда именно делать на сцене. Короче, прямо с поезда я прибываю на сцену этого «торжественного спецконцерта». И вот тут-то только худрук мне и сообщает, что вместо «прошлогодних песен» певцы будут исполнять в тех же местах нашей композиции «Песни Революции и подполья» композитора Шишакова. Беспокоиться мне, по его словам, из-за этого не стоит: композитор сам разучил уже все эти песни с певцами и очень доволен их исполнением. «Ноты уже разложены по порядку на рояле на сцене: бери по ходу композиции одну песню за другой да играй себе. Ты же хорошо с листа новую музыку читаешь.» Ну и пошел я на сцену «читать с листа».
Концерт и вправду шел нормально, гладко, даже и с совершенно незнакомыми большинству из нас-артистов (кроме певцов) песнями. Когда же стало ясно, что вот-вот уже конец – все начальство из зала ушло в буфет. Банкет ведь, может быть, поважней любого концерта. И вот тут-то....
После знаменитых стихов концовки («Дул как всегда октябрь ветрами. Рельсы привычные вызмеив, бег свой продолжали трамы уже при социализме!») вместо коллективного веселого исполнения «Отречемся от старого мира», на сцену вышел уныло повесивший голову и волочащий за собой ноги (как будто на них кандалы повесили) бас. Известный оперный артист, он, разумеется, не мог петь «не в образе» даже обыкновенную песню, тем более на таком важном «спецконцерте». Сегодня, через 30 лет я все еще помню каждое слово этой его песни, и никогда не забуду:
«Зимняя ночь. Вьюга злится. На сердце тоска и печаль. Хотел бы заснуть и забыться, но мысли уносятся вдаль.
Туда, где гулял я с друзьями. К подругам, которых любил. Теперь же я скован цепями. В каторгу я угодил».
Затем пианист (я) играет несколько фраз похоронного марша и певец заключает наш «спецконцерт» словами, спетыми поистине от глубины души, «с чувством, с толком, с расстановкой»:
«В КАТОРГУ Я У - ГО – ДИЛ!»
В потрясенном нашей «концовкой по-новому» зале никто не посмел захлопать в ладоши, и даже встать и просто пойти в буфет. Занавес был закрыт в полной тишине.
В 5 утра в мой гостиничный номер настойчиво постучали. Зашли, глядя куда-то в сторону, худрук, директор (отставной полковник КГБ) и несколько «гостей в штатском». На вопрос: «Понимаю ли я, что заодно с начальством сидеть придется и мне, хоть я пусть и не знал, что за песни мне подложили на рояль», я тотчас согласился забыть обо всей этой истории как минимум на 30 лет. Что я, как вы знаете уже, и сделал.
Что же действительно случилось тогда в "Приморском"?
Автор сердечно благодарит читателей-критиков за коррекцию неверной версии когда-то опубликованной на этом сайте.
Был в Сочи (надеюсь, есть и сейчас) замечательный ресторан «Приморский». Наверное, у товарища Сталина и свои повара были неплохие, но он частенько приходил туда посидеть (как и куда при этом выкидывали прочую публику – не знаю, врать не буду - но все говорят: точно приходил). Я, со своей стороны, могу засвидетельствовать, что готовили там по самому высшему классу (ходить по ресторанам у меня денег не было, но несколько раз довелось там поужинать, когда приглашали в качестве гостя).
И, как музыкант, могу утверждать, что и оркестр там был такого же уровня: что угодно и с кем угодно (в качестве солиста) могли с ходу, причём, здорово сыграть. Хочешь – с Паваротти, хочешь с Армстронгом, хочешь с Боярских.
И вот однажды собрались там звёзды эстрады после какого-то гала-концерта и давай сравнивать ресторан «Приморский» с заморскими, где им доводилось бывать. И приходят они к выводу, что «Приморский» (особенно после нескольких бутылок «Шампанского» в сочетании со многими прочими бутылками) не только не хуже, но, пожалуй, и лучше заморских. Но тут один гость вдруг встаёт и говорит: «Нет, не лучше! Не лучше потому, что в «Приморском» нет.... »
Продолжу я чуть позже, а сейчас скажу пару слов о моей комнате на окраине того же г. Сочи с хулиганкой-соседкой (меня, «приезжего специалиста», к ней вселили, когда она уже с большим и дорого оплаченным ею основанием считала всю эту квартиру целиком своей: по-крупному её тогда лоханули). Каждый день народ в Филармонии ждал моего появления, как дети ждут любимой радиопередачи. Все хотели поскорее услышать, что моя Верка в прошедшую ночь выкинула? И она никогда не обманывала ожиданий моих слушателей. То все мои чемоданы выкинет, то всю обувь, то дверь гвоздями забьёт, то моего гостя (кореша по армии) из душа, размахивая топором, на балкон среди бела дня голым в мыле выгонит. Итд. ,итп. Ни одних суток мне с ней скучно не было.
И, поскольку каждый день в Сочинскую Филармонию приезжали новые люди, то все эти истории и им приходилось слушать ( к примеру, во время оформления командировочных документов). И ни я, ни сама Верка не догадывались, что слух о нас (пусть безымянных) и наших баталиях «пройдёт по всей Руси великой» и назовёт нас «всяк сущий в ней язык». (Это, конечно, если бы случай для этого подвернулся. А он так и сделал, как мы чуть ниже узнаем).
Однажды, когда я успешно перехватил опускавшуюся сзади на мою голову сковородку (хорошо, я в кафеле отражение этой сковородки увидел), Верка от досады, что я сорвал ей такую великолепную военную операцию, очень прилично тяпнула меня за ту руку, что поймала сковородку. Крови было на всю кухню. Я обозлился и поехал в милицию, где всё оформили протоколом.
Единственным результатом этого обращения в милицию было письмо от начальника милиции Сочи полковника Зуевды (фамилия изменена): «По вашему заявлению сообщаю, что гражданка (фамилия моей Верки–ныне покойницы, у меня с её семьей теперь уже самые лучшие отношения, когда заглядываю) имела официальный привод в милицию, ГДЕ ЕЙ БЫЛО УКАЗАНО НА НЕДОПУСТИМОСТЬ КУСАНИЯ ВАС ЗА РУКИ. Полковник Зуевда».
Я в общем-то ничего большего и не ожидал от милиции. Моя Верка была в городе не какой-нибудь мелкой сошкой вроде инженера или доктора медицинских наук (в санаториях таких-то было полно), а главным поваром крупнейшего ресторана в центре, и у неё были такие связи, что даже полковнику следовало быть крайне осторожным с нею.
Что было для меня совершенно неожиданным, так это взрыв веселья в филармонии по этому поводу несколько месяцев спустя. Люди хохотали и всё приговаривали при этом непонятную мне фразу: «Вот уж отомстили - так отомстили по полной! »
Теперь продолжаю рассказывать о событиях в «Приморском». Оказывается, (смотри начало) кто-то из гостей ресторана усомнился в его превосходсиве над всеми заморскими ресторанами лишь потому, что в нём не было и нет стриптиза. Любимица тогдашнего министра культуры певица Капитолина Лазаренко решила моментально это дело поправить и дала 20 долларов девочкам за соседним столиком. А ресторанных девочек в Сочи два раза просить не нужно. Стриптиз начался немедленно, и, перепуганная разгулом звёзд, администрация вызвала аж самого полковника Зуевду.
Тот вскоре прибыл, пресёк стриптиз и, обращаясь к Капе сказал: «Ну как Вам не стыдно! Это же так некрасиво – то, что Вы тут устроили». На что Капа во всеуслышание заявила: «Ну что ты, грязный сыщик, можешь понимать в красоте женского тела?! » Полковник очень обиделся и отправил письмо в министерство культуры. Через какое-то время ему пришёл ответ, о котором узнал весь город: «По Вашему заявлению артистка Лазаренко была вызвана на заседание коллегии, ГДЕ ЕЙ БЫЛО УКАЗАНО НА НЕДОПУСТИМОСТЬ НАЗЫВАНИЯ ВАС ГРЯЗНЫМ СЫЩИКОМ». Копии решения коллегии, в строгом соответствии с установленным порядком, были направлены в милицию, в филармонию, и в газету (ранее напечатавшую фельетон на артистку).
Хочется мне поделиться впечатлениями от «страны дураков», одним из которых мне посчастливилось быть. Но возникает вопрос: а что такое, собственно, есть дурак и, соответственно, страна ему подобных? Для каждого ясно-понятно, что дурак – это тот, кто думает и поступает не как нормальные люди (в первую очередь – я сам, разумеется), а совершенно наоборот. Однако, если же глянуть на нас оттуда (где этот «дурак» со своей страной находится) то что увидишь? Вот то-то и оно-то!
И у кого больше резонов, и какую именно страну считать, мягко выражаясь, - ненормальной – лучше и не пытаться судить.
Поэтому решил я рассказывать запомнившиеся мне истории просто о «Стране Наоборотии», где все, естественно, наоборот.
Как я там оказался? Мне доводилось выезжать за рубеж, но каждый раз меня, почему-то предупреждали, что если я на шаг отстану от своей группы или, тем более, высуну свой нос из гостиницы без сопровождающих, то меня (это еще в лучшем случае) немедленно изобьют хулиганы. Помню, кто-то из наших выдающихся кинематографистов спросил во время нашего такого инструктажа в Доме Дружбы Народов: «А что, эти хулиганы уже вылетели раньше нас в Лондон, или одним с нами рейсом полетят?» Инструктор резонно ответил, что для нас тут в любом из этих случаев ничего не меняется.
Очень хотелось просто побродить однажды по этому незнакому нам миру, как будто в «шапке невидимке» – они же вокруг не знают, что я иностранец, и я увижу их жизнь как будто их глазами, изнутри. Но «мы» никого не впускаем (в СССР-Россию) без специального приглашения, а нас в ответ все другие страны к себе без такого же приглашения не впускают. А где это приглашение взять или дать, если кругом эти хулиганы, итд.? Замкнутый круг.
Вдруг подул «ветер перемен». Разрешили даже подавать на эмиграцию. Я имел возможность своими глазами видеть другие страны, а главное – видеть мою страну «их» глазами (иностранцев и наших же, вернувшихся назад в Россию из эмиграции людей, объяснивших мне огромную разницу между «адом и агитпунктом», то есть, между эмиграцией и турпоездкой). Мне повезло чуть не пол-света объехать, поэтому точно знаю, что нет на свете страны лучше России. Лишь одна у нее беда: бесконечная «прополка наоборот» - беспощадное искоренение лучших своих людей в сочетании с мощной стимуляцией, созданием идеальных условий для сорняков-вредителей. «Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна» - эта песня поначалу не выходила из головы.
Но, как в известной истории о авиапассажирах, попавших к каннибалам и съедаемых по одному на каждый завтрак, обед и ужин, пока очередь не дошла до русского – (он попросил дать ему пинок в ж. пу, затем достал из за пазухи автомат и перестрелял каннибалов: без пинка, извините, мы – ну никак не можем), получил свой пинок и я. Даже целых 3 получил.
1й – от родной бухгалтерии: за весь год непрерывных гастрольных поездок я «загреб» в итоге 16 (шестнадцать) долларов США, учитывая инфляцию.
2й – от очередного отца нации, который учредил пособие «Для работников искусства и инвалидов с детства», этим лестным объединением он сразу прояснил мне все мое будущее.
А 3й пинок я получил на конечной станции автобусов Москва – Аэропорт «Домодедово». Там где-то около 4х часов вечера группа бандитов с ножами терроризировала многотысячную толпу людей с чемоданами, детьми, костылями итп., - все опаздывали на свой рейс. Бандиты запрещали автобусам отправляться в аэропорт и приказывали всем пассажирам садиться в стоявшие вереницей легковые «такси» по «договорным ценам», которые были, естественно, в сотни раз выше поездки на автобусе. Когда один из автобусов попытался все-таки подъехать к остановке, бандиты проткнули ему ножами все колеса, а водителя выволокли и разбили ему лицо.
Я подошел к группе вооруженных пистолетами и автоматами милиционеров, спокойно наблюдавших с противоположного тротуара за этим издевательством. Я спрсил их: «Вам не стыдно? Ведь вы же живете на деньги (налоги) этих людей, и не хотите их защитить от бандитов!» По их виду я понял, что им стыдно и без меня. Один из них мне ответил: «Вон того бандита в светлой дубленке с ножом видишь? Это - начальник моего отделения милиции, где я работаю». Я до сих пор уверен, что он мне не соврал.
Я почувствовал, что мне очень захотелось немедленно улететь, но из другого аэропорта (тогда за рубеж только из «Шереметьево» летали).
Я чуть не умер от смеха, когда заполнял первую в моей жизни трудовую анкету. Меня в ней на полном серьезе спрашивали: «Были ли у Вас когда-либо колебания в проведении линии партии? Если были, то когда, какие и по какому поводу? Ответить подробно, при необходимости – на отдельном листе». (Меня, тогда 15летнего, взяли учителем музыки в школу за нормальные тогда 32 копейки = 50 центов США в час). Я тогда еще не знал классического ответа: «Не было! Всегда колебался вместе с линией!»
Уверенный, что мне просто по ошибке дали устаревшую анкету времен Гражданской Войны, я с хохотом помчался в учительскую. «Ну где у нас в стране можно найти сумасшедшего идиота, который бы ответил «Да» на этот вопрос?» - спрашивал я всех, кто там был.
Внезапно один наш старенький учитель сильно схватил меня за плечо и затащил в пустой класс. «Не смей над этим смеяться!» - крикнул он мне – «В России было много людей, которые считали для себя невыносимым унижением подписать неправду. Они знали, что подписывают смертный приговор самим себе, но не могли поступить иначе.» Я не знал, что попал «в самую точку». Наш Филарет Афанасьевич - (Царствие ему небесное! Что бы у меня была за жизнь, если бы он не заставил меня пойти в музыканты?) – отсидел 22 года как раз за эти самые «колебания». Возможно, его «убедили» заодно сознаться и в планах убийства товарища Сталина, как тогда было принято. Но настоящей причиной был именно его категорический отказ отвечать на этот вопрос в анкете.
Дегенераты у власти (см. «Дегенерат – что это такое?» и др. мои истории), вопреки мудрым правилам охотничьих хозяйств, сами «отстреливают» нежелающих жить по лжи «недегенератов». Они не могут терпеть у себя в стране и вообще в мире людей, которые ну ни за что не станут убивать невинных, участвовать в подлостях и несправедливостях. Право на жизнь (и, разумеется, на работу – без денег не проживешь) дегенераты даруют лишь «гибким» людям. «Гибкий» на их языке означает: готовый по первому же их намеку (не приказу) согнуться и стать раком.
Времена меняются, но не действия дегенератских правительств. Сегодня, через полвека я в очередной раз должен ответить на тот же по сути вопрос: являюсь ли я достаточно догадливым и «гибким» (см. выше), чтобы признать в письменном виде превосходство и правоту меня допрашивающих (абсолютно неважно кого именно на этот раз: гомосексуалистов, коммунистов, негров или каннибалов)?
Дело в том, что если вы посылаете заявление насчет работы в любой университет США, то к вам через пару недель (проверьте сами) обязательно приходит конверт с грифом «Лично. Секретно.» В письме вам сообщают, что ваши сведения о себе и документы произвели огромное впечатление, но все же при этом остался один вопрос, на который вам предлагают ответить в соответствии в таким-то законом, (хотя вы, конечно, можете также и не отвечать, если не хотите). Вопрос совершенно невинный: «принадлежите ли вы к каким-либо меньшинствам» или нет?
Поскольку после получения нескольких дюжин подобных «необязательных вопросов» у вас возникает полная уверенность в том, что отвечать необходимо (иначе переписка с вами просто прекращается), то вам легко догадаться, о чем именно вас будущие работодатели спрашивают? Не ожидают же они, глядя на ваше фото и читая ваши документы, что вы принадлежите к аборигенам-индейцам или неграм,? (Темнокожие 63% тоже являются в США «меньшинством», чтобы объяснить предоставленные им разные привилегии вроде безнаказанных убийств случайных белых прохожих «под влиянием внезапно нахлынувших расовых чувств»). Вывод: вас спрашивают, принадлежите ли вы к так называемым «сексуальным меньшинствам», а именно – к гомосексуалистам (права педофилов, некрофилов, зоофилов итп. до сих пор еще остаются ущемленными).
Чтобы проверить, действительно ли о педерастии меня спрашивают, я тут как-то раз «сознался» в телефонном разговоре (его, как известно, к делу не подошьешь и, следовательно, ни с кого ничего потом не взыщешь), что «Да», принадлежу, но очень боюсь и просто стесняюсь об этом написать. За это мое скромное, застенчивое «Да» по телефону я тотчас, уже через несколько дней получил бесплатные авиабилеты, отличный ужин в ресторане и двухдневное проживание в одном из лучших отелей Лас Вегаса. Правда, на работу меня так и не приняли, поскольку я не сумел подкрепить свои слова реальным делом.
Ну и пусть. Зато по дороге домой я в самолете сидел, а не стоял.
Владимир ДУНИН. В помощь тем, кто опасается кризиса: «Главный секрет трудоустройства».
Конфиденциально(доверительно). ТЕМ, КТО МНЕ НЕ ДОВЕРЯЕТ – НЕ ЧИТАТЬ!
После переезда в Москву из Сочи я много месяцев не мог устроиться НИ НА КАКУЮ работу. Куда бы я ни обратился – отказ с ходу. Нашелся добрый человек - объяснил. С тех пор проблем, тьфу-тьфу, уже не было.
Оказывается самое страшное, что нанимающийся на работу может сделать – это честно отвечать на задаваемые ему вопросы. Особенно, когда ваш ответ вам невыгоден, «говорит против вас же». Будущий ваш начальник немедленно понимает, что в вашем лице к нему пришла наниматься на работу сама атомная бомба. Ведь если у вас хватило ума не врать, нанимаясь на работу, так, наверное, вы не будете врать и став его подчиненным. И как, скажите, с таким гадом коллектив сможет работать под одной крышей?
Под утро ночи с четверга на пятницу (октябрь 2013 с 10е на 11е) приснилась мне такая чушь, что пришлось проснуться:
Якобы группе артистов (мне в том числе) в Пятигорске местный житель, раздвинув зелёные заросли, показывает четверостишие, написанное когда-то на скале, по его словам, рукой Лермонтова:
«Понаставила власть нам памятники, Где лицо на ж-пу похоже, Чтобы нам полюбились начальники, Коих в дом пускать-то негоже».
Я вступил в спор (во сне) с этим местным следопытом, доказывая ему, что ничегошеньки похожего на Лермонтова в этом четверостишии нет:
1. Необычный для поэта стихотворный размер анапест 2. Неактуальная для лермонтовских времён тема 3. Современные нам, но не поэту выражения и язык итп., и просто плохое качество стихов
Не написал бы об этом, если бы не два странных обстоятельства:
1е - Я играю музыку, иногда пишу прозу, но никаких стихов не пишу и писать не собираюсь. Устаю за день и сплю всегда безо всяких снов. А тут вдруг целое четверостишие при пробуждении в голове ДОСЛОВНО сохранилось. Может быть я его где-то прочёл раньше и случайно запомнил без всякого намерения запоминать эту чепуху? Однако на Гугле ничего похожего не нашёл.
2е – Открываю вечером в эту самую ПЯТНИЦУ Интернет, и мне внезапно выскакивает на экран длиннющая, на много страниц дискуссия белорусских пользователей Интернета насчёт надоевших многим в этой стране памятников Ленину, Дзержинскому, Сталину итд. Одни предлагают их снести, другие защищают Историю, причём, по большей части на непонятном мне белорусском языке. И на этот сайт я никогда не заглядывал, и впредь заглядывать не собираюсь.
Странно всё это. Всё-таки что-то есть, выходит, в этих снах с четверга на пятницу, которые якобы всегда сбываются.
Владимир Дунин. «Для любителей музыки» - История 5. («Любовная»)
Однажды за 2 минуты и 51 секунду я сумел (если верить официальным документам, конечно) развратить несколько сот молодых девушек.
Двое из этих девушек подошли ко мне перед началом концерта и спросили: не знаю ли я, что это за мелодия (напели мотив). Я сказал, что знаю и обещал сыграть ее «сверх программы», что и сделал.
Через какое-то время в Филармонию пришло разгневанное письмо, подписанное «треугольником» (тем самым, у которого все углы могут быть тупыми). В нем сообщалось, что я нарушил артистическую дисциплину и сыграл незалитованную в программе песню, чуждую по своему духу нашей молодежи и тлетворно на эту молодежь подействовавшую: после моего исполнения этой песни в техникуме и его общежитии резко возросло количество абортов, в том числе у несовершеннолетних.
По всему поэтому техникум разрывает подписанный ранее договор с филармонией о проведении лекций концертов, и убедительно просит наказать артиста, так развратившего бывших до этого хорошими девушек незалитованными (не разрешенными к исполнению цензурой) звуками «Любовной Истории».
В филармонии немедленно отреагировали. Приказ о премировании меня 25% оклада был отменен специально вывешенным (в назидание всем остальным) приказом, а я был строго предупрежден о недопущении подобных явлений в будущем.
Я буду признателям всем читательницам, которые не почтут за труд послушать мою запись пресловутой «Любовной Истории»,
и напишут в комментариях: действительно ли хочется сделать аборт от этой столь чуждой нашей молодежи песни?
Надежды вернуть мои 25% оклада у меня, конечно, нет. Но насчет моральной реабилитации, может быть, еще не все потеряно. Ведь на самом деле договор был разорван с целью экономии профсоюзных денег. Их решили потратить «с большей пользой»: на пару лишних поездок в Москву за колбасой на заказном автобусе (по агентурным данным).
Был (надеюсь) у нас в стране обычай: когда кто-нибудь выкрикивал со сцены что-либо особенно приятное для власти, то все присутствующие должны были встать и долго-долго, причем, бурно аплодировать. «Компетентные» товарищи за каждыми аплодисментами пристально наблюдали, «брали на карандаш» тех, кто посмел первым прекратить хлопать в ладоши и затем «изымали их из популяции» - расстреливали. Все об этом знали, поэтому аплодисменты то и дело переходили из «бурных» в «нескончаемые».
Мне иногда доводилось участвовать в концертах для профессиональных убийц-террористов, которых по-братски обучал и готовил к действиям (захвату и удержанию власти в своих странах, откуда они приехали) наш Союз Нерушимый Республик Свободных. Некоторые из этих зрителей затем узнавали меня и хлопали по плечу «А помнишь?», встречая у себя (у них) в стране. Ну и чему могли мы их научить, кроме того, что сами делали?
Приехали мы как-то раз на такой концерт, и среди нас какой-то актер, кажется, из театра «Моссовета». Ну с чем он может выступить перед чернокожей аудиторией, не понимающей ни слова по-русски? (То ли дело быть певцом, музыкантом, танцором или фокусником, наконец). Все смотрел умоляюще на бригадира: может быть тот без выхода на сцену ему рапортичку подпишет? Но на этот раз бригадир был неумолим: хочешь «палку» для бухгалтерии – иди на сцену и работай.
Решили, что «Моссовет» пойдет первым номером и прочтет одно коротюсенькое стихотворение Маяковского. Зрители ни опомниться, ни соскучиться не успеют, как тут уже и музыка, и танцы с песнями начнутся. Как задумали – так и сделали. Выходит «Моссовет» и читает стихотворение (простите, начало помню только прозой), что он-де весь день работал, устал, выпачкался, вспотел, но встал дома под душ – эту искусственную «тучку с дождиком» и (продолжаю стихами) «... постоишь под тучкой, выкупаешься всласть и думаешь: очень она правильная – Советская Власть!».
Думал «Моссовет» сразу же сбежать со сцены, да не тут–то было. Встает в зале какой-то жирафоподобный товарищ (маленькая-маленькая головка на невероятно длинной шее), поднимает кверху палец и говорит, обращаясь почему-то к потолку: «Это пло палтию! Будем долго хлепать!» И началась тут овация, и продолжалась она минут 10-15. Ни бедный «Моссовет», ни мы - все остальные уж и не знали, что делать.
Наконец, буря аплодисментов, иссякнув затихла. Пошли один за другим номера концерта, которые всегда пользовались успехом у любых зрителей (мы же знали, к кому едем). И что же? Зрители сидят злые. Никакой реакции и ни одного хлопка в ладоши до самого конца концерта. Так и ушли мы в тот раз, как артисты говорят: «Под топот собственных копыт».
А позже встретил я в «их» стране моего «однокашника» из Московской консерватории в «их» офицерской форме: в приличном чине и с более, чем приличной зарплатой. «Их» Министерство Обороны поручило ему посеять «семена разумного, доброго, вечного» в души этих профессиональных, советской закалки революционеров-борцов с расизмом. Проще говоря – научить их хоть чему-то в музыке, чтобы психологически переключить, приспособить их к новым условиям жизни, когда, по мнению «их» руководства, белых больше убивать уже не нужно, и вообще пора бы научиться хоть что-то еще делать.
Встретил я его в очень грустную для него пору. Чтобы получать финансирование от Мин. Обороны у «них» (во, дикари!) принято обязательно доказать, что предыдущие деньги потрачены с толком, и есть конкретные результаты. Ну а какие у него могли быть результаты? О том, чтобы эти обучаемые (точнее, «принципиально необучаемые») заиграли на муз. инструментах или запели бы – и речи быть не могло. Этот же контингент совершенно по другим параметрам в свое время отбирался. Надежды, на то что кто-то из них однажды сможет на слух отличить «Танец маленьких лебедей» от «Интернационала» также не было. Оставалось только одно – письменный тест, который подтвердил бы для министерства эффект от истраченных средств, то-есть заметно повысившийся культурный уровень этих «спецподразделений».
Увы, все тесты, какими бы они легкими ни были – каждый раз были полностью провалены. И в тот день, когда я своего приятеля встретил, как раз рухнула его последняя надежда: он в открытую предупредил (бывших убийц, а ныне начинающих «новую жизнь» музыковедов), что в финальном для их курса тесте правильный ответ всегда будет под номером 2: то есть они с начала и до конца теста должны будут ставить крестик в окошечке только с этим номером. Не помогло. И этот тест ПРОВАЛИЛИ ВСЕ! Из армии его уволили.
Дегенерат – что это такое? __________________________
В зале «Охотничье Хозяйство» Будапештского музея все стены увешаны головами животных с оскаленными зубами. Внизу надпись: «Увидев животных с такими зубами (а зубы-то кривые) – немедленно их отстреливайте. Они - дегенераты!» Очень расстроился - у меня самого зубы ну в точности такие же.
Напомню: кто такие дегенераты? Вот сидите вы на пляже и вокруг вас ребятки куличики из песка делают, а один мальчик бегает и всем эти куличики с наслаждением растаптывает. Или вышли другой раз девочки с котеночком на улицу погулять, а к ним парни-подростки какие-то подошли, и один из них этого котеночка хвать из одеяльца за хвост да об бетонную стену головой трах – у того и мозги вон. Или один дядя взял да в вагон метро бомбу подложил. Или вот другой дядя возглавил страну населением в 8 миллионов, а потом приказал 7 миллионов из этих 8 убить, причем мотыгами – патронов жалко было, итп. Во всех этих случаях вы наблюдаете (если удалось остаться в живых, конечно) дегенератов в действии.
Нормальные, хорошие люди, хоть их «генератами» и не называют – всегда что-то хорошее производят, «генерируют». А дегенераты – уничтожают: и все хорошее, и самих этих хороших людей.
При этом называть дегенератов плохими людьми ни в коем случае нельзя. По двум причинам: 1. Это строжайше запрещено действующим законодательством большинства цивилизованных стран. 2. Они (это доказанный медицинский факт) людьми не являются. У них от рождения, инфекции, травмы, наркотиков, алкоголя, ТВ, компьютерных игр и многих других установленных и неустановленных причин разрушена, либо вообще отсутствует лобная доля - большой отдел мозга, который и делает человека собственно человеком. В этой лобной доле находятся совесть, сострадание, любовь, способность предвидеть последствия своих поступков, итд. Нет этого раздела мозга – нет человека, есть просто зверь, которого нужно бы немедленно...(читай начало заметки). Кому интересно – могут даже посмотреть современные томографические снимки мозга нормальных людей и сравнить со снимками мозгов врожденных убийц. Например, на www.amenclinics.com
Решился поговорить об этом своем огорчении со всемирно известным экспертом как раз по дегенератам.(Голливуд и еще несколько киностудий по его книгам даже фильмы поставили, которые затем на фестивалях победили). Свои книги он написал в результате многолетней работы одним из руководителем специального научно-исследовательского проекта ЦРУ «Гарвард», целью которого было раскрытие и изучение механизмов (разумеется, подлинных, а не заявленных в несерьезных документах вроде конституций) формирования власти в государствах мира.
Переработав горы открытой (в конце каждой книги несколько страниц перечня источников) и, разумеется, закрытой информации проект установил, что существующие механизмы выдвижения и вхождения во власть «слуг народа» повсюду, включая сами США, до боли одинаковы. Выдвигаются, точнее выдвигают и продвигают наверх друг друга люди совершенно одинакового типа – это люди с серьезными, органическими поражениями мозга. Главное и наиболее общее, что их всех отличает - это их маниакальная жажда массовых убийств и полная неспособность предвидеть отрицательные последствия своих поступков. Кому интересно – кликните в “Google” Григорий Климов на русском, или «Degenerates rule the world» («Дегенераты управляют миром») на английском.
Поскольку эти поражения мозга обычно вызывают у больных (этими поражениями) чувство неопределенности их сексуальной ориентации (они же могут получить оргазм только от убийств и садизма), дегенераты обычно тесно связаны с кругами гомосексуалистов, которые давно уже превратились в мощнейшую политическую силу мира. Если сомневаетесь – сделайте очень простой тест: 1. Будучи в любой из «цивилизованных стран» скажите вслух, или, лучше, напишите хоть что-нибудь неприятное (для них) о гомосексуалистах. 2.(Для объективного сравнения) подойдите к любому полицейскому на улице и плюньте ему в лицо. 3. Затем расскажите честно, что вам в итоге обошлось дороже, и насколько. Уверяю вас, в будущем вы всегда будете только плевать в лицо полицейским.
Сегодня всякий здравомыслящий человек ясно видит и понимает, что во всех этих парадах и прочем повсеместном засилье гомосексуалистов движущей силой является не невинное предпочтение заднепроходного отверстия всем прочим отверстиям, а глобальный захват власти и тотальный контроль надо всеми нормальными людьми, которые должны массово уничтожаться на потеху и удовлетворение извращенцев-дегенератов, что и происходило, и происходит на наших глазах.
Кстати, получив такие, казалось бы, интереснейшие результаты, правительство США исследования эти почему-то тотчас же свернуло и засекретило.
Звоню в Нью-Йорк Климову. Спрашиваю: что человеку, по его мнению, следует делать, если он вдруг узнал о себе (этот человек), что он– дегенерат. Климов отвечает: «Успокойтесь. Уж Вы то точно к ним не относитесь». Я разочарован, я-то хотел серьезный ответ услышать, а мне, как в анекдоте, говорят: «Врут все люди, врут, у тебя голова никакая не квадратная! » (Гладя при этом по голове рукой, описывающей этот квадрат). Спрашиваю, какие же у него такие есть резоны, чтобы меня (никогда не видев) заочно, по телефону продиагностировать, да еще и с утешительным результатом? Насколько можно доверять такому диагнозу? » - Отвечает: «На сто процентов. Читайте мои книги внимательно: дегенерат по определению неспособен такой вопрос задать. Ему это даже в голову придти не может, так как в его мозгу центр критического отношения к себе напрочь отсутствует. Задав этот вопрос Вы автоматически исключили для себя возможность быть в то же время дегенератом».
Теперь полегчало, от сердца отлегло. А вот Климова дегенераты недавно в его Нью-Йоркской квартире убили. Теперь в случае чего спросить уже будет некого.
Владимир Дунин. «О трудоустройстве». Конфиденциально – ТОЛЬКО ДЛЯ ТЕХ, КТО МНЕ ДОВЕРЯЕТ. ОСТАЛЬНЫМ НЕ ЧИТАТЬ!!!
Никак не мог найти себе хоть какую-нибудь работу. Зашел как-то в Управление Культуры и случайно наткнулся на своего полного тезку. Он развеселился, что я отозвался в коридоре, хотя ему кричали, и захотел мне помочь.
Спрашивает: «Тебе сегодня где отказали? Почему, сказали, не возьмут?» Говорю: «Ездил по объявлению в газете в Музшколу на Тимирязевской. Но там говорят, что объявление напечатано по недоразумению – вакансий нет. А в другой школе – на Текстильшиках – сказали, что только что уже приняли на работу другого преподавателя».
Тезка говорит: «Врут! Пошли в кабинет, я при тебе им сам позвоню». Звонит на Тимирязевскую, спрашивает: «Приходил к вам сегодня Владимир наниматься?» - «Приходил». «А что случилось, почему не взяли? Он же хороший специалист, как раз такой, как вы ищете?»
Отвечают: «С квалификацией-то у него проблем нет, НО ОН ТУТ САМ ПРИ ВСЕХ НАШИХ ПЕДАГОГАХ ПРИЗНАЛСЯ, ЧТО ДЕТЕЙ ПРОСТО НЕНАВИДИТ. ДА ТАК ЭТО СКАЗАЛ, ЧТО ВСЕМ НАМ ЗА НАШИХ ДЕТЕЙ АЖ СТРАШНО СТАЛО!»
Звонит тезка на Текстильшики, весь разговор повторяется слово в слово, как на Тимирязевской, однако в конце вариация: «... НО ОН ТУТ САМ ПРИ ВСЕХ НАШИХ ПЕДАГОГАХ ПРИЗНАЛСЯ, ЧТО ДЕТЕЙ ОЧЕНЬ ЛЮБИТ. ДА ТАК ЭТО СКАЗАЛ, ЧТО ВСЕМ НАМ ЗА НАШИХ ДЕТЕЙ АЖ СТРАШНО СТАЛО!»
Владимир Дунин. «Для любителей музыки» - История 4.
В один из дней Конкурса Чайковского мы, студенты, сидели в коридоре консерватории. Внезапно распахивается дверь класса и из нее выскакивает будущий победитель, ныне всемирно знаменитый пианист. Кричит (с англо-русским разговорником в руках): «Я гражданин Соединенных Штатов Америки! Где здесь туалет?»
Видим, что человека прижало по-черному, медлить нельзя. Двое ребят тотчас же вскакивают, бегут вместе с будущим великим маэстро к заветному объекту, и даже дверь ему открыли, выиграв для него лишнюю секунду. Вроде бы успел человек: опять вернулся в класс заниматься, а не в гостиницу поехал. Студенты долго смеялись над «Гражданином итд. ». Можно подумать, что гражданину Новой Зеландии дорогу к туалету не показали бы.
А вот через много лет мне подумалось, что случись такое же во время бомбежек Югославии, когда США показали всему миру, что именно они сделают завтра с обескровленной Россией, да и вообще с любой страной, которая «виновата уж тем, что хочется мне кушать» (а может быть даже и после, когда уже у сербов их историческую родину отняли и отдали «лимитчикам») – так мог бы Гражданин США и на Ивана Сусанина нарваться с известным результатом. Ведь судя по нашей уверенной поступи, твердому курсу и вечно-светлому будущему, у нас каждый второй - его, Сусанина, потомок.
Одна популярная певица решила позабавить работниц Карачаровского Механического завода и спела им частушку: «Мой любимый (указывая зрителям на меня, я ей аккомпанировал на аккордеоне) все мне клялся: «В рот спиртного не берет». Заглянула в воскресенье – ухом землю достает». Сама-то уехала тотчас же на другой концерт, а меня на полном серьезе схватила толпа женщин и насильно поволокла к какому-то там «замечательному наркологу», который уже многим из них помог (вытащить мужей из постоянных запоев). Моим «сказкам», что я вообще не пью никто, конечно, не поверил. Все они меня все убеждали «понять и осознать, как мне в жизни повезло оттого, что меня полюбила такая Женщина с большой буквы» (а мы с ней, кстати, даже и не знакомы). И это не глупость, и не наивность. Люди так устроены: кого любят, тому и верят. Никем не любимый артист просто не может выжить на сцене – он с голоду умрет, или профессию сменит. Поэтому всех артистов обязательно кто-то любит (и всему верит при этом).
Меня как-то попросили подвезти Василия Ланового в Мосву из Тамбова. Он мне по пути рассказывал, что гаишники боятся у него отбирать права, всерьез считая Генерал-Полковником, Маршалом итп.(смотри его фильмы). Все уговаривал меня отмочить какую-нибудь хохму (дело было под Новый Год) на ближайшем посту ГАИ, чтоб проверить, как это работает. Я тоже Ланового люблю, но побоялся – меня-то гаишники на экране не видели. А вот необыкновенное доверие к себе, я, как всякий артист, постоянно встречал, и это не только лестно и приятно, но и по своему плохо.
Дело в том, что как молекула воды в организме везде умудрится побывать (сегодня в клетке мозга, а завтра в мочевом пузыре), так и артист везде в конце концов непременно окажется. Сегодня он в Калининграде, а завтра на Камчатке; сегодня в Институте Ядерных Исследований, а завтра в школе для умственно отсталых; сегодня «в коридорах власти», а завтра в коридоре тюрьмы (спасибо, не в камере). И везде хорошие люди (плохие-то нас не любят) с тобой говорят о наболевшем (как со случайным попутчиком в поезде) да такие вещи, которые родной жене скорее всего побоятся сообщить от греха подальше. Ни один президент или, скажем, генерал КГБ не знает о своей стране то, что артист знает – подчиненные со страха умрут такое им докладывать.
И если каждый рассказчик уверен, что это он просто в плохом месте работает, или в его городе случайно оказались плохие власти, или случайно прокурор неудачный ему попался со следователем-мошенником, итп. то у артиста на этот счет никаких иллюзий нет и быть не может – этих же историй (причем точно таких же), ровно столько же, сколько встреч с людьми. И вывод-то только один: если на твоей земле из года в год производится «прополка наоборот», то есть все хорошие растения умышленно искореняются, а сорнякам дают «зеленую улицу» (поливают, рыхлят, питательными удобрениями засыпают) – добра не жди. А когда выясняется, что « на твоей земле» означает не только в твоей стране, но и вообще «на твоей планете» (та же шайка повсюду то же творит), то тут уж многие, как известно, считают, что «без анестезии им не выжить», и всерьез принимаются за наркотики с алкоголем (даже имея миллионы на счету). Ведь слова «честный, работящий (за бугром «perfectionist”, “workaholic” и пр. из этого ряда) сегодня считаются ругательствами и ОФИЦИАЛЬНОЙ причиной для увольнения с работы, не говоря об отказе в трудоустройстве.
Через пару лет после «привода к наркологу» убедился, что я и сам такой же наивный и глупый, как эти женщины с Карачаровского. Мне (профессионалу-то сцены) самому на протяжение нескольких месяцев гастрольной поездки было необыкновенно хорошо и спокойно от того, что рядом со мной был... Ленин. Не однофамилец, а тот самый, «человек века ХХ». Не скажу, чтоб меня вдруг из-за этого потянуло написать заявление о приеме в КПСС, но я просто физически ощущал огромное уважение к этому человеку (играл его, видимо, очень талантливый парень с Таганки Володя Фоменко без грима, картавости и прочих атрибутов борца с политическими пГаститутками ), который знает не хуже меня, что когда-то опрокинутая им страна так и катится кубарем под откос. Но при этом он почему-то абсолютно уверен (и в тебя вселяет эту свою уверенность), что все еще можно как-то поправить, в то время, как мне и другим людям вокруг кажется, что все происходящее - это уже полный п. здец.
Думаю, что и вы бы почувствовали совершенно то же самое, если бы кто-то на ваших глазах обращался, как к провинившимся школьникам, к полному залу реальных, облеченных силой и властью людей: работников обкомов-райкомов, партийных школ, карательных учреждений итд (кто ж еще придет на концерт, посвященный ....здисятилетию РСДРП). Небрежно сняв пиджак, и спокойно глядя им в глаза, он объяснял им, что «никто не может скомпрометировать коммунистов, если они сами себя не скомпрометируют; никто не может разрушить возглавляемого ими государства, если они сами же его не разрушат; и никто не сможет разворовать их страны, если они сами же ее не разворуют».
Это была удивительно интересная композиция (называлась «Так победим»), составленная кем-то из хорошо знающих материал людей: все слова до единого – подлинный, дословный ленинский текст. Цензуре и критикам «делать было нечего», не Ленина же запрещать и корректировать? А в застывших от ужаса глазах старых коммунистов (их обычно на первые ряды усаживали на этих «торжественных мероприятиях») всегда читался один вопрос: всех сейчас прямо в зале расстреляют, или все-таки сначала во двор выведут?
Не знаю, было ли это гениальной хохмой (вряд ли), или у бедной старушки просто крыша поехала и она (на одном из наших концертов) вообразила себя опять в своем кабинете, разбирающей персональное дело очередного проштрафившегося коммуниста, но она вдруг встала и (обращаясь к «Ленину», но не назвав его при этом по имени) заявила: «Я вот тут все внимательно прослушала и у меня сложилось очень негативные мнение о руководимой Вами организации!»