Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Ingrid Lovera
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Любимая рубрика, чтение отзывов про отели краснодарского края: «В качестве извинений за хамство персонала нам прислали в номер бутылку вина, но, когда мы попросили штопор и бокалы, нас снова послали на &уй»
Директор старейшей парашютной школы подходит к работающему у них всего два месяца инструктору: — Очень часто люди после своего первого прыжка буквально влюбляются в небо, в это сказочное ощущение свободного полета, и по прошествии многих лет, завершая свой земной путь, просят их похоронить возле того места, где они испытали эти бесподобные переживания. И это большое кладбище возле летного поля и есть то место. И вот именно так, подробно, все это и надо объяснять, а то у вас уже третья группа нового набора разбежалась, потому что вы им говорите: это кладбище парашютистов нашей школы.
Я недавно в нашем супермаркете картину наблюдал - обхохотался! С недавних пор водку у нас после одиннадцати вечера продавать перестали - совсем! Но на полках-то она стоит. Так наши мужики до чего додумались: подходят, быстро открывают и отхлебывают! Охрана потом заставляет эту бутылку купить.
Объявление в Третьяковке: "Во избежание несанкционированного тиражирования произведений, запрещается подходить к ним со смартфонами и фотоаппаратами. К "Чёрному квадрату" также запрещается подходить с линейками".
Работа фармацевта полна опасностей. Бабулька (постоянный клиент) очень боится сделать что-то не так, часто просит прямо в аптеке распаковать перцовый пластырь и помочь наклеить, или разделить таблетку на четыре части. Один раз попросила "заварить чай от простуды" (сама не угадает сколько лить воды), а давление ей меряем раза три в неделю. Помню полные страха и ожидания глаза нашего провизора - в тот день бабулька пришла за свечами от геморроя.
Рассказ моего друга со слов его знакомой, которая работает в салоне Мерседес. Так вот, как-то в пятницу в салон приходят парень с девушкой, со счастливыми лицами выбирают авто и выбор их падает на то, которого нет в наличии, либо цвет, которого нет именно в этом салоне. После они оформляют предзаказ, парень оставляет в залог 100к рублей и они уходят. Казалось бы в этой истории нет ничего необычного, но в понедельник парень приходит один и забирает залог. И это происходит снова и снова, только уже с другими девушками. У Мерседес такая политика - при отказе они возвращают залог все 100%
Женщина пришла к Конфуцию и спросила, чем многоженство отличается от многомужества. Конфуций поставил перед ней пять чайников и пять чашек, и говорит: - Лей чай в пять чашек из одного чайника. Нравится? - Нравится, - согласилась женщина. - А теперь, наоборот, лей в одну чашку из пяти чайников. Нравится? - Ещё больше нравится, - призналась женщина. - Дура! - заорал Конфуций. - Такую притчу испортила!
После проверки контрольной работы о творчестве Шекспира преподаватель, проверявший работы, пригласил студента на беседу. - Дорогой мой, - начал преподаватель, - вы, наверное, не знаете, что я закончил этот же университет и жил в том же общежитии, где живете и вы. Более того, у нас хранились контрольные работы прежних студентов для того, чтобы мы могли, при нужде, заглянуть в них, что делаете сейчас и вы. Должен сказать, что лично вам "повезло": вы списали буква в букву ту работу по Шекспиру, которая была когда-то написана мной. Студент заметно побледнел, но преподаватель продолжил: - Наш твердолобый преподаватель литературы поставил мне тогда только трояк. А я все время чувствовал, что заслуживаю пятерки. Спустя столько лет справедливость восторжествовала — сегодня эта работа наконец получит недостающие два балла !
Сара приходит к раввину и говорит: - Ребе, Моня пригласил меня на танцы. - что ты, дочь моя, Тора танцы запрещает. - а если мы просто пойдём погулять? - это можно, Тора позволяет. - а если Моня распалится и захочет меня обнять? - это можно, Тора позволяет. - а если после этого он захочет меня поцеловать? - и это можно, Тора не запрещает - а если он после этого захочет овладеть мною? - и это Тора не запрещает. - а если он так распалиться, что захочет прижать меня к дереву и овладеть мною стоя? - э, нет, дочь моя, стоя - это уже танцы!
Начальник нажимает на кнопку и говорит своей секретарше: "Леночка, два кофе, пожалуйста!" Голос из динамика: "Андрей Петрович, вы можете меня хотя бы на выходные оставить в покое? Отойдите от домофона!"
Весной мне нужно было переполучать армянский паспорт, потому что предыдущий выдали бракованный. Я приготовилась сделать фото, за которое мне будет не стыдно последующие 10 лет. Подвела глаза, накрасила губы, замазала шрамы на щеках, уложила волосы. Получилась не то, чтобы лучшая фотография в моей жизни, но на ней вполне можно было поставить штамп «Приемлемо». На этом всё могло бы закончиться, но тут в игру вступает армянская паспортная служба. Я не знаю, по какой причине, но фото, которое ты приносишь, в паспорт не вклеивают. Его сканируют, распечатывают на обычной бумаге и только потом помещают сердце документа. В прошлом паспорте я была, как с могильного памятника – выцветшая, выгоревшая на солнце и размытая дождём. Два года спустя в принтере заменили картридж и получилось то, что получилось. Лучше б это снова был памятник. Сегодня я пришла в паспортный стол забирать паспорт после прописки. Мне сказали: узнавайте в том окне, в которое вы отдавали паспорт в прошлый раз! В окне, в которое я отдавала паспорт в прошлый раз, лежало два мешка цемента и дрель. Что-то интуитивно подсказывало, что диалога не выйдет. Поэтому я пошла в рандомное окно и попросила вернуть мне документ. У оператора в рандомном окне была интересная манера работы с клиентами: всё, что я ей говорила, она повторяла, но громче и с трагическими интонациями. Например, она спрашивала: какого числа вы отдали паспорт? Я говорила: я не помню. – Вы не помните! – восклицала оператор. Она спрашивала: у вас загран или внж? Я говорила: у меня армянский паспорт. – У вас армянский паспорт!! – восклицала оператор с такой интонацией, как будто я призналась, что делала бутерброды с котятами. В таком режиме мы пообщались ещё немного, потом операционистка нашла мой паспорт, открыла и перестала восклицать. И говорить. И дышать, кажется, тоже. Она посмотрела на паспорт, потом на меня, потом опять на паспорт, снова на меня, сглотнула и спросила: «а это … вы?» Очень тихо спросила, без всякой патетики. Я подтвердила. «А что с вами случилось?» – был написан на её лице следующий вопрос, но она удержалась. В процессе выяснилось, что прописали меня по другому адресу, где я вообще никогда не была. Видимо, участковый тоже впечатлился моим паспортом и стал путать места и даты. Но даже это не выбило из колеи операционистку так, как моё фото. Наблюдать за лицами людей, открывающих мой паспорт, теперь моё новое гилти плеже.
Раз уж тема медицины нашла такой живой отклик, вот вам статья, которую я писал 17 декабря 2020 для журнала «Максим». Уже не помню, была ли она опубликована или переделана, но драфт сохранился в закрытой заметке дневника, и сегодня я его публикую.
КРАСНЫЙ КРЕСТ
Сегодня аптека в России и на Западе обозначается зеленым крестом, словно намекая, что здесь можно купить шампуни и травяные сиропы для самолечения, а настоящие лекарства вколет врач. Но сто лет назад крест на всех аптеках был красный. И около ста лет назад международная гуманитарная организация «Красный Крест» устроила патентную войну с аптеками мира, запретив использовать ее символ на вывеске. Кстати, полное название организации — «Красный Крест и Красный Полумесяц». Поэтому неясно, почему претензии возникли именно к аптекам, а не к флагам Алжира и Туниса, например. Так или иначе, аптеки мира сменили крест на зеленый. Но СССР не признавал международных патентных законов, и кресты оставались красными до самой Перестройки. А чем отличалось содержимое аптек? На вид почти ничем — те же таблетки, пилюли и градусники, что и сегодня. Но тот, кто вырос в СССР помнит, что лечение в то время было сильно иным. Конечно никто вслух не говорил ребенку, что больной должен страдать. Но болеющих детей с детства учили быть мужественными — как пионеры-герои. Сейчас дети и взрослые болеют ОРВИ, но в СССР самым популярным заболеванием детей почему-то была ангина...
АНГИНА
Ангину рисовали в книжках, об ангине слагали детские рассказы и стихи. Ангина считалась болезнью преимущественно зимней. Основная проблема была в том, что с ангиной приходилось сидеть дома. Сидеть дома дети СССР терпеть не могли, потому что делать в квартире было абсолютно нечего: смартфонов не было, телевизор показывал мультики раз в день перед сном, железный конструктор и коллекция марок давно надоели. Зато во дворе — друзья, смех, веселье, санки. Коньки, пристегнутые к валенкам. Катание с ледяных с горок, сидя на куске картона... Когда вы последний раз видели санки у взрослого 12-летнего парня или девчонки? В СССР санки были у всех. Прогулять школу, чтобы кататься с горки, пока светло, — это было нормально. Но вот сидеть дома с ангиной... Профилактикой ангины считался колючий свитер и варежки, которые связала бабушка из настоящей шерсти. Варежки привязывали на длинную резинку и пропускали через оба рукава пальто, чтобы не потерять. Ведь потерял варежки — ангина. Самым важным предметом одежды считался шарф. Шарф носили все. Если кто-то появлялся на улице без шарфа, значит, он его только что потерял. Разумеется, шарф обязан быть колючим и стирать шею до красноты. Ведь иначе — ангина. А ангина — это уже совсем другие пытки по сравнению с шарфом. Последний этап лечения бесконечных ангин был самый страшный — вырезание гланд прямо из горла. Удаляли гланды без наркоза. Зубы, кстати, тоже сверлили без наркоза. Все дети боялись удаления гланд. Хотя существовал миф, что после операции дают мороженое, сколько влезет, — чтобы заморозить кровоточащее горло. Для человека, часто болеющего ангиной, а значит, полностью лишенного мороженого, это звучало заманчиво. Считалось, что после удаления гланд ангина прекращается. И лишь позже медицинская наука начала подозревать, что гланды в организме нужны не просто так... Так или иначе, ангину следовало лечить. Первейшим лекарством от ангины считались молоко, мёд и чай. С малиновым вареньем. Которое заготавливали сами или присылали родственники — в магазинах малиновое варенье было не купить. На случай болезни оно хранилось в каждой семье. Просто так, без болезни, есть это лекарство запрещалось. Но сладости помогали слабо, это тоже знали все. Поэтому в ход шла серьезная медицина.
ГОРЧИЧНИКИ
С виду горчичники выглядели безобидно: желтые бумажные квадраты, пропитанные порошком горчицы. Они немного напоминали лист промокашки, который вкладывался во все школьные тетрадки. Немного были похожи на фотобумагу из распотрошенного конверта просроченной фотобумаги. И еще немного напоминали переводные картинки — их тоже надо было размачивать в воде. Переводные картинки были любимым развлечением детей в эпоху, когда наклеек и стикеров не было. Ты лежал на животе, а мама размачивала горчичники в тарелке с теплой водой, а затем клала тебе на спину и накрывала теплым одеялом. И наступали пятнадцать минут пытки: едкие горчичники начинали тебя жечь. В зависимости от чувствительности детской кожи и психики можно было сжимать зубы или плакать, кусать подушку или просить почитать сказку, но терпеть ты был обязан. Считалось, что горчичники лечат, потому что «прогревают». Особенно прогревала мысль, что если даже тебе так жжет, то представить страшно, что сейчас чувствуют твои микробы... Однако, микробы переносили горчичники с той же стойкостью — никакого влияния на кашель они не оказывали. Но помимо горчичников были и другие средства.
БАНКИ
Это реально были банки — как от варенья, только с круглым дном и маленькие — что-то среднее между мячиками для тенниса и настольного тенниса. Но теннисный мячик еще пойди выменяй на солдатиков, а банки лежали в шкафу в каждой семье. Банки требовали серьезных фокусов с огнем, поэтому ставил их папа. Сначала банки выкладывались на тряпочку на тумбочке — ты снова лежал на животе с голой спиной, а банки зловеще поблескивали. При помощи взятого на заводе спирта и ваты, намотанной на проволоку, делался небольшой ручной факел. Банки по очереди подносили к языку пламени, а затем ставили тебе на спину. От папы тут требовалось виртуозное мастерство: следовало достаточно прогреть банку, чтобы она, остывая на спине, создала вакуум. Но не настолько нагреть, чтобы она прожгла круг на коже. Попав на спину, банка начинала всасывать спину внутрь — кожа под банкой краснела и поднималась холмиком — как подушечка для иголок. Банок ставили штук шесть, десять, пятнадцать — сколько позволит спина. Банки больно впивались, и ты лежал двадцать минут, превратившись в стеклянного ежика. Шевелиться запрещалось: от шевеления какая-нибудь особенно крайняя банка могла с чмоканьем отвалиться. Кашлять запрещалось тоже. Можно было требовать почитать сказку. Или поставить на проигрывателе грампластинку со сказкой — как раз двадцать минут одна сторона. Грампластинку для тебя, разумеется, выбирали сегодня тематическую: «Доктор Айболит». Там Айболит лечил обезьян так: «Он поставил обезьянам градусники — это им немного помогло! Он дал всем обезьянам вкусное лекарство, по две ложки варенья и по два куска сахару...» примерно так. Шутку безошибочно считывал любой ребенок: все знали, что вкусных и безболезненных лекарств не бывает, ведь свойство лекарств — мучить тело, изгоняя болезнь. Ты уже большой и понимаешь: это сказка, автор так шутит. И хоть пластинка была переслушана сто раз, к концу сосредоточиться не получалось — так болела спина. Наконец наступал долгожданный момент: снятие банок. Банку наклоняли и надавливали пальцем на кожу рядом — с обиженным чмоканьем банка отпускала жертву. Когда все банки оказывались сняты, наступали минуты блаженства. Считалось, что банки тоже как-то прогревают спину и легкие, улучшают кровообращение, отпугивают микробов страданиями, а самые далекие от медицины уверяли, что банки болезнь «высасывают». О том, что ребенку недавно ставили банки, свидетельствовали красные круглые синяки на спине, которые держались неделю-две. Синяки болели, и по крайней мере, это избавляло спину от еще одного испытания — перцового пластыря.
ПЕРЦОВЫЙ ПЛАСТЫРЬ
Перцовый пластырь выглядел здоровенным листом лейкопластыря, только его клейкий слой был пропитан вытяжкой жгучего красного перца. Цель была всё та же: наказать кожу за болезнь, заставить ее краснеть, зудеть и пухнуть, что, якобы, излечивает. В отличие от банок и горчичников, пластырь был очень долгой пыткой. Его надевали на вечер, на ночь, а иногда и на несколько дней — отправляли с ним в школу под рубашкой. Перцовый пластырь резали на куски и наклеивали на фюзеляж ребенка — обычно на спину или на грудь, повыше к горлу. Пластырь жег и мучил день и ночь, но страшнее всего было его снимать. Ведь он уносил с собой все детские волоски и частички кожи, какие только мог, и отрывать его было очень больно. Не существовало способа его снять без боли: и по кусочку тянуть больно, и рывком страшно, и в воде он не размокал. Всё как у Геракла в конце жизни.
ПАРАФИН
Идея прогревания была главной в медицине тех лет. Считалось, что болезнь появляется исключительно от холода (отсюда слова простудился, простыл). А уходит, соответственно, наоборот — от прогревания. Ещё одной прогревающей пыткой было заливание спины ребенка расплавленным парафином. Под ним надо было лежать и ждать, пока эта адская масса остынет и перестанет жечь. Наравне с этими средствами существовали менее болезненные, но очень нудные прогревания.
ЯЙЦА НА НОС
Самым простым лекарством считалось держать на переносице одно или два горячих крутых яйца. Считалось, что нос прогревается и избавляется от насморка. Сперва яйца нос обжигали, но потом становились все холоднее. Держать их на переносице приходилось самостоятельно — держи, не отвлекайся. Вот скукотища! Для часто болеющих детей вместо яиц шили специальный маленький мешочек, набитый песком. Его нагревали и прикладывали к носу. Форма была более удобной, но из него сыпалась мелкая песочная пыль, и он пах теплыми тряпками. Если конечно твой нос различал запахи.
СИНЯЯ ЛАМПА
К мистическим лечебным приборам относилась синяя лампа. Это была самая обычная лампа накаливания, только крашеная синей краской. Весь аппарат специально продавался для лечебного прогревания и напоминал фен или дуршлаг. Лампу следовало включить в розетку, держать за рукоятку и светить в лицо, в нос, в больное ухо или горло, для чего следовало широко раскрывать рот, чтобы синие лучи попали в самую ангину. Лампа не имела ничего общего с ультрафиолетом, который все-таки убивает микробы и вирусы. Это была просто синяя лампа, использовали ее только в СССР, и какая от нее была польза, никто не знает до сих пор. Похожие приборы, только большие, имелись в детсадах, пионерлагерях, иногда в школах — ими прогревали сразу нескольких человек.
СОЛНЫШКО
Впрочем, ультрафиолет тоже использовался. Для этого был аппарат физиотерапии «СОЛНЫШКО». Он был рассчитал сразу на четырех детей и напоминал большой железный самовар, из которого торчали в разные стороны четыре железные трубы — как лучи солнца на детском рисунка. Прибор был рассчитан на четырех человек, которые рассаживались вокруг самовара и каждый вставлял свою трубу в нос или в рот — кому как велит медсестра. Песочные часы отмеряли десять минут, а прибор издавал ни на что не похожий запах — пахло горячей жестянкой как от фотоувеличителя, а к этому примешивался кислый запах озона.
КОМПРЕССЫ
Ну и отдельной популярностью пользовались компрессы — обычно «водочные». Компресс — это было сложное сооружение из ваты, марли, шерстяных платков, вощеной бумаги или кальки. Компрессы ставили на ночь — на горло или на больное ухо. Для уха в бумаге прорезалось отверстие. Водка, которой смачивали внутреннюю вату и тряпку, противно пахла, а все сооружение вокруг головы очень мешало спать. Смысл компресса был все тот же — считалось, что он как-то «прогревает» кожу.
ШПРИЦ
Последним и самым страшным лекарственным средством был шприц. Это на случай совсем уж высокой температуры. Высокой температуры почему-то в те годы вполне разумно тоже боялись, хотя по логике она должна бы вписываться в идею прогревания. Также шприц использовали, если доктор прописал колоть антибиотики «на домУ». Свой семейный шприц был в каждом доме в тумбочке. Шприц — ценный прибор из стекла и металла — хранился в специальной железной коробке, рядом лежала его игла. Перед инъекцией шприц кипятили на кухне прямо в этой железной коробке, потом остужали. Все это время ты понимал: судьба неотвратима. Укол мог поставить папа, если умел. А если нет, в любом доме обязательно была соседка тетя Галя, медсестра. По просьбе мамы она спускалась с верхних этажей помочь с уколом и могла даже одолжить свой шприц, чья игла за последний десяток лет побывала во всех задницах подъезда.
НАРОДНАЯ МЕДИЦИНА
Зато народная медицина тех лет ничем не отличалась от современной: бабушка из деревни все так же присылали сбор трав, соседка советовала полоскать горло соком свеклы, коллеги мамы по работе советовали ребенку попарить ноги в горячей воде, нарисовать на груди сетку йодом, насыпать горчичный порошок в носки (более легкий, но тоже противный вариант горчичника),засунуть в ноздрю дольку чеснока или носить на голое тело шерстяные безрукавки и носки — короче, как следует прогреть. Потому что раз простыл, надо прогреть. Впрочем, иногда всё то же самое советовали врачи поликлиники — народная медицина была по-настоящему народной. Но интереснее была народная медицинская техника...
НАРОДНАЯ МЕДТЕХНИКА
Существовало множество якобы лечебных технологий, которые передавались из рук в руки. Обычно это были загадочные изделия с лечебным эффектом, их изготавливали тайком умельцы из позаимствованных на своем заводе деталей, и продавали желающим вместе с бумажными листами инструкций — отпечатанными на пишущей машинке слепой копией или размноженными на светокопировальных аппаратах какого-нибудь НИИ. Покупали эти технологии все, независимо от образования. Причем, научно-техническая интеллигенция охотнее всех.
МАГНИТНЫЙ БРАСЛЕТ
Моему деду — талантливому инженеру, знавшему пять языков и обладавшему десятками авторских патентов — ничего не мешало верить в целебную силу магнитного браслета. В резиновую трубку из аптеки — не будем даже думать, для чего она предназначалась изначально — набивались осколки магнитных колец от старых приборов и получался браслет на запястье. Дед был уверен, что браслет нормализует давление и улучшает свойства крови, целебно намагничивая всё железо, что содержит ее гемоглобин.
ЖИВАЯ И МЕРТВАЯ ВОДА
Отец — инженер-проектировщик заводов — раздобыл за целых десять рублей аппарат «живой и мертвой воды». В то время этот модный прибор был у многих: две опасные стальные пластины, которые включались в розетку через мощный диод. Прибор опускался в банку с водой, где немедленно начиналось бурление: вода разлагалась на водород и кислород, один всплывал у плюсового электрода, другой у минусового. Часть газов растворялась в окружающей воде, и в этом был смысл. Прилагавшийся брезентовый мешочек помогал отделять одну воду от другой. Обе воды были одинаково кисловатыми, но одна именовалась «мертвой», другая «живой». Названия были условными: согласно описанию, оба варианта воды были невероятно полезны, годились в пищу или для растираний. В сумме они лечили все болезни, просто каждая свою — списки болезней прилагались. Но всё это были пустяки по сравнению с «Кремлевской таблеткой»...
КРЕМЛЕВСКАЯ ТАБЛЕТКА
Официальное ее название было «АЭС ЖКТ». Автономный электростимулятор желудочно-кишечного тракта. Чудо медицины было разработано в Томске в 1980-х годах — миниатюрный электронный прибор. Таблетку полагалось глотать. Имея внутри миниатюрную батарейку и парочку транзисторов, таблетка генерировала на своей поверхности слабые токи, которыми щекотала кишечник по ходу своего увлекательного, но не слишком долгого путешествия. Считалось, что таблетка оказывает лечебный эффект на организм. Она была крайне редкой и дорогостоящей, поэтому применялась среди элиты и высшего партийного руководства СССР — потому и была названа Кремлевской. По понятным причинам таблетка считалась одноразовой. Но из организма члена ЦК КПСС электронная таблетка выходила совершенно не поврежденной. А выкидывать исправную электронику было в СССР не принято. Поэтому часто таблетка отмывалась и попадала в руки чуть более простых, но тоже стремящихся к медицине людей. Таблетка лечила повторно близких родственников, потом дальних, потом друзей, коллег, соседей и всех страждущих, пока не садилась батарейка.
Прошла эпоха красных аптек. Исчезли прогревания, исчезла шерсть, горчица и перец, не найти в продаже банок. На смену ангине пришли грипп, ОРЗ, ОРВИ, и Его Величество Ковид. Не сильно изменилась народная медицина. Никуда не исчезли шарлатанские приборы для магических прогреваний — светом, током и магнитными полями. Просто в них стало больше электроники и разноцветных лампочек, и покупают их в основном пенсионеры. Но зато никто больше не считает, что дети должны страдать и терпеть: нигде не вырезают без наркоза гланды, никого не наряжают в шерсть, не пытают красным перцем и не сыплют в носки горчицу. А детские лекарства превратились в сладкие сиропы и вкусные конфеты для горла — всё, как обещал когда-то Доктор Айболит с пластинки, отработав, видимо, технологию на своих обезьянах.
Хорошая была история в Венесуэле. С женой, тёщей и тестем поехали в Национальный парк Канайма. Там, прямо в джунглях, стоят гостевые домики, и в зависимости от того, граждане какой страны там живут, перед административным зданием вывешиваются соответствующие флаги. Ну, ради нас вывесили российский, всё хорошо. И вот мы приходим на ужин, садимся, начинаем есть, и многие заходящие туда же люди, видя нас, говорят что-то вроде "Добрый вечер". Мы, конечно, удивлены, но понимаем, что они, видимо, опознали в нас русских. Будучи людьми воспитанными, отвечаем им "Добрый вечер" и продолжаем трапезу. На следующий день то же самое. Мы всё так же удивлены, но отвечаем. Наконец на третий день приходим на завтрак, и тут как тут очередные туристы и опять нам: "Добрый вечер". Тёща моя не выдержала и стала этим людям на ломаном английском объяснять, что сейчас утро и правильно говорить "Доброе утро". Судя по лицам этих людей они слегка офигели и после двухминутной беседы постарались сесть от нас подальше. Только спустя какое-то время я выяснил, что все эти люди говорили нам "Bon aproveche", что по-испански означает "приятного аппетита".
Много лет назад, дочке было года 4, мой идейный свёкор инициировал прогулку по Красной площади. Катька прибежала ко мне с вытаращенными глазами и сообщила «Там солдаты стоят по стойке смертно!!!!»
Русские топят собак, мужчины там убивают старушек топором, а женщины бросаются под поезд. И этому их обучают в школах. Стоит ли удивляться тому, что у них мёртвые души?
Олежа - наш с Димасом друг, веселый парень, он приехал в свое время, кажется, из Екатеринбурга, где он учился в театральном училище и подрабатывал, танцуя по клубам гоу-гоу. Олежа был юн, высок, голубоглаз, талантлив и исключительно прекрасен. Он был моим партнером по сцене, когда Дима из-за работы не мог со мной мотаться, и я помню, как вечерами в баре гамбургского отеля Олежа рассказывал мне, под каким углом нужно надевать кепочку в городе Свирске, где он родился и вырос, и что отвечать, если вдруг подойдут и предъявят. Теперь я точно знаю, что, случись мне вдруг попасть в Свирск, меня сразу идентифицируют как свою. И вот однажды спорили мы с ним о незыблемости нравственных границ. И я говорю: «Понимаешь, это недопустимо ни при каких условиях, это ведь то же самое, как если бы тебе предложили десять тысяч евро, чтобы ты разделся догола на Дворцовой площади». Это было давно, и в деньгах Олег нуждался сильно. «Десять тысяч?!» - подскочил он. - Десять?! Да я за тысячу разденусь! И еще и голым домой пойду!»
Одно из главных противоречий европейской культуры состоит вот в чем. 99% своей жизни вы проводите в мире повседневной рутины. Потому что дети должны быть накормлены. Письма – отправлены. Холодильник – полон. Зубы – вылечены. Одежда – куплена. Счета – оплачены. Концы с концами – сведены. Собака сама себя не выгуляет. Первоклассники сами к школе не подготовятся (они к ней сами даже не проснутся). В чисто количественном отношении это и есть ваша жизнь. И как называют такую жизнь классики европейской философии – от Вебера до Хайдеггера? Верно. «Растительное существование», «выхолощенная повседневность», «тирания рутины», «неподлинное бытие», «овощной образ жизни». То есть каждому приличному человеку, заботящемуся о своей семье и выполняющему миллион операций на ежедневной основе, предлагается признать, что он – чмо болотное, а никакой не приличный человек. Что же от него требуется, чтобы почувствовать себя подлинно состоявшимся, достойным членом общества, моральным субъектом, носителем всяческих добродетелей и обладателем бессмертной души? Правильно, он должен постоянно доказывать самому себе и окружающим, что он «выше всего этого». Что так-то он философ, поэт и гражданин, а в очередях стоять, суп варить и годовые балансы сводить – чисто хобби, на досуге в перерывах между решением задач мирового масштаба. Георг Зиммель называет это труднопереводимым оборотом «mehr-als-leben» («больше, чем жизнь»). Макс Вебер – «принуждением к трансценденции». Мои израильские друзья – «ёбаным московским снобизмом». И действительно. Недавним репатриантам трудно выдержать двухчасовую беседу о рецептах плова. А демонстративное пренебрежение к «приземленности» и «примитивности» повседневных разговоров встречает закономерное раздражение со стороны людей, для которых хорошо сваренный суп – уже произведение искусства. Протестантизм справился с этим парадоксом весьма изящно. Концепция «мирской аскезы» убедила население большой части континента в том, что любая профессия есть служение. Часовщик становится моральным субъектом, если он хороший часовщик. Бизнесмен – если он хороший бизнесмен. Спасение – в ремесле. Но мы же так не можем, да? Нельзя просто взять и стать достойным уважения человеком, если ты копирайтер из Рыбинска. Если ты мерчендайзер из Бирюлево, тебе для этого нужно интересоваться политикой, иметь веское мнение по поводу текущих событий, регулярно слушать стримы правильных спикеров и до хрипоты разбирать очередное стихотворение очередной совести нации. Потому что поэтом можешь ты не быть, но обсудить его обязан. Из всех эрзацев «неповседневного» самыми доступными остаются искусство и политика.
– Если я захочу встречаться с женщиной, то ни в коем случае не выберу молодую! Что мне – памперсы ей менять? – Послушай, друг… Если ты выберешь старую, то и ей тоже, возможно, придется менять памперсы… Такова наша мужская доля!
Медленно, торжественно: "Однажды, в студеную зимнюю пору Я из лесу вышел; был сильный мороз. Гляжу, поднимается медленно в гору Лошадка, везущая хворосту воз. И шествуя важно, в спокойствии чинном, Лошадку ведет под уздцы мужичок В больших сапогах, в полушубке овчинном, В больших рукавицах… а сам с ноготок!"
Существует особая разновидность амнезии – семейно-именная. Это когда путаешь имена домашних. Мой дедушка Павлик страдал ею в острой форме. Ситуацию усугубляло то, что его окружали одни женщины – бабушка, две дочки и мы, две внучки. Поэтому, когда он звал кого-нибудь из нас, то на всякий случай перечислял весь гинекей: – Оля! Оль! Аль Катя! Аль Таня! Аль Марина! Псковский вариант предлога «или» расцвечивал обыденную речь орнаментом притчи о Гаруне аль-Рашиде, а дедушкина амнезия делала ее бесконечной, как сказки Шахерезады. Дедушка Павлик был блестящий артист. Он прекрасно играл на гармони, пел, танцевал, скакал на лошади, умел укротить рассерженного быка, уложить на телегу огромный стог сена и связать его так, чтобы он доехал до сарая, не рассыпавшись. Правда, иногда он выпивал. Я унаследовала от дедушки только любовь к вину и амнезию. А вот моему греческому свёкру от его античных предков достались толерантность и умение выживать в полиэтнической ситуации. Недавно попросила его отвести Лёву в музыкальную школу. Лёва – наша собака. Я перепутала его с моим сыном Васей. На лице господина Панайотиса попеременно отразились недоумение, изумление и покорное смирение судьбе. Ну а что делать, если попалась экзотическая невестка! Раз у нее внук занимается классической музыкой, нет ничего удивительного в том, что и мопс должен научиться играть на рояле.
У нас в вытяжку регулярно залетали птички и дохли там. В какой-то момент я стала находить на плите маленьких червяков, думала из органического салата выпали, а потом как-то увидела, как один из них лезет из отверстий вытяжки. Орала долго и надсадно, на вопль пришли муж со средней дочкой. Пока они разбирали вытяжку, разбирали трупики и все это выносили на дальнюю помойку, я сидела на диване, заткнув уши наушниками.
Процесс написания художественного произведения сродни обработке кофейных зере. Скажем, есть такой способ, когда зерна оставляют в кофейной вишенке, и сушат их в кожуре где-нибудь на крыше дома. Тогда зерно пропитывается запахом оболочки, кофейного плода. И в нем тогда есть и ароматы и вкус ягод, цитрусовых, слив, абрикоса. Это называется natural processing. Вот так и писатели, многие из них запоминают разговоры и вставляют их почти дословно в свои книги. Так сказать, пишут книги с кожурой действительности. Есть и другой способ обработки кофейных зерен. Их сразу очищают от кожуры и тщательно моют. И только потом сушат. Тогда напиток имеет совершенно отчетливый вкус, скажем, шоколада. Такой вкус, какой в него закладывает производитель. Это называется washed coffee. Есть такие же писатели, они абстрагируются от реальных историй, от прототипов, они их смывают. И пишут совершенно абстрактную историю и поворачивают ее туда, куда им надо. Наконец, есть еще один способ обработки зерен, о котором я, собственно, и хотел написать. Это Копи Лувак. Зерна кофе поедают какие-то там животные, кажется, мусанги. Они переваривают кофейную кожуру, и испражняют кофейные зерна. Якобы, тогда у них в кишечнике эти самые зерна подвергаются какой-то особой ферментации. Стоит этот кофе дорого, многие хотят его попробовать. Но продают в основном подделки. Известно, что на рынке продается копи лувака в 5 раз больше, чем его производится. Ха! А какое-то время назад один чудак из Огайо тоже стал свой кофе делать. Он его сам ел, испражнял, а потом продавал через интернет по 100 долларов за килограмм. Но власти его быстро вычислили и прикрыли, так как он у пищевых инспекций не получил надлежащих разрешений. Но спрос на него был огромный. Короче, сегодня в литературе есть такой способ написания книг. Копи Лувак. Писатель испражняет свое переваренное, и - в книгу! Сегодня в основном только такие испражнения и пишут. А потом по ним снимают фильмы и сериалы.
В 15 лет новенькая, пришедшая в наш класс, дала мне совет выйти замуж как только случится оказия, получить статус замужней женщины, а потом можно и развестись - тогда, мол, никто не будет докапываться, и можно будет жить в своё удовольствие. От 15-летней девочки слышать это было удивительно и странно, но, по результатам, совет оказался полезным.
С моей бабушкой, Галиной Николаевной, все разговаривали как-то подчеркнуто уважительно. Она умела себя поставить сразу, не говоря ни единого слова. Но однажды наша соседка Прасковья Моисеевна ей все же нахамила. - Так! – веско осадила ее бабушка. – Прасковья Моисеевна! А ну-ка отставить этот тон! Прасковья Моисеевна тут же не только отставила этот тон, но и извинилась. - Не обращайте внимания, - сказала Прасковья Моисеевна. – Это у меня сейчас депрессия. Это я из-за нее. - Так, депрессия, - произнесла бабушка, когда Прасковья Моисеевна ушла. Сказала и достала словарь Даля с полки. В словаре Даля слова депрессия не было. Это же относительно новое слово. В 19 веке люди жили без депрессии. Зато слово депрессия нашлось в словарях Ожегова и Ушакова. Бабушка ознакомилась с его лексическим значением. - Разве может депрессия оправдать хамство? – воскликнула бабушка. - Они все ведут себя как дядя Федор, - хмыкнула бабушка. – Который умер в 68 году от белой горячки. Дядя Федор дрался много. Чуть что – лезет в драку. А милиционер придет, дядя Федор ему справку показывает. О том, что его контузило на фронте. И милиция его всегда отпускала. Контузия все-таки. Так и Прасковья Моисеевна. Нахамит – и на депрессию все валит! У дяди Федора научилась! - Сейчас время такое, - сказала бабушка. – Контуженные все.
Я однажды спасла французика с женой, который пытался объяснить продавщице сувениров, что его статуэтка бракованая и ему нужна другая. И все твердил: втогой, втогой! - и показывал два пальца. Она пыталась всучить ему два. Я спросила у него: ён отръ? Другой? Они с женой зашлись в восторге и давай удивляться, что в СПб никто не говорит по-французски, а они читали, что в России французский был как второй родной. Пришлось объяснить, что это было во времена войны с Наполеоном. И они стали ругать Наполеона. Но в гости не пригласили))
В одном объявлении допустили ма-а-аленькую ошибку. Вместо фразы "Ночная вечеринка с плаваньем в бассейне" написали "Ночная вечеринка с плаваньем вокруг бассейна".
Мама в гости приехала, и мы тут с ней ее собаку вспоминали. Однажды собака поехала с мамой в деревню Долосицы, в гости к моей тетке Марине. В Долосицах она познакомилась с кобелем, заманила его под Маринин дом, и они оба там застряли и выли. Позвали на помощь соседа, она его укусила. Сосед орал, собаку вытащили, но кобель застрял намертво, и пришлось звать еще и рабочих и разбирать кусок стены. Тогда собаку заперли в доме, в Маринином кабинете, но она с разбегу выбросилась из окна, а на окне стоял факс, и факс выбросился вместе с ней, и они оба упали в Маринин розарий, и от розария мало что осталось. Марина стала звать ее Бен Ладен и каждый раз предупреждала, чтобы этот ужас с собой не брали. Ну и раз уж я вдруг про собачек, то у самой Марины тоже когда-то была собака, которая ездила с ней в геологические экспедиции. И началась у собаки течка, и ее поэтому днем оставили сидеть в палатке, привязанной. А она хотела любви, поэтому прорыла подкоп, но вылезти целиком не смогла, поводок был короткий. Тогда она высунула в дырку задницу и забеременела, даже не посмотрев в лицо отцу своих детей. Любовь, короче, творит чудеса. А про руки из жопы заодно тоже могу рассказать, раз уж к слову пришлось. Очень давно в нашей с Димой квартире жил один режиссер с супругой. Квартира была еще практически без мебели, и, когда режиссер съезжал, мы зашли в спальню и увидели железную палку, горизонтально висящую посреди комнаты на двух веревках. На ней качались вешалки. Рассчитать длину веревок, видимо, не получилось, поэтому палка висела косо, и все пиджаки печально съехали на один край и там давились. Мы в изумлении смотрели на эту невероятную херню, а режиссерова супруга прижала ручки к груди и гордо и любовно сказала: «Это Боба наладил!» С тех пор слово «наладил» у нас в ходу. Это когда смекалка есть, но анатомически применить ее нечем.
В магазине полупьяный гражданин без признаков интеллекта спрашивал продавщиц, можно ли ему заказать в магазине девочек. Охранник азиатской наружности пассивно наблюдал - особой необходимости вмешиваться не было, потому как гражданин не агрессивный. После ухода гражданина мрачно заметил: "Женщины выглядят, как обычно, а эти празднуют. Чего празднуют? Праздник-то не их, праздник женский."
Объясняла сыну, что ковырять в носу неприлично. Учитывая почемучистый возраст объясняла долго, что такое общественное место, что такое общество, что такое личность. Дообъяснялась до фразы: «Личностью ты можешь быть только в туалете!» Муж теперь на меня странно смотрит.
У нас тут по причине ураганов, которым может и Канзас позавидовать, периодически приходит в упадок крыша. В буквальном смысле - домишко хлипкий, южный, тонкая жесть кое-где надрывается и стремится улететь в далекие края. Обычно на мои жалобы приходит флегматичный управляющий с лестницей и приколачивает крышу на место. И вот прошлой ночью просыпаюсь - КРХЧ... КРХЧ... по ощущениям прямо у меня на голове скрежещет железо, да так мерзко. То есть крыша опять прохудилась, аккурат над моей горенкой. А я вообще плохо сплю, даже мужа с его деликатным храпом выселила в другую комнату. Короче, скрежет железа здоровому сну не способствует. Утром написали управляющему. Тот пообещал прийти или прислать мастера. И вот наконец, когда уже начинало смеркаться, приходят. Управляющий пошел обходить дом дозором на предмет неисправностей, а мастер, худой жилистый мужик, решительно зашел. Я обрадованно говорю: - О, наконец-то. Пойдемте, покажу где. И веду наверх. У меня из горенки выход на что-то вроде маленькой террасы, и с нее можно заглянуть на провинившуюся крышу. Веду через спальню, смущенно бормочу про беспорядок, мужик вежливо отвечает, что ничего страшного, вывожу наружу и разворачиваю к крыше: - Вот. Он говорит: - Что вот? - Вот тут, видите? Но вам, наверное, лестница понадобится. Иначе не достать. Мужик поднимается на цыпочки и пытается заглянуть наверх. - Да-да, - говорю, - вот как раз в этой стороне! И знаете, прямо спать совершенно невозможно! Как хорошо все-таки, что здесь есть мастер. Он поворачивается ко мне и робко говорит: - Я не мастер. Я за своим телевизором пришел. И тут я вспоминаю, что днем муж что-то огорченно говорил насчет большого телевизора, который не наш, а дали попользоваться, когда мы въезжали, из пустого коттеджа. И это, значит, пришел хозяин. Как сказал однажды, неодобрительно покачав головой, муж, когда я загибалась от смеха после одного из своих факапов: - Какой ты все-таки легкомысленный, беспечный человек. Я бы умер от стыда, а тебе хоть бы что. - Просто я такой раздолбай, - объяснила я, - что если каждый раз помирать, вы на моих поминках разоритесь. Это еще не все. Бедный сосед, забрав наконец свой телевизор, вернулся потом через пятнадцать минут. И был, надо думать, поражен моей наглостью, когда я бодро спросила, открыв дверь: - Хотите все же крышу починить? Но он вернулся за пультом. Малодушный.