27.03.2007, Остальные новые истории
Словарь Вильяма Шекспира, по подсчету исследователей, составляет 12 000
слов. Словарь негра из людоедского племени "Мумбо-Юмбо" составляет 300
слов.
Ксюша Собчак легко и свободно обходилась тридцатью.
Вот слова, фразы и междометия, придирчиво выбранные ею из всего
великого, многословного и могучего русского языка:
1. Низачот.
2. Фубля! (Выражает, в зависимости от обстоятельств, иронию, удивление,
восторг, ненависть, радость, презрение и удовлетворенность.)
3. Плакаль.
4. Зачот. (По отношению ко всему. Например: "зачотный Петя пришел",
"зачотная погода", "зачотный случай", "зачотный кот" и т. д.)
5. Ацтой.
6. Гламур. (Гламурный. Например, при встрече с доброй знакомой:
"гламурная встреча".)
7. Падонак. (По отношению ко всем знакомым мужчинам, независимо от
возраста и общественного положения.)
8. Тема ебли не раскрыта.
9. Ниипет. ("Я его бью и ниипет" — при игре в карты. "Я его срезала и
ниипет" — как видно, в разговоре с ответственным съемщиком.)
10. Аффтар жжошшш!
11. Аццкий. (Употребляется как характеристика неодушевленных и
одушевленных предметов.)
12. В газенваген. (Говорится мужу.)
13. Во френды. (Знакомым мужеского пола.)
14. Он просто разместил объяву, мопед не его (шутка).
15. Фтопку!
16. Пративный. (Ласкательное окончание имен. Например: Мишуля пративный,
Зинуля пративная.)
17. ЙОПТ! (Ирония, удивление, восторг, ненависть, радость, презрение и
удовлетворенность.)
Оставшиеся в крайне незначительном количестве слова служили передаточным
звеном между Ксюшенькой и менеджерами бутиков.
Если рассмотреть фотографии Ксюшеньки Собчак, висящие над постелью ее
спонсора — армянина Вагипа Енгибаряна (одна — анфас, другая в профиль),
— то нетрудно заметить лоб приятной высоты и выпуклости, большие влажные
глаза, милейший в Московской губернии носик с легкой курносостью и
подбородок с маленьким, нарисованным тушью, пятнышком.
Мозг Ксюшеньки льстил мужчинам. Он был маленький, и даже самые тупые
мужчины рядом с нею выглядели умными и эрудированными мужами.
Что же касается особых примет, то их не было. Ксюшенька и не нуждалась в
них. Она была лошадью.
Двести рублей, которые ежемесячно давал Ксюшеньке Енгибля... тьфу, барян
были оскорблением. Они никак не могли помочь той грандиозной борьбе,
которую Ксюшенька вела уже четыре года, с тех пор как заняла
общественное положение содержанки Енгибаряна. Борьба велась с полным
напряжением сил. Она поглощала все ресурсы. Вагип брал на дом вечернюю
работу, отказался от прислуги, разводил примус, выносил мусор и даже
жарил котлеты.
Но все было бесплодно. Опасный враг разрушал хозяйство с каждым годом
все больше. Как уже говорилось, Ксюша четыре года тому назад заметила,
что у нее есть соперница за океаном. Несчастье посетило Ксюшу в тот
радостный вечер, когда Ксюша примеряла очень миленькую крепдешиновую
кофточку. В этом наряде она казалась почти богиней.
— Гламурненько, — воскликнула она, сведя к этому людоедскому слову
поразительно сложные чувства, захватившие ее существо. Упрощенно чувства
эти можно было бы выразить в такой фразе: "Увидев меня такой, мужчины
взволнуются. Они задрожат. Они пойдут за мной на край света, заикаясь от
любви. Но я буду холодна. Разве они стоят меня? Я — самая красивая.
Такой элегантной кофточки нет ни у кого на земном шаре".
Но слов было всего тридцать, и Ксюша выбрала из них наиболее
выразительное — "Гламурненько".
В такой великий час к ней пришла Ксения Бородина. Она принесла с собой
морозное дыхание января и французский журнал мод. На первой его странице
Ксюша остановилась. Сверкающая фотография изображала дочь американского
миллиардера Хилтона в вечернем платье. Там были меха и перья, шелк и
жемчуг, легкость покроя необыкновенная и умопомрачительная прическа.
Это решило все.
— Йопт! — сказала Ксюша самой себе.
Это значило: "Или я, или она".
Утро другого дня застало Ксюшу в парикмахерской. Здесь Ксюшенька
потеряла прекрасную черную косу и перекрасила волосы в рыжий цвет. Затем
удалось подняться еще на одну ступеньку той лестницы, которая приближала
Ксюшеньку к сияющему раю, где прогуливаются дочки миллиардеров, не
годящиеся домашней подстилке Енгибаряна даже в подметки: по рабкредиту
была куплена собачья шкура, изображавшая выхухоль. Она была употреблена
на отделку вечернего туалета. Мистер Енгибарян, давно лелеявший мечту о
покупке новой чертежной доски, несколько приуныл. Платье, отороченное
собакой, нанесло заносчивой Хилтонихе первый меткий удар. Потом гордой
американке были нанесены три удара подряд. Ксюшенька приобрела у
домашнего скорняка Ксюшеньки Бородиной шиншилловый палантин (русский
заяц, умерщвленный в Тульской губернии), завела себе голубиную шляпу из
аргентинского фетра и перешила новый пиджак мужа в модный дамский жилет.
Миллиардерша покачнулась, но ее, как видно, спас любвеобильный
papa-Хилтон. Очередной номер журнала мод заключал в себе портреты
проклятой соперницы в четырех видах: 1) в черно-бурых лисах, 2) с
бриллиантовой звездой на лбу, 3) в авиационном костюме — высокие лаковые
сапожки, тончайшая зеленая куртка испанской кожи и перчатки, раструбы
которых были инкрустированы изумрудами средней величины, и 4) в бальном
туалете — каскады драгоценностей и немножко шелку.
Ксюшенька произвела мобилизацию. Papa-Енгибарян взял ссуду в кассе
взаимопомощи. Больше тридцати рублей ему не дали. Новое мощное усилие в
корне подрезало хозяйство. Приходилось бороться во всех областях жизни.
Недавно были получены фотографии мисс в ее новом замке во Флориде.
Пришлось и Ксюшеньке обзавестись новой мебелью. Ксюшенька купила на
аукционе два мягких стула. (Удачная покупка! Никак нельзя было
пропустить! ) Не спросясь спонсора, Ксюшенька взяла деньги из обеденных
сумм. До пятнадцатого оставалось десять дней и четыре рубля.
Ксюшенька с шиком провезла стулья по Варсонофьевскому переулку. Спонсора
дома не было. Впрочем, он скоро явился, таща с собой портфель-сундук.
— Готичный муж пришел, — отчетливо сказала Ксюшенька.
Все слова произносились ею отчетливо и выскакивали бойко, как горошины.
— Здравствуй, Ксюшенька, а это что такое? Откуда стулья?
— Киса, куку, ты с какова горада?
— Нет, в самом деле?
— Ниибаццо!
— Да. Стулья хорошие.
— Жжош!
— Подарил кто-нибудь?
— Йопта!
— Как?! Неужели ты купила? На какие же средства? Неужели на
хозяйственные? Ведь я тебе тысячу раз говорил...
— Слив защитан!
— Ну, как же так можно делать?! Ведь нам же есть нечего будет!
— Ниипет!..
— Но ведь это возмутительно! Ты живешь не по средствам!
— Ужоснах!
— Да, да. Вы живете не по средствам...
— Убейсибяапстену!
— Нет, давай поговорим серьезно. Я получаю двести рублей...
— Ацтой!
— Взяток не беру... Денег не краду и подделывать их не умею...
— Фубля!..
Енгибарян замолчал.
— Вот что, — сказал он наконец, — так жить нельзя.
— Хуяссе, — возразила Ксюшенька, садясь на новый стул.
— Нам надо разойтись.
— Ниипет!
— Мы не сходимся характерами. Я...
— Ты кросафчег.
— Сколько раз я просил не называть меня кросафчегом!
— Жжош!
— И откуда у тебя этот идиотский жаргон?!
— Многа букаф!
— О черт! — крикнул инженер.
— Низачот пративный.
— Давай разойдемся мирно.
— Слив защщитан!
— Ты мне ничего не докажешь! Этот спор...
— Убейсибяапстену...
— Нет, это совершенно невыносимо. Твои доводы не могут меня удержать от
того шага, который я вынужден сделать. Я сейчас же иду за ломовиком.
— Пацтулом.
— Мебель мы делим поровну.
— Ацтой!
— Ты будешь получать сто рублей в месяц. Даже сто двадцать. Комната
останется у тебя. Живи, как тебе хочется, а я так не могу...
— В газенваген, — сказала Ксюшенька презрительно.
— А я перееду к Ивану Алексеевичу.
— Йопта!
— Он уехал на дачу и оставил мне на лето всю свою квартиру. Ключ у
меня... Только мебели нет.
— Жесть!
Вагип через пять минут вернулся с дворником.
— Ну, гардероб я не возьму, он тебе нужнее, а вот письменный стол, уж
будь так добра... И один этот стул возьмите, дворник. Я возьму один из
этих двух стульев. Я думаю, что имею на это право?..
Вагип связал свои вещи в большой узел, завернул сапоги в газету и
повернулся к дверям.
— Ты просто разместил объяву, мопед не твой, — сказала Ксюшенька
граммофонным голосом.
— До свиданья, Ксения.
Он ждал, что любовница хоть в этом случае воздержится от обычных
металлических словечек. Ксюшенька также почувствовала всю важность
минуты. Она напряглась и стала искать подходящие для разлуки слова. Они
быстро нашлись.
— Ф Бобруйск, жывотное!
Спонсор лавиной скатился по лестнице.
Вечер Ксюшенька провела с Ксенией Бородиной. Они обсуждали необычайно
важное событие, грозившее опрокинуть мировую экономику.
— Кажется, будут носить длинное и широкое, — говорила Ксения,
по-куриному окуная голову в плечи.
— Ахуеть, дайте две!
И Ксюшенька с уважением посмотрела на Ксению Бородину. Мадмуазель
Бородина слыла культурной девушкой — в ее словаре было около ста
восьмидесяти слов. При этом ей было известно одно такое слово, которое
Эллочке даже не могло присниться. Это было богатое слово — гидрокалбаса.
Ксения Бородина, несомненно, была культурной девушкой.
Оживленная беседа затянулась далеко за полночь.