Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Немолодой
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
Я весной 84 года демобилизовался, из в/ч №30223, в пгт Тикси. А летом мне ребята написали, что один парнишка - Маларев, кажется, его фамилия - прострелил себе ногу выше колена. Часовым стоял на складах ВВ. Сказал, что двое пришли из тундры, выстрелили в него и убежали в направлении поселка. А он, якобы, стрелял в ответ. Караульная рота была поднята "в ружье". Все, мужчины, которые ходили по двое, были подозрительными. Четверых задержали. Но вскоре из госпиталя позвонил военный дознаватель и предложил всех отпустить, потому что Маларев сознался в самостреле. Осудили, конечно...
Мама никогда анекдотами не увлекалась. Помню, как это направление фольклора неожиданно открылось для меня, и как я поспешил поделиться этим радостным открытием с мамой. Мне было семь. Привезли меня в санаторно-лесную школу №13 (Воскресенский район, усадьба Спасское). Там, в основном, были дети из Москвы, потому что школа входила в структуру Мосгороно. Я сразу сдружился с Димкой Евтюхиным. Много чего с ним обсудили, когда он вдруг говорит: "А ты иникдоты знаешь?" Я - в недоумении: - Что? - Ну, иникдоты! Неееет?!, Ну, ты деревня! И он начал травить мне анекдоты. Один за другим. Множество... Про ВасилийИваныча и Петьку, про русского-немца-поляка, и даже про Хрущева. Я смеялся до икоты и боли в желудке. Потом ждал с нетерпением родительского дня, чтобы поделиться радостью этого открытия с мамой.
Наконец мы встретились, сразу выпаливаю: - Мама! А ты иникдоты знаешь?!
Мама сразу поняла, что сбылись худшие её опасения. Её семилетний мальчик уже ознакомлен с фольклором уличной шпаны, наверное, уже ругается матом, может быть курит, а скоро начнет пить и воровать. Она сухо ответила: - Не "иникдоты", а "анекдоты". Мне это неинтересно.
После того, я уже анекдотами интересовался. Заметил, что, если в молодых тогда дружеских встречах родительских друзей кто-то травил анекдоты, мама смеялась за компанию. Но сама никогда не рассказывала. Уже в старших классах учился - случалось делился с мамой совсем уж приличными анекдотами или шутками какими-то. Один такой случай запомнился. Рассказал ей анекдот: Фурманов идет - навстречу Петька с книжкой: - Привет, Петька! Из библиотеки. что ли? Какую книжку взял? - Привет, комиссар! Книжка - про лётчиков! Ас Пушкин называется! - Ух, ты! А кто написал? - Еврей какой-то... Учпедгиз - фамилия.
Наше поколение обидится за разъяснение очевидного и безусловно нам известного. Но, хочется думать, что этот текст прочтут и молодые. "Учпедгиз" - учебно-педагогическое издательство, выпускающее практически все школьные учебники, и художественную литературу в рамках школьной программы. Собственно, из-за этого слова я и поделился анекдотом с мамой-учительницей. Но её реакцию предвидеть не мог. Она улыбнулась и ответила: - Завтра в школе Софье Борисовне расскажу. Она евреечка - посмеётся! *** UPD Может Димка Евтюхин отзовется? 1962 примерно года рождения. Москвич. Весь первый класс там мы с ним были неразлей-вода. И потом расстались навсегда. У меня есть ещё одна история, связанная с ним... А один из тех его анекдотов выложу в комментариях.
Играем в онлайне в Lineage-2. Наша партия собирается на рейд. Вдруг один из участников пишет в чате: «Ребята, вот номер моего мобильника – ххх-хх-хх, - когда будем выдвигаться, позвоните, плз. А я отойду пока от компа. Мне надо срочно с женой полежать! »
Отец моего друга работал газосварщиком. Мы приходили к нему на работу и через редуктор наполняли обычные воздушные шарики смесью пропана и кислорода. Потом привязывали к этим шарикам кусок газеты, который поджигали. Звук взрыва походил на тот, что бывает слышан при пролете реактивного самолета. Потом мы стали наполнять эти шарики ацетиленом, полученным из карбида, раскрошенного в бутылку с водой. А кислород добывляли из баллонов, которые бригады слесарей по отоплению оставляли возле подъездов.
Русский язык коверкают не только падонки. Медведева сегодня цитировали по телеящику: «…из-за того, что у нас так плохо организован процесс отправления дорожного движения…»
Офигительно закручено!
Не «дорожное движение»!
Не «процесс дорожного движения», что уже звучало бы не живо и естественно, а канцелярски!
А вот надо было этак завернуть - «процесс отправления дорожного движения»!
«Восьмидесятитысячный Воскресенск подарил миру немало прекрасных хоккеистов», - этой фразой начиналась статья в каком-то спортивном журнале о моём земляке – Игоре Ларионове. Хоккей был очень популярен в нашем городе. Имелась сильная школа, но все это как-то прошло мимо меня. В хоккейной секции не занимался, играл только во дворе. Страстным болельщиком не был, на матчи не ходил. После каждого матча нашего "Химика" со «Спартаком» ребята обсуждали «этих спартаковских фанатов», и как «наши пацаны здорово им навешали» до или после матча. Я иной раз интересовался – за что навешали-то? Мне отвечали: - Да, ты чо?! Они же специально драться приезжают! Ещё такие наглые – все в своих фанатских шапках и шарфиках! Однажды я решил принять участие в этом противостоянии. Испытать себя, что ли. Вот будут наши, вот – враги. Все ясно и понятно – кто хороший, кто плохой. «Химик» должен был провести со «Спартаком» домашний матч. Пришел к Лёхе – своему закадычному другу – и предложил: - Пойдем на хоккей сегодня. Мамина подруга билетершей работает во дворце – она нас бесплатно пропустит. После матча, может, со спартаковцами подеремся… Лёха поинтересовался: - Я похож на больного? На хоккей пойду. Тем более бесплатно. А драться-то зачем?
Я удовлетворился этим ответом. Думаю: «Главное - туда придем. А там, когда мясня начнется, будет драться, никуда не денется».
Я впервые тогда попал на матч со «Спартаком». Его болельщики занимали целый сектор. Я видел, что это очень для них удобно и безопасно, но был в недоумении – как и кто это организовывает? Милиционеры в форме и в штатском стояли на лестницах и в проходах между этим сектором и соседними. (79-й или 80-й год. У милиции ни дубинок, ни газовых баллончиков. Даже оружие на патрулирование не всем выдавали.)
Спартаковцы шумно и организованно «болели». «Химик» проигрывал. По рядам распространялись слухи, что «вот сейчас в туалете наши «надавали» спартаковцам, и что «после матча надо будет им устроить».
За десять минут до конца встречи, при счете 1:4, спартаковцы встали и направились к выходам. Милиционеры сопровождали их. На остальных трибунах поднимались разрозненные группы воскресенских парней и тоже выходили. Я вскочил: - Лёха, пойдем! Сейчас начнется! Пошли скорее! Опоздаем! Лешка покрутил пальцем у виска и отвернулся. Я побежал в вестибюль. Пусто. Спустился в туалет. Там стояли пятеро ребят моего возраста. Один из них показался мне знакомым. Вроде когда-то в пионерлагере в одном отряде были. Он тоже узнал меня: - Здорово! Мы идем спартаковцев бить. Ты с нами? - Конечно! Я искал кого-нибудь, чтобы не одному идти. Другой, патлатый – из под меховой шапки на плечи сосульками спускались давно немытые волосы – покручивая в руках клюшку, а тогда некоторые мальчишки, отправляясь смотреть хоккей, зачем-то брали с собой клюшки, подозрительно глядя на меня, спросил моего знакомого: - А он сам-то не спартаковец? Тот горячо возразил: - Ты что?! Я его давно знаю! - Ну, пошли тогда! Сейчас менты их из Дворца Спорта выведут, и отстанут. Вот тут наши и начнут. Мы вышли из дворца и вскоре догнали и опередили спартаковцев. Они шли колонной человек в триста по узкой улице Победы в направлении станции. Впереди и позади колонны ехали милицейские уазики. По обоим тротуарам эту колонну сопровождали группы воскресенцев. При милиции никто не осмеливался на какие-то активные действия. Мы стояли на перекрестке Победы и Советской, колонна людей в красно-белых шапках и шарфах текла мимо нас. Вот они уже почти все прошли. А один парень сделал пару шагов в мою сторону, протянул руку и крикнул что-то про «Химик». То ли он кулаком вертел, то ли фигу показывал – темно было, не разобрать. Я быстро огляделся – позади меня стояла наша группа, за ними высился сплошной трехметровый деревянный забор, ментовской уазик куда-то делся, спартаковцы удалялись. Сделав шаг навстречу этому спартаковцу, ударил его в грудину кулаком. Сразу по лицу не мог как-то. Не с чего, вроде. И несильный-то удар получился. Но парень потерял равновесие и сделал несколько шагов назад. И тут возле нас, скрипнув тормозами, останавливается милицейская машина. Чудеса прямо! Не было же её видно! Я испугался. Полностью прочувствовал, что означает выражение - ноги стали ватные. Острое желание – отступить назад, и смешаться с остальными. Оглянулся – никого нет! Направо и налево далеко тянется высокий забор, и нет никого. Куда делись?! Хлопнули дверцы УАЗа, менты сноровисто запихнули в него спартаковца, и уехали. Сзади раздался голос патлатого: - Здорово ты его! Я же говорил – наши менты своих брать не будут. Пошли на станцию. Я обернулся. Все снова были здесь, на тротуаре, возле меня. Мистика! Дошли до станции. Спартаковцы заполнили платформу. Наши группы слонялись вокруг по путям. Мы смешались с такой одной. Один парень с жаром говорил: - Вон на том перекрестке один наш только что спартаковцу навешал! Наш этот здоровый такой, – парень поднял руки и развел их в стороны, показывая ширину плеч неизвестного героя, - Он сейчас ребят собирает. Скоро должен привести. Вы не расходитесь! Мой знакомец по пионерлагерю выступил вперёд и сказал, хлопнув меня по плечу: - Так вот же он! С нами! На перекрестке возле цветочного рыночка? Вот он! Мы всё видели! Мы с ним были! Он придвинулся ко мне поближе, греясь в лучах моей славы. Все, кто с ожиданием, кто с сомнением, смотрели на меня. Я хмуро произнес: - Ну, да, это я сейчас бегаю по городу и народ собираю. Стоим в растерянности. И, главное – время уходит! Сейчас электричка подойдет, уедут эти пришельцы безнаказанными, а мы подвигов своих не совершим, и хвастаться нам завтра в школах и ПТУ будет нечем. Кто-то предложил: - Давай на платформу поднимемся, они нарвутся, мы начнем, и все наши подключатся. Идем по платформе. Спартаковцы есть помладше нас, есть одногодки, попадаются и мужики за тридцать. Эти, как правило, без атрибутики. Улавливаю разрозненные фразы из их разговоров. Обсуждают хоккей, школьные и институтские дела, работу. Мы втискиваемся в их группы, иной раз расталкиваем их плечами. Расступаются. Агрессии никто из них не проявляет. И это не выглядит трусостью. Игнорируют просто. Вот, когда вы обходите кучку дерьма, ведь это вовсе не значит, что вы его боитесь. Стоим на платформе. Рядом спартаковцы группой. И чуть в стороне, не с нами и не с ними, мужчина лет тридцати пяти в куртке «Аляска». Один стоит. Подошла электричка. Спартаковцы заходят в неё. Я понимаю, что всё кончено, эпической битвы уже не будет, и в этот момент наш патлатый со всего размаха лупит последнего входящего в электричку парня крюком клюшки между лопаток. Я же говорил вам, что патлатый с клюшкой был? Вообще-то от поперечных ударов наш позвоночник защищен продольными мышцами спины и лопатками. Но этот удар был нанесен изгибом крюка точно в позвоночник. У парня подкосились ноги. Он упал бы, но товарищи втащили его за руки в тамбур. Они заорали в наш адрес оскорбления и угрозы, но вдруг замолчали. Тот мужчина в «Аляске», что стоял на платформе один, схватил патлатого за волосы, и крутил вокруг себя, приговаривая: - Ты, что же, ублюдок, делаешь! Ты, что творишь, мерзавец! Клюшка у нашего героя вылетела из рук, и со стуком заскользила по асфальту платформы. Он жалобно-испуганно орал: - Простите, дяденька! Я не буду, дяденька! Мы опешили. Никто не пришел своему соратнику на помощь. Тут все дело в поведении этого мужчины. Это выглядело так, что он делает то, что вправе делать. И как будто никто не вправе ему мешать. Он отшвырнул от себя скулящего патлатого и шагнул в тамбур. Двери шипя, закрылись, электричка уехала. Патлатый поднял клюшку, утер слезы, и мы пошли в город. Кто-то сказал: - Я этого мужика знаю. Это мент с Виноградово. Его словами объяснялось наше бездействие – против мента же не попрешь! Еще кто-то добавил: - Сейчас Виноградовские и Белозерские, они же смотрели хоккей по телевизору, сядут в электричку, и наведут шороху. Фальшивость этого утверждения была всем понятна, но мне было уже безразлично. Слишком подлым был этот удар клюшкой.
И ещё я думал: "Хорошо, что там оказался тот мужик в «Аляске»! Он показал этим наглым москвичам, что в Воскресенске есть не только тупые быдловатые гопники, но и смелые, благородные люди".
Руал Амундсен, Тур Хейердал, Немолодой... или - Экскурсия по Карадагу
Отпуск в мае 2014 провел в Крыму. Поселился в Курортном. Узнал, что экскурсии на территорию заповедника Кара-Даг временно отменены, но вообще-то их организуют и проводят специалисты биостанции. В административном корпусе станции пошёл на голоса. Один голос был сотрудницы, второй – туриста из Тюмени. Со мной они поздоровались и продолжили разговор, щеголяя латинскими фамилиями насекомых-аборигенов, и русско-украинско-еврейскими фамилиями общих знакомых из научных кругов. Этот тюменский турист оказался не из простых. Энтомолог (редактор раздела «Насекомые» «Красной книги Тюменской области»), палеонтолог-любитель, страстный турист, эколог. Наконец милая дама взглянула на часы, и сказала, что вот сейчас придёт Костя, который завтра запускает в заповедник МЧСников для подготовки туристической «Экологической тропы». И тогда Павел (энтомолога зовут Павел Ситников) именно с Костей сможет поговорить о возможности присоединения к этой группе. Пришёл Константин. Павел вывалил перед ним кучу зубов дракона, ой, простите, не дракона, а палеогеновых акул. В пояснительной записке он написал, что найдены они в Свердловской области. А на словах добавил, что эти акулы водились и здесь, а потому вполне заслуживают помещения в экспозицию музея. После этого вопрос о завтрашней прогулке Ситникова по заповеднику был решён.
Ещё раньше та научная дама объяснила Павлу, что разрешение на эколого-просветительские экскурсии по заповеднику прежде давал Киев. Сейчас же, понятное дело, эти документы оформляются Российскими властями. Министерство Экологии и природопользования Крыма всего неделю, как создано. Ещё неясно – к кому отнесут заповедник – то ли к Министерству Экологии и природопользования РФ, то ли к Академии наук. Понятно, что к Академии наук лучше. Потому что на здешней биостанции работают такие учёные, и готовятся такие диссертации, которых и которые в министерстве экологии могут не оценить должным образом. И вот сейчас, - пояснила нам эта сотрудница, - туристический сезон на носу, и мы лихорадочно решаем организационные вопросы, готовим документы и получаем разрешения. (Прежние годы музей Биостанции, океанариум и "Экологическую тропу" Карадагского заповедника посещали за сезон до 20 000 туристов. Более половины их составляли жители Украины.) А Костя теперь рассказал, что обустройством безопасности «Экологической туристической тропы» всегда занимались МЧСники по договору. Сейчас же, в связи со всеми со всеми этими организационными сложностями и переименованиями, договор не заключён, но, тем не менее, МЧСники Феодосийской горноспасательной станции, завтра приедут натягивать страховочные верёвки на потенциально опасном участке «Экологической тропы». И, поскольку строгость пропускного режима на территорию заповедника поддерживается, Павел может посетить Кара-Даг со своими научными целями только в составе их группы. Вежливо кашлянув, я поинтересовался: - Ну и я же с ним могу? Костя и Павел обратили на меня взоры. Самое время было представиться: - Дикий турист из Подмосковья. (Щеголять удостоверением внештатного корреспондента районной газеты «Наше слово» я счёл преждевременным, но Никон-зеркалку невзначай засветил.)
Назавтра мы с Павлом в 9-00 были на Биостанции. Чуть позже приехали Трое МЧСников на Шеви-Ниве, забрали нас и два мотка альпинистского шнура. В заповедник въехали со стороны Коктебеля. По пути, не чуждые черного юмора спасатели рассказали, что «хороший турист – это мёртвый турист», а лучше, если б туристов вообще не было. Но, раз уж они есть и будут, то им – спасателям – приходится периодически эвакуировать этих сумасшедших из всяких разных неудобных мест. Поэтому вот сейчас мы поднимемся на «Экологическую тропу», где, на вполне комфортном для в меру спортивного человека подъёме, некоторые, с позволения сказать, туристы, периодически ухитрялись травмировать голеностопные суставы. По закону подлости, обычно это оказывались грузные тётеньки. Тащить которых потом на носилках сплошная морока. И хоть договора с администрацией заповедника ещё не заключены, но натянуть эти верёвки в их – горноспасателей – интересах. К слову сказать, два сезона эта верёвка там вывешивается, и эти два сезона там ни одной травмы. «Это хорошо ещё, что нам теперь с России в Крымскую МЧС вертолёт дали. А то вызывать приходилось с Харькова или даже с Киева. Этот новый вертолёт уже и пригодился – на днях грудного ребёнка с каким-то сложным заболеванием отвезли в Краснодарскую клинику». Едем мы на этой Шеви-Ниве уже по заповеднику, вдруг водитель снизил скорость и ткнул пальцем в окно: «Косуля!» Коза позировала на обочине метрах в пяти. Павел моментально выхватил и нацелил на неё свою мыльницу, а я, жалобно поскуливая, пеняя мужикам: «Чего ж не предупредили!» тащил из сумки Никон. Косуля, не дождавшись пока я сниму с объектива крышку, перемахнула через дорогу и исчезла в зарослях. Спасатели посмеивались.
Пока доехали до места спешивания, увидели ещё пару. Но эти уже надо мной не издевались и убежали сразу. Оставили машину, пошли по тропе. Павел, восторженно охая, периодически падал на колени перед разными букашками, приговаривая: «Абориген! (То есть, - местный. На равнине не водится.) В Тюменской области он в Красной книге, а здесь их навалом!» Аборигенов он фотографировал, сокрушаясь, что режим природоохраны заповедника запрещает отлов насекомых даже и энтомологам из Тюменской области. Бывалые МЧСники не подавали виду, что поведение тюменца их как-то удивляет. Я вслух сравнил Павла с Паганелем. Павел возразил, что Паганель питал страсть только вот к таким-то определенным бабочкам, а он, дескать – интересуется самыми разными насекомыми. Других отличий он не назвал. Дошли до места. Действительно – ничего опасного в этой тропе нет. Но вот этот карнизик на полуметровой высоте провоцирует, чтобы по нему пройти. А оступившись, можно и здесь потянуть или порвать связки. Спасатели принялись вязать верёвки к оставшимся с прошлых лет вбитым в камни обычным строительным анкерам, а нам дали 40 минут на «побродить поблизости». Потом, когда спасатели сделали свою работу, мы клятвенно их заверили, что с тропы – никуда, и от них отстали, чтобы покинуть заповедник самостоятельно. Ситников рассказывал про птиц, животных и растения (не, он не Паганель, нет), а я, желая принести пользу науке, временами тыкал пальцем в какого-нибудь жучка: «А вот такого ты уже фотографировал?» Павел отвечал: "Да, но фотка лишней не бывает..." Охранник на выходе был предупреждён, что мы двое хоть и журналисты (у Павла тоже оказалось в запасе удостоверение «Пресса»), но людей и животных не кусаем, и что нам разрешено слегка задержаться, чтобы сделать фото для буклетов. За оградой заповедника я снова указывал своему спутнику на различных козявок: "А этот - абориген? ... А этот эндемичный?" Некоторым насекомым моё внимание выходило боком. После фотосессии Павел проворно захватывал их кулаком, чтобы посадить в банку с каким-то раствором. Этим несчастным предстояло пополнить собой некие коллекции. Дошли до Коктебеля. Два бычка от выкуренных за день сигарет я здесь вынул из кармана и бросил в урну.
Я петь-то люблю. Больше всего пел в армии. В строю горланил вместе со всеми строевые песни. На постах в тундре пел для себя народные, Есенина, из «Воскресения» и «Машины времени».
И вот на исходе пятого десятка сподобился заниматься с хорошим голосистым хором у талантливого честного и принципиального руководителя. Татьяна Васильевна – дирижер-то наш – прислушивалась к моему пению в многоголосии, и страдальчески хмурилась. Я старался и переживал. Начал понимать уже, что пою, как глухарь на току – себя не слышу. Но и она сама, и другие участники, встречали меня всегда очень приветливо, и, если я пропускал занятие, интересовались потом причиной.
После репетиций развозил по домам Татьяну Васильевну, и других, кто неподалёку от меня живёт. Такую вот пользу приносил коллективу.
Ну, а однажды она со мной индивидуально позанималась, и развела руками – случай запущен. - Не надо было, - говорит, - тебе в музыкальной школе хор и сольфеджио прогуливать. Сорок лет назад – говорит – ещё можно было голос поставить и чему-то научить. А теперь уже поздно! Но, – говорит, – дома ты петь можешь! Для друзей и родных – пожалуйста. А подтекстом звучало: «Но лучше бы ты их пожалел!»
Так что не будет на ютубе роликов с записями моего пения. Не будут мне на сцену выносить охапки цветов. И толпы поклонниц не будут осаждать мою гримёрную.
Сообщил я эту новость другу – певцу и гитаристу – с которым много совместно перепето и перепито. И у меня создалось впечатление, что с мнением Татьяны Васильевны он полностью согласен. А ответил он мне так: «Ты вот ещё народными танцами не занимался».
Раз я болтал на улице с приятелем. Мы вроде кого-то ждали, сидели в его машине и разговаривали долго. Ну, и о женщинах зашел разговор. Имен не называли, но вспоминали всякие интересные случаи. И тут мимо прошла девушка, с которой я встречался года за два перед этим. У нас такие пылкие отношения были, я даже думал, что она в меня влюблена. Ну и я к ней хорошо относился. Но, был такой момент, когда я заподозрил, что она мне изменила. Причем не с мужем, а как раз с этим приятелем, с которым я сейчас в машине сидел. Не скажу, что это как-то меня расстроило. Просто была такая небольшая неясность. Потом она сменила работу, и наши отношения как то сами собой прекратились. Я даже решил, что она любила не столько меня, сколько секс сам по себе.
И вот теперь мы оба посмотрели на нее, переглянулись и он сказал, рассеяв все мои сомнения: - Ага! Стоя любит.
Истории, жанр которых комментаторы называют "сладкие сопли", имеют обычно самый высокий рейтинг. Что ж, если это вам так нравится – читайте.
В восьмидесятом году, поступив в военное училище, я узнал о существовании блюд, которых никогда раньше видеть и пробовать не приходилось. В курсантской столовой наше меню разнообразили гороховым пюре, перловой и ячневой кашами, вареным салом. Большинство курсантов не ели эти деликатесы, тратя присланные из дома деньги в "Чайной" (на тридцать копеек поллитровая бутылка молока, без стоимости посуды, и булка с повидлом) и продовольственном магазине военторга. Из нашего отделения только Олег Федоров ел все подряд, подкладывая себе из бачка снова и снова то, от чего отказались пятеро его соседей по столу. Нет, он был не из бедной семьи. Отец его был офицер, что в советские годы гарантировало известный достаток. На присягу его родители приезжали на машине. Но Олег был очень экономный. Вечно стрелял сигаретки. Если видел, что кто-то направляется в "Чайную", норовил "сесть на хвоста". Зато в отпуск поехал, везя с собой сэкономленные тридцать рублей. Большинство сослуживцев не понимали такого поведения: "Ты, что, с заработков домой возвращаешься? Фактически, ведь, за наш счет эти деньги накопил!.. " Как-то в столовой, глядя на Олега, запивающего киселем перловку, кто-то из ребят отпустил очередную шутку в его адрес. Все засмеялись. Федоров тоже фыркнул. При этом из носа его свесилась длинная густая зеленая сопля и чуть не опустилась в эмалированную кружку с киселем. Но Олег не растерялся. Шмыгнув носом, он подтянул соплю повыше и поймал ее ртом. ... Вам читать противно, а каково нам было это видеть!? Никого не стошнило, но наша странная антипатия к Федорову ничуть после этого случая не уменьшилась.
Вспомнилось из своей срочной службы в начале 80-х.
Допустим, командир перед строем чехвостит взвод (или отделение)... И заканчивает свою речь, решением, что за проступок одного или нескольких, будет наказано всё подразделение. Например, - весь месяц не будет увольнений. И виновные, и невиновные считают это несправедливым, и кто-то из задней шеренги, не разжимая губ (но всем слышно, даже и командиру), пробубнивает: "Общественное презрение!". Командир расширяет глаза, выкрикивает: " Молчать!". Но всё подразделение, так же не разжимая губ, произносит: "Уууу, ссссука!". И это слышно...
Во второй половине девяностых мой друг учился в институте и подрабатывал ночами сторожем в небольшом магазине в Москве. В бухгалтерии магазина уже был компьютер IBM386. Кто-то из друзей дал ему дискету с играми. Папки на дискете назывались «Durak», «Preferans», «Лена».
Вечером, принимая магазин под охрану, он попросил сотрудниц не закрывать бухгалтерию, и не паролить комп. Сотрудницы ушли – он закрыл за ними магазин, пожарил на плитке яичницу, включил комп. Скачал папки с дискеты. Поиграл в дурака. Потом – в преферанс… Потом открыл папку «Лена».
А тогда была сильно раскручена певица Лена Черникова. И, при открытии папки «Лена», на экране стала снизу всплывать фотография обнаженной девушки, стоящей в коленно-локтевой позе, демонстрирующей гениталии, и оглядывающейся назад – на камеру. И было прифотошоплено лицо той самой Лены Черниковой.
Ну, он посмотрел, и снова открыл преферанс.
А подруга его жены работала секретарем в муниципальной газете. И какие-то спонсоры купили для редакции несколько компьютеров. Однажды подруга жены похвасталась, что теперь осваивает комп, и спросила – нет ли у него дискеты с преферансом, потому что она давно уже мечтает научиться играть в эту мужскую карточную игру.
Ну, он и привез ей эту дискету.
И вот пришла она на работу. Номер газеты они только что сдали, и горячка перед следующим номером ещё не началась. Загрузила папки.
Поиграла в «дурака». Поиграла в преферанс. Естественным образом кликнула на третью папку.
А в это время в редакцию пришли те самые спонсоры, подарившие компьютеры и районное начальство.
Ходят по кабинетам, радуются, что редакция районной газеты получила компьютеры, так необходимые для работы. Заглядывают в приемную. Смотрят на монитор секретаря, а там выплывает картинка с женскими гениталиями. Секретарь лупит по кнопкам клавиатуры, пытаясь закрыть картинку. Закрывалась она только кнопкой «ескейп». На эту кнопку секретарь попала не сразу.
Редактор, пытаясь загородить монитор спиной и пятясь за дверь, сказал: «Это, наверное, вирус».
всем привет хочу пожаловаться сам сижу без прав лишили до 27 01 09 жена еще ни получила курсы заканчивает для практики взяла мой логан прокатиться и о боже хрясть и посажирский порог во внуторь вот так и машину жаль и жену убить нельзя всетаки мать моего детя одни сплошные потрясения в этом жестоком жестоком мире всех с ЕДИНЕНИЕМ
Меня и Андрюху Грузинцева тогда назначили в патруль. Мы должны были ходить вдоль забора, огораживающего территорию училища и задерживать самовольщиков, если таковые обнаружатся. На самом деле, если бы мы заметили курсанта, возвращающегося, или уходящего в самовольную отлучку, мы бы еще и помогли ему через забор перелезть. Из чувства товарищества и солидарности. Был, наверное, май. Или конец апреля. Мы зашли в парк, а парк на территории нашего училища был большой и слегка запущенный, расковыряли штык-ножами стволы берез, и подставили фляжки под капель прозрачного сока. Это все устроил Грузинцев. Он вырос в деревне и у него все ловко получилось. Дежурить нам предстояло четыре часа. Мы постелили плащ-палатки и предались безделью.
Я лежал, подложив руки за голову. Надо мной скрипящие березы, раскачиваясь, с трудом размешивали голыми ветвями белесоватое небо. Андрюха начал похрапывать. Я полистал записную книжку, куда записывал понравившиеся анекдоты, стихи, афоризмы, и случившиеся курьезы. Там, кстати, было и чье-то стихотворение, из которого я сплагиатил сюда строчку про скрипящие березы. Потом встал, прошелся по рощице. Посмотрел, как струится во фляжки березовый сок по подставленным Андрюхой травинкам. - Андрей! - позвал я его, - Андрюха! Он открыл глаза: - Чего? - У тебя женщины были? - Ну, да, были. - Расскажи! Андрей потер сонные глаза, и уставился в небо: - О! – сказал он, - Фляжки можно снимать. Сока больше не будет. - Как не будет?! – не поверил я. - А, видишь – на березах почки полопались? Я поднял голову. Ветви берез, которые только пять минут назад были черными, теперь будто подернулись зеленой пылью. Из каждой почки проклюнулись туго свернутые зеленые листочки. Я наклонился к фляжкам. Сок из ранок на стволах уже не стекал. Пробежавшись по парку, я убедился, что на всех березах, - и на тех, что росли на прогретых солнцем пригорках, и на тех, что поднимались из глубокого оврага, в котором еще не стаял весь снег, - почки лопнули одновременно. И одновременно с этим березы перестали давать сок. Я вернулся к Андрюхе. Он снова задремал. Я толкнул его: - Андрей, так что там про женщин-то? - А, ничего сложного. Берешь коробочку конфет и бутылку вина. Какого-нибудь сладенького. Бабы, когда выпьют, на передок сла-абые…
В пионерлагере "Химик" шестнадцать лет жил медведь. В конце шестидесятых годов его, маленьким забавным медвежонком, привез в Воскресенск из экспедиции какой-то геолог. Когда медведь стал подрастать, хозяин понял, что не сможет содержать его. Хоть они и жили не в квартире, а в своем доме в пригородном поселке. В зоопарк Максимку не взяли, потому что бурых медведей у них было в достатке. В цирки тоже не удалось пристроить. Хозяин уже в отчаянии был, когда кто-то надоумил обратиться к Николаю Ивановичу Докторову – директору химкомбината. Докторов решил, что медведь отлично приживется в пионерском лагере, и будет радовать ребятишек.
На огромной территории лагеря выбрали подходящее место, где построили просторный вольер, который еще и обнесли снаружи высокой решеткой. Три вековые сосны оказались внутри. Ребятня действительно радовалась медведю. Мы гордились им, как достопримечательностью. Максимка, не обращая внимания на нас – облепивших наружную решетку – бродил по клетке, играл с зиловской покрышкой, выворачивая её наизнанку, среб когтями стволы сосен, заключенные в эту клетку вместе с ним, подставлял бока и спину под тугую струю воды из шланга, которую направлял на него служитель. Все эти годы обслуживал Максимку только этот мужик. Больше никого медведь не знал, и не хотел знать, и по этой причине этот рабочий не мог уехать в отпуск. Впрочем, в те годы многие проводили свои отпуска по месту жительства и без всяких медведей. Помню, раз в лагере на полдник дали куриные яйца, сваренные вкрутую. Так весь пол в Максимкиной клетке был потом этими яйцами усыпан. А медведь по ним ходил. Выйдя из столовой все бежали к клетке и забрасывали через решетку свою порцию. Все-таки, куриное яйцо вкрутую может быть вкусно только на голодный желудок, а нас там кормили вкусно и обильно. Лагерь большой был – до восьмисот детей бывало в смену, как мне кажется.
Так… Разберусь с хронологией. В шестьдесят седьмом я видел трехмесячного Максимку на опушке леса, где я гулял с мамой, а его выгуливал тот самый геолог. Кругленький, пушистый и очень забавный медвежонок бегал по высокой траве и залезал на мачтовые сосны, насколько позволяла длина поводка. А в восемьдесят третьем, в нескольких тысячах километрах от дома, я прочитал в "Комсомолке" о его смерти.
Лагерь был пуст. Персонал готовил его к приему очередной смены. А одна сотрудница взяла с собой на работу внучку. Эта сотрудница в деревне жила возле лагеря, и ей девочку на все лето привозили. Девчушка прибежала к клетке, сумела протиснуться через наружную решетку, благо худенькая была и мелкая, и просунула руку внутрь. Максимка схватил её за руку зубами, и не отпускал. Как на грех, и тот служитель был в городе по каким-то делам. Да и не факт, что он сумел бы что-то сделать. Медведь ревел, и не разжимал зубов, ребенок кричал, набежавший народ голосил, и не знал что предпринять, мужики махали лопатами между стальными прутьями, огромный медведь отшатывался, отрывая девочке руку, и вдавливая её хрупкое тельце в решетку. Одни мне потом рассказывали, что он таки оторвал ей кисть, другие говорили, что по руке кто-то рубанул лопатой. Кисть хирурги пришили, но сказали, что расти она не будет. У этой истории был большой, как теперь скажут, резонанс. Статьи в центральных газетах, инструктажи, мероприятия…
Корреспондент «Комсомолки» считал, что Максимку в лагере держали только ради амбиций руководства лагеря и химкомбината, и ничего не сказал о том, сколько радости он доставлял детям самим фактом своего существования.
Максимку застрелили через несколько дней после трагедии, и его шкура долго украшала вестибюль заводского профилактория "Дубки". Клетка несколько лет стояла пустая. Потом её разобрали.
Что такое анекдоты узнал в 69 году. Привезла меня мама в 1 класс санаторно-лесной школы. В первый же день крепко подружился с москвичом Димкой Евтюхиным. Ну, трещим с ним о разном, и он вдруг спрашивает: "А ты иникдоты знаешь?" Я такой: - Чего? - Иникдоты! Не знаешь?! Как же ты живёшь?.. И как начал мне рассказывать! Про Чапаева с Петькой, про русского-немца-поляка, как их царь поймал, про Хрущева, про Вицына-Никулина-Моргунова, про медведя, зайца и лису... Смеялся я действительно до коликов в животе. Старался всё запомнить, чтобы маме послезавтра, когда ко мне приедет, пересказать. Представлял, как она будет смеяться и радоваться. Ну, и фильтровал сразу - про сопли, жопу и говно - это не маме, а ребятам во дворе. Главное – не забыть и не перепутать. Приезжает мама, я такой: "Мама! А ты иникдоты знаешь?!" Она сухо и заранее огорченно отвечает: - Не иникдоты, а анекдоты. А зачем тебе? Она-то вовсе не обрадовалась, что я бесконтрольно знакомлюсь с неотредактированным пластом народного фольклора. А с ребятами во дворе я только на каникулах встретился. Они тоже все в тот год пошли в школу, и анекдоты там узнали.
Я в конце восьмидесятых-начале девяностых работал в сельской школе.
Один из наших выпускников тогда отслужил во внутренних войсках, и пришел на дембель в милицейской форме. Это был 90-й или 91-й год. Вроде какую-то горячую точку он зацепил, что ли...
Ну, так этот парень выстругал и раскрасил себе гаишный жезл, и выходил в своей дембельской милицейской форме на дорогу, проходящую через деревню - останавливал машины, проверял у водителей документы, какие-то воспитательные беседы проводил...
Что он наживался, "штрафовал" или деньги вымогал - такого не помню, чтобы рассказывали.
Ну, месяц или два он занимался этой "добровольной общественно-полезной деятельностью", которую прекратили настоящие гаишники.
Однажды они приехали к нему на дом, отобрали жезл, фуражку, и применили некоторое воспитательное физическое воздействие.
Коллега рассказала про внука-первоклассника. У парня сегодня в школе праздничное мероприятие. Надел выглаженную с вечера белую рубашку, костюм, туфли... Галстук ему повязали. Встал перед зеркалом, расправил плечи... Сказал одобрительно: "Ну, всё! Я - Путин!"
Иной раз они сыграны восхитительно, а мы эту игру не замечаем. Или замечаем, но тут же забываем об этом, когда оператор переводит камеру на главных героев. И не восхищаемся, соответственно.
«Собака на сене.»
Лудовико: - …А взамен, сеньора, Я жду, что вы подарите мне сына, Который служит и живет у вас, К родному дому полный безучастья…
Диана: - Он служит у меня? Кто ж это? Фабьо?»...
Роль Фабьо исполняет Виктор Ильичев. При этих словах Дианы, камера переходит на Фабьо. Его рот слегка приоткрывается, он вытягивает шею, касается пальцами своей груди. В выражении лица удивление, скрытая радость и надежда, и тревожное сомнение... Секунда, может быть две. А какой сонм чувств!
Ну, чтобы два раза к этому не возвращаться, продолжим эту сцену:
Диана: - Он служит у меня? Кто ж это? Фабьо?»
Лудовико (Эрнст Романов) смотрит на Фабьо. Лицо его искажается гримасой с заметным пренебрежением (не тот облик у Фабьо, какой должен иметь "наследник доблестного рода")
Вот эта его гримаса!!! Ах, и ах!
«Красотка»
(С «Собакой на сене» проще – текст есть. А здесь по памяти придется.)
Миллионер Ричард Льюис стремительно заходит в вестибюль отеля. К нему подходит управляющий – Барни Томпсон (Гектор Элизондо). Льюис задаёт вопрос, выслушивает ответ, и так же стремительно уходит.
Барни Томпсон (всего лишь управляющий престижным отелем), ответив Льюису, попытался представиться и предложить свою визитную карточку. Но его слова – «Я управляющий отелем» повисли в воздухе. И свою визитку он показал уже спине удаляющегося миллиардера. Элизондо великолепен в этом эпизоде!
Еще, конечно, замечательно исполняет свою роль актер, играющий лифтера.
И девочки на рецепшене хороши. Помните, как они поразевали рты, и толкали друг друга локтями, когда увидели Вивьен в красном платье?
Ну и отечественное - «Ирония судьбы» или «С лёгким паром» - 2»
Смотрел фрагментами. Не очень одобрительно отношусь к таким вот продолжениям и развитиям классических сюжетов. Но один эпизод восхитил меня наповал!
Два патрульных милиционера выясняют обстоятельства вызова в новогоднюю ночь у девушки и парня. У дверей её квартиры. Она объясняет, что да – вызывала, потому что вот этот чужой парень был в её квартире, но он сделал это нечаянно. Милиционеры просят их обоих предъявить документы. Девушка поясняет, что она здесь тоже не прописана, потому что это квартира её мамы. Парень говорит: - а что, ребята, может по пятьдесят грамм? Все-таки Новый Год, а? Видно, что милиционеры не против, но они на службе, и не алкаши какие-то, поэтому надо предложение повторить настойчивее и искреннее... Это читается по лицам. (Та самая игра актёров второго плана).
Парень продолжает: - Давайте, ребята, проходите…
С лиц милиционеров пропадает официально выражение, но тут вмешивается девушка, которая говорит парню: - А что это вы тут распоряжаетесь?!
И вот теперь происходит то, ради чего я этот эпизод вспомнил. Миг! Высокий мордастый милиционер на слова девушки снова надел официальное выражение лица и скучным голосом произнес: - Вот значит как… Тогда поедем в отделение. Оба!..
Вот это его – «Вот значит как…» - это было что-то! ...
А вам что-нибудь вспомнилось подобное? Ну, роль второго-третьего плана, секундный эпизод, а?
Лесополосы - наследие СССР. Их не было 60-70 лет назад. В рамках Всесоюзной программы повышения и сохранения плодородия почв, лесополосы были высажены и на Украине тоже. До выращивания лесополос, суховеи уносили плодородную почву за сотни и тысячи километров. На любом сегодняшнем видео - деревья лесополос возрастом не старше 70 лет.
60 лет назад мой отец приехал на Киевщину в село моей мамы. Он вырос в Подмосковье, знал и любил лес. А в Александровке Мироновского района Киевской области, он прошёлся по недавно высаженной лесополосе. И набрал кепку грибов. Саженцы, значит, выкапывали где-то в лесу, и с землёй привезли и грибницы. Ну он, значит, заходит с лесополосы с поля в село, и с этой кепкой в руках... Встречные любопытствуют: - Здрастуйтэ! А что это вы несэтэ? Он отвечает: - Грибов набрал. - А нашчо воны (а зачем они)? - Жарить. С лучком и картошкой очень вкусно. - Хиба це можно йисты?
Большой двор между несколькими девятиэтажками. Снег в этом году сошел быстро, и жители были неприятно удивлены огромным количеством мусора, покрывавшем раскисшие от талых вод газоны и импровизированное футбольное поле. Конечно же, сразу в управляющую компанию и в муниципалитет посыпались обращения. В них жители извинялись, что так загадили свой двор, и вежливо интересовались – когда он будет убран. Между тем, объединенный десант дворников управляющей компании собирал «подснежники» последовательно во всех дворах многоквартирных домов. Дошла очередь и до этого. Двор был вычищен, и жизнь пошла своим чередом – жители ежедневно мусорят, дворники – убирают. Я мог бы разместить впечатляющие фотографии этого двора до уборки, и вполне обычные – после неё. Но решил этого не делать, чтобы избежать конкретизации. Потому что всё это могло произойти… или не могло произойти… где угодно. А что в этом тексте моя выдумка – догадайтесь сами.
В середине прошлого века в рубрике "Происшествия" одной из английских газет рассказали о фермере, который, перед тем, как испустить газы из заднего прохода, поднес к к месту испускания огонь. Из любопытства. Это произошло на скотном дворе. От пламени вспыхнувших газов загорелась солома. В последующем пожаре сгорела овчарня с овцами и другие хозяйственные постройки. Заметка называлась - "Унесенные ветром".
*** Это я вычитал где-то лет 50 назад. В школьные годы. Может уже и пересказывал когда-то в интернете - не помню.
Это году в 85 было примерно. Или во второй половине 84-го. В кинотеатре шел фильм, отзывы на который были противоречивые. Но все пацаны рассказывали, что там баба купается, и сиськи показывают. Пошли мы с друганом. Я - только после армии, а он - студент. Бабу с сиськами действительно показали. Но фильм по сюжету такой нудный, что было жаль потерянное время, несмотря на увиденные женские прелести. Идем из кинотеатра мимо дома нашего общего друга. - Зайдем? - Зайдём! Этот друг уже был женат. Детям было старшей годика три, младшему - меньше года. И я такой говорю: "Давай разыграем. Скажем, что фильм классный, и обязательно надо посмотреть!" Зашли, рассказали про классный фильм, попили чаю (именно чаю. Это в порядке вещей у нас было - в гостях чай пить.), потрепались за жизнь с хозяином и хозяйкой, поиграли с малышом в ладушки и сороку-белобоку, ещё раз сказали про классный фильм и ушли. Следующим вечером этот мой друг мне звонит. Причем, это он из автомата звонил. У них дома телефона не было. Говорит: - Вииить... Нам с Галкой, чтобы вместе куда-то выйти из дома, надо мать уговорить, чтобы с детьми посидела. Ей же тяжело с двумя шустрыми малыми. Для нас это каждый раз проблема и событие. Мы вам поверили, что фильм того стоит. Вы просто не понимаете...
Сколько мы с ним спорили о политике – он меня ни разу не ударил. Хотя значительно превосходит меня по антропометрическим данным.
Я однажды вслух удивился этому, а он ответил: «Ты же, как брат мне…», и вздохнул. Хотел, значит, стукнуть.
Но, при всем своём гуманизме, как бывший деревенский житель, и как настоящий хозяин, мышей он не любит. А они каждую осень, как холода наступят, совершают организованное нашествие на его гараж.
На верстаке у Славы всегда стоит плоская одноразовая тарелка с налитым в неё противомышиным клеем и приманкой посредине. Экономя клей, Слава выбрасывает тарелку, только когда мыши заполнят её всю. Он говорит, что его рекорд был – 12 мышей на тарелке.
А ещё он рассказал о случае, когда шарик жеваной бумаги сработал, как разрывная пуля. Это было задолго до нашего знакомства, доказательств этого случая не сохранилось, и я не знаю – верить ему или нет.
Пришел он утром в гараж за машиной – ехать на работу. На тарелке в клее пищала мышь. Слава посмотрел – приклеилась плохо, только одной лапой. А это значит, что может освободиться, убежать, и тогда она будет в гараже жить, плодиться, а к клею уже никогда не подойдет. Надо добивать.
Взял отвертку за стержень, прицелился ударить мышь увесистой рукоятью. Раз качнул, два – не может. Гуманизм не позволяет! Вот так впрямую нанести физический вред живому существу – невозможно!
Взгляд упал на стоящее в углу пневматическое ружьё-переломку.
Рядом на полке стояла и банка с утяжеленными пульками.
Глядя на пищавшую мышь, Слава покатал в пальцах увесистую свинцовую пульку, и решил, что тратить такую пулю на столь ничтожное существо не только негуманно, но и нерационально.
Он оторвал полоску газеты, скомкал, пожевал, скатал тугой шарик, которым и зарядил ружье.
Посмотрел на часы – выезжать надо было уже срочно.
Выстрел по грызуну был произведен прицельно, сантиметров с двадцати.
Воздушка хлопнула – мышь с тарелки исчезла!
Но не бесследно!
Вся она оказалась на стенке, которую Слава совсем недавно обшил вагонкой.
И, что интересно – весь этот небольшой бывший живой организм был равномерно распределен по площади формата А-3. (Я бы лучше написал А-4. Но Слава настойчиво уверяет, что листочком А-4 это безобразие закрыть было невозможно.)
Он говорит: «На стенке были её глазки, носик, ушки, лапки, хвостик, внутренности…»
Настроение у него на весь день было испорчено.
«Хорошо, - говорит, - что, когда обшивал вагонкой гараж, у меня оставался лишний пенотекс, и именно этот участок я прошелся два раза. Но после работы я отмывал стенку часа три».
***
Я вам вот что скажу…
Мое дело десятое, – он рассказал, я записал. Я его не одобряю и не порицаю – он мне, как брат, а мышь – никто.
Он только очень просил вам передать, чтобы не стреляли в мышей комочком жеваной бумаги.
Несколько лет назад я случайно зашел на один форум в интернете, и стал посещать его регулярно. Там было около десяти завсегдатаев, которые умно и интересно разговаривали на самые разные темы. Они шутили, писали стихи и пародии, обсуждали политику, кинопремьеры, новинки литературы, кулинарные рецепты, проблемы отцов и детей, рассказывали прекрасные байки, договаривались о встречах в России, Израиле, или где-то еще и обсуждали потом эти встречи. Я иногда вступал в их разговор, высказывал свое мнение. Иногда мне вежливо отвечали, а чаще меня вежливо не замечали. Шутки мои были тяжеловесны, а суждения поверхностны и скучны. Утром восьмого марта в онлайне были две женщины. Я просмотрел их разговор, хотел, было поздравить их с праздником, но ничего, кроме банального "Поздравляю..." в голову не пришло. Вечером, после работы я читал на их форуме, как прекрасно, остроумно и затейливо поздравляли женщин другие мужчины. В стихах и в прозе. Всех превзошел Император. Он написал так: "Ссыте, девки, в потолок – я вам ландыш приволок! – три дня уже крутятся в голове эти строчки, берег для праздника..."
Приятель в восьмидесятых служил срочную в морфлоте в Питере. Очень любит этот город. Однажды рассказал про своё первое увольнение. Побродил по городу, дошел до клуба моряков. Там танцы. На тротуаре стоят три девушки. Он подходит, говорит: "Девчонки! Восемь месяцев в учебке, - первый раз вышел в город". Они кивнули понимающе. Одна, - полненькая, - потянула его за рукав: "Пойдём, морячок!" Отошли недалеко. Зашли в парадное, поднялись на чердак, он постелил бушлат, и, - говорит, - раз пять, не вынимая. Из увольнения немножко опоздал. Дежурному офицеру рассказал, как было. Тот поржал, поприкалывался, наказывать не стал.
Ветеран-сельхозник рассказал случай из послевоенного детства. Прямая речь: «Бабулька-соседка решила зарезать козла. А после войны мужиков в деревне мало, так она попросила меня и моего друга. Нам по 15 лет было. Мы-то не знаем… А над ней кто-то подшутил – сказал: «Чтобы мясо козла не воняло, надо сначала яйца отрезать, и закинуть их подальше, а потом уже горло перерезать». Она нам так и сказала сделать. Я козла за рога держу, Колька сзади с косой к нему подбирается, оттянул яйца… А что мы – пацаны. Страшновато. Он косой полоснул – не отрезал. Кровь хлестанула, козел мне как дал головой в живот, повалил, по мне пробежал всеми копытами, и вскачь по деревне. Я лежу в крови. Баба какая-то увидела, всплеснула руками: «Убили парнишку!» Козла-то это все равно не спасло. Уловили, да прирезали. А мне видишь – запомнилось». *** Добавлю, пожалуй, к его рассказу. После школы он выучился в «Тимирязевке» на зоотехника. Всю жизнь работал по специальности. И много лет, до самого выхода на пенсию, успешно руководил большим животноводческим хозяйством.
Будильник поставил на пораньше, чтобы на работу пораньше, и обсудить с директором срочные вопросы раньше, чем его начнет дергать телефон и он куда-нибудь уедет. Просыпаться очень не хотелось. Это плохо. Но всё-таки встал – это хорошо.
Чайник и яичницу с луком и помидорами на плиту поставил, кота погладил, покормил, на часы посмотрел – всё по плану, всё успеваю, как хотел. Это хорошо. Полез в холодильник за сыром, а дверца прилипучая, холодильник качнулся, с него сверху упала бутылка подсолнечного масла. Это плохо. Бутылка была нераспечатанная, не открылась, и масло не пролилось. Это хорошо.
В полёте эта бутылка задела ручку сковородки, которая перевернулась, и вся яичница оказалась на полу. Это плохо.
Накормленного кота отправил на балкон, чтобы не растаскивал лапами яичницу, всё убрал, вымыл, что-то там поел, кота назад запустил, на работу даже успел на 10 минут пораньше – это хорошо. Директора уже куда-то вызвали, он уехал, – и это плохо.
"Не хочу никого обвинять. Пишу, простите, с чужих слов, выслушав только одну сторону, и не проверяя верность рассказанных мне юридических подробностей.
В семье родился первенец. Инвалид. Что называется - "ребёнок-овощ". Вначале, как обычно, на что-то надеются, мечутся по клиникам-врачам-бабкам, потом осознают, что это навсегда. В семье разлад, муж уходит. Мать остаётся с ребёнком. Обычное дело. Он готов помогать финансово. Приходит - приносит деньги, подарки. Она не открывает ему дверь, отказывается общаться на улице, ничего не принимает. Он прекращает эти попытки. Женится вторым браком.. Прошло несколько лет этого его второго брака - детей нет. Его вторая жена и он решают взять в семью ребёнка из детдома. Подают соответствующие документы, проходят курсы приёмных родителей, ждут своей очереди, ездят даже уже по детдомам, присматриваются к детишкам. Очередь на усыновление здоровых и относительно здоровых детей в Москве и области огромная. Ходят неясные слухи о взятках в несколько сот тысяч рублей. Они начинают объезжать детдома других регионов. В одном из домов малютки знакомятся с двухлетним мальчишкой, родители которого лишены родительских прав. Оформляют документы об опеке, несколько раз в месяц ездят к нему. В этот период мальчику исполняется три года, Его переводят из дома малютки в детский дом. Где (!) живёт его восьмилетняя сестра. Будущие приёмные родители знакомятся с ней, начинают оформлять опекунство и в отношении девочки. Каждые выходные приезжают повидаться, раз в месяц забирают обоих детей на выходные к себе. Сейчас мальчик уже в семье. Девочка должна была покинуть детдом 1 августа. Но она ещё там.
Первая жена, оставшаяся одна с ребёнком-инвалидом, узнав о том, что отец её ребёнка становится усыновителем, подала на него в суд заявление о лишении родительских прав. До принятия судом решения оформление опеки на девочку приостановлено. Девочка этого не понимает. Она ждала 1 августа. Когда она уедет из детдома к папе, маме и братику. А ей не могут назвать другую дату. Потому что лишённые родительских прав не могут выступать опекунами или усыновителями. Опекунство на мальчика будет переоформлено на одну только приёмную маму. А второго ребёнка, пусть это даже родная сестра первого, на одного человека не оформят. Брат с сестрой будут разлучены. Девочка, останется в детдоме, и будет ждать других усыновителей и опекунов, чтобы теперь их называть папой и мамой". ... Чищу почту. Переполнена. Использовал ее всегда и в качестве записной книжки. Пишу "письмо себе" - отправляю себе текст или фото-видео. И нашел такое "письмо себе" от 2000 лохматого года. Весь текст над троеточием - то самое письмо. Откуда у меня эта информация, с чьих слов её записал - не помню. Но вижу, что при написании текста сделал невозможной идентификацию людей. Никаких привязок! Значит, так было надо.
В году 84 или 85, незадолго до начала общегосударственной борьбы с пьянством, дали прочесть "Доклад академика Углова о вреде алкоголизма". Страниц двадцать переписанных от руки. Этот доклад нигде не публиковался, и его распространяли из рук в руки. Прочёл его, ужаснулся, и сказал вслух: - Я больше не пью! Моя девушка, при которой это было произнесено, (собственно, от её мамы я и получил эти листочки), так вот эта моя девушка уточнила: - Как? Совсем?! А на нашей свадьбе тоже не будешь? Я задумался… Собственно, вкус спиртного мне не нравился. Пиво и вино я просто не понимал. Мне нравилось состояние лёгкого опьянения. Вот это рубаи Хайяма довольно точно соответствует моему тогдашнему отношению к алкоголю:
"Когда бываю трезв, не мил мне белый свет, Когда бываю пьян, впадает разум в бред. Лишь состояние меж трезвостью и хмелем Ценю я, - вне его для нас блаженства нет".
Так, зачем, спрашивается, давиться пивом или вином, когда к такому же состоянию можно прийти, используя меньший объём водки? Прежде чем ответить своей милой, взвесил горечь расставания с уже знакомым приятным ощущением легкого хмеля, на другую чашу весов положил перечисленные Угловым беды, приносимые людям алкоголем, добавил сюда же свою ответственность перед грядущими поколениями, сверху на эту же чашу положил необходимость подавать пример людям, которым не случилось прочесть этот доклад, или которые прочли, но оказались менее восприимчивы или менее ответственны, и твёрдо сказал: - Совсем! И на свадьбе тоже!
И, вы знаете, - трезвый, абсолютно абстинентный образ существования, не мешал мне жить и веселиться. Работал на заводе и заочно учился в пединституте. Женился. Ушел с завода работать в школу. Развёлся. Закончил институт. Ещё раз женился. (Свадьба была в селе на Украине. «Да вин не пье. – Як це «не пье»?! – Ото так! Зовсим. - …Зовсим?! Це вин мабуть слабый.») Отпраздновал рождение сына. Ездил «челноком» в Польшу. Ушел из школы работать продавцом в «коммерческий магазин». И всё на трезвую голову!
Так что, можете поверить академику Углову, который всю жизнь не употреблял спиртное, и мне, который делал это (или тут по смыслу «не делал»?) пять лет, что без алкоголя можно и нужно жить полнокровной, насыщенной здоровой жизнью!
А вот уже работая в торговле*, начал постепенно понемножку употреблять спиртное, и, в принципе, тоже ничего…
Ну, за трезвость! __ *От кого-то тогда слышал, что именно работники торговли занимают третье место среди всех профессий по склонности к питию и блуду. А первые места, якобы, занимали комсомольские и партийные функционеры. Но это неправда, считаю. Рабочие, всё-таки, пили больше, чем продавцы. По моим наблюдениям... ___ Текст был написан в 2011 году. Годы юношеского максимализма ушли в ещё более далекое прошлое. Каждый жизненный этап обогащает нас незаменимым опытом. Меня - и те пять лет, которые упомянуты в тексте. Ничто не должно быть слишком.
Парень с девушкой. Конфетно-букетный период в самом разгаре. И случилась у них квартира свободная - бабушка на пару дней уехала. ну, они там и зависли. Время - когда бабушка вернётся - они знали. Когда вдруг, за пару-тройку часов до бабушкиного возвращения, каковые часы они тоже намеревались с толком употребить, в двери заскрежетал ключ, вошла бабушкина сестра и с порога спросила: - Маш, ты дома? Внук из комнаты хриплым расстроенным голосом поздоровался и сказал, что бабушка вернётся часа через три. Тогда двоюродная бабушка ответила: "Ну, ничего. Я её здесь подожду..." И осталась.
Прикол ещё и в том, что она живёт в соседнем подъезде.
Былое и драки Однажды случилась массовая драка курсантов ГВВСКУ с кстовскими парнями на танцах. Году в 82 или 83, что ли. Началось с того, что на танцах нескольких курсантов поодиночке избили местные. В тот день я и Олег Фёдоров в городском патруле были. Гуляли с офицером по Кстово, проверяли у встречных курсантов и солдат увольнительные. А когда поздним вечером вернулись в училище, уже на КПП узнали, что в городе на танцах драка произошла, и что вся четвёртая рота, ломанулась вот только что через забор на эту драку. Ну, тут дежурный по училищу подъезжает к КПП на ГАЗ-66, сажает в него дежурный взвод, наш капитан лезет с дежурным в кабину, а я и Фёдоров - в кузов. Приехали к ДК вылезли из газона, идем через толпу молодёжи. Парни, девушки... Сначала редко стоят, расступаются, потом - всё гуще и гуще... Майор и капитан впереди, за ними - мы строем. Я и Фёдоров в первой шеренге оказались. В толпе вроде никто не горланит, но шум всё равно создается. И вот подошли к самому ДК, дальше поперёк улицы стоит ментовской автобус. И менты стоят. Майор и капитан подошли к начальнику милиции. Он к нам спиной стоял, разговаривал с какими-то парнями, и нашего приближения не слышал в шуме толпы. Мы подошли, он как раз тем парням говорит: "Расходитесь! Нет уже здесь никаких курсантов!" И тут его плеча касается наш майор. Милиционер оборачивается, и меняется в лице. Я, Фёдоров, остальные курсанты с любопытством прислушиваемся к его разговору. Он как заорёт на нашего майора: "Зачем вы приехали! Зачем вы их сюда привели! Садитесь все в наш автобус и уезжайте! Ваших здесь нет!" Майор ему с достоинством отвечает: "Зачем нам ваш автобус? У нас своя машина есть". А тут сзади уже звуки драки. На наш арьегард уже напали, и там мясня - мелькают руки-ноги. И в этом шуме какие-то совершенно незначительные и несущественные хлопки почти не выделяются. Это начальник милиции стреляет из "макарова" в воздух. Тем не менее драка остановилась, мы все быстро запрыгнули в автобус. Менты начали раздвигать коридор в толпе для проезда, а сбоку рёв: "Переворачивай!" Толпа ломанулась раскачивать автобус. Снова хлопки, милиция их оттеснила, и мы уехали. Едем в автобусе - курсанты обсуждают драку. Хвастаются - кто куда успел ударить, кто как заблокировал. Один говорит, что бляхой отмахивался. Другой ему ответил, потирая на шее вспухающий рубец: "Да... Бляхами вы помахали изрядно..." *** А вообще-то, на мой взгляд тогда драки были менее жестокими, чем сейчас. Не было обычным добивать упавшего ногами по лицу, по голове. Тридцать лет назад, уже после армии, случилось драться против троих 17-летних. У одного из них был нож, которым он не воспользовался. Им удалось свалить меня. Отделался тогда сотрясением мозга с частичной амнезией. Теперешние, с большой долей вероятности, забили бы насмерть.
Алиса делает математику за кухонным столом. Растопыривает пальцы, хмурит лоб... - Ба! Дай мне пальцы взаймы! Бабушка подходит от плиты к ней, растопыривает пальцы рук. Алиса прикладывает к ним свои, сдвигает-раздвигает брови, шевелит губами, вписывает ответ в тетрадь.
Когда бабушка под рукой, счетные палочки Алиса не использует!
*** Коротелька такая, вдогонку к прежним постам о ней: https://www.anekdot.ru/id/1438323/ https://www.anekdot.ru/away/?url=https%3A%2F%2Fwww.anekdot.ru%2Fid%2F1186744%2F https://www.anekdot.ru/away/?url=https%3A%2F%2Fwww.anekdot.ru%2Fid%2F1406532%2F https://www.anekdot.ru/away/?url=https%3A%2F%2Fwww.anekdot.ru%2Fid%2F1393658%2F https://www.anekdot.ru/id/1439424/ *** Много комментов душевных к этим текстам на разных ресурсах. Один из лучших был здесь - на анру: - Немолодой! Что вы делаете! Я уже захотела стать бабушкой, а дети ещё маленькие! *** Две недели не виделись...
У нас есть небольшой завод, обслуживающий железную дорогу. На заводской территории жила, как это на заводах часто бывает, небольшая свора ничейных и общих собак. Однажды завод посетили какие-то высокие железнодорожные чины из Москвы, и собаки эти их облаяли. Не разбираются они в субординации. Кто-то из начальства недовольно шевельнул бровью, и в тот же день собаки покинули обжитое место. Способ избавления от них мне показался интересным и новым. Как раз вагон электрички подавали из ремонта в рейс. Так туда собачек и загрузили – в вагон этот. Такая собачья жизнь.
Случайному попутчику, с которым никогда больше не встретишься, человек может рассказать такое, чем ни с кем из знакомых поделиться не может.
Подвозил на трассе какого-то парня. Беседовали, коротая дорогу. Он рассказал, что с девушкой у него давние и прочные отношения. Зарегистрировать брак она хочет, но не настаивает. А его устраивает всё, как есть.
И вот некоторое время назад они расстались по её инициативе. Без скандалов и драм. И несколько месяцев жили каждый сам по себе. Созванивались иной раз. При случайных встречах обменивались новостями. А потом вдруг она воспылала прежним чувством, и у них снова стало всё по-прежнему прекрасно. Снова они близки и им хорошо вместе.
И он рад возобновлению отношений, только все время отгонял мысли – чего это она вдруг так неожиданно к нему вернулась, и не связано ли это с её каким-то неудачным сексуальным контактом.
А вот вчера в разговоре она дала понять, что таки да, - было у неё то, о чём он не хотел думать.
И он понимает, что не вправе винить её, потому что предложение он ей не делал, на тот момент они были свободны от обязательств и расставаясь клятвы верности друг другу не давали. И расставаться с ней он не хочет.
А саднит вот в душе, и ничего не поделать. И подмывает её расспросить – как, что и с кем у неё было, но он опасается, что от подробностей будет только хуже.
Рассказал он мне это, и какое-то время мы молчали.
Вдруг он откинул перед собой солнцезащитный козырёк и долго разглядывал себя в установленное там зеркальце.
Я вопросительно взглянул на него.
Он печально усмехнулся: - Да вдруг подумал, что я рогатый. Посмотрел – вроде не заметно.
Жаль, что тебя не поймали на этом воровстве. Если бы ты стоял перед охранником и подошедшим администратором мучительно краснея и мечтая, чтобы все это поскорее закончилось. Если бы ты так стоял перед выходом, а эти администратор и охранник были бы с тобой издевательски вежливы. Если бы ты там так стоял, а посетители сначала недоумевающе обходили вашу группу, а потом понимающе взглядывали на тебя. И в их взглядах было бы разное - презрение, сочувствие, брезгливость, недоумение.
Если бы ты - пойманный с поличным - стоял так у выхода, с кружкой этой, которая теперь жгла бы тебе руку, и ты норовил бы отдать её администратору. А он, сохраняя ледяную вежливость, не забирал бы её у тебя, а задавал бы какие-то абсолютно несущественные в этой ситуации вопросы. И ты бы мямлил, отвечая, и спрашивал бы себя – зачем ты польстился на эту кружку. И он с этой же вежливостью и еще с деликатностью придерживал бы тебя за рукав, когда ты пытался бы сделать шаг назад и повернуться, чтобы поставить это жгущее руку стекло на какой-то декоративный столик. И потом ты бы все-таки выпустил эту проклятую кружку из вспотевшей ладони, поставив её на подоконник. И с облегчением бочком протиснулся бы к выходу мимо этих двоих. А они сделали бы вид, что посторонились, пропуская тебя, но не двинулись бы с места. И смотрели бы на тебя и тебе вслед холодными глазами натуралистов. И ты бы, чувствуя спиной их взгляды, с облегчением уходил бы на слабых ногах, всё прибавляя шаг. И ты уходил бы, чувствуя, что все кончилось, все это уходит в прошлое, не будет иметь никаких последствий, и никогда не повторится.
Если бы тебя поймали на этом воровстве, тебе бы очень повезло в жизни.
Некоторые подробности спасения Крыма В мае 14 года мне рассказал один крымчанин: «Бойни не произошло благодаря Путину и Кадырову. Спасибо Путину, что прислал вежливых людей, и Кадырову, что поговорил с меджлисом. Мы – ополчение – стояли на перешейках. Правый сектор, майдан, мы бы не пропустили. Но у нас за спиной татары были. А Кадыров сказал меджлису: «Русские наши братья и за братьев мы стеной встанем». Вот татары и притихли». Теперь я случайно узнал, что эти слова Рамзана Кадырова (произносил он их на самом деле, или нет – про то Бог весть) были подкреплены реальными действиями. Мой сегодняшний собеседник – сотрудник Центроспаса примерно моих лет. Он участвовал в десятках спасательных операций по всему миру. Весну 2014 года он провел в Крыму и рассказал об этом интересное: - Центроспас направили в Крым сразу после референдума. Разбросали нас по всему полуострову. Наша группа базировалась в Алуште. Задачи обычные - спасение людей в случае ЧС. Все два месяца провел в Алуште. И там по улицам постоянно гуляли чечены. Молодые крепкие парни – они же все борцы – в спортивных костюмах с надписью Россия. Ходят по 2-3-4 человека, улыбчивые, вежливые, к женщинам не пристают, на мужчин не задираются, разговаривают тихо-спокойно. Кушают мороженое, фантики относят в урну. Воспитанные, как гимназистки. Реально было приятно их видеть. Спокойствие и ощущение безопасности от них исходило…
В восьмидесятых работал слесарем на химкомбинате. Бригадиром у меня был казавшийся мне тогда пожилым дядька по фамилии Стельмахович. Он по выходным подрабатывал на рынке рубщиком мяса. А на завод в качестве "тормозка" каждый день приносил два ломтя черного хлеба, отрезанных поперек всей буханки, между которыми был заложен слой, толщиной, как эти ломти хлеба, кусочков сала. Он наливал в пивную кружку крепко заваренный сладкий чай. И так обедал - отламывал кусочек хлеба, клал в рот, следом так же кусочек сала, и прихлебывал чай, косясь взглядом в заводскую многотиражку. От крепкого чая кружка быстро темнела. Раз-два в неделю Стельмахович выносил её из мастерской, зачерпывал фосфогипс, который там и сям был просыпан кучками на полу, плескал в кружку воду, и начисто отмывал. После этого, довольный разглядывал кружку на свет, и прищелкивал языком: "Какая у Саши кружечка! Ну какая же чистая у Саши кружечка!" Однажды в дневном задании у нас было снять люк с вентиляционной трубы, чтобы аппаратчики могли её отмыть от наростов солей фосфорной кислоты. Труба эта диаметром больше метра. Крышка почти такого же диаметра была прижата к люку через резиновую прокладку болтами на 16. Обычное дело - аппаратчики отключают вентиляционные насосы, мы снимаем крышку люка, они залезают вовнутрь и струёй воды из устройств, напоминающих сегодняшние керхеры, смывают внутри трубы все эти белые наросты. Потом мы забалчиваем люк на место, а они снова пускают вентиляторы. Труба под потолком. Под люком - площадка. Поднялись на площадку. Втроем - я, Николин и Стельмахович - снимаем болты. Оставалось два болта сверху и снизу, уже прослабленных, когда я рванул люк на себя, и отлепил его от прокладки. А аппаратчики, как оказалось, забыли выключить вентиляционные насосы. И из-под крышки люка, когда я её отлепил от прокладки, вырвалось облако паров фосфорной кислоты. Я, главное, как раз на вдохе был... Такое ощущение - как будто палкой по лёгким ударило. Миг - и я в двадцати метрах от этой площадки высунулся в открытое окно. Отдышался. Оглядываюсь. Рядом - Николин. А Стельмаховича нет. Спрашиваю: "А где Стельмахович?" Николин тоже оглядывается. Слышим - ключи гремят о болты. В клубах кислотного тумана, так, что на площадке видны только его ноги, Стельмахович снимает два оставшихся болта. Спрашиваю Николина: "Володь! А чем он там дышит?" Николин тоже изумленно смотрит в ту сторону, и отвечает: "А ему чо... Он сало ест!"
Загнал тогда машину на сервис, а понадобилось в Москву съездить. Впервые за много лет предстояло воспользоваться общественным транспортом. С вечера изломал голову – что обуть и надеть, что взять с собой. Кроссовки. Это понятно. На улице апрельская слякоть, а на кроссовках грязь не так заметна, как на туфлях. И ногам комфортнее. А одеться тоже – чтобы в транспорте не упариться, а на улице не мёрзнуть. Значит надо не с борсеткой ехать, а с сумкой, чтобы при необходимости пуловер снять и в неё убрать. Ладно. Еду в автобусе-экспрессе – не комфортно. Ноги в спинку переднего сиденья упираются, и не нахожу ремня безопасности. То и дело поднимаю правую руку к левому плечу. Пристегнуться рефлекторно хочется. Ладно. Захожу в метро на Выхино. Вытащил из кармана пластиковую карточку на бесплатный проезд. Почётным донорам их выдали давным-давно, вот и мне пригодилась. Аналитически посмотрел на турникеты, сообразил, куда её прикладывать. Сработало. Ладно.
Еду, смотрю, что вокруг творится. Людей читающих меньше, чем двадцать-тридцать лет назад. На весь вагон – четыре человека. Вытащил книжку, думаю – буду пятым. Кстати, и побирушек, и торговцев не видно. А лет десять или восемь назад, они по вагонам метро шли один за одним. Вышел, где надо, спросил у людей – как к трамваю пройти. Прошёл, озираясь. Город совсем по-другому выглядит, чем из машины. Подошёл трамвай. В телевизоре видел, что теперь все через переднюю дверь входят, где турникет. Вошёл, как надо. Передо мной женщина моих лет крутит в руках картонную карточку для проезда. Поворачивается ко мне: - А вы не подскажете, как ею пользоваться? Встретились, блин, два одиночества… - Нет, - говорю, - я сам первый день без машины, и мне всё в диковинку. Ну, она нашла, куда эту картонку засунуть, прошла. А я свой пластик прикладываю так и сяк к зелёной полоске на турникете – не срабатывает. Другим людям мешаю пройти. Посторонился. Спрашиваю их: - А вот по этой карте в трамвае можно ездить? Пожимают плечами. У них-то картонки у всех. Спросил у вагоновожатой - тоже не знает. Потом выглянула, говорит: «Вы не к турникету, а вот к этому кружку на вот этой панели прикоснитесь, картой-то…» Сделал. Сработало. Ладно. Еду. Та женщина, что передо мной заходила, рядом сидит. Разговариваем. Машину на сервис загнала – домой едет. Обмениваемся впечатлениями. То, сё, вы откуда… Почти земляки оказались. То есть, она москвичка, но у них дача в Луховицах. Это из Москвы мимо Воскресенска ещё сорок минут ехать. Места прекрасные! Участок двадцать шесть соток. Пять пчелиных семей держат. А этим летом уже больше будет. Покупной мёд со своим не сравнить. В Москву оттуда возвращаться не хочется. Подумывают вообще туда переселиться, а квартиру в Москве сдавать. И так далее… Хорошо так поговорили, но мало. Я доехал уже. Хорошая такая женщина, и собеседник замечательный. А кто говорит, что москвичи плохие, тот сам-то хорош ли? Ну, где на трамвае, где в метро, с севера на юг всю Москву два раза пересёк. Решиться на это, - я вам скажу, - было труднее, чем сделать. Но ничего. Справился.
Абіогенез, або Первинна зрада (Перевёл с украинского)
- А теперь – делись» - сказал Господь Бог, и щелкнул пальцами над первой протоклеткой, что могла создать всю жизнь во Вселенной. - С кем делиться? – спросила протоклетка, с подозрением взирая на Господа Бога. Овва! – сказал Господь Бог. – Я ещё жизнь не сотворил, а у меня уже таксист с Богуслава получился. Да ни с кем. Сама с собой делись. Сама с собою – это можно, - согласилась протоклетка, напряглась и распалась на две. Вторая тут же врезала первой скалкой по голове. - Где ты лазил, сын курвячий! Триста пятьсот мильярдов лет от образования Вселенной, а оно только до дому себя соизволило принести! Господи Боже, не, ну вот честно, - вы такого гада видели?! - Не, - сказал расслабленно Господь Бог, - у меня гады на пятый день творения запланированы, а сегодня только третий. Где Я мог тех гадов видеть? Короче! Не ссорьтесь, а делитесь. - Не хочу больше делиться – понуро сказала первая протоклетка. – Поделился уже на свою голову. - А то молнией врежу – вкрадчиво сказал Господь Бог. Потому что есть небо и электричество, и всё, что для этого нужно, я сделал ещё вчера. Ну, на счет «три»… Протоклетки напряглись, и снова распались напополам. Две новосотворенные тут же подбежали к мамке, стали смоктать сиську и просить велосипед. Господь благосклонно усмехнулся им с небес. - Не, я не поняла, - спросила вторая протоклетка первую, качая дитя. - А этот, второй, у тебя от кого? - От меня, - мрачно сказала исходная протоклетка. - Да я вижу, что от тебя, я же не слепая. Вылитая ты. А от кого еще? - Ни от кого. Здесь кроме нас никого нет. Деление. - О, мы уже хату и имущество делим? Ты лазишь непонятно где, потом у тебя дети непонятно откуда, и теперь уже делим имущество! - Панбоже, - возопила первая протоклетка к небесам. - А жизнь — это сильно обязательно? Нельзя как-то сделать красивый мир, но без жизни? Только вторая итерация, и уже полный пиздец! Ну я Тебя прошу, ну Боже! Ну что тебе стоит? Бог только вздохнул. - Ты потерпи немного, чувак. Не, - Я уже сам понимаю, что выход не алё. Я же не совсем тупой, я же Бог! А что Я могу сделать? Жизнь — она тяжела. Ну, попробуйте еще раз поделиться. Все протоклетки снова лопнули пополам. - О, так я теперь многодетная! - заверещала вторая протоклетка. - Это я так понимаю, что вопрос по разделу имущества больше не стоит! - Ахуеть, - мрачно сказала первая протоклетка. Две новые клетки теребили его волосы и просили велосипед и плейстейшн. - Мда, - сказал Бог. - Если Я Сам не знал — то, кто мог знать? Слушай, как-нибудь оно сложится. Послезавтра сделаю рыб и гадов, тебе - пиво и футбол. И телевизор. А против гадов-москалей и автоматы. В опщем будет весело. А через четыре миллиарда лет или около того, сделаю из тебя богуславского таксиста. Вот тогда оторвесся на все деньги. Ну все. Я пошел. Извини. У меня дела. Клетки еще раз располовинились, и начали вопросительно лупать митохондриями, почему-то не на Бога, а на первую протоклетку. - Падло ты, а не Бог, - тоскливо сказала в спину Богу первая протоклетка. - Нахуй такую жизнь. Это не жизнь, это мучение.
Господь Бог сделал вид что ничего не услышал, и пошел сотворять травы и деревья. - А, вот ты где! - сказала вторая протоклетка, вылезая из первобытного бульона. - Спрятался. Я тут с дитями пораюсь, а оно с Господом Богом болтает! Типа по дому нема шо делать! - Галочка, не зайобывай, - ответил первый. - И без тебя хуйово. - А шо такое у нас случилось? Спиннинг поломался? Так рыб еще нет... Первая протоклетка понурилась, села на только что створенную твердь земную, и погрузила лицо себе в ладони. Вторая поколебалась, потом села рядом и прижалась к первой. - Ну котику. Ну извини. Гляди шо творится. А детки совсем умные, общая биомасса уже привысила два кома штыри на десять в двенадцатой степени тонн. Каждому надо сраку вытереть и образование дать. - Ибическа сила, - сказала первая протоклетка и заплакала. - Пиздець мне, пропала молодость. Короче, бери все имущество, да шоб я тебя не видел. - Да шо ты ноешь, детки без Бога налепили из себя каких-то динозавров, стадо павианов, и говорят шо один из павианов в Верховную Раду идет депутатом. Ишь куда наша клетка забралась! Я же не за себя на тебя ругаю. Я за малых... Ты спать иди, а я тебе борщика на завтра наделаю. И сварю на утро. Не убегай.
- И я не обижаюсь, - сказала первая протоклетка, подумала и неуклюже чмокнула вторую в щечку. - День был тяжёлый. Шо у бога, шо у меня... - Потерпи немного, четыре миллиарда лет, а потом пойдешь в свой Богуслав, в извозчики, согласно Слову Божьему. - сказала вторая протоклетка и жалостно хлюпнула носом. - Иди таксуй, разводись, пока женщина здесь страдает. - Да куда уж я от тебя уйду, - грустно сказала первая протоклетка, подсела ближе и обняла вторую. - Вам какую рыбу на послезавтра делать? - спросил Господь Бог, раздвинув небеса. - Леща! - сказала вторая. - А еще лучше форель. Потому что она в разные блюда идет. Или тунца. - Судака! - сказала первая протоклетка. - Потому что под пиво он охуенный! И бычка. Или чихоню. Только сушёную. - Ну вот зачем вы снова начинаете? - с ласковым упреком спросил Господь Бог. - Я еще гадов не успел сделать, а тут снова измена. На один день вас покинуть нельзя. Так леща вам или судака? … И так мы с той протоплазмы и живем и себя имеем. … Только, когда пошел себе Бог делать гадов и деревья, а дети уже спали, то первая протоклетка тоже храпела в матрас. И вторая поцеломкала ее тихонько за ушко, и сказала тихо, шоб не разбудить: «Только ты со мной поделился пополам, когда никого не было. Умничка! Вот если бы ты чаще по дому убирал, больше зарабатывал и меньше бухал... Боже, боже, а говорили же тебе, Господи-Боже – на что такая жизнь? Вот и он терпит, да я терплю. И ты, Господи-Боже, терпи». ***
Неправильно, что вкусовых рецепторов в желудке нет. Вот я накладываю в тарелку плов. Рецептов приготовления рисовой каши с мясом, луком, морковью и специями много разных. Объединяет их одно. В правильном плове самое вкусное - это рис с частыми вкраплениями пассивированных лука и моркови. Мелко накрошенное мясо уже поделилось с рисом своим соком и вкусом. Поэтому накладывая себе плов, я стараюсь зацепить больше риса, оставляя мясо в тагане. Рис тает во рту. Рецепторы языка и нёба воспринимают всю полноту вкуса и требуют новой и новой порции. Но, сколько не гоняй плов во рту, он всё равно отправляется через пищевод в желудок. А желудок вкуса не различает. Он наполняется, сожалея, что его хозяин снова предаётся греху чревоугодия, растягивается и молчит. Вкусовые рецепторы, поглядев вслед отправившейся в чрево очередной порции пищи, орут: "Уже! Давай ещё!" Если бы такие рецепторы были в желудке, они бы переняли эстафету, и заглушили бы своих коллег, расположенных во рту. Но таковых в желудке нет. Поэтому я готов есть ещё и ещё. И ел бы, если бы у меня не было силы воли. Сила воли с хвостиком на затылке сидит рядом. Она довольна, что мне нравится её стряпня. Она посмеивается и подсказывает: "Милый! Ты наелся!.."
Это в 17 году мужской компанией были на Ахтубе. И на соседней поляне разбили лагерь брат с сестрой и двое детей этой сестры. Мальчик лет восьми и девочка лет шести. Они зашли к нам познакомиться по-соседски, но не особо мы общались. А в наш последний там вечер, когда мы расслаблено сидели в креслах у мангала, попивали, кто пиво, кто чай, играли в нарды, и слушали, как Коля душевно пел под гитару разные бардовские песни, и песни военных лет, вдруг к нам приходит с полуторалитровкой пива эта сестра с соседней поляны. И дети с ней. Говорит: «Я услышала гитару. и не могла не прийти. Очень люблю, когда поют под гитару»… Никто из нас её приходу не обрадовался. Хорошо так общались своей компанией, и настраивались на завтрашнее прекращение этой идиллии, сворачивание лагеря, уборку поляны… О ней же наше мнение составилось в прежние её появления и было единодушным - круглая дура! Ну и вот она сидит с нами. После каждой Колиной песни трещит что-то своё. Раздражает. А мы все, как на грех, почему-то проявляли тактичность, и никто не решился вежливо попросить её свалить. Очень об этом жалею. А она вдруг говорит: "Николай! Вы очень хорошо поёте! А что-нибудь душевное можете спеть?" Мы - полном недоумении. Спрашиваю: "А душевное, это что?" Она говорит: "А вот я вам покажу, как моя дочка поёт". Показывает видео на телефоне. Квартира, гости, её дочка визгливым голосом не в ноты поёт "Яблоки на снегу..."
Каждое лето маминого двухмесячного учительского отпуска мы проводили на Украине - в её родном селе Александровка Мироновского района Киевской области. Мои первые отчетливые детские воспоминания - примерно с пяти лет.
В тот приезд в Александровку пообнимались с бабушкой, мама переодела меня с дороги в шортики и маечку, и сказала: "Вон на улице соседские дети гуляют - иди познакомься с ними. А я буду чемоданы разбирать и кушать готовить. Да босиком иди - здесь все дети босиком гуляют!"
Вышел за калитку. На меня настороженно уставились девочка моих лет и мальчик помладше. Одеты они были в длинные рубашки, не доходящие до колен. И босиком, как мама и говорила.
Я вежливо сказал: "Здравствуйте! Меня зовут Витя Гладков. А вас как?"
Девочка округлила глаза, испуганно вскрикнула: "Русский!", схватила брата за руку и они побежали к своей калитке. Когда они бежали, было видно, что кроме рубашек на них ничего не надето.
Я пожал плечами, и вернулся в наш двор, где было много интересного и познавательного.
Ближе к вечеру снова увидел этих детей на улице. Вышел к ним, готовый не удивиться, если опять убегут. Но девочка приветливо сказала: "Будешь с нами гулять?" Для меня "гулять" означало быть вне дома - на дворе или на улице. На украинском же "гулять" означает "играть". Ей я ответил: "Да я уже гуляю". Он продолжила: "Дывысь (смотри), як мы гуляем!" И сказала брату: "Твоя череда!" Брат прошел несколько шагов по тропинке, задрал рубашёнку, присел и, как бы помягче выразиться, - "отложил личинку". Девочка пояснила: "Оце так мы гуляем. Оце - вин, оце там - я, оце дале теж вин..."
На мягкой пыли тропинки через каждые несколько шагов были отложены следы жизнедеятельности их молодых растущих организмов. Я вежливо отказался от участия в этой занимательной игре.
Больше ничего про эту девочку и её брата не помню, хотя наверняка потом по-соседски вместе бегали, играли, заходили во двор друг к другу... Но в памяти отложился только этот первый день.
Помню, как были там ещё в гостях у других родственников. (В продолжение заявленной темы.) Взрослые сидели-общались, обменивались новостями, а я пошел бродить по двору. На меня напала коза, привязанная длинной веревкой к столбику. Я откуда-то знал, что надо схватить её за рога, и повалить. Она не ожидала такой атаки, и действительно повалилась. Держать её на лопатках у меня не хватало сил, и, поскольку она сейчас должна была признать своё поражение, я её выпустил. К сожалению, дуэльного кодекса она не признавала, и снова накинулась на меня. Я вбежал на поднимающийся горкой вход в погреб. Забраться за мной она не могла - веревка не пускала. А я осмотрелся вокруг, и прикинул, что вполне могу спрыгнуть вот с этого места на вон тот островок густой невысокой травы. Там её называли "спорыш". Правда, между погребицей и спорышом лежала свежая коровья лепешка, но я был уверен, что смогу через неё перепрыгнуть. Действительно - смог! Точненько ногами в спорыш приземлился. Но не удержал равновесия, подался назад, и плюхнулся в пахучий коровий блин своей городской задницей, облаченной в надетые в гости новенькие шортики.
Заливаясь слезами, пошел к взрослым. Знал, что я умный ребенок, и всё, что сейчас предвижу, так и случится.
Действительно, - взрослые увидели мои слезы, наперебой по-русски и по-украински принялись расспрашивать из-за чего плачу, заранее выражали сочувствие... Я вместо ответа повернулся к ним спиной... Они, как я и ожидал, разразились дружным хохотом, а я заплакал ещё горше...
***
Хватит пока... Это повествование не об отсталости отдельно взятого села или отдельно взятой республики Советского Союза.
Просто - я динозавр. Это наше прошлое, которое я помню. 55 лет назад и в любой Российской глубинке точно так же дороги могли быть "улучшены" неровно набросанным булыжником, а детишки летом бегать босиком по пыльным тропинкам в длинных рубашёнках без всего. Однажды рассказывал маленькому сыну что-то из своего детства... Ну, вроде, что телевизоров цветных тогда ещё не было, и уж конечно, не было телевизионных пультов. Он тогда спросил: "Па! А ты динозавров видел?".
