Поиск по автору:

... Случилась эта история на исходе 80-х годов 20 века, когда я ещё был юн и красив, моя блестящая лысина коварно пряталась под копной волос, проезд на метро стоил 5 копеек, на трамвае 3 копейки, солнце светило ярче, а девчонки были проще и доступнее.
Один из старших курсов военного училища, без пяти минут лейтенантов, обеспечивал зимние учения младших курсов на заснеженных просторах живописных Карельских лесов. Старшекурсникам уже не надо было трамбовать лесные сугробы широченнейшими лыжами, именуемые в армейском обиходе "дрова от папы Карло", тогда ещё деревянными, а не нынешними пластиковыми шикарными "Азимутами", автоматы год назад были сданы на склады, поэтому учения в основном состояли из изучения способов зимней маскировки, чтения книг в аудиториях, заготовке дров для полевых кухонь и долгих карточных турнирах в "храп", "секу","тыщу". Эстеты же "от сапога и каски" осваивали преферанс...
Однако мы не о том, мы же о героизме в мирное время, правильно?
Был такой момент в истории военных училищ, что одновременно с курсантами проходили обучение и прапорщики, закончившие перед этим техникум, прошедшие "срочку",закончившие школу прапорщиков, успевшие подать заявление к зачислению в военное училище и сдавшие, пусть даже и на одни тройки, вступительные экзамены. Эдуард Гулько был одним из таких.
... Справедливости ради необходимо отметить, что голова у него была очень светлая, вороват он был по-минимуму, в курсантскую среду он вписался очень органично, а поскольку и армейская служба, и техникум, и училищная специализация совпадали, то и экзамены, особенно по специальности, он сдавал шутя, ставя порой в тупик опытнейших преподавателей своими грамотными, узкоспециализированными вопросами, на которые тут же сам давал полный, развёрнутый и исчерпывающий ответ. Любили, надо признать его все, особенно поварихи и официантки из курсантской столовки, куда заступал в наряды дежурным по столовой Эдик. Курсантская молва говорила, что некоторые любили его даже по ночам, однако к окончанию четвёртого курса у него была жена, дочь заместителя начальника по материально-техническому обеспечению, которая успела родить ему двоих детей и работала делопроизводителем в строевой части.
... А в этот недобрый декабрьский день Эдуард был в суточном наряде. Дежурным по столовой. Проверив качество и вкус приготовленного обеда, доложив дежурному по лагерному сбору, хлопнув по пути по широченнейшей заднице кладовщицу Марину, прапорщик направился в туалет. Туалет был самый обычный, армейский. Кирпичный, батальонный на 12 очков, с аккуратными, но слегка великоватыми по размеру отверстиями. Выгребная яма заслуживала отдельного описания. Это был бетонный бункер глубиной четыре метра, который очищался каждое лето специально вызванной машиной. А вот в зимнее время неотапливаемый сортир был весьма похож на небольшой каток с жёлтым льдом на полу. Тусклая одинокая лампочка освещала только его центральную часть, оставляя таинственный полумрак в далёких углах. А ровно по центру каждого очка на дне выгребной ямы высился небольшой, но очень аккуратный и острый сталагмит из курсантского дерьма, любовно и аккуратно наращиваемый после каждого посещения "места отправления естественных потребностей" страждущими. Зимние морозы этому весьма способствовали. Он был остёр, как копьё Лонгина. Именно так - Копьё Судьбы. И именно в такое вот очко и рухнул бедолага Эдик, не успев даже вскрикнуть, надевшись на один из сталагмитов, как таракан на булавку. Надеюсь, что мучения его были недолгими.
... Отсутствие дежурного по столовой было замечено сразу же, однако обнаружено тело было только после ужина. И, как говорится, "есть тело - открывай дело".
....Молодой следователь гарнизонной прокуратуры в звании старшего лейтенанта, собрав до кучи показания всех свидетелей, не утаивая ничего, описал всё как было, захлопнув и оставив папку с результатами расследования и дознавания, отправился в канцелярию лагерного сбора, дабы поставить печать в командировочное удостоверение.
В папке были материалы расследования по данному несчастному случаю, повлёкшему за собой гибель военнослужащего, произошедшую по собственной неосторожности. Говоря простым, человеческим языком, из-за банальнейшего распиздяйства. Рутинный, казалось бы самый обычный процесс описания гибели военнослужащего, если бы не сам экстраординарный способ покинуть сей бренный мир столь витиеватым образом.
Естественно, строевой отдел немедленно ознакомился с содержимым папки и принял своё, военно-канцелярское решение. По возвращению старлея, его ожидал достаточно неплохо собранный на скорую руку стол с закусками, бутылкой коньяка, двумя бутылками водки и порезанным сыром, колбасой, апельсинами и двумя банками шпрот, сберегаемыми к Новому Году, но открытыми по столь серьёзному делу именно сейчас. Командовали парадом начальник строевого отдела лично и тесть покойного. Молодая вдова была отправлена отцом с глаз долой, "чтоб мокротами не портила картину".
- Присаживайся, старлей, присаживайся, - зычным басом пророкотал подполковник-начстрой. Извиняй, конечно, но... Прочитал я твой рапорт. Так-то оно конечно так, но как-то вот не совсем так. Был человек, без пяти минут офицер, отличник боевой и политической, так сказать, заботливый отец двоих детей и примерный муж. Коньяк, булькая в горлышке бутылки, заполнял "первыми по-сто" гранёные стаканы, направляемый опытной и умелой рукой.
Старлей двинул кадыком, сглатывая слюну, как собака Павлова.
- А что не так, тащподполковник, какие замечания, может можно как-то исправить? Несмотря на юный возраст старлей был хитёр не по годам и умел поддержать разговор, начатый старшими.
- Ну, за помин души...
... Непоропливо выпили, старлей схватил кусок булки и пару шпротин для закуски, подполковник, не закусывая, закурил "Беломор" и продолжил:
- Вот ты, к примеру, какие видишь перспективы жизненные у детей-сирот и безутешной вдовы? Вот и я не вижу... А деньгами помочь надо бы? Надо... А вот скажи, мил человек, если погибает, скажем, защитник отечества геройски, в Афганистане, не к ночи будь он помянут, спасая своих товарищей и выполнив до конца свой воинский долг перед Отечеством, народом-партией-Правительством, а?
... Старлей, торопясь, начал перечислять положенные надбавки, сыпля цифрами и процентами, оперируя сроками выслуги и районными коэффициентами, однако взгляд его был прикован к руке подполковника, который не торопясь наливал по второй.
- И вот куда ты спешишь, сынок, а? А вот на охоту на зайца зимнюю ты когда-нибудь ходил, нет? А как насчёт русской баньки, да с веничком, да после того чайку с брусничным листом, что девчонки из медсанчасти у себя по вечерам заваривают? А на рыбалочку подлёдную? На денёк-другой? Да и прикоптить налимчика-то зимнего, да под водочку, а? Так говоришь, если погиб боец при исполнении, то и разговор в кадрах совершенно другой, верно?
- Так служба у меня, служба, мне же завтра уже и прокурору округа доложить до обеда надо!
- Служба, сынок вещь такая. Её служить надо! А если кто её служить не умеет, то нахрена он нам такой в наших славных Вооруженных Силах нужен? И прокурор твой тоже человек, заслуженный, полковник как-никак, много что видал и много что понимает, - и рука подполковника потянулась к телефонной трубке.
- Товарищ генерал? Пал Степаныч, подполковник Сидоров докладывает, здравия желаю! Тут вот у меня старлей один сидит, из гарнизонной прокуратуры. Да-да, Пал Степаныч, по вопросу Гулько, Вы сразу правильно поняли. Толковый парень, очень толковый. Странно даже, почему такой толковый парень и всё ещё в старлеях, а не в капитанах ходит. А что Вы с прокурором-то нашим гарнизонным знакомы, да? С Виктором Иванычем? Да Вы что? Соседи по даче? Ну и как? Понял, понял, обязательно разберусь и доложу... Так как бы мне капитана этого на недельку у себя задержать? Да по делу, по делу, конечно. Так Виктору Иванычу вы сами позвоните? Ну спасибо, спасибо, груз с плеч долой, груз с плеч...
Телефонная трубка приземлилась на своё законное место, и подполковник произнёс второй короткий тост:
- Обойди стороной беда-печаль и минуй нас чаша сия!
Дружно выпили, закусили, некурящий старлей на полуватных ногах побежал в туалет, но памятуя о последних событиях, остановился у заднего крыльца и оросил снег в пышном сугробе.
Вернувшись он обнаружил, что коньяк уже закончился, а в стаканах плещется водка. Встали, выпили по третьей. Как положено. За тех кто в море и в дозоре. Посыльный из столовой прибежал с отварной картошечкой, жареной курицей и кастрюлькой солёных огурцов и помидор. Мужицкий офицерский разговор затянулся надолго, глубоко за полночь, зам по МТО сбегал к себе в кабинет и принёс ещё две бутылки водки, отобранных на днях у курсантов, неудачно сходивших в самоволку.

Старлей появился следующим днём в штабе только к обеду, с красными сонными глазами и выбритым до синевы подбородком. От него густо пахло одеколоном "Шипр". Взяв со стола свою папку, он удалился в кабинет начальника строевого отдела. Часа через два в строевую часть заглянул начальник.
- А что вы ещё здесь? По домам, девочки-мальчики, по домам! Пятница, дела домашние ждут не дождутся, в понедельник всё допишете. Меня до понедельника до обеда не искать, я тут с ребятами из прокуратуры на зайца да на рыбалочку сгоняю.
А во вторник утром был готов рапорт прокурору и доклад о служебном расследовании, в котором говорилось, что "при выполнении боевого задания, находясь в составе круглосуточного наряда, неся дежурство, прапорщик Гулько совершал обход вверенного ему объекта. В условиях плохой видимости, обеспечивая боеспособность войск при проведении общевойсковых учений в условиях, приближенных к боевым, находясь на объекте, предназначенном для обеспечения жизнедеятельности и повышенной боеспособности курсантских подразделений потерял равновесие, и поскользнувшись упал на остро отточенный предмет, являющийся неотъемлемой частью вышеуказанного объекта".
Тут же прилагался рапорт в округ о том, что "произведены организационно-штатные мероприятия по устранению возможного повторения несчастных случаев подобного типа", что было чистейшей правдой, ибо целый взвод курсантов-первокурсников до рассвета вырубал по самое основание говнянные сталагмиты топорами, приваренными к длинным и тяжёлым арматуринам.
Прапорщика Гулько похоронили со всеми почестями, как военнослужащего, погибшего "при исполнении". Семье и детям до совершеннолетия обеспечили пенсию "по потере единственного кормильца", командование даже выбило им в ЛенВО отдельную двухкомнатную квартиру, также было выписано совсем немаленькое единовременное пособие, как и полагалось по закону.
Злые языки говорили, что там ещё был и какой-то орден положен прапорщику, да замылили его в Москве, в МинОбороны в отделе кадров, адресовав кому-то совершенно постороннему, но это, конечно уже враки.
А злополучный сортир заколотили намертво досками, а на следующее лето снесли, чтобы построить абсолютно такой же, но с другой стороны дорожки ведущей к плацу. Да и то - через год.
Вы, наверное, спросите, что сталось с тем старлеем? А ничего. Получил досрочно капитана, был переведён в Сочинскую военную прокуратуру, где дослужился, наверное, до полковника.
У них с этим строго, у прокурорских-то.

...Давно это было, очень давно. Начало этой истории я слышала от своей матушки и бабушки, а также от своей тётушки и даже частично была невольной участницей в этой истории, но гораздо позднее.

... Поздним маем 1944 года, когда пришло известие о снятии блокады Ленинграда, моя бабушка, вывезшая всех троих детей в начале апреля на полуторке по ладожскому льду через Кобону на родину нашего деда, в Ярославскую область, спешно засобиралась домой, к дому, на Лесной проспект. Денег катастрофически не хватало, детишки были одеты с миру по нитке, что Бог послал, а точнее собрала "на вырост" многочисленная родня, и только у старшей дочери Наденьки, была обнова на зависть всей деревни.

...Это было платье. Настоящее белое платье, с оборочками и рюшами, с лямочками и двумя кокетливыми кармашками, с большим бантом на пояснице. Справа на груди даже была знаменитая "кашинская" прорезная кружевная вышивка, а само платье было сшито из парашюта, который нашли на погибшем стрелке из экипажа Ил-2, рухнувшем около деревни летом 43-го, во время перегона с аэродрома формирования в Рыбинске. Тяжёлые машины по нескольку раз в неделю гудели над деревней, уходя тройками на юг, в сторону Москвы. Один из самолётов внезапно чихнул мотором, умолк и, тяжело заваливаясь на бок, рухнул на околице, как раз между Михальцево и Козлово, загорелся, но селяне смогли сбить пламя с мотора, вытащили ещё живых стрелка и лётчика, но было уже поздно. Приехавший на телеге с двумя бойцами с райцентра Данилов хромой майор НКВД забрал документы и награды погибших, офицерский планшет из настоящей кожи, на который уже прицелился безногий конюх Панкрат, дал залп из Нагана и трёхлинеек вместе с бойцами над могилой погибших, откопанной на высоком берегу реки Соть, на погосте села Середа, и, пряча взгляд, видя несусветную нищету обступивших его селян, сунул в руки моей бабушке обгоревший парашютный ранец: "Держи, мать. Пошьёшь может детворе что, если получится, а нет - на онучи пустишь. Всё равно толку теперь никакого с него нет".

...Поэтому Наденька, суетясь перед посадкой на телеги, которые везли в Данилов питерских эвакуированных, не находила себе места, поворачиваясь к окружающим и так и сяк, смеясь, радуясь отъезду. Она уезжала из Питера двенадцатилетней девчонкой и прекрасно понимала все выгоды большого города перед глухой ярославской деревенькой. Впереди её ждала новая, интересная жизнь, старые приятели и подруги, любимая вторая парта в классе у окна в Ломанском переулке. В те юные и далёкие годы она даже не подозревала, что уже никогда не увидит ни одну из своих подружек, которые навсегда и вечно юными остались в Ленинграде по причине голода, а те, что уехали уже не вернулись к родному порогу. А в школу попала фугасная бомба. Несильно попала, но восстановят её только в августе 47-го, к началу учебного года, да и то не совсем чтобы полностью.

Но сейчас детское сердце было переполнено радостью перемен в жизни, надежды на будущее, Наденька бегала от телеги к телеге, но матушка окликнула её, и строго-настрого спросила: "А в дороге-то не приспичит, егоза?". Наденька радостно кивнула и побежала к хлипкому деревенскому сортиру без двери, которую заменяла занавеска из куска оборванного брезента. И тут произошло страшное. Раздался истошный детский крик и глазам перепуганных баб и подростков открылась картина - проломленные под весом девочки доски отхожего места и кудрявая белокурая Наденька, по пояс увязшая в зловонной жиже, завывающая на все лады. Её вытащили конечно, платье застирали в жестяном корыте со щёлоком, быстренько прополоснули, переодели в старое, но чистое, вырезали яблоневую ветвь, прикрепили к телеге, обоз тронулся в путь, и платье за 8 часов дороги до Данилова под жарким майским солнцем быстро высохло, как и девичьи слёзы.

... Деревенская изба с отъездом "питерских" сразу опустела, исчезли детские голоса, но история о "питерской раскрасавице", улетевшей выгребную яму в кружевном нарядном платье, ещё долгие десятилетия была жива, передавалась из поколения в поколение, я даже сама слышала пару раз её. Как-никак это был единственный случай в деревне, когда кто-то умудрился провалиться в сортир. Я тоже частенько хохотала, в очередной раз слушая это, при этом совершенно не догадываясь, что этой Наденькой была моя родная тётя. А выгребную яму над старым сортиром забросали горбылем с колхозной лесопилки. Прошли годы, место это поросло мхом, крапивой и кустами малины, и ушла-позабылась бы эта история за четверть века, да и очевидцев не осталось уже почти никого, вот только сам этот случай вспоминался многократно на деревенских посиделках.
Конечно-конечно позабылось бы всё это, если бы не я сама, собственной персоной, на собственный девятый день рожденья, в красивом матросском костюмчике с белыми гольфиками и красненькими сандаликами, в июле 1972-го года, играя с местными ребятишками в казаки-разбойники, и, забежав в малинник на еле заметном пригорочке, проломив в труху насквозь прогнившие доски, не улетела бы в ту же самую яму. Крик был ужасный. Горе и позор - незабываемыми.

К чему я всё это? Ах, да... Сын же сегодня с невесткой вернулись с отпуска, и радостный внук, блестя глазёнками, радостно рассказал бабушке, как одна красивая, но очень глупая городская девочка много-много лет назад, провалилась в старую яму с дерьмом от заброшенного деревенского сортира.

(с) Ада и Дмитрий Петровы

... Отца я слабо помню. Говорят, что трактористом был. Ехал как-то с санями, гружёнными лесом, что за рекой, да и провалился под лёд. Тело зимой не искали, да и кому искать-то, если мужиков раз-два и обчёлся, одни старухи столетние да бабы с детьми мал-мала меньше. Трактор по весне, после паводка подняли, да не было никого в кабине-то. Участковый всё бумаги какие-то писал, подписывать всем совал, ну, а раз нет тела, то нет и дела, а там дела-хлопоты, сенокос, уборка, так и позабылось всё. Зимой, до школы в избе всё сидели по полатям, валенок две пары на пятерых, да и те до вечера у старших, что в школу ходили, а малышня да хворые босиком да в чунях пробегутся от печки на крыльцо до ведра, до ветра-то, и опять наверх, в тепло. Книжек никаких особо не было, подшивка журнала "Огонёк" за 1969 год, пару календарей отрывных и книга конторская бухгалтерская, вдоль и поперёк изрисованная замусоленным химическим карандашом.
Так и выросли мы у матери все впятером. Брат старший, Сашка, в армию на флот попал, да так там на Дальнем Востоке и остался, только письма от него приходили несколько раз, сестра младшая сначала на дорогу железную пошла, проводницей устроилась, потом в Москву уехала, замуж вышла-развелась, потом за границу уехала-вернулась, опять уехала и лет уж десять, пожалуй, ни слуху ни духу от неё. А я после восьмилетки в город подалась, специальность приобрела, на фабрике работала, начальник цеха у нас вдовый был, ну, глаз на меня положил, сначала то, сё, а потом и замуж позвал. Ну и что, что на 10 лет старше? Зато и квартира своя и машина и должность у человека хорошая. Дачи нет, правда, да и зачем она, если до деревни-то до маминой по трассе километров тридцать до райцентра нашего, а там поселковой ещё десять, вот ты и на месте. Автобус, правда утром-вечером всего три раза в неделю, почта в соседнем селе, водопровода отродясь никогда не было, а газу и прочим излишествам типа воды горячей в деревне сызмальства никто приучен не был. Электричество ещё лет двадцать назад провели, телевизор есть, а без интернета неделю-другую в отпуске провести даже полезно, я так считаю.
Звали мы, конечно, маму в город жить, чего там в глухомани кикимор да леших пугать, с другими старухами байки друг дружке про домового сказывать, но она наотрез отказывалась уехать от курей своих, корову по возрасту не держала уж лет пять как, да и не для кого, а поросят пару штук держала. Одного для нас с Димкой, а другого для себя, да и плохо себя в городе она чувствовала, но всё не по себе ей там было. Пожила как-то раз у нас с полгода, да и назад вернулась.
... А лет восемь назад появилась у них в деревне старуха-Потылиха. Откуда пришла, никто не знает. Сначала пожила два года в заброшенной сторожке на порушенной ещё при Союзе МТС, а потом перебралась в баню на Савкином подворье. Савка помер, дети его только летом в деревню приезжали, да и то не каждый год, в дом не ходила, дружбы особой ни с кем не водила, огорода у неё отродясь не было, в магазине только чай брала, соль-сахар и по мелочи чего. Бабы деревенские её не особенно привечали, а уж когда коза, чёрная как смоль, у неё появилась, да клички у козы не было, но прозвали её все деревенские почему-то Гингемой, так и вообще ещё сторониться начали.
Но познакомиться мне с ней удалось только осенью, два года назад, когда мы привезли маме на зиму полный багажник круп, сахара, стирального порошка, мою старую шубу, новый пуховик и одеяло, а назад собирались увозить свинину, варенья-соленья и сушёные грибы. Выворачивая к дому, недалеко от Потылихинской баньки, наша старенька машинка пошла юзом на глинистом повороте, мы довольно крепко засели в одной из деревенских луж, муж, матерясь вырубал в хвойнике слегу, я таскала хворост под колёса, машину особо не повредили, но провозиться пару часов в грязи пришлось. Потылиха появилась на нашем дворе совсем внезапно, сухая, горбатая, седыми волосами, выбивающимися из-под выцветшего платочка, опираясь на сучковатую клюку. А в руке, - обшарпанный веник, метла-метлой. Ну ни дать ни взять - баба-яга. И прямиком двинула к мужу, размахивая клюкой, шамкая и брызгая слюнями:
- А почто колёсами своими дорогу-то на повороте всю поразбил? Места другого не нашёл? Как теперь к колодцу пройти?
Муж уставился на старуху, явно не понимая причин её агрессии. А у калитки на крики моментально нарисовались соседки Мартьяновна и Верка-сусля. Верка была старше меня лет на тридцать, всегда была старой бабкой, откуда и почему у неё появилось такое прозвище, никто и не помнил, а настоящую её фамилию или отчество я никогда и не знала. В деревнях всегда так, как приклеится меткое прозвище с босоногого беспорточного детства к человеку, так и тянется за ним всю жизнь, не записанное ни в какой паспорт, сопровождая его до самого погоста, переезжая вместе с ним иногда даже и на другой конец страны.
- Вот, придёт кошка, чёрная к тебе чёрная, в ночи придёт и пусто тебе станет пусто, ноги-руки твои поотсохнут... - завыла утробно-заунывным голосом Потылиха, порывшись по карманам, достав кусок угля одной рукой и тыкая обломками иссохшегося веника в лицо мужу другой.
Тщедушная Верка-сусля охнула и начала и начала прятаться за дородную Мартьяновну. Муж широко улыбнулся, сначала взял уголь, и бросил его на землю. Дворовая лужа, которую я помнила с детства, чавкнув, с радостью приняла подарок. А прутики веника хрустнули у него в руках и отправились вслед за угольком.
- Шла бы ты, старая, покуда я тебе о горбину лопату-то не обломал. Да некогда мне, день к вечеру, ехать нам надо, так ещё и полоумным всяким поджопник выписать бы не грех. Не до тебя сейчас, ковыляй по-малому.
Он развернулся и направился к машине, вынул оттуда два громадных бумажных пакета, и начал грузить мешки с салом-мясом и банки с солениями.
Потылиха метнулась к калитке, Сусля ухватилась за Мартьяновну, испуганно открыв рот, а моя матушка, мелко крестясь, тихонечко зашептала: "Ох не к добру, не к добру, как бы не было худа...".
- Мам, мы тут на днях столовую старую на фабрике разбирал, так работяги там пару мешков с остатками гречки и пшена нашли, на вот, курицам возьми. Старое оно, но курицам наверняка пойдёт. Верка завистливо косилась на мешки, Мартьяновна шумно тяжело дышала, обдумывая услышанное и увиденное.
... Так бы и забылась вся эта история, но к Новому Году мы по обыкновению зимой всегда ездили в деревню. Обычно привезти что-нибудь по-малости, да и запас грибов-варений обновить. И не успели мы даже чаю попить, двигатель остыть не успел, как в дверном проёме нарисовалась Верка-сусля собственной персоной:
- Митенька, здравствуй, родимый, а что я тебе принесла-то!
Из старого лукошка Верка ловко вывернула литровую бутылку с литровым самогоном, брякнув ею о столешницу, а лукошко поставила к печке, на лавку.
- Ты вот по за тот раз матушке-та, тёще-та своей крупу привозил, помнишь? Так несутся у неё куры-та ейные, как оглашенныя... А Мартьяновна померла, вот как есть на ноябрьские-та и преставилась. Так я перловки принесла, ты уж и моим и моим посыпь-ка, касатик... Затататакала Сусля североархангельским говорком, почему-то подхихикивая и как-то заискивающе. Муж поморщился, потому что знал, что мне не по нраву, когда в моём присутствии маму называли тёщей.
- Да не пью я совсем, да и с какого перепугу я чужих кур кормить-то сподоблюсь? - недоумевал муж.
Но Верка-сусля не унималась, казалось, она его даже и не слышала.
- А Гингема потылихинская следующего-та дня в старый колодец провалилась и потонула, а Потылиха побежала её доставать, так о порог запнулась, руку-та поломала, день помаялась, в район съездила, гипс там ей положили-та... И съехала она от нас, начисто съехала кудой-то, никто и знает. Я тут соли пачку принесла, тебя дожидалась, ты уж тропку к крыльцу моему солью посыпь, не серчай, и к колодцу посыпь и по-за тыном. А за самогон прости старую, что не беленькая, откуда мне старухе на заводскую денег-та взять? Пенсии сам знаашь, какие у нас...
Верка подскочила с лавки и, пятясь задом, не переставая кланяться, часто крестясь, выкатилась из избы.
... Поутру я проснулась от того, что хлопнула входная дверь. Рассвело, а светает зимой поздно. Откуда-то с улицы пришёл муж, неся в руке две пары добротно связанных банных веника.
- Откуда богатство такое? -полюбопытствовала я.
- Сусля вот в дорогу дала. Примета говорит хорошая... Я это. Короче посыпал я там всё солью и куриц покормил. Дурость, конечно, но старая же бабка, мне не сложно, а ей приятно.
К вечеру следующего дня нам лежала дорога к дому. За обедом я, давясь от хохота, рассказала всё матушке. Матушка внимала, потряхивала головой, собирая на стол, но во всех её движениях её движениях читалось какое-то неодобрение. От взгляда мужа это не ускользнуло.
- Мам, вы не переживайте, честное слово, ну старая она, тёмная, ну не мог же я ей отказать!
- Конечно, конечно... Как постороннему человеку соль по-над тыном посыпать, так завсегда пожалуйста, а своим-та нет, своим ещё ходить-просить-кланяться надо! - внезапно вызверилась на Димку мама, внезапно превратившись в тёщу.
- А может, ещё росную траву мне помять, да лягушек посушить, да и в ступке истолочь? - как-то совсем не к месту заржал муж.
- Лягушек сушить-толочь на майские надо, а траву росную на Иван-Купалу положено. Вон, бородишшу-та отрастил, а дитя дитём неразумное... - внезапно другой стороной открылась нам матушка.
Муж икнул, полез на полку за солью, сунул ноги в старые опорки и исчез в дверях. В окно я видела, как он, изображая сеятеля, трусил солью по тропкам, под забором, у забора и у порога.
Назад мы ехали молча, он улыбался в усы, мотал головой и тихо, про себя, чтобы не услышала я, матерился и много курил.
- Сам пошёл, сам кормил, сам солил, вот теперь и отдувайся - издевалась я над ним.
А матушка приехала к нам гостевать в июне, за курями и поросятами недельку Верка обещалась походить.
- Бабы-то наши в мае всех лягух в деревне поизвели, а на Купалу росы оббивать собрались. Ты уж не взыщи, дорогой, но в октябре ждём тебя, ждём, без знающего человека-то в деревне никуда, сам зна-ашь!
И что теперь? Придётся ехать...

(с) Ада и Дмитрий Петровы

Я понял проблему.
И взялся за гуж.
Но мне помешали.
Обама и Буш.

... Изредка память подсовывает различные воспоминания из жизни, так случилось со мною и на это раз.
В далёком, 1978 году я учился в Ленинграде, в восьмом классе "А", ныне "Бестужевская гимназия". В целом школа была весьма неплоха, подбор учителей тоже был достаточно хорошим, и всю жизнь я вспоминал их с большой любовью, благодарностью и даже некоторым пиететом, пожалуй.
Однако речь не об этом. Близились выпускные за восьмой класс, "День прощания с пионерским галстуком" ( помните о таком?), вступление в ВЛКСМ (комсомол), а посему все были страшно горды тем, что некоторые станут "старшеклассниками", некоторые начнут самостоятельную жизнь в новых стенах техникумов или ПТУ.
... Апрельское утро встретило нас достаточно неприятным событием. Сочинение, "туды его в качель". Нет, нас, конечно, предупреждали, что тема сочинения " пионеры-герои" и всё, что с этим связано, никто из нас не боялся-то особо , все вызубрили назубок про Марата Казея, Лёню Голикова, Витю Коробкова, Лизу Чайкину и других. Лично я выбрал Лёню Голикова, потому что о нём были и книги, и фильм, и заметки в газетах, так что особо готовиться было и не надо. Лишь бы ошибок орфографических не наделать, впрочем, как раз этого-то я не боялся совершенно. За два-то часа накарябую что-нибудь. Не боги горшки обжигают, не боги.
Однако на доске в классе аккуратным почерком было выведено: "Подвиги пионеров-героев ЗАРУБЕЖНЫХ стран". Вот так. Не больше и не меньше. Предательская капля пота появилась на затылке, потекла по спине и сползла в трусы.
Привет, приехали, ребята...
Класс недовольно загудел, учительница минут 10 пыталась уговорить народ, в итоге, разрешено было, если ни у кого ничего нет про зарубежных, то писать о наших, писать про СССР. Все успокоились, и ручки заелозили по бумаге.
Внезапная идея пронзила меня. Нет, ну а что? Аттестат за 8-й класс у меня и так шёл на одни пятёрки, а авантюризм всегда стучал в моём сердце, как пепел Клааса. Помните знаменитого Хон Гиль Дона, помните? Поэтому недрогнувшей рукой я вывел заглавие: "Юный пионер-герой социалистического Вьетнама, разведчик-партизан Нгуен Ван Чол". На тот момент это было архиактуально. Война во Вьетнаме закончилась четыре года назад, о чём постоянно сообщалось по телевизору, пионеры Хо Ши Мина совершенно точно существовали, равно как и Комсомол, так что особо-то бояться мне было и нечего. Не хотите Лёню? Получайте Нгуена!
Перо уверенно шуршало по тетрадным линеечкам. По тропическим джунглям ползали ядовитые змеи, среди пальм верещали невиданные разноцветные попугаи, а отважный сын трудового народа Нгуен Ван Чол уже подбил из ручного гранатомёта американский бронетранспортёр, в котором ехал американский генерал Джон Блек из штата Милуоки со своим сержантом-водителем из Чикаго негром Чарли Уайтом. Уайт погиб сразу, а герой Нгуен преследовал бегом генерала Блэка, умело перепрыгивая через лианы, пристрелил его из любимой СВД последним патроном, подобрал портфель из крокодилей кожи с важными документами и доставил в штаб.
"Пиздеть-то не мешки ворочать!", - облегчённо вздохнул я и отправил Нгуена в последний бой в деревню Сонгми, мстить лейтенанту Келли.
Прозвенел звонок, отсутствие ошибок было проверено, тетрадь сдана. Я гордо поглядывал на одноклассников. И благополучно забыл об этом.
Беда пришла совсем неожиданно.
- Дорогие ребята, - объявила классная в преддверии 1-го Мая.
- Лучшие из ваших сочинений были отправлены на районный конкурс, и первое место заняло сочинение Мити о юном герое Вьетнама Нгуене Ван Чоле! Поздравьте его!
Класс оживлённо загудел. Ну как же, как же... Мы, несомненно, - лучшие!
- Более того. Это сочинение было отправлено на городской конкурс и там оно тоже было признано лучшим! И теперь, на 9-е Мая пройдёт всесоюзный конкурс, и пожелаем Мите удачи на нём!
... Это была задница, которую, как говорится, совсем не ждали. Это был "маленький беленький пушистый зверёк", который подкрался, как всегда, незаметно. Эти придурки из РОНО и ГорОНО даже не удосужились проверить факт существования Нгуен Ван Чола в истории, а уж позорище мне было обеспечено на весь Советский Союз... Приплыли...
Но мне повезло. Наверняка, там в Москве, "взрослые дяди" заранее определили победителей, чему я был несказанно рад.
А класс сорвался бегом на весеннее солнце, играть в футбол, радоваться предстоящим каникулам и новым развлечениям грядущего лета.
... Прости меня, мой маленький вьетнамский желтолицый узкоглазый дружок Нгуен Ван Чол, которого я родил тем апрельским утром 1978 года, возвёл в национальные герои, а затем недрогнувшей рукой безжалостно и цинично убил в неравном бою за свободу твоего же народа...
Прости меня...
(с) Дмитрий Петров

... Изредка память подсовывает различные воспоминания из жизни, так случилось со мною и на это раз.
В далёком, 1978 году я учился в Ленинграде, в восьмом классе "А", в школе, ныне это - "Бестужевская гимназия". В целом школа была весьма неплоха, подбор учителей тоже был достаточно хорошим, и всю жизнь я вспоминал их с большой любовью, благодарностью и даже некоторым пиететом, пожалуй.
Однако речь не об этом. Близились выпускные за восьмой класс, "День прощания с пионерским галстуком" ( помните о таком?), вступление в ВЛКСМ (комсомол), а посему все были страшно горды тем, что некоторые станут "старшеклассниками", некоторые начнут самостоятельную жизнь в новых стенах техникумов или ПТУ.
... Апрельское утро встретило нас достаточно неприятным событием. Сочинение, "туды его в качель". Нет, нас, конечно, предупреждали, что тема сочинения " пионеры-герои" и всё, что с этим связано, никто из нас не боялся-то особо , все вызубрили назубок про Марата Казея, Лёню Голикова, Витю Коробкова, Лизу Чайкину и других. Лично я выбрал Лёню Голикова, потому что о нём были и книги, и фильм, и заметки в газетах, так что особо готовиться было и не надо. Лишь бы ошибок орфографических не наделать, впрочем, как раз этого-то я не боялся совершенно. За два-то часа накарябую что-нибудь. Не боги горшки обжигают, не боги.
Однако на доске в классе аккуратным почерком было выведено: "Подвиги пионеров-героев ЗАРУБЕЖНЫХ стран". Вот так. Не больше и не меньше. Предательская капля пота появилась на затылке, потекла по спине и сползла в трусы.
Привет, приехали, ребята...
Класс недовольно загудел, учительница минут 10 пыталась уговорить народ, в итоге, разрешено было, если ни у кого ничего нет про зарубежных, то писать о наших, писать про СССР. Все успокоились, и ручки заелозили по бумаге.
Внезапная идея пронзила меня. Нет, ну а что? Аттестат за 8-й класс у меня и так шёл на одни пятёрки, а авантюризм всегда стучал в моём сердце, как пепел Клааса. Помните знаменитого Хон Гиль Дона, помните? Поэтому недрогнувшей рукой я вывел заглавие: "Юный пионер-герой социалистического Вьетнама, разведчик-партизан Нгуен Ван Чол". На тот момент это было архиактуально. Война во Вьетнаме закончилась четыре года назад, о чём постоянно сообщалось по телевизору, пионеры Хо Ши Мина совершенно точно существовали, равно как и Комсомол, так что особо-то бояться мне было и нечего. Не хотите Лёню? Получайте Нгуена!
Перо уверенно шуршало по тетрадным линеечкам. По тропическим джунглям ползали ядовитые змеи, среди пальм верещали невиданные разноцветные попугаи, а отважный сын трудового народа Нгуен Ван Чол уже подбил из ручного гранатомёта американский бронетранспортёр, в котором ехал американский генерал Джон Блек из штата Милуоки со своим сержантом-водителем из Чикаго негром Чарли Уайтом. Уайт погиб сразу, а герой Нгуен преследовал бегом генерала Блэка, умело перепрыгивая через лианы, пристрелил его из любимой СВД последним патроном, подобрал портфель из крокодилей кожи с важными документами и доставил в штаб.
"ПиZ&еть-то не мешки ворочать!", - облегчённо вздохнул я и отправил Нгуена в последний бой в деревню Сонгми, мстить лейтенанту Келли.
Прозвенел звонок, отсутствие ошибок было проверено, тетрадь сдана. Я гордо поглядывал на одноклассников. И благополучно забыл об этом.
Беда пришла совсем неожиданно.
- Дорогие ребята, - объявила классная в преддверии 1-го Мая.
- Лучшие из ваших сочинений были отправлены на районный конкурс, и первое место заняло сочинение Мити о юном герое Вьетнама Нгуене Ван Чоле! Поздравьте его!
Класс оживлённо загудел. Ну как же, как же... Мы, несомненно, - лучшие!
- Более того. Это сочинение было отправлено на городской конкурс и там оно тоже было признано лучшим! И теперь, на 9-е Мая пройдёт всесоюзный конкурс, и пожелаем Мите удачи на нём!
... Это была задница, которую, как говорится, совсем не ждали. Это был "маленький беленький пушистый зверёк", который подкрался, как всегда, незаметно. Эти придурки из РОНО и ГорОНО даже не удосужились проверить факт существования Нгуен Ван Чола в истории, а уж позорище мне было обеспечено на весь Советский Союз... Приплыли...
Но мне повезло. Наверняка, там в Москве, "взрослые дяди" заранее определили победителей, чему я был несказанно рад.
А класс сорвался бегом на весеннее солнце, играть в футбол, радоваться предстоящим каникулам и новым развлечениям грядущего лета.
... Прости меня, мой маленький вьетнамский желтолицый узкоглазый дружок Нгуен Ван Чол, которого я родил тем апрельским утром 1978 года, возвёл в национальные герои, а затем недрогнувшей рукой безжалостно и цинично убил в неравном бою за свободу твоего же народа...
Прости меня...
(с) Питон

В связи с прогрессирующей эпидемией свиного гриппа и тотальным дефицитом
средств защиты народ массово раскупает ватномарлевые повязки в сетях
магазинов Second Hand.