Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Рассказчик: Алик
По убыванию: %, гг., S ; По возрастанию: %, гг., S
В иcстари русском городе Сан Франциско у пенсионеров есть такая развлекушка: поступить на учебу в Сity College – городской колледж. Здесь можно скоротать последние годочки жизни учебой примерно по сотне курсов. Количество часов по каждому курсу измеряется в «юнитах», и, к примеру, семестровый курс WORD оценивается в 2 юнита. Образование платное, но не очень дорогое, долларов пятнадцать за юнит. Если же твой доход ниже черты бедности, то еще можешь и стипендию получить. Но для этого надо набрать определенный минимум юнитов. И вот поступает наш человек – бывший совок, кандидат наук и прочая. Вступительные тесты, естесссно, сдает лучше некуда, после чего - собеседование с «канцлером» (counsellor). Так здесь так называют советника-координатора, который помогает определиться с комплексом курсов, составить расписание, оценить число юнитов. У нашего человека задача - набрать 12 юнитов (на стипендию). Потому в нагрузку к нужным курсам (тому же английскому, программированию и др.) он пристегивает халявные, например, плавание, фотографию. И также заявляет... русский язык! Даже видавшая виды канцлерша удивлена – мол, вы же рашен, и так знаете. Он – нет, я из Украины, там язык – украинский, а я всю жизнь мечтал выучить русский. Почему? А им разговаривал Ленин! Канцлерша оказывается скрытой мексиканской националисткой и начинает склонять абитуриента к изучению, вместо великого, могучего Русского – испанского языка. Мотивируя: Калифорния – исконно мексиканская земля, когда империя США распадется, Калифорния вернется в лоно матери-Мексики, и испанский тут же очень даже сгодится – «английский мы отменим». Абитуриент возражает, дескать, с учетом перспективы получше китайский – китайцев в США уже немало, а Китай – тоже рядом, всего-ничего рукой подать через Тихий океан. И что там трудолюбивым китайцам добраться на веслах или даже вплавь! ... В общем, абитуриент все-таки записался на русский язык, но призадумался: а действительно, в плане не халявы, а исторической перспективы - какой язык предпочтительнее для будущего, испанский или китайский? И что думают об этом сами американцы? Ответ на этот вопрос он получил на всеамериканских выборах 5 ноября: избирательные бюллетни написаны ЕЩЕ на английском, но УЖЕ также на испанском и китайском (демократическом диалекте – кантоне). Таким образом, практичные американцы оценили перспективу каждого из языков как равную, никому не отдав предпочтения. Политкоррректность, мля! Чем еще привлекли эти выборы? Ну, большая часть избирательных участков –в гаражах (дань янки своему главному кумиру – автомобилю). Да еще приезд нашего Предизбиркома Вешнякова. Русская диаспора не без оснований опасается, что его участие в подсчете голосов американских избирателей чревато появлением в конгрессе и сенате фракций «Единство» и «Наш выбор – Россия».
На курсах английского языка для русских иммигрантов преподаватель объявляет: - Сегодня мы рассмотрим очень важный грамматический оборот: глагол с дополнением + инфинитив. Пример: I want you to sing (перевод - "я хочу, чтобы вы спели"). Этот оборот является сугубо английским, в русском языке он отсутствует, и такие обороты переводятся с помощью придаточных предложений.
И тут встаёт возмущенный иммигрант из Одессы: - Ой, зачем вы гоните на великий, могучий рускага языка! У нас их есть такие же обороты. Например: я видел вас идти по Дерибасовской.
Киевский приятель (товарища знакомого моего друга) Виктор Н. американцев, скажем так, не любил. В сентябре прошлого, 2001 года он был в турпоездке в Египте. В тот самый роковой день 11 сентября, в Александрии, он с благоверной и 7-летней дочкой вернулся в гостиницу после тяжелого трудового дня отдыха. В холле ему вспомнилось, что в холодильнике почти исчерпался запас прохладительно-горячительного. Он отдал ключи от номера благоверной, а сам решил на минутку заскочить в бар. Супруга стала отговаривать – пойти с ним она не могла, дочка хныкала: спать! , а отпускать одного – боялась: парень он активный, из тех, кому до всего дело. Так что хоть он и крепенький бывший вэдэвэшник-афганец, но бланжи посещали его физиономию достаточно часто. Ну, он ей – типа, что ты-что ты, чего тут можеть случится? Никаких знакомых нет. И кому я здесь нужен? Быстро куплю и сей момент вернусь. Так он и сделал, но горячительное решил потребить на месте, чтобы супруга не бурчала. Чуть присел, а вокруг – ликование! Оказывается, лица, так сказать, арабской национальности, наблюдая по телевизору кошмар в Нью-Йорке, хлопали в ладоши, плясали от счастья. Увы, американцев Витя не любил. Но такая реакция на страшную человеческую беду! Да еще в исполнении этих чурок, которых он с времен Афгана, не любил, скажем так, еще больше... Естесссно, сработал афганский синдром и Витя на них попер – мол, вы шакиры (свиньи) вонючие! Как пел Высоцкий, «их было восемь»... Витя, конечно, сопротивлялся достойно, но численное превосходство врагов сказывалось, и ему пришлось бы совсем не сладко, не загляни на шум трое американских морпехов. Они были то ли в увольнительной, то ли еще как оттягивались. И, увидав, как свора черных, будто собачья стая на медведе, повисла на белом человеке, они вмешались в потасовку самым решительным образом. Правда, один из морпехов был черный – аж фиолетовый – негр, но наш! Следовательно, тоже белый человек. Естессно, после ввода в баталию такого могучего резерва, ее исход был предрешен в пользу представителей будущей антитеррористической коалиции. А Витя еще раз убедился в качестве японской электроники, когда экран телевизора уцелел, хотя он изо всех сил колотил по нему кудрявой башкой самого активного участника драки. Возможно, он бы своего добился, но тут примотала полиция и всех загребла в ихний типа участок. Американы по мобиле связались со своим консулом в Александрии, он быстро примотал, и соотечественников ему выдали под денежный залог, что ли – он вытащил то ли блокнот, то ли чековую книжку. С тем они бы и отбыли, но американы уперлись рогом – мол, без этого отсюда не уйдем. И это оказалось весьма кстати для Виктора, он, зная наших ментов, представил себе, чего тут с ним сделают, пока ридне посольство в Каире о нем дознается, и сколько ему сидеть, если не прибьют. В общем, консул забрал и его, вроде тоже внес залог. Витю американы отвезли в гостиницу. Жена была счастлива втройне: во-первых, нашелся, во-вторых, хотя и с урожаем бланжей, но живой; в-третьих, как всегда, она оказалась права, когда его одного не отпускала: свинья везде найдет грязь. Разбудив дочку, Витя с ней и счастливой женой экстренно вернулись в Каир, а потом быстренько в самолет и на родину в Киев. А через какое-то время, когда бланжи, пройдя через все стадии спектра, приобрели скромный цвет последних осенних листьев, Витя получил приглашение в американское посольство в Киеве. И переполошился: а вдруг консул в Александрии внес за него залог и теперь с него скачают сколько-то штук баксов, которых, после турпоездки, у него и на жизнь в это время было уж очень не густо. Он посоветовался с адвокатом, тот его допытал, не подписывал ли он чего? Нет? Тогда смело иди и выясняй, только ничего не подписывай... ... Короче, Вите предложили вид на жительство в США. Видать, хотя и своих патриотов там хватает, но такие им тоже нужны. И он это предложение принял. Живет теперь в США. И, узнав американцев поближе, не любит их еще больше.
Навеяно историей № 38 от 10.09.02 про способ отмазки от армии оперативной переменой гражданства.
Наша история началась в 1982 году, когда Советский Союз защищал достижения Великой Саурской (Апрельской) Революции в Афганистане. Силами Ограниченного Контингента советских войск. В суровых условиях грубого империалистического вмешательства во внутренние дела этого самого Контингента.
В это время сын уже был студентом, да мастером спорта, да входил во всяческие сборные - в общем, армия ему не грозила. А вот его товарищ по секции фигуристов киевского «Динамо» Дима (по прозвищу Дымок) успехов в катании не сподобился и входил в группу нашего тренера Валерия Максаева, как говорится, для журнала: тренеру для оплаты определенного количества часов требовалось еще и поголовье, план спортивной работы начальство спускало как по качеству, так и по валу. Под лозунгом: "Массовость и мастерство".
В инфизкульт Дымку пришлось поступать на общих основаниях, и по конкурсу он не прошел. По спортивному рангу спортрота ему не светила. А от бдительного военкомата пошли повестки, от которых Дымок сушил мозги себе и парил другим единственым вопросом: как отмазаться? Его матери снились вещие сны - все она видела сыночка в небе Афганистана! В эти сны Дымок не верил, поскольку на летчика учиться не собирался, , воздушная карьера ему не светила. Но все же...
... Встречаю я как-то ребят после поздней тренировки на катке «Льдинка», что на киевском центральном стадионе. Ребята взрослые, спортсмены, но - береженного Бог бережет - место пустынное, мало ли чего. И мы уже вышли с территории стадиона к болгарскому консульству, а Дымок все причитает по своей главной теме - как ему отмазаться, его матери снились какие-то вещие сны про Афганистан.
Тут мой умник ему и предложил: - А ты вот зайди в болгарское консульство и попроси политического убежища. - А что же им сказать? - Скажи правду - ты против советской интервенции в Афганистане! - Так меня же сразу выдадут! - Да, выдадут. Но с каким диагнозом: может ли нормальный человек просить политического убежища в болгарском консульстве? Вот и закосишь на психа...
... Увы, Дымок советом не воспользовался. И материнские сны оказались вещими: он-таки угодил в Афган, и там его пристроили в броневой ящик, который аэродромные умельцы приваривали сзади кабины вертолета - в мертвой зоне. Проделывали три амбразуры. Выставляли в каждой гранатомет, сажали стрелка с боевой задачей: поражать все, что движется или хотя бы шевелится. В общем, Бог его миловал. Вертушку ни разу не сбивали, в аварии не случалась. А по личной кабине Дымка пули попадали дважды. Представьте себе удар со всей дури кувалдой по этому ящику! Дымок, естессно, вырубался, и после двух контузий был награжден, комиссован и принят в партию. В институт физкультуры он поступил уже на белом коне и несколько лет был даже его комсоргом, главарем, горланом - несмотря на послеафганское заикание и нервный тик левого глаза, производивший впечатление подмигивания.
... А в какие переплеты Дымок попадал из-за этого подмигивания вкупе с заиканием - это уже другая, не менее впечатляющая история. Которая и будет явлена, если народу придется эта.
ПОЦЕЛУЙ ПРОФЕССОРСКОЙ ДОЧЕРИ. История вторая из серии «Истории из Зазаборья» (первая - «Гонка за лидером» - №10, другая десятка от 20 мая 2002) и в продолжение истории «Поцелуй генеральской дочери» (№ 3, другая десятка от 17 июля 2002)
В бытность на правительственной базе отдыха «Конча-Заспа» я, тогда - 28-летний научный сотрудник, с женой и трехлетним сыном плавали на гребной лодке на фешенебельный пляж санатория Совмина, километрах в 3-4 от нас. Однажды мы отправились на пляж только вдвоем с сыном. Время пролетело быстро, и на обратном пути пришлось налечь на весла, чтобы не опоздать на обед. Тут меня и позвал на помощь бородатый рыбак, судя по лодке, отдыхающий санатория. Он тоже спешил на обед, уже смотал удочки, но крепко застрял из-за упрямого якоря, не желавшего отцепляться от глянувшейся коряги. Горе-рыбак оказался знакомым профессором: он присутствовал на предзащите моей диссертации на семинаре киевского института кибернетики. В лодке сидела и его огненно рыжая дочь, чудо лет семнадцати, в бикини, широкополой шляпе и огромных, в пол-лица, темных очках. Вся из себя погруженная в толстую книгу. Я пришвартовывал к их лодке свою, малому велел сидеть смирно - вон как та тетя, нырнул за якорем и отцепил его от коряги. Пан профессор, видать от радости, просто не знал, как расквитаться со мной за счастливое освобождение, препоручив это дочери: - Любаша, поблагодари как следует молодого человека, мы б тут сидели... Любаша аккуратно переставила закладку в книжке, сняла очки - и я чуть не утонул в громадных васильковых глазах-озерах. Я был растерян, смят, а она пошла, как в хоккее, на добивание, прижала к себе и буквально впилась в мои уста... Бр-р-р! Это на всю жизнь - шелковистая кожа, скользкие зубки, то остренький, то совсем мягкий язычок. Как она им играла на тогда еще ровных клавишах моих зубов! И я, хорош гусь!- вопреки воле, отвечал. Сколько это продлилось - не помню, только папочка причитал, ну, что ты, Любашенька, хватит! Может, крепко сидя на якоре, она читала какое-то пособие по сексу, как раз прошла раздел "Мариньяж" и сразу внедрила теорию в практику? ... Более дурацкой ситуации не вообразишь! Даже в телефонном разговоре трубку первой должна положить Дама... Да еще трехлетний сынишка рядом... Любу начал оттаскивать пораженный папенька. Я, со своей стороны, собрав в кулак высокую моральную устойчивость, волю и что-то еще, не припомню, помог НАШЕМУ С НЕЙ (в этот момент) папеньке прервать этот сладкий сон. Девица спокойно, как ни в чем не бывало, вернулась на корму, надела очки и снова погрузилась в книгу. Мы с папой были в шоке, каждый в своем: меня так поцеловали впервые в жизни, а папа-профессор, по-видимому, вдруг сообразил, что дочь выросла, да какие черти уже завелись в этом тихом омуте... Он растерянно моргал, все не попадая веслом в гнездо уключины: - Ну-с, молодой человек, вы получили куда больше, чем заслужили! Я, не проронив и слова, бросил его якорь обратно в воду, нырнул за ним и положил в профессорскую лодку. - Еще? - Нет, хватит, спасибо... Шухерная Любаша сидела, погруженная в книгу, как будто ничего и не произошло, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я же чуть было не пожалел, что несвободен, но уже через полкилометра энергичной гребли передумал: а на реха, вряд ли эта свобода стоила родной любимой жены и нашего милого мальчика. Правда, супруга никогда так меня не целовала, но ведь и я ни разу не снимал ее папу с застрявшего якоря, да и не мог: тесть категорически не рыбачил, плавать не умел, а воды - боялся. Впрочем, это не мешало ему быть в лучших преферансистах Киева. Я же в этом плане был позором семьи: в картах дальше подкидного не продвинулся. На малого инцидент также произвел впечатление, и дома он сразу поделился с маменькой: - Папка нырял за дедушкиным якорем, а еще они с тетей кушали друг друга - как волки от испуга. Жена отнесла это к детскому фантазированию, малой обиделся и замкнулся - так неверием убивают ПРАВДУ. И когда потом мы, в полном составе, проплывали мимо, с папой-профессором я обменивался легкими кивками, Люба не отрывалась от книги, а малой настаивал на своем: "Папка кушался вон с той тетей!", но маменька его одергивала: "Нехорошо указывать пальцем!"
В знак протеста против развратных действий главы МВФ Доминика Стросс-Кана Украина, задолжавшая Фонду ?14 млрд (2-е место в мире), решила этот долг не возвращать.
"Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке". В.Высоцкий."Я гуляю по Парижу"
Русских в Сан-Франциско около 60 тысяч, что составляют около 7% населения, но их присутствие нередко бросается в глаза. Например, такой эпизод.
На крыше нашего дома в даунтауне ведутся кровельные работы, и внизу на тротуаре выставлен большой предупредительный щит для пешеходов:
Крупно - "CAUTION! Workers above", что переводится на великий могучий примерно как: "ВНИМАНИЕ! Над вами - рабочие". А ниже, помельче, как положено, название фирмы, ведущей работы, кой там "Urban waterproofing", контактный телефон... № лицензии...
Да, видать в порядке заботы о земляках, приписка от руки на великом могучем о работниках сверху (грамматика сохранена): "И могут наебнуца вам на голову!"
Дело было в Харькове в начале девяностых. Нотариальная контора, народу как в курятнике. Я продавал свой Мерс парню из Белгорода по генеральной доверенности и клерк мрачно проверяет наши паспорта на предмет подлинности, гражданства, прописки и чуть ни на вкус прикусывает. Моя фамилия ДАВТЯН, фамилия известная в Харькове, и на первой странице сияет гордый чернильный трезубез, у моего же несчастного покупателя естественно никакой отметки в графе гражданство. Только нотариус открыла наши паспорта, как возмущенно вскрикнула на всю контору: Во! ДАВТЯН - сразу видно украинец, а Вы БОРЩ кто такой, такой сякой. Грохот и хохот на всю контору. Занавес!
Примотал на месяц из своего Сан-Франциско в свой Киев – на последний звонок, выпускной вечер и поступление дочки. Поселился у себя дома. Во дворе полно дорогих иномарок, но в парадном темень – впадлу купить и вкрутить лампочки. В порядке, что ли, гуманитарной помощи Америки нэзалэжной Україне покупаю лампочки и вызываю электрика из ЖЭКа – вкрутить. Он начинает с моего, второго этажа, но у него ничего не получилось: оказалось, рассыпался патрон для лампочки. И электрик мне жалуется, что советские патроны служили по 40 лет, а украинские рассыпаются раньше, чем перегорает лампочка. Но и таких ПАТРОНОВ У НИХ НЕТ.
Тут и вспомнился ретроанек советских времён:
Рабиновича вызывают в КГБ: - За распространение клеветнических слухов, что в СССР нет мяса, масла, …, вообще ничего нет, расстреляем, а пока идите. Он выходит и чешет репу: - И ПАТРОНОВ У НИХ НЕТ!
Возвращаюсь как-то к себе в лабораторию и сталкиваюсь в дверях с одной подчиненной Галочкой Розиновой (привет!). Она бросает мне на ходу типа, "Шеф, дома прорвало трубу, заливает соседей.. " И умчалась. А у коллектива физиономии хитрые-хитрые, да глаза аж светятся лукавством. Свой родной народ я знал, и понял: удравшая - соврамши.
Набираю телефон галочкиной коммуналки и представляюсь соседке: - Беспокоят из ЖЭКа! У вас прорвало трубу? Соседка в непонятках: - Нет, все в порядке. - Тогда, пожалуйста, передайте, звонил сантехник [имярек] – называю свою фамилию и настойчиво прошу не забыть назвать ее Галочке.
Народ поначалу маскировал хихиканье, а потом все, уже не сдержавшись,. откровенно ржали. На следующий день Галочка появляется как ни в чем ни бывало, ни словом не упомянув о вчерашней "аварии". И рьяно погружается в работу – как провинившаяся, в ожидании оргвыводов. Но, как бы сказали в Одессе, их не последовало: я тоже сделал вид, будто ничего не было. И больше никогда к этому стихийному бедствию не возвращался – проехали!
... А где-то через полгода стукнул мой день рождения. Отмечали, как положено в эпоху Позднего Застоя, щедрыми возлияниями на круто накрытой поляне. Тосты, здравицы имениннику... Стали перечислять заслуги, благодетели, ипостаси... Дескать инженер... ученый... педагог... И тут не выдержала Галочка:
Киев. 1967 год. Только что газета «Вечерний Киев» прогремела историю про киднеппинг - украли какого-то ребенка. По следам выступления газеты мы провели обстоятельную беседу со своим трехлетним сыном, чтобы ни к кому чужому не шел, а то приманят конфетой и украдут. Днем того же дня прогуливаюсь с коллегой по работе и сыном в Ватутинском парке Киева. Сыну взял на детской площадке педальный автомобильчик. Он едет впереди, а мы с коллегой шествуем сзади. Естесно, присматривая за малым. Он же останавливается подле скамейки со старичками. Они угощают его конфетой. Отказать им он не смог, но наше предупреждение, видать, запомнил. И когда я подошел, он уже развернул и сосал конфету. Но, глядя на старичков честными детскими глазами, выступил, указывая пальцем:
- ПАПА! ВОТ ЭТИ ХОТЯТ МЕНЯ УКРАСТЬ: УЖЕ КОНФЕТУ ДАЛИ!
В вузе я преподавал по совместительству с основной работой в НИИ. И на этой основной работе для презентации в 1987 году в Москве, на ВДНХ СССР, сделал вместе со студией научных фильмов телефильм по специальности, который телевизионщики записали мне на какую-то нудистскую кассету: после заставки «Конец» несколько минут в кадре проявлялись голые девушки, садились на голых коней и скакали в голую степь. Поначалу я дернулся стереть эту не совсем нужную для будущих системотехников концовку. А потом решил - ничего страшного: милые девушки, стройные кони, широкая степь. Пусть детишки расслабятся, да завлекушка - расскажут другой группе, те будут внимательно слушать материал, чтобы не прозевать самое интересное. Длительность фильма составляла 45 минут, но у меня занимала как раз пару: я дистанционным управлением останавливался в ключевых местах, повторял материал, дополнял. Предмет мой был новый, интересный, материал подавал я тоже достаточно живо. Вообще считаю, если ты излагаешь свой предмет, вроде дерьмо жуешь - не фиг делать в вузе. А в самом конце, когда исчерпывался мой фильм, я делал маленькую паузу, ну, секунд в 5-7. О, как важны паузы во всем - в поэзии, хоккее, любви, спекуляции... И в эти секунды, едва успевали мелькнуть девицы, я тут же останавливал просмотр. Ну, студенты хором - ой, что там? Я, поломавшись для приличия, показывал остальные несколько минут, объясняя, что наш учебный фильм записали на какой-то художественный времен гражданской войны, о боевых буднях героической чапаевской дивизии. А последние кадры - засылка в тыл белых мощного бактериологического оружия Красной Армии. Все ничего, студенты - довольны. В смысле «облико морале» - ну, ничего такого, чуточку нудизма, обнаженной натуры - не больше, чем в любом зале художественного музея. Но, и студенческая семья не без урода, кто-то настучал моему завкафедрой, достаточно пожилому и консервативному профессору, члену партбюро института. Тот примчался ко мне на работу, красный, мол, ты что - порнуху студентам на занятиях гонишь! Ты что, не представляешь себе последствий? Я представлял: Партия уже почти никого не давила, занятая собственной судьбой. К тому же я был беспартийный, и мне работа в вузе в целом была по фигу. Потому я объясняю, мол, если собрались бороться с порнухой, то это не ко мне, а на кафедру ленинизма марксизма. Или в ячейку «РУХа» (борцов за незалежнисть). А у меня - ну, так записали на студии, кусочек выскочил на пленке. Он мне: - А ну покажи! Я показал. Фильм по специальности, который ему бы давно следовало изучить, он, наконец, просмотрел. И был удовлетворенно спокоен. А вот постороння концовка его потрясла, он потребовал прокрутить эту мерзость еще несколько раз, краснея от негодования. Я замер, в ожидании грозы... А он покряхтел, протер лысину платком размером с небольшой десантный парашют, и вдруг тихо мне: - А ты не мог бы достать весь фильм? Ну, тот, мерзкий! - Для студентов? - Ты шо - для меня! А то так и помру, не повидав настоящей порнухи. Понимаешь, все-таки преподаватель должен знать, чем живы его студенты. Увы, это фильм мне достать не удалось. Но мне помог великовозрастный сыночек достать кое-чего покруче, и мой завкафедрой, человек фундаментальный, первым на кафедре купил японский видеомагнитофон. Алик, препод
Вчера слышал по нашему местному радио. Немножко грустная история конечно. Недавно было найдено тело нашего, Казахстанского, крупного политика. Заманбек Нуркадилов, ели кто в курсе. Он что-то какие-то компромитирующие вещи знал про кого-то высокого дядю. Ну а теперь самое смешное(если бы не было так грустно): два ранения в область сердца и третье в голову. Следствие установило официальную причину смерти: самоубийство.
к слову сказать, сам покойный г-н Нуркадилов был одной из самых крупных и уважаемых фигур в Казахстане. На какого "дядю" был у него компромат - догадайтесь. ОФИЦИАЛЬНО заявлено о самоубийстве (двумя выстрелами в сердце и с контрольным выстрелом в голову). Так вот. Самое смешное не это. Пистолет к тому же был С ГЛУШИТЕЛЕМ!
ПОЦЕЛУЙ ПРОФЕССОРСКОЙ ДОЧЕРИ. История вторая из серии «Истории из Зазаборья» (первая - «Гонка за лидером» - №10, другая десятка от 20 мая 2002) и в продолжение истории «Поцелуй генеральской дочери» (№ 3, другая десятка от 17 июля 2002)
В бытность на правительственной базе отдыха «Конча-Заспа» я, тогда - 28-летний научный сотрудник, с женой и трехлетним сыном плавали на гребной лодке на фешенебельный пляж санатория Совмина, километрах в 3-4 от нас. Однажды мы отправились на пляж только вдвоем с сыном. Время пролетело быстро, и на обратном пути пришлось налечь на весла, чтобы не опоздать на обед. Тут меня и позвал на помощь бородатый рыбак, судя по лодке, отдыхающий санатория. Он тоже спешил на обед, уже смотал удочки, но крепко застрял из-за упрямого якоря, не желавшего отцепляться от глянувшейся коряги. Горе-рыбак оказался знакомым профессором: он присутствовал на предзащите моей диссертации на семинаре киевского института кибернетики. В лодке сидела и его огненно рыжая дочь, чудо лет семнадцати, в бикини, широкополой шляпе и огромных, в пол-лица, темных очках. Вся из себя погруженная в толстую книгу. Я пришвартовывал к их лодке свою, малому велел сидеть смирно - вон как та тетя, нырнул за якорем и отцепил его от коряги. Пан профессор, видать от радости, просто не знал, как расквитаться со мной за счастливое освобождение, препоручив это дочери: - Любаша, поблагодари как следует молодого человека, мы б тут сидели... Любаша аккуратно переставила закладку в книжке, сняла очки - и я чуть не утонул в громадных васильковых глазах-озерах. Я был растерян, смят, а она пошла, как в хоккее, на добивание, прижала к себе и буквально впилась в мои уста... Бр-р-р! Это на всю жизнь – шелковистая кожа, скользкие зубки, то остренький, то совсем мягкий язычок. Как она им играла на тогда еще ровных клавишах моих зубов! И я, хорош гусь!- вопреки воле, отвечал. Сколько это продлилось - не помню, только папочка причитал, ну, что ты, Любашенька, хватит! Может, крепко сидя на якоре, она читала какое-то пособие по сексу, как раз прошла раздел "Мариньяж" и сразу внедрила теорию в практику? ... Более дурацкой ситуации не вообразишь! Даже в телефонном разговоре трубку первой должна положить Дама... Да еще трехлетний сынишка рядом... Любу начал оттаскивать пораженный папенька. Я, со своей стороны, собрав в кулак высокую моральную устойчивость, волю и что-то еще, не припомню, помог НАШЕМУ С НЕЙ (в этот момент) папеньке прервать этот сладкий сон. Девица спокойно, как ни в чем не бывало, вернулась на корму, надела очки и снова погрузилась в книгу. Мы с папой были в шоке, каждый в своем: меня так поцеловали впервые в жизни, а папа-профессор, по-видимому, вдруг сообразил, что дочь выросла, да какие черти уже завелись в этом тихом омуте... Он растерянно моргал, все не попадая веслом в гнездо уключины: - Ну-с, молодой человек, вы получили куда больше, чем заслужили! Я, не проронив и слова, бросил его якорь обратно в воду, нырнул за ним и положил в профессорскую лодку. - Еще? - Нет, хватит, спасибо... Шухерная Любаша сидела, погруженная в книгу, как будто ничего и не произошло, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я же чуть было не пожалел, что несвободен, но уже через полкилометра энергичной гребли передумал: а на реха, вряд ли эта свобода стоила родной любимой жены и нашего милого мальчика. Правда, супруга никогда так меня не целовала, но ведь и я ни разу не снимал ее папу с застрявшего якоря, да и не мог: тесть категорически не рыбачил, плавать не умел, а воды - боялся. Впрочем, это не мешало ему быть в лучших преферансистах Киева. Я же в этом плане был позором семьи: в картах дальше подкидного не продвинулся. На малого инцидент также произвел впечатление, и дома он сразу поделился с маменькой: - Папка нырял за дедушкиным якорем, а еще они с тетей кушали друг друга - как волки от испуга. Жена отнесла это к детскому фантазированию, малой обиделся и замкнулся - так неверием убивают ПРАВДУ. И когда потом мы, в полном составе, проплывали мимо, с папой-профессором я обменивался легкими кивками, Люба не отрывалась от книги, а малой настаивал на своем: "Папка кушался вон с той тетей!", но маменька его одергивала: "Нехорошо указывать пальцем!"
В светлом коммунистическом прошлом я служил завлабом в одном киевском козырном НИИ. Там и произошла эта реальная история, изменены только фамилии. Но участники себя узнают, а дамы, приятные во всех отношениях, а особенно - в интимных, - простят. Как и подобает козырному НИИ, все - чин-чинарем: фасады из стекла и металла, а за ними научные подразделения, производственные мастерские, высокопрофессиональный коллектив, включающий кандидатов и докторов наук, лауреатов, стипендиатов Такиса и Сороса, и, естесссно, дам, приятных во всех отношениях, а особенно - в интимных. Дамы, как умели, точнее - о, как умели!- скрашивали суровые будни научно-технического прогресса членов коллектива. А в мастерских под романтическим лозунгом "Ускорим соединение достижений науки с преимуществами социализма!", не очень-то рассчитывая на мифические преимущества социализма, кустарным образом, но реально гнали экспериментальные образцы, в которые воплощали достижения науки. Институт был бессменным победителем отраслевого соцсоревнования, чему был обязан как десяткам высоких научно-производственных показателей, так и сказочному приему, который оказывали высоким гостям из Москвы. В программу приема входил не только показ научно-технических достижений (официальная часть), но, вестимо, и пьянки-обжираловки в банкетном зале фешенебельного ресторана (торжественная часть), и экскурсии по лучшим местам Киева, и выезды на природу (по сезону), и (вне сезона) - сауна с прости-Господи-грехи-наши-с-дамами-приятными-во-всех отношениях-но-особенно-в интимных (культурная программа). Лобным местом хранения переходящего Красного Знамени «Победителя Всесоюзного соцсоревнования» служило установленное в мраморном вестибюле чудо краснодеревного искусства, где развернутое за стеклом Красное Знамя над мраморным бюстом Основателя встречало и провожало сотрудников, наполняя их сердца гордостью-в-законе за свой труд на благо Великой (1917-1991) Родины. Но один год, к сожалению, решающий год пятилетки (то ли "Эффективности", то ли "Качества" - не суть) институт занял лишь второе место, лишившись Знамени. И из-за чего? Как говорится - кстати, о птичках: виновником беды стал всеобщий любимец, попугай Аркаша. Он обитал в одной из производственных мастерских в подвале здания, несмотря на всю его красоту и величие - даже для этой породы попугаев. Однако о своей красоте он скромно умалчивал, а вот об интеллекте был очень высокого мнения, только и слышно - «Аркаша - умный!», «Аркаша - умный!» И для еще большего самовозвышения, как положено, он, унижал других, добавляя: «А <Имярек> - дурак!», «А <Имярек> - ба-а-льшой дурак!», «е..нный дурак!», после чего разражался демоническим смехом. Причем в качестве <Имярек> он мог подцепить любое имя или фамилию. И сотрудники даже получали удовольствие, когда Аркаша прорекал, что такой-то коллега - ба-а-льшой и е..нный дурак, особенно, если тот был повыше рангом. И вот институт в конце балансового года в торжественно-тревожном ожидании очередного Высокого гостя. В этот раз - замминистра, назовем его Хомяков. Эдакий вальяжный московский барин, Бонза с необыкновенным самомнением, внушенным как доверенным Партией Креслом, так и многолетним подхалимажем подчиненых. Естесссно, администрация не жалеет денег на шампунь для помывки здания и прилегающих улиц, закупку напитков и закусок, а местком - на одежду и косметику дамам, приятным во всех отношениях, а особенно - в интимных.... В общем, делается все, чтобы не ударить лицом в грязь перед Высоким Гостем. За день до приезда - генеральная репетиция достижений, и, наконец, последний штрих: директор института Петренко со свитой делает заключительный контрольный обход. В конце обхода, уже в подвале, в мастерской, где обитал Аркаша, кто-то пошутил: «Мы и Аркашу накормили и помыли, чтоб не стыдно показать Хомякову. » Тут директор спохватился: - Е. вашу мать! Да уберите его, куда подальше! В тупичок - к конструкторам, туда мы с Хомяковым точно не зайдем.. А то еще брякнет - «Хомяков - дурак!», да все остальное, и мы потом не оберемся - этот большой и е..нный дурак такой обидчивый! На следующий день приехал Высокий Гость со свитой. На вокзале Их Превосходительсво с их Благородиями встретил директор со свитой своей, а дамы, приятные во всех отношениях, особенно - в интимных, вручили цветы... И дальше все - чин-чинарем. Но когда спустились в мастерские, после успешной демонстрации приборов, Хомяков вдруг возжелал увидеть техдокументацию на них, посулив содействие промышленному внедрению. И вся камарилья отправилась в непредусмотренную маршрутом комнатенку конструкторов, где постоянно хранилась упомянутая документация и временно - клетка с Аркашей. Когда все туда набились, директор представил ведущего конструктора Хомякову, а Хомякова - тому, и они познакомились: - Хомяков. - Шпильман. И в воздухе сразу запахло бедой. Сначала подумалось - из-за, скажем так, не совсем славянской фамилии ведущего конструктора. Но интуирующий директор показал глазами на птицу - убрать! Ученый секретарь института, на лету схватывающий желания начальства (потому и секретарь, да не простой - Ученый!), ухватился было за клетку. Но его остановил Хомяков. Оказалось, ничто человеческое ему не чуждо не только в банкетном зале, на природе, сауне, в приятных дамах. Ему понравился и попугай: красивый! Он попугаю - тоже: умный! Хомяков решил пообщаться с птичкой и спросил: - А что он умеет говорить? Аркаша не заставил себя долго ждать, и в гробовой тишине - все затаили дыхание - грянуло: - Аркаша - умный! А Хомяков - дурак! Е..нный дурак! Аркаша - умный! А Хомяков - ба-а-льшой дурак! Е..нный дурак! Е..нный дурак! Е..нный дурак! Громко и внятно повторив это несколько раз, видно, довольный собой, он залился демоническим смехом. ... Немая сцена, как в финале «Ревизора». Естессно, Хомяков жутко обиделся, надулся... Бледный директор Петренко, едва не на коленях, попытался объяснить, что это специфика мерзкой птицы, из-за чего прежние владельцы ее избили и выбросили на улицу, где сердобольная вахтерша тетя Маня подобрала и выходила эту, ну, сами видите какую, неблагодарную тварь! Он, директор, давно требовал убрать эту порхатую дрянь из института, но, знаете, пожелания гегемона - рабочего класса... самая сильная партъячейка парторганизации (вестимо, рабочих просто заталкивали в ряды - для роста рядов парторганизации, ограниченных разнарядкой райкома на паршивую научную интеллигенцию). В общем, Хомяков несколько смягчился и дал шанс бедному директору. - Ладно, если он у вас такой подлый, пусть скажет то же самое про вас. И принялся учить попугая: - А ну, Аркаша, умница, давай: «Петренко - дурак!, Петренко - большой дурак! Хам! Е..нный дурак! Мудак! Идиот! Не институт - бардак!»... А попугай - ни в какую, гнет свою линию: - Аркаша - умный! А Хомяков - дурак! Е..нный дурак! Аркаша - умный! А Хомяков - ба-а-льшой дурак! Е..нный дурак! Е..нный дурак! Е..нный дурак! И заливаетя демоническим смехом... В общем, Хомяков, пунцовый от негодования, выскочил, так и не взглянув на техдокументацию. Но позже скандал вроде замяли. Пьянка-обжираловка в банкетном зале фешенебельного ресторана, экскурсии по лучшим местам Киева, сауна с прости-Господи-грехи-наши-с-дамами-приятными-во-всех отношениях-но-особенно-в-интимных, улестили Хомякова. При отъезде он благодарил за науку, службу, хороший прием. Сдержанно расцеловался с директором, не сдержанно - с приятными дамами, вручившими прощальные букеты цветов. Намекнул, что все забыл и простил. Помахал ручкой - и укатил в Белокаменную. На самом же деле, может, и простил. Но не забыл: именно в этом, решающем году пятилетки (то ли «Эффективности», то ли «Качества» - не суть важно) институт занял лишь второе место и остался без знамени. Когда на следующий день после сообщения из Москвы об итогах соцсоревнования сотрудники пришли на работу, в чуде краснодеревного искусства, на месте Красного Знамени, какая-то сволочь водрузила клетку с попугаем, и он громогласно вещал на весь мраморный вестибюль: - Аркаша - умный! А Петренко - дурак, Петренко - б-а-а-льшой дурак! Хам! Е..нный дурак! Мудак! Идиот! Не институт - бардак!... И заливался демоническим смехом.
Один молодой писатель как-то пожаловался Михалкову-старшему (гимнописцу), что вокруг слишком много недоброжелателей, хотя он никому зла не делает. Михалков ответил:
- Хочешь, чтобы тебя любили? Издавай одну книгу раз в 20 лет. Одевайся во что-нибудь рваненькое. Появляйся с такими женщинами, чтоб самому противно было. И болей. Лучше - неизлечимо. Все будут тебя обожать».
Эту его мудрость Анатолий Алексин назвал правилом «трёх Б»: не хочешь зависти - будь бедным, бездарным, больным. Сам же Михалков часто повторял: «Лучше пусть завидуют, чем сочувствуют».
ЗАРИСОВКА, навеянная историей № 10 от 20.03.02 про Ботвинника. Как известно, Михаил Моисеевич одно время был тренером Гарри Каспарова. Поначалу тот был на фамилии отца - Вайнштейн, но потом перешел на фамилию матери - Клары Шагеновны Каспаровой. Ботвинник подверг уже взрослого Гаррика укоризне, приводя в пример себя - вот, мол, он, Ботвинник, еще в более трудные времена на фамилию матери не переходил. … А фамилия его матери была: Рабинович.
Где-то в 70-х читал лекции в шахтерских краях Украины. До и после мероприятий знакомился с городками - музеи, памятники... И, на всякий случай, магазины - а вдруг? Хотя тогда все было в дефиците, тем более в провинции.
В Брянке обратил внимание на мужиков-баб, молодых да средних лет, которые выходили из магазина со сгущенкой, сухой колбасой... Зашел сам -мама родная! Полки уставлены такими дефицитами - изобилие! И очередь небольшая, кто сколько хочет, берет. Сразу начинаю кумекать, чем отовариться. В общем раскатал губу и на сгущенку, и растворимый кофе, и сухую колбаску, и охотничьи сосиски...
Подошла моя очередь, только начал заказывать, а продавщица мне: - Удостоверение! - Какое удостоверение? - Инвалида ВОВ (Великой Отечественной войны - прим. А.). - Да вы же передо мной отпускали молодым мужикам-бабам, без удостоверений! - А, нет, это родственники наших инвалидов. Городок маленький, все друг дружку знаем - вот и отпускаю.
А в Коммунарске зашел в универмаг - там при мне женщина взяла пару метров простой белой ткани на простыню. Дай, думаю, и себе. Но на всякий случай спросил: - Для инвалидов? - Нет!!!
Тогда заказываю метров 8, порадую домашних... Тут продавщица перепуганно: - Что, авария? Справку! - Какую справку? - Из похоронного бюро!
Оказалось, ткань - для покойников. При жизни такого советский человек достоин не был!
Наконец, иду по улице облцентра - Ворошиловграда (теперь - снова Луганск). И вижу в простом киоске очередной дефицит - бело-розовый зефир, а я знал рецепт (для ленивых) прекрасного торта из него со сгущенкой.
Тут уж проявил полную осторожность: - Для инвалидов? - Нет! - Покойников? - Для психов!! - А справка нужна? - Нет, и так вижу!
На радостях решил взять реванш и за сгущенку, и растворимый кофе, и сухую колбаску, и охотничьи сосиски в Брянке да простыни в Коммунарске. - Взвесьте, пожалуйста, 5 кг. - Пжалста!
Тут из "цементовоза" ("цэ - мєнтовоз" - укр.) выскакивает мент: - Пачку "Примы!" - Погоди чуток, дай психа обслужу - 5 кг зефира берет!
Мент насторожился: - На самогонку, что ли?
... Оказалось: местная кондитерская фабрика завалила город зефиром, аборигены им пресытились. И если брали, то понемногу. Ну, как обычно, когда нет ажиотажного спроса.
Дело было в Харькове в начале девяностых. Нотариальная контора, народу как в курятнике. Я продавал свой Мерс парню из Белгорода по генеральной доверенности и клерк мрачно проверяет наши паспорта на предмет подлинности, гражданства, прописки и чуть ни на вкус прикусывает. Моя фамилия ДАВТЯН, фамилия известная в Харькове, и на первой странице сияет гордый чернильный трезубез, у моего же несчастного покупателя естественно никакой отметки в графе гражданство. Только нотариус открыла наши паспорта, как возмущенно вскрикнула на всю контору: Во! ДАВТЯН - сразу видно украинец, а Вы БОРЩ кто такой, такой сякой. Грохот и хохот на всю контору. Занавес!
ОСТОРОЖНО: ДЕТИ! Навеяно историей (№ 6 от 30.10.02) из академической среды, где один из расхохотавшейся профессорской компании сделал замечание коллегам, кивнув на аспирантов: - Кончайте смеяться, здесь ДЕТИ!
Увы, моя история отнюдь не из академической среды, поскольку случилась на юбилее главного бухгалтера самого центрального киевского рынка. Столь высокий пост горком ВКП(б) доверил ему в послевоенные годы, когда он демобилизовался инвалидом второй группы и Героем Советского Союза. Этим званием Партия и Правительство наделили его, летчика-истребителя, за положенное число сбитых немецких самолетов. Но на Курской дуге он был тяжело ранен и, выйдя из госпиталя с негнущейся, собранной по частям, ногой, упросил начальство оставить его в авиации. В этом он уподобился знаменитому Алексею Маресьеву - герою гремевшей в послевоенные десятилетия «Повести о настоящем человеке» писателя Бориса Полевого. Однако подвиг Маресьева, вернувшегося в небо на протезах, к счастью Бориса Полевого, нашему герою повторить не удалось: он лишь получил назначение на должность начальника технической службы авиаполка легких ночных бомбардировщиков. С его же еврейским счастьем полк оказался женским. «Ночные ведьмы», как окрестили их немцы, на самом деле были славными девушками. Комсомолками, спортсменками, красавицами. И можно представить, как в таком жаждущем любви коллективе появляется 24-летний капитан, сероглазый брюнет-красавец, эффектно прихрамывающий, да еще – Герой Советского Союза! Естесссно, случилось то, что должно было случиться: во-первых, девушки единогласно избрали его комсоргом полка, во-вторых, принялись наперебой доверять ему материальную часть не только самолетов... В общем, его фронтовая биография сложилась буквально по хиту военных лет: "Первым делом, первым делом – самолеты (до ранения – прим. А.). Ну, а девушки? А девушки - потом." Потому наш герой демобилизовался не только с тяжелым физическим ранением, но и глубокой душевно-сексуальной контузией. Из-за нее долго жить ни с одной женщиной он уже не смог, маясь многоженством, страдая алиментами. А партийных выговоров за аморальное поведение он получил куда больше, чем сбил вражеских самолетов... Такая вот предыстория.
... А вот, наконец, и сама история: в разгар юбилейного веселья кто-то из гостей попросил юбиляра поведать о своих военных подвигах, но не успел тот и рта раскрыть, как вскочила геройская мама с прыткостью и громкостью, необыкновенными для 86-летнего одуванчика: - Боренька, ни слова: за столом - ДЕТИ!
ОБ ОДНОМ ПРИКОЛЕ (в продолжение истории № 12 от 27.02.02 из серии «Защита дипломных проектов»). Прекрасный майский день середины 80-х. Идет очередная защита в Киевском инженерно-строительном институте. Каждый защитник, будущий инженер-строитель докладывает свой проект на 10-12 листах чертежей большого формата, ПРИКОЛОТЫХ попарно, один над другим, на специальные двусторонние стенды. Листы ПРИКАЛЫВАЮТСЯ кнопками так, что нижний отстоит от пола примерно на полметра (этот зазор очень важен для нашей истории!). Пока один дипломник защищает от членов ГЭК (Государственной Экзаменационной Комиссии) свой итог многолетней учебы, следующий с тыльной стороны стендов ПРИКАЛЫВАЕТ кнопками свои чертежи. Когда наступает его очередь, стенды разворачивают на 180 градусов, и очередной без-20-ти-минут-инженер сдает свой главный экзамен на чин. Выпускной конвейер работает бесперебойно. Защита идет за защитой, но вдруг на очередной члены ГЭК дружно опускают очи долу, где с другой стороны стендов ПРИКАЛЫВАЕТ свои листы следующая защитница диплома. Кто-то высокий взял на себя верхние кнопки. А ей достались нижние. Присев в мини-юбчонке на корточки и ПРИКАЛЫВАЯ края листов, девица ритмично поворачивается на каблуках в разные стороны, являя членам ГЭК (извинения за натурализм!) свою рыжую «киску», нахально просвечивающую сквозь модные тогда прозрачные нейлоновые трусики. Физиономии у членов ГЭКа меняют габариты, розовеют... глаза заволакиваются похотливым туманом... слабонервные начинают хихикать... постинсультный профессор Гога Беридзе с кафедры железобетона пытается сунуть под язык нитроглицерин, но никак не попадает... А тут еще защитник диплома, которого никто уже и не слушал, сообщает, что доклад окончен. И он готов еще ответить на вопросы. Но, увы, члены ГЭКа уже не готовы их задавать. Да и вообще выходить из нирваны. И волнуются перед выходом дипломницы куда больше ее самой - а вдруг в остальном она не столь прекрасна? В общем, ступор! ... Как во все решающие моменты истории СССР, всех спасает ленинская партия. В тот исторический момент - в сурово-решительном лице заведующей кафедрой ленинизма марксизма, драной выдры Степаниды Панкратьевны Х-ко. Профессорша, черная от зависти (самой-то показать ТАКОЕ слабо!), разъяренной пантерой налетает за стендами на ничего не подозревающую девицу - типа «нашла место и время.. название защиты «Публичная» никому не дает права на легкое поведение... такие вещи порядочная девушка-комсомолка, будущий инженер-строитель, может предъявлять одному, ну, двум возлюбленным - в спальне... в стогу сена, наконец.. Но не на публичной защите, да еще Членам Государственной Экзаменационной Комиссии! В общем, предыдущего дипломника просто прогнали, стенды развернули, и народу явилась прекрасная блондинка, к тому же не крашенная, а натуральная - в чем воочию убедились члены ГЭКа. И они не смогли сдержать аплодисментов, а когда растерявшаяся и ничего так и не сообразившая красотка начала свой доклад «Уважаемые члены государственной Комиссии! Я хочу ПРЕДЛОЖИТЬ Вашему вниманию... » - ее прервал Председатель ГЭКа, управляющий крупным республиканским стройтрестом Остап Магомедович М-в. Дескать, большое спасибо! Нашим Членам вы уже предложили! Думаю, выражаю общее мнение наших членов - они оценили ПРЕДЛОЖЕННОЕ на «отлично»! Мой вопрос - куда у Вас направление на работу? Не поменяете ли в наш знаменитый трест с прекрасными традициями? Гарантирую хорошую зарплату... лично позабочусь как о молодом талантливом специалисте, отличнице диплома... быстро дадим квартиру... »... - как говорится, Остапа понесло... Размечтавшись, как он овладеет девицей, Председатель под истерическое покашливание ректора пока овладел собой, и, уже по долгу службы, обратился к остальным членам ГЭКа: «Товарищи! Есть ли еще у кого вопросы? » Естессно, у товарищей вопросов не нашлось. Да и что лучшего свежеиспеченному инженеру - красавице-комсомолке-спортсменке, да еще и натуральной блондинке, могли предложить бедные профессоры и доценты? А попросить еще ПРИКОЛОТЬСЯ с нижними кнопками нехватило духу.
ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ? Летом 1973 года украинский артист эстрады Е. Б. подвозил меня с королевским пуделем Атосом Первым с дачи в Конче Заспе домой, в Киев. С нами в «Москвиче» возвращалась и его супруга Р. Она поинтересовалась, почему у белого пуделя Атоса палевая шерсть на ушах? Я ответил - мама была белая, а папа - черный пудель. В ответ Р. впала в такую истерику, что пришлось остановиться, и муж ее еле успокоил. Я - в непонятках: так переживать из-за такой чепушички, да у чужого кобеля? Но потом узнал - на этих днях в идеальной семье ее подруги Н. разыгралась трагедия, у абсолютно белых родителей родился совершенно черный - аж фиолетовый - внук. И бедная Н. оказалась перед дилеммой - разрушить семью свою или сына. Потому как в 1947 году, пока муж-летчик служил в Петропавловске-Камчатском, у нее случился бурный роман с негром - одним из первых иностранных студентов в Киеве. Она понесла, и влюбленные обратились к Властям Предержащим с просьбой сочетать их законным браком. В те сталинские времена разговор был коротким: негра немедля выперли из страны c напутствием типа «мы тя, моль черномазую, взяли «учиться, учиться, учиться! » (В. Ленин), а не «жениться, жениться, жениться! » (Власти Предержащие). Он попытался забрать любимую с собой, в Африку. Но в те сталинские времена и с этим было строго, и те же Власти ее оставили дома без права переписки.
... Не найдя себе места в Африке, покинутая Н. горевала, не находя себе места и в Киеве. Студент-недоучка не находил себе места на родине -письма возвращались обратно, а международный телефон тогда был только у Сталина. Но всех по местам расставила Жизнь. Она взяла свое и за положенные девять месяцев подарила Н. , на память об африканском возлюбленном, мальчика. Кудрявого, голубоглазого блондина. С белой - аж розоватой - кожей. Очень похожего на нее, хотя на тайных крестинах (сталинские времена!) все утверждали, что младенец больше похож на мужа. Потому она ему не призналась. А как виноватая, стала идеальной женой. Муж ее обожал, и зажили они в мире да согласии... отыграли свою серябряную свадьбу... просто свадьбу - сына, крещенного Михаилом, с симпатичной блондинкой... И тайные (уже в сусловские времена!) крестины были на носу - а тут такая конфузия!
Потому мое откровение о черном папе Атоса разбередило у Р. свежую рану.
... Впрочем, у подруги Н. как-то образовалось. Чернокожий внук Миша рос, учился в школе, потом - в киевском университете. Вестимо, по тем временам, черный был белой вороной. Советскому народу как народу-интернационалисту частенько приходилось выполнять интернациональный долг то в Анголе, то в Афганистане - и где только не? Но отдельные представители народа - конкретные одноклассники, однокурсники, просто соседи или прохожие, чтоб далеко не ходить, частенько отдавали свой интернациональный долг Мише. И он порядком настрадался, пока выучился на дипломата да получил направление в Нигерию, к своим. Там он выбрал девицу себе в масть, точно с таким же черным - аж фиолетовым - цветом кожи. И уже в прошлом году сыграли свадьбу, а в этом у них и мальчик родился. И снова разыгралась трагедия - в семье абсолютно черных родился совершенно белый - аж розоватый - голубоглазый внук.
В коментарии № 7 от 22.02.02 (к истории №6 от 20.02.2002 - про "чеченскую беженку" в рижском трамвае) поведано о том, что в Риге лет семь тому назад ул. Гагарина переименовали в ул. Дудаева. А теперь информация к размышлению, вызванная как самой историей, так и коментарием к ней: во Львове примерно в то же время в улицу того же Дудаева переименовали улицу Пушкина. А сын покойного Черновила официально утверждает о причастности к ритуальному партийному убийству (смертная казнь через автокатастрофу) товарища Черновила по Руху Удовенка. Воистину пути и дела патриотов неисповедимы.