Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
Когда будущий математик Джордж Данциг был еще студентом, с ним произошла следующая история. Джордж относился к учебе очень серьезно и часто засиживался до поздней ночи. Однажды он из-за этого немного проспал и пришел на лекцию профессора Неймана с 20-минутным опозданием.
Студент быстро переписал две задачи с доски, полагая, что это домашнее задание. На их решение у Джорджа ушло несколько часов, и на следующий день он принес решение профессору. Тот ничего не сказал, но через несколько недель ворвался в дом Джорджа в шесть утра.
Оказалось, что студент нашел правильное решение двух ранее неразрешимых задач математики, о чем даже и не подозревал, так как опоздал на занятие и не слышал преамбулы к задачам на доске. За два часа ему удалось решить не одну, а две задачи, над которыми математики мучились тысячу лет, и даже Эйнштейн не смог найти им решение. Джордж не был ограничен славой этих задач как неразрешимых, он просто не знал, что это невозможно.
Кинорежиссер и однокурсник Шукшина Александр Митта вспоминает такую историю. Когда Шукшин пришел поступать во ВГИК, он полагал, что люди собираются, договариваются и артелью делают кино. Но оказалось, что есть главный человек, которого все слушаются, — режиссер. Тогда Шукшин решил поступать на режиссерский факультет. На экзамене М. И. Ромм попросил его: — Расскажите мне о Пьере Безухове. — Я «Войну и мир» не читал, — простодушно сказал Шукшин. — Толстая книжка, времени не было. — Вы, что же, толстых книг никогда не читали? — удивился Ромм. — Одну прочел, — сказал Шукшин. — «Мартин Иден». Хорошая книжка. Ромм возмутился: — Как же вы работали директором школы? Вы же некультурный человек! А еще режиссером хотите стать! И тут Шукшин взорвался: — А что такое директор школы? Дрова достань, напили, наколи, сложи, чтобы детишки не замерзли зимой. Учебники достань, керосин добудь, учителей найди. А машина одна в деревне — на четырех копытах и с хвостом... А то и на собственном горбу... Куда уж тут книжки толстые читать...
В 1996 году Евгению Лебедеву позвонил Михаил Александрович Ульянов и сообщил, что Союз театральных деятелей и все жюри "Золотой маски" решили вручить Евгению Алексеевичу Лебедеву высший приз в номинации "За честь и достоинство". Единственное условие - номинант обязательно должен присутствовать на вручении приза. - Какого же числа состоится церемония? - спросил Лебедев. - Тридцать первого марта, - ответил Ульянов, - приезжайте, мы ждем вас. - К сожалению, не смогу, - подумав, отказался Лебедев, - в этот день я выступаю в благотворительном концерте, посвященном памяти Стржельчика. Я указан в афише. В этой афише было много ярких имен. Выступал Спиваков со своим знаменитым оркестром. Выступали звезды Мариинского театра. В принципе, этот концерт вполне мог состояться без Лебедева. Но это был благотворительный концерт. Он был посвящен памяти товарища. Люди покупали билеты, а деньги шли на памятник Стржельчику.
Алексея Баталова пригласили на главную роль в фильме "Дама с собачкой" по рассказу А.П.Чехова. Фильм консультировала старая дворянка, дотошная и въедливая, помнившая дореволюционную эпоху. Увидев, как ходит Баталов, старушка сразу же заявила: - Он косолапит. Русские интеллигенты той эпохи так не ходили. Замечание расстроило артиста, и он взялся исправлять походку, тем более, что и режиссёр всё время делал ему замечания. Баталову это надоело, а походка никак не хотела исправляться. Поехали в Крым, в Ялту, стали обходить места будущей съёмки. И вдруг старичок-лодочник, увидев одетого для съёмок Баталова, обрадованно закричал: - Вы поглядите-ка, шляпа точь-в-точь как до революции носили! Такая была, помнится, у Антона Павловича Чехова. И между прочим, молодой человек,- обратился он к Баталову,- у вас походка чрезвычайно напоминает походку Чехова. Он тоже чуть косолапил...
Когда Ростропович стал укрывать на своей даче опального Солженицына, министр культуры Фурцева вызвала его к себе и в резкой форме заявила: - Мстислав Леопольдович! Ваша акция идёт вразрез с политикой государства, и мы вынуждены соответственно отреагировать. За границу посылать не будем, можете гастролировать по стране. Ростропович удивился: - А что, концерты на Родине вы считаете наказанием?
Внучка писателя Валентина Катаева рассказывала, как её подружке в школе задали написать сочинение о том, что именно Катаев вложил в образ Вани из повести "Сын полка". Подружка пришла к Катаевым в гости и спросила об этом самого писателя, взяв его слова за основу своей работы. В итоге за сочинение она получила тройку с минусом с комментарием, что Катаев думал совсем о другом.
В конце 1919 года Рауль Капабланка в стенах английского парламента дал сеанс одновременной игры для депутатов. Капабланка, конечно же, победил с огромным преимуществом. Один из репортеров спросил у него, какого он мнения об игре своих противников. Вот что он услышал в ответ: "Глубоких стратегических замыслов я у них не обнаружил, но в плане тактическом они проявили известную выдумку. Одни пытались сделать лишний ход, другие возвращали на доску уже снятую фигуру в надежде на то, что я этого не замечу, третьи производили за моей спиной некоторые перестановки в своей позиции... В общем, на месте избирателей, направивших этих джентльменов в парламент, я бы держал их под постоянным присмотром..."
У режиссера Райзмана разболелся зуб, и врач в поликлинике рекомендовал зуб удалить, предложив сделать это хоть сию секунду. Но Райзман был человеком мнительным и в обычной поликлинике рвать зуб не захотел. Пришел домой, узнал через знакомых телефон знаменитого дантиста, позвонил, и тот назначил время приема — в три часа следующего дня. Кое-как Райзман дотерпел до утра и поспешил на прием заранее. Пришел за полчаса, в приемной его встретил ассистент профессора, по всей видимости, практикант, и усадил в кресло. Профессор выглянул и сказал практиканту: «Начинайте! Вот инструмент, вот щипцы... Не робейте! Когда-нибудь же надо учиться...» И ушел куда-то, так что Райзман и слова не успел сказать. И начался кошмар. Неопытный практикант сразу же зуб сломал, потом стал долбить, извлекая осколки. Ровно в три в кабинет снова заглянул профессор и, постучав по циферблату, сказал: — Заканчивайте скорее! Ко мне в три часа должен прийти известный кинорежиссер Райзман...
Физик Георгий Гамов бежал в США из сталинской России. Говоря о том, что с ученым в эпоху политической нестабильности может приключиться все что угодно, он рассказывал такую историю: "Вот сюжет, который поведал мне один из моих друзей, Игорь Тамм (Тамм — лауреат Нобелевской премии по физике 1958 года). Однажды, когда город был занят красными, Тамм (в те времена профессор физики в Одессе) заехал в соседнюю деревню узнать, сколько цыплят можно выменять на полдюжины серебряных ложек — и как раз в это время деревню захватила одна из банд Махно. Увидев на нем городскую одежду, бандиты привели Тамма к атаману — бородатому мужику в высокой меховой шапке, у которого на груди сходились крест-накрест пулеметные ленты, а на поясе болталась пара ручных гранат. — Сукин ты сын, коммунистический агитатор, ты зачем подрываешь мать-Украину? Будем тебя убивать. — Вовсе нет, — ответил Тамм. — Я профессор Одесского университета и приехал сюда добыть хоть немного еды. — Брехня! — воскликнул атаман. — Какой такой ты профессор? — Я преподаю математику. — Математику? — переспросил атаман. — Тогда найди мне оценку приближения ряда Макларена первыми n-членами. Решишь — выйдешь на свободу, нет — расстреляю.
Тамм не мог поверить своим ушам: задача относилась к довольно узкой области высшей математики. С дрожащими руками и под дулом винтовки он сумел-таки вывести решение и показал его атаману. — Верно! — произнес атаман. — Теперь я вижу, что ты и вправду профессор. Ну что ж, ступай домой.
Кем был этот человек? Никто не знает. Если его не убили впоследствии, он вполне может преподавать сейчас высшую математику в каком-нибудь украинском университете".
На эпизодическую роль в фильме «Убийство на улице Данте» был приглашен малоизвестный актер. Вспоминает артист М. Козаков: «Этот актер в кадре выглядел крайне зажатым, оговаривался, останавливался, извинялся... Ромм его успокаивал, объявлял новый дубль, но история повторялась... Михаил Ильич был сторонником малого количества дублей... А злополучный эпизод «кабачка» снимали уже не меньше пятнадцати раз. Нонсенс! Съемка не ладилась, нервозность дебютанта передалась всем окружающим. На застопорившийся кадр ушла чуть ли не вся смена. Ассистенты режиссера предложили заменить бездарного актера. Ромм вдруг побагровел, стал злым (что с ним редко случалось), и шепотом сказал: — Прекратите мышиную возню! Актер же все чувствует. Ему это мешает. Неужели вы не видите, как он талантлив?! Снимается первый раз, волнуется. Козакову легче: у него большая роль, он знает — сегодня что-то не выйдет, завтра наверстает, а эпизод — это же дьявольски трудно! И артист этот еще себя покажет. Надо сказать, что все, в том числе и я (к стыду своему), удивились словам Михаила Ильича о талантливости этого с виду ничем не примечательного провинциала. А им был Иннокентий Смоктуновский!»
В былые времена политучеба была неотъемлемой частью театральной жизни. Обкомы, горкомы, райкомы твердо полагали, что без знаний ленинских работ ни Гамлета не сыграть, ни Джульетту. Так что весь год – раз в неделю занятия, в финале строгий экзамен. Народных артистов СССР экзаменовали отдельно от прочих. Вот идет экзамен в театре им. Моссовета. Отвечает главный режиссер Юрий Завадский: седой, величественный, с неизменным острозаточенным карандашом в руках. «Юрий Александрович, расскажите о работе Ленина “Материализм и эмпириокритицизм”». Завадский задумчиво вертит в руках карандаш и величественно кивает головой: «Знаю. Дальше!» Райкомовские «марксоведы» в растеренности: «А о работе Энгельса “Анти-Дюринг”? Завадский вновь «снисходит кивнуть»: «Знаю. Дальше!..»
Следующей впархивает Вера Марецкая. Ей достается вопрос: антиреволюционная сущность троцкизма. Марецкая начинает: «Троцкизм… это…» И в ужасе заламывает руки: «Ах, это кошмар какой-то, это ужас какой-то – этот троцкизм! Это так страшно! Не заставляйте меня об этом говорить, я не хочу, не хочу!!» Не дожидаясь истерики, ее отпускают с миром. До следующего года.
Рассказывает Александр Абдулов: «После одной гнусной статьи, я пришел к главному редактору, говорю : "Скажите, кто это написал? Чей это псевдоним?". Так и не раскрыли мне его. И вдруг: я сижу у себя в кабинете, и входит девушка, довольно страшненькая, слезы в глазах. Говорит: "Это я, та, которая написала. Мне сказали, что вы мне голову оторвете!". Поставила сумочку на диван и плачет. Вдруг: что меня дернуло? Говорю: "Можно на минуточку?". Вывел ее из кабинета, вернулся - а в сумочке - работающий диктофон. Я вынул кассету, завел обратно и говорю: "Так что вы хотели узнать? Да, я отрежу вам голову...". И начал рассказывать, как буду расчленять ее детей, родственников, что сделаю с ее бабушкой... У нее светились от счастья глаза! Только обидно, говорю, что вы не записали это. И тут с ней началась истерика».
Нил Фёдорович Филатов (педиатр, в честь которого позже назвали Филатовскую больницу) был страстным шахматистом. Одно время он стал приходить домой из больницы довольно поздно. Жена учинила ему допрос, и он покаялся: - Я уходил уже, и вижу - сидит гимназист и сам с собою партию в шахматы играет. А ну-ка, говорю, поставь фигуры, я с тобой сыграю. Думал обыграть его в несколько минут. А он мне мат закатил. На другой день - опять мат. Я на третий день уже не мимоходом играю, а нарочно приехал раньше, играю изо всей силы, а он мне опять шах и мат. И на четвёртый день - всё шах и мат!!! Гимназист этот был будущий чемпион мира Алёхин.
Когда после победы Октябрьской революции 1917 года Троцкий впервые появился в Министерстве иностранных дел, то нашёл там только двух старых курьеров. Все чиновники разбежались, а эти двое никак не могли решиться не идти на службу. Троцкий приказал им провести себя в кабинет министра, сел за письменный стол и начал читать лежавший на столе документ. Это был какой-то мелкий запрос голландского правительства. Троцкий хотел, чтобы дипломатическая работа не прерывалась, поэтому сам написал ответ, запечатал в конверт, а конверт адресовал "Его Превосходительству господину голландскому посланнику". Затем он позвал одного из двух оставшихся курьеров и передал ему пакет для отправки. Курьер прочёл адрес и покачал головой: - Позвольте заметить: есть голландская сельдь, есть голландский сыр, но голландского посланника не существует, есть посланник нидерландский. Так молодая советская дипломатия получила первый урок дипломатического протокола.
В качестве камер-юнкера Пушкин часто бывал у высокопоставленных особ, которые на всякий выдающийся талант, как литературный, так и артистический, все еще продолжали смотреть как на нечто шутовское и старались извлечь из такого таланта как можно более для себя потешного. Пушкину претило подобное отношение к художнику, и он протестовал при помощи метких, полных сарказма экспромтов. Явившись раз к высокопоставленному лицу, Пушкин застал его валяющимся на диване и зевающим от скуки. При входе поэта вельможа, разумеется, и не подумал изменить позы, а когда Пушкин, передав что было нужно, хотел удалиться, то получил приказание произнести шуточный экспромт. — Дети на полу – умный на диване,— сквозь зубы сказал раздосадованный Пушкин. — Ну, что же тут остроумного, возразила особа, — де-ти на по-лу, умный на диване. Понять не могу... Ждал от тебя большего. Пушкин молчал. Важная особа, повторяя фразу и перемещая слоги, дошла наконец до такого результата: детина полуумный на диване, после чего, разумеется, немедленно и с негодованием отпустила Пушкина.
Во время своего визита в Россию в 1897 году кайзер Вильгельм II посетил 85-й Выборгский полк в Петербурге. После отдачи церемониальных почестей, во время смотра, кайзер подошёл к полковому трубачу и спросил, за что полку пожалованы серебряные трубы. - За взятие Берлина, Ваше Императорское Величество, - рявкнул трубач. - Ну, этого больше не повторится, - немного смущённо сказал Вильгельм. - Не могу знать, как прикажет нам наше Императорское Величество, - так же громко сказал трубач. Кайзер молча пошёл дальше...
Однажды в Большом театре шла опера «Дон Карлос». Партию короля Филиппа пел Шаляпин, великого инквизитора — Василий Петров. Надо сказать, что Петров преклонялся перед гением Шаляпина, а Шаляпин, в свою очередь, высоко ценил голос и талант Петрова. Перед началом третьего действия Петров сказал Шаляпину: — А ведь я тебя сегодня перепою, Федя! — Нет, Вася, не перепоешь! — ответил Шаляпин. — Перепою! — Нет, не перепоешь! Начался акт. Петров, обладавший могучим голосом, завершил фразу громоподобным раскатом, который заглушил оркестр и заполнил весь театр — от партера до галерки. В какие-то доли секунды Шаляпин понял, что это перекрыть уже нельзя. И на слова великого инквизитора король Филипп неожиданно ответил… шепотом. Он прошептал свою реплику в абсолютной тишине, и от этих слов, гениально произнесенных Шаляпиным, в зале буквально повеяло зловещим холодом. Успех был полный, и овация продолжалась несколько минут. Когда закрылся занавес, Шаляпин шутливо подмигнул Петрову: — Вот так-то! А ты орешь во всю глотку!..
Однажды во время гастрольной поездки по Грузии Евгений Весник отстал от поезда. Выскочил на перрон в дорожной пижаме и тапочках, и пока торговался с продавцом привокзального киоска, поезд ушел. Ни денег, ни документов, ни знакомых... Но по странной случайности в кармане пижамы оказалась фотография, на которой Весник был снят рядом со знаменитой цыганской певицей Лялей Черной. В привокзальной милиции, куда артист обратился, сказали, что поезд будет только завтра. И тут Весник увидел, что в привокзальном скверике расположился небольшой табор. Словно по наитию, артист отправился к цыганам, показал фотографию и поразился тому, как благоговейно они относятся к своей звезде. Его тут же одели с головы до ног, подарили часы, дали денег, накормили, напоили, посадили в легковой автомобиль и отправили догонять поезд.
Вскоре после возвращения в Москву Весник отправил деньги цыганам, но те вернули их обратно телеграфным переводом.
Эта история, похожая на анекдот, произошла, однако, на самом деле. Когда Сергей Бондарчук снимал в Ленинграде на Дворцовой площади «Красные колокола», к нему подошла старушка: — Чего это у вас тут? Что за шум? Бондарчук отвечает: — Штурм Зимнего, бабушка. — Почему Зимнего? — удивилась старушка. — Они же теперь в Смольном!..
Несколько забавных эпизодов произошло во время съемок фильма «Полосатый рейс». Работали артисты на пароходе «Матрос Железняк». Тигров ежедневно выпускали из клеток на палубу, для того чтобы они постепенно привыкли к месту. Но тигры есть тигры, и сниматься с ними Леонов мог, только отгородившись пуленепробиваемым стеклом. Так оградили перед съемками ванну, в которой должен был купаться Леонов, причем он лично проверил стекло на прочность. Но когда установили освещение, оператор заявил, что стекло будет давать блики, и зритель сразу обо всем догадается. Режиссер решил стекло убрать, но Леонову об этом не говорить. Как только Леонов разделся и плюхнулся в ванну (под ней спрятали дрессировщика), стекло незаметно убрали и впустили в павильон тигра, который сразу направился к артисту и стал его обнюхивать. Тот открыл глаза и... Остальное зрители видели — Леонов ахнул, голышом выскочил из ванны и бросился бежать, роняя хлопья пены. Так что игры тут не было — все произошло самым натуральным образом.
Один известный и заслуженный работник кино, находясь уже в престарелом возрасте, женился на молоденькой актрисе. Случай вовсе не редкий в артистической жизни, но, тем не менее, представляя свою молоденькую жену, заслуженный работник отшучивался: — Вот женился, но, как говорится, на появление наследников не надеюсь. На что Георгий Бурков заметил: — Надеяться, конечно, не нужно, но опасаться стоит!
Шаляпин начал свою артистическую карьеру с того, что пятнадцатилетним юношей обратился в дирекцию казанского театра с просьбой прослушать его и принять в хор. Но из-за мутации голоса он спел на прослушивании чрезвычайно плохо. Вместо Шаляпина в хористы приняли какого-то долговязого девятнадцатилетнего парня, с чудовищным «окающим» говором. Свое первое фиаско Шаляпин запомнил на всю жизнь, а долговязого конкурента надолго возненавидел. Много лет спустя в Нижнем Новгороде Шаляпин познакомился с Максимом Горьким и между прочим рассказал о своей первой певческой неудаче. Горький рассмеялся: — Дорогой Феденька, так это ж был я! Меня, правда, скоро выгнали из хора, потому что голоса у меня вообще не было никакого.
С Сергеем Михалковым я дружу, пожалуй, года с тридцать пятого. Вы знаете о его небольшом дефекте — речевом. Как-то шел он по улице Горького, увидел меня, подходит, взволнованно что-то пытаясь сказать. Я его опередил словами: — Если насчет денег, даже не заикайся! Надо заметить, когда речь шла о деньгах, он… не заикался! — Н-нет! Я иду… из ре-ре-дакции «Пра-авды». С-с-да-ал… — Пауза. — Две-две-ести строк. — И абсолютно не заикаясь добавил: — Получил сто сорок рублей. Правда, здорово?! Уже в послевоенные годы мы поехали с Сережей Михалковым в Одессу, намереваясь писать сценарий. Сергей говорит: — 3-значит, так: восемь часов спим, д-два часа работаем, д-два часа гуляем, д-два в день — на еду, д-два — на баб, еще д-два часа мне, чтобы вылечиться от з-заикания. В Одессе это умеют… И вот тут-то произошел знаменитый диалог писателя с милиционером. Дело было на одесском вокзале: долговязый Михалков видит маленького милиционера. Манит его к себе пальцем и произносит: — А с-скажите, где тут у вас з-знаменитая школа з-заикания? Милиционер, настоящий одессит, в ответ: — 3-зачем вам школа? В-вы же и так в-великолепно з-з-заикаетесь!
Рассказывают, что некий театральный администратор Яков Моисеевич Гитман, как это ни удивительно, очень любил давать деньги в долг. Еще более удивительно то, что давал он в долг денег ровно в два раза больше, чем у него просили. К примеру, попросят сотню - он немедленно выдает две, попросят двести - он вытаскивает четыреста и т.д. Михаил Яншин попробовал однажды провести эксперимент. Он подошел к Гитману и попросил сумму совершенно абсурдную по тем временам: - Яков Моисеевич, не могли бы вы ссудить мне двадцать тысяч рублей? - Разумеется, - невозмутимо ответил Гитман. - Приходите вечерком... И вечером вместо двадцати тысяч, к удивлению всех участников эксперимента, были принесены сорок тысяч. Яншин, вежливо поблагодарив, от такой огромной суммы отказался. Но попросил Якова Моисеевича объяснить, наконец, всем присутствовавшим, почему он всегда дает взаймы ровно в два раза больше, чем у него просят. - Видите ли, - сказал Яков Моисеевич, - если даешь столько, сколько просят, то иногда человек забывает возвратить долг. Когда же даешь в два раза больше, человек невольно запоминает столь необычный и непонятный поступок, немножко пугается этой необычности, а потому старается поскорее рассчитаться с долгом. Через несколько дней Яншину представилась возможность отблагодарить Якова Моисеевича добром за добро - администратору понадобилась десятка, для того чтобы купить какую-то мелочь в буфете Дома кино, и случайно оказавшийся поблизости Яншин со словами: "Учителю от ученика!" - вручил тому два червонца.
Рассказывает Анастасия Вертинская: "Помню, как однажды отец решил отправить нас с сестрой в пионерский лагерь. Само решение пришло к нему так: мы сидели за столом с двумя боннами, он внимательно посмотрел на меня и на Машу и сказал моей маме: "Лиля, у меня такое впечатление, что мы воспитываем наших дочерей не как советских гражданок". Тогда-то нас и снарядили в пионерский лагерь. Нам собрали два кожаных немецких чемодана, туда положили шерстяные гамаши, рейтузы, свитера, платья - такие, третьи, десятые, дали гору продуктов и отправили радостно туда, где должны сделать из нас этих самых советских гражданок. О, это был опыт, действительно! Ничего не помню об этом лагере, кроме дикого чувства голода и еще как мы ходили с Машей воровать хлеб ночью в столовую и как ели чернику в лесу. Вначале она отгоняла от меня комаров, потом я. А когда мы приехали домой, у нас был один фибровый чемодан на двоих, в котором сестре принадлежала майка голубая, застиранная, с вышитым "Коля К.", а у меня были сатиновые трусы, на которых было вышито "4-й отряд". И с диким матом на все буквы алфавита, расчесывая вшивые головы до крови, мы ввалились в квартиру. Не поздоровавшись с ошеломленными папой и мамой, мы рванули на кухню и руками стали есть котлеты, так же матерясь, пукая и рыгая. Остолбенелый папа долго стоял в прихожей, потом как-то молча ушел в свой кабинет и долго сидел там в большой растерянности. Бабушка стала изучать наши волосы и обнаружила лагерных вшей. Нам намазали головы керосином, завернули в полотенца и стали ждать, пока пройдет двое суток, после которых вши должны погибнуть, но когда развернули полотенца, вши ползли не обращая никакого внимания ни на бабушку, ни на ее керосин. Тогда нас обрили наголо и отправили с двумя боннами на курорт - вновь отдыхать после лагеря".
Задумав фильм о Щорсе, Довженко собрал творческую группу и стал объяснять примерный план съемок. Он рассказал о революционной деятельности Щорса, поведал о его подвигах на фронтах гражданской войны, о его сообразительности и находчивости в трудных ситуациях. Один из слушателей, бывший участник гражданской войны на Украине, воевавший вместе со Щорсом, все внимательно слушал, а потом сказал: — Но ведь этого же ничего не было. — Если снимем хорошо, значит, было, — ответил Довженко. Так был сформулирован творческий принцип кинематографа и телевидения во все времена.
Однажды в Париже советский драматург Иосиф Прут обедал с Пабло Пикассо и поэтом Олегом Леонидовым. Пикассо спросил: - А кто-нибудь в Москве покупает мои работы? - Конечно,- ответил Прут. - Недавно мне предложили. Но это оказалось фальшивкой: так сказали искусствоведы. - А что было на полотне? - Цветы. И внизу подпись: П.Пикассо. - И вы не купили? Дурак! - За что столь сурово?- удивился Прут. - Привезли бы картину сюда. Я бы на ней написал: "Это не Пикассо". И подписался бы: "Пабло Пикассо". Вот вам и большие деньги!
Однажды А.Дюма-отец решил драться на дуэли с одним молодым человеком. Они бросили в шляпу две бумажки на одной из которых было написано слово «смерть». Вытянувший эту надпись должен был застрелиться. Роковой жребий достался Дюма. Делать нечего, вместе с пистолетом он удаляется в комнату... раздается выстрел... Спустя еще несколько мгновений дверь отворяется, выходит Дюма с дымящимся пистолетом и с удивлением говорит: — Я промахнулся!
У немецкого ботаника Карла Гебеля был один знакомый художник. Однажды этот художник попросил учёного дать оценку его новой картине "Грехопадение". Гебель очень долго присматривался к картине, а потом заявил, что картина никуда не годится, поскольку не соответствует исторической истине. На изумление художника он ответил словами: - Сорт яблок, одно из которых Ева предлагает Адаму, был выведен только 80 лет назад.
Когда в СССР развернулась борьба с космополитизмом, известному дирижёру Борису Хайкину предложили сменить фамилию. Он ответил: - Фамилию менять не стану, но готов на компромисс - согласен заменить вторую букву; тогда моя фамилия будет звучать совсем по-русски.
Конструктора артиллерийских систем Грабина в канун 1942 года пригласил к себе Сталин и сказал: - Ваша пушка спасла Россию. Вы что хотите - Героя Социалистического Труда или Сталинскую премию? - Мне всё равно, товарищ Сталин. Дали и то, и другое.
У Гайдая была собака Рича — существо очень понятливое и умное. Хозяин научил ее многим штучкам.
Она могла, например, приносить по команде тапочки и газету. Причем, из стопки газет брала только верхнюю. Если он посылал ее за газетой еще раз, Рича снова брала из стопки верхнюю.
Гайдай частенько разыгрывал гостей, демонстрируя феноменальные способности своей собаки. Например, он заявлял, что собака его умеет читать, по крайней мере способна отличить газету «Советская Россия» от «Советской культуры», а «Советский спорт» от «Комсомолки»...
Сидя с гостем в комнате, он говорил, к примеру, так:
— Вы знаете, в сегодняшней «Советской культуре», если я не ошибаюсь, статья про меня. Эй, Рича, принеси-ка мне «Советскую культуру».
Собака шла в спальню, брала из стопки верхнюю газету и приносила.
— Нет, — говорил Гайдай, бегло просматривая газету. — Это не здесь. А принеси-ка мне, Рича, «Советскую Россию», — просил он, зная, что теперь сверху лежит именно эта газета.
Собака шла в спальню и, к изумлению гостя, приносила названное хозяином издание. Но и здесь нужной статьи не оказывалось. И тогда Гайдай посылал собаку за «Комсомолкой». В конце концов собака приносила подряд все восемь газет, которые выписывал Гайдай, а гость к этому времени уже полностью терял дар речи.
Однажды учитель спросил будущего великого греческого математика Евклида: - Что бы ты предпочёл: два целых яблока или четыре их половинки? - Конечно, четыре половинки. - А почему?- спросил учитель.- Ведь это одно и то же. - И совсем не одно и то же,- ответил будущий математик.- Выбрав два целых яблока, как я смог бы узнать, червивые они или нет?
Журналисты травили Хемингуэя со всех сторон, даже те, кто прикидывался его друзьями. Однажды он и его четвертая жена Мэри сидели в баре, и вошел корреспондент какого-то американского журнала, подошел к Эрнесту: "Как я рад тебя видеть!" - и побежал к стойке купить бутылку... Но Хем сказал: "Ты знаешь, я не пью. Я на диете". - "На какой диете? Когда я вошел, ты держал стакан с выпивкой!" - "Нет, я на особой диете. Я не пью с дерьмом".
Однажды Рубен Николаевич Симонов решил провести воспитательную работу среди актеров театра. Перед репетицией он собрал артистов и начал свой монолог: - Я последнее время за вами наблюдаю, наблюдаю… И вот что я хочу вам сказать: вы ничего не понимаете в жизни! Ни-че-го! Вам надо ездить в метро, в троллейбусе, ходить по улице, знакомиться с людьми. Вы совершенно не знаете жизни! Вам надо знать жизнь!.. Кто-то из актеров театра с ехидцей перебил мэтра: - Рубен Николаевич, простите! Сколько стоит проезд в метро? (стоимость проезда тогда была 5 копеек) - Как сколько?, - возмутился Симонов. - Рубль!
Фёдор Иванович Тютчев очень томился в Петербурге и только дожидался момента, когда сможет возвратиться за границу. Он часто говорил: - Я испытываю не тоску по родине, а тоску по отъезду. Вскоре после дуэли Пушкина и Жоржа Дантеса Тютчев поинтересовался у приятеля, к чему приговорён Дантес. - Он будет выслан за границу в сопровождении фельдЪегеря. - Вы в этом вполне уверены? - Совершенно уверен. - Пойду Жуковского убью,- сказал Тютчев.
Однажды Леонид Осипович Утесов засиделся в гостях у режиссера Московского цирка Арнольда Григорьевича Арнольда. Арнольд стал уговаривать Утесова остаться: чего, мол, переться через всю Москву на ночь глядя, вот тебе кушетка, ложись и спи. Утесов ни в какую не соглашался. Мотивировал тем, что боится огромной собаки Арнольда, на которую и днем-то смотреть страшно, а ночевать с ней в одной квартире тем более. Да еще эта кушетка, которую хозяин предлагал для ночлега: Утесов знал, что обычно собака спит именно на ней, и не без оснований опасался, что зверюга будет недовольна. И только когда Арнольд пообещал, что запрет собаку в чулан, Утесов согласился и остался.
Ночью раздался грохот, и на спящего Утесова обрушилось нечто громадное и тяжелое. Эта собака вырвалась-таки из заключения и прыгнула на законную кушетку. Она устроилась в ногах Утесова и всем видом показывала, что не уйдет ни за что. Перепуганный Утесов сдавленным голосом позвал Арнольда на помощь, причем, что интересно, по-еврейски. Хозяин пришел, прогнал собаку, долго озадаченно смотрел на Утесова и, наконец, спросил: «Ледя, вот никак не могу в толк взять: почему ты меня по-еврейски позвал, никогда в жизни на идиш не общались?..» На что Утесов плачущим голосом ответил: «Чтобы твоя чертова собака не поняла, зачем я тебя зову!»
Александр Дюма писал "Трёх мушкетёров" для газеты. За работу писателю платили построчно- то есть за каждую строку Дюма получал гонорар. Чтобы побольше заработать, автор придумал мушкетёру Атосу слугу, который разговаривает односложно: - Да! - Нет! Когда Дюма писал "Двадцать лет спустя", ему платили уже за количество слов. Тогда слуга Атоса стал более разговорчивым...
Как-то, в самом начале своей актерской биографии, русская звезда Анна Самохина поехала на гастроли в Сыктывкар. Поселили ее в какой-то затрапезной гостинице, контингент которой оставлял желать лучшего. В основном это были командированные мужчины исключительно помятого вида. Рано утром предстояло ей лететь на концерт в тайгу, в балки к лесорубам. Поднявшись пораньше, Анна Самохина сделала тщательный макияж, уложила волосы, надела ярко-красный, в белую полоску пиджак. Блузку с белыми кружевами. Туфли на высоченной шпильке. Чулки тоже кружевные. В общем, постаралась хорошо выглядеть, чтобы произвести приятное впечатление. Спускается она на лифте с пятого этажа. На первом этаже двери лифта открываются и прямо перед ней предстает несвежего вида мужик — в помятом костюме и почему-то с двумя подушками под мышками. Увидев женщину необыкновенной красоты, мужик остолбенел, не понимая, где находится. Прямо перед ним, в восемь часов утра, такое видение!!! — Извините, это лифт? — заикаясь, но стараясь быть предельно интеллигентным, вежливо поинтересовался он у Ани.
Секретарь Шаляпина по имени Пётр пытался оберегать великого певца от назойливых журналистов. Как-то в гостиницу к Шаляпину пришёл известный театральный критик. Пётр встретил его, сказал, что Шаляпин очень занят, но на все вопросы может ответить он. Критик спросил: - Каковы планы маэстро Шаляпина на ближайшее будущее? Пётр начал излагать: - Сначала мы едем в Милан, где будем петь в Ла Скала, затем в Лондоне дадим концерт в честь короля Англии, потом... Тут из соседней комнаты прогремел Шаляпин: - Пётр, всё отлично! Только не забудь взять меня с собой!
Однажды великий французский сатирик Франсуа Рабле очутился в денежном затруднении: ему нечем было заплатить за проезд из Лиона в Париж. Но не в натуре Рабле было унывать и "ждать у моря погоды". Он насыпал в три бумажных пакета сахарного песку, надписал на них: "Яд для короля", "Яд для королевы", "Яд для дофина" - и положил их на видном месте. Служанка гостиницы, убирая комнату, прочла надписи и побежала к хозяину. Тот вызвал стражу. Рабле схватили и под конвоем отправили в Париж. Представ перед прокурором, он поторопился признаться в своей проделке и, прежде чем блюститель закона успел опомниться, проглотил "яды".
На одной из лекций знаменитый немецкий патолог Рудольф Вирхов удалил у жабы часть мозга. Жаба стала конвульсивно дёргаться, а в аудитории раздался смех. Вирхов же спокойно продолжал: - Теперь вы видите, господа, как мало мозга надо для того, чтобы развеселилась целая аудитория!
Когда Марк Шагал жил в Витебске, у него в друзьях был некий Собсович. У Шагала была трудная ситуация: работы живописца были непонятны публике, и никто их не покупал. Собсович, который сам занимался живописью, подал Марку идею: - Дай мне несколько твоих работ. Я их "подправлю" и стану всем говорить: "Безобразие! Находятся же такие типы, что подделываются под Шагала!" Это, вне всякого сомнения, вызовет к тебе интерес, и твои картины станут покупать! Так началась слава Марка Шагала.
Как-то раз легендарного маршала Семёна Будённого пригласили на открытие нового памятника героям Гражданской войны. Маршал приглашение принял, но прибыв на церемонию и увидев сам памятник, отказался его открывать, сказав, что он поставлен белым!!! Назревал скандал. Среди присутствовавшего начальства поднялась паника. А Будённый невозмутимо пояснил, что по драгунскому уставу (принятому в РККА даже у казаков) хвосты коням подстригали. А по казачьему (принятому в Белой армии) - нет. На памятнике конь был изображён с пышным не подстриженным хвостом.
Как-то Булата Окуджаву спросили, кем бы он хотел быть в дореволюционной России. Тот ответил, что хотел бы иметь небольшое имение, содержать крестьян, разводить собак. Его тут же вызвали в ответственные органы, и молодой оперуполномоченный потребовал ответа: правда ли Булат Шалвович желает быть помещиком? - Да,- ответил Окуджава.- А вы кем бы хотели быть? - Конечно, крепостным,- ответил опер.
В 1926 году молодой Валентин Катаев написал повесть «Растратчики» — забавную и драматическую историю о том, как некий советский бухгалтер с неким кассиром, забрав двенадцать тысяч казенных денег, принялись их пропивать и прогуливать, предчувствуя неизбежность конца, оттягивая его, страшась, замалчивая и внутренне содрогаясь. Повесть была замечена за рубежом и вышла во Франции в переводе Андрэ Беклера. Но то ли во французском языке не нашлось вполне соответствующего слова, или переводчик пожелал прельстить читателей «русским колоритом», — словом, почему-то название книги переведено не было и на обложке ее большими красными буквами красовалось: «Rastratchiki». В небольшой газете «Le Soleil» («Солнце») о книге была помещена заметка. Начиналась она так: «Растратчиками называют в России государственных чиновников, занимающихся финансами». Автор рецензии, конечно, не подозревал, какая доля иронии заключается в его словах!
Однажды венгерский композитор и дирижёр Ференц Легар признался друзьям, что за бесплатный обед он даёт своей квартирной хозяйке уроки музыки. Кто-то из друзей поинтересовался: - У неё что, есть дарование? Легар ответил: - Конечно! Особенно хорошо ей удаются пирожки!
Зимой на Неве ставились рогатки, чтобы после наступления темноты не пропускать никого ни в город, ни из города. Однажды император Петр I решил сам проверить караулы. Подъехал он к одному часовому, прикинулся подгулявшим купцом и попросил пропустить его, предлагая за пропуск деньги. Часовой отказывался пропускать его, хотя Петр дошел уже до 10 рублей, суммы по тем временам очень значительной. Часовой же, видя такое упорство, пригрозил, что будет вынужден застрелить его. Петр уехал и направился к другому часовому. Тот же пропустил Петра за 2 рубля. На следующий день был объявлен приказ по полку: продажного часового повесить, а полученные им рубли просверлить и подвесить ему на шею. Добросовестного же часового произвести в капралы и пожаловать его десятью рублями.
Борис Ливанов рассказывал о том, как на Цветной бульвар, в издательство «Искусство», пришел один старый кинокритик за гонораром и, получая деньги, произнес фразу, которая многим показалась странной: — Приятно получать деньги там, где ты когда-то их тратил. Однако, смысл этих слов понятен тем, кто знает, что до революции именно в этом здании находился один из лучших московских борделей «Нимфа».
Однажды Демосфен застал в своем доме вора, который с вещами собирался вылезти в окно. Вор смутился: - Прости меня, Демосфен! Я не знал, что это твои вещи. Демосфен удивился: - А разве ты не знал, что это не твои вещи?
Дебют Шаляпина на оперной сцене был весьма запоминающимся. Шаляпин в то время был главным статистом в театре. Ему поручили бессловесную роль кардинала, который должен был торжественно проследовать через всю сцену в сопровождении свиты. Перед первым в жизни выходом на сцену Шаляпин так волновался, что у него дрожали ноги и руки. Он долго объяснял бестолковым младшим статистам их обязанности, в тайне предвкушая, как ахнет зал от их величественного шествия. — Следуйте за мной и делайте все так же, как я! — приказал он свите и вышел на сцену. Но едва сделав шаг, Шаляпин в волнении наступил на край своей длинной красной мантии и рухнул прямо на пол! Сопровождавшая кардинала свита решила, что так и надо, и тоже упала! Главный статист героически пытался встать на ноги, выпутаться из широкой мантии — бесполезно. Барахтаясь в кардинальском облачении, он так и прополз на четвереньках через всю сцену! А за ним, также конвульсивно подрагивая, ползла свита… Публика хохотала до колик. Едва Федор Иванович оказался за кулисами, его схватил взбешенный режиссер и спустил с лестницы, дав будущему украшению русской сцены хорошего пинка под зад.
Градоначальником в Петербурге с 1881 по 1885 год был известный книгоиздатель Глазунов. В это время к несчастью в городе пронеслась эпидемия холеры. Иван Ильич самоотверженно боролся с этой болезнью всеми доступными в то время средствами. Вот, в какой-то момент холера пошла на убыль, что, естественно, подняло всем настроение. Председатель санитарной комиссии в тот момент был в отъезде и Глазунов радостно ему телеграфировал: - Холера идёт на убыль. Буду рад, если петербуржцы, наконец, передохнут. Тот ответил: - Телеграмма неясна. Никак не могу понять, на какой гласной в последнем слове следует поставить ударение?
Виктор Павлов, сыгравший бандита Мирона Осадчего в картине "Адьютант его превосходительства", вспоминает: "После премьеры фильма стою я в очереди в магазине. Очередь небольшая, человека четыре, а девушка без очереди лезет. Я ей культурно объясняю, что я ее пропущу, но зачем впереди бабушек лезть? Она повернулась и говорит: "Вы как в кино гад, так и в жизни".
Эту историю рассказывают многие, и в ней звучат разные фамилии. Режиссер Леонид Трауберг рассказывал так: Алексей Денисович Дикий однажды обиделся на Никиту Богословского, который накануне его разыграл. У Богословского вообще было много жертв розыгрыша, которые мечтали ему отомстить при удобном случае, а удалось это только Алексею Дикому. Придумал он вот что. Однажды хорошенько напоил композитора, а когда тот мирно уснул, его погрузили в легковую машину, отвезли в аэропорт и отправили в Новосибирск. Следом в Новосибирское отделение Союза композиторов дали срочную телеграмму за подписью известного чиновника МВД о том, что в городе может появиться аферист, который, пользуясь феноменальным внешним сходством с известным советским композитором Никитой Богословским, ходит по учреждениям, и выпрашивает от его имени крупные суммы денег, якобы на билет на самолет... Проснувшись во время долгого перелета, Богословский понял, что над ним жестоко подшутили. Он, конечно, попытался мобилизовать свое чувство юмора, и, немного успокоившись, сразу после посадки самолета отправился в местный Союз композиторов. Он зашел в кабинет председателя Союза, и не успел назвать себя, как тот ухмыльнулся и нажал кнопку на столе. Тут же появился наряд милиции, на ошеломленного Богословского надели наручники и увезли в отделение милиции, где композитор просидел целые сутки, пока все не разъяснилось.
Известный "банный эпизод" культового фильма "Ирония судьбы или С легким паром" снимался ночью в холодном коридоре "Мосфильма", как раз накануне дня рождения одного из его участников -- Александра Ширвиндта. И вспоминает он об этом с огромнейшим удовольствием. "Для согреву в "холодном подземелье" и пущей "жизненности" сцены все мы (Андрей Мягков, Георгий Бурков и Александр Белявский) пронесли с собой на съемку по пол-литра и подменили ими реквизиторские бутылки с водой. Надо заметить, что пиво по замыслу режиссера было не бутафорское, а настоящее и даже неразбавленное. Сняв первый дубль и ощутив неслыханный творческий подъем, мы потребовали второго дубля, совершенно забыв, что при питье разных напитков ни в коем случае нельзя занижать градус. Надо ли говорить, что мы не просто захмелели... После третьего дубля Эльдар Рязанов учуял неладное -- не учуять было практически невозможно. Раздражение и ярость режиссера не смог бы описать никто. На следующий день все, "почти свеженькие", явились на повторную съемку, и до ее начала были подвергнуты тщательному "таможенному досмотру". Для верности Эльдар Александрович еще раз откупорил все реквизиторские водочные бутылки и с пристрастием нюхал содержимое, дабы самолично убедиться, что там вода и никто его не водит за нос. А во время съемки мы старались вовсю: шумели, орали, шатались -- делали все возможное, чтобы искупить вину и ублажить режиссера. "Стоп! Снято!" -- прозвучал наконец под утро усталый, но, как всем показалось, довольный голос Рязанова, что дало нам силы подойти к нему и робко намекнуть, что по нашему просвещенному мнению, материал, снятый вчера и сегодня, не смонтируется, ибо вчера был пир естественности, а сегодня потуги актерского мастерства. Тот ответил, что ему, наконец-то, предоставится случай проверить, с какими артистами он имеет дело, ибо иначе проще было бы взять на эти роли людей под забором. Мы виновато удалились. А в картину таки вошли кадры, снятые в первую ночь!"
Однажды Лев Дуров не успел купить вовремя елку. Елочные базары уже опустели, Дуров бегал-бегал, время шло к вечеру, а было уже 31-е число… Махнул рукой и отправился восвояси. Вышел в скверик на троллейбусную остановку. И тут из сумрака его окликнули: - Мужик! Елка нужна?.. - Еще как! - Ну иди сюда, забирай за трояк… Дуров бросился к человеку, а у того и в самом деле под мышкой большая елка. Отдал ему три рубля, мужик сунул ему верхушку елки и пропал. Дуров попробовал двинуться – никак. Елка держит, зацепилась за что-то. Дернул посильнее – ни в какую. И тогда Дуров догадался, что ему подсунули растущую в сквере елку, и что этот мужик, вероятно, уже не одного простака надул на три рубля.
Знаменитого советского физика-теоретика Якова Ильича Френкеля однажды отловил в коридоре института научный сотрудник, который только что провёл некий эксперимент и получил некую кривую. Он просил учёного объяснить поведение этой кривой. Немного подумав, Френкель дал объяснение. Но тут выяснилось, что кривая в спешке была показана вверх ногами. Подумав ещё немного, Френкель дал объяснение и такому поведению кривой.
Довожу до вашего сведения, что в буровой бригаде Щ. А. А. при спуске КНБК на бурение на глубине 1770м невозможно было вызвать циркуляцию, запуск бурового насоса. Причина в обрыве шланга пневмолинии (заявка на шланги подаётся регулярно, но не исполняется). Далее, из-за резкого выброса сжатого воздуха под большим давлением, повредило энергоблок(ПГМ), пропало электричество. Далее при аварийном запуске ДЭС-300 взорвался аккумулятор. Предпринята последняя надежда — запуск ДЭС-100, но и тут произошёл казус, не нашли ключ от ДЭС-100. Механик Б. А. побежал за ломом, чтобы взломать входную дверь ДЭС-100, и, когда бежал обратно с ломом, запнулся об заземление, упал лицом в ведро с резьбовой многокомпонентной смазкой РУСМА-2. Лом, выскочив из рук механика, пробил кабель КРБК, питающий ЭЦН. В итоге отключилась КТПН-6/04кВ, скважины заказчика встали, и все закричали «ВСЁ ПРОПАЛО». Приехал электрик ТЛП «Покачевнефтегаз», механик Б.А. начал объяснять электрику, что произошло, но в ходе беседы началась словесная перепалка, электрик обозвал Б.А. «БОРОДАТЫМ УШЛЁПКОМ». Завязалась драка, и, поскольку механик Б.А. занимался рукопашным боем, он легко сломал нос и пальцы электрику. Далее приехала полиция, начали одевать наручники на Б.А., но сковать его не удалось, так как сотрудники полиции были жестоко избиты механиком Б.А. Со словами «ЁБАНЫЕ ПНЕВМОШЛАНГИ» Б.А. начал крушить сооружения мобильной буровой установкой АЕ-520RU, но остановить его никто не решался. Считаю, что инцидент произошёл по вине отдела снабжения, не закупающего в нужном кол-ве пневмошланги и базы производственного обслуживания.
Датский писатель Ганс Христиан Андерсен уделял очень мало внимания своей внешности. Он постоянно гулял по улицам Копенгагена в старой шляпе и поношенном плаще. Однажды на улице его остановил один щёголь и спросил: - Скажите, эта жалкая штука у вас на голове называется шляпой? - А эта жалкая штука под вашей модной шляпой называется головой?
Однажды Бертольд Брехт получил посылку, в которой была пьеса неизвестного писателя и письмо следующего содержания: "Господин Брехт! Я нигде не ставлю запятых, так как убеждён, что они не нужны. Если вы придерживаетесь другого мнения, то расставьте их там, где сочтёте необходимым". Брехт ответил: "Я считаю запятые необходимыми, поэтому прошу вас в следующий раз прислать одни запятые, а текст я и сам сочиню как-нибудь".
Зайдя в Москве в общественный туалет на Самотечной площади, актер Сичкин встретил там уборщицу тетю Пашу, которую знал с тех пор, когда та убирала возле гостиницы "Метрополь". "Тетя Паша, - удивленно спросил артист, - а почему вы не работаете у "Метрополя"?" - "Интриги, сыночек, интриги..."
Хозяин дома, в котором баснописец Иван Крылов нанимал квартиру, составил контракт и принёс ему для подписи. В этом контракте, между прочим, было написано, чтоб он, Крылов, был осторожен с огнём, а буде, чего Боже сохрани, дом сгорит по его неосторожности, то он обязан тотчас заплатить стоимость дома, а именно 60 000 руб. ассигнациями. Крылов подписал контракт и к сумме 60 000 прибавил ещё два нуля. - Возьмите,- сказал он, отдавая контракт хозяину.- Я на все пункты согласен, но, для того, чтобы вы были совершенно обеспечены, я вместо 60 000 руб. поставил 6 000 000. Это для вас будет хорошо, а для меня всё равно, ибо я не в состоянии заплатить ни той, ни другой суммы.
Леонида Быкова пригласили на спектакль в один из авангардных театров, где играл молодой артист – сын очень влиятельных людей. Карьера этого артиста складывалась благодаря положению родителей, и никто не решался прямо сказать о том, что молодой человек бездарен… Не сказал этого и Леонид Быков, но когда спектакль закончился, на фуршете, где весело пили и обсуждали премьеру, виновник торжества прямо спросил Быкова, какого мнения тот о его игре? - Своей игрой вы напомнили мне чиновника Госкино Большакова, - сказал Быков. - Но ведь Большаков не был артистом… - Вот именно, - сказал Быков и ушел.
Рассказывает Иосиф Прут: 21 января 1924 года. Зима. Лютый мороз. Владимир Яковлевич Хенкин и я, будучи в Москве, узнали о печальной вести: умер Ленин. Расстроенные, поднимаемся по Тверской. Навстречу идет директор Малого театра Александр Иванович Сумбатов-Южин. По его спокойному виду мы понимаем, что он не знает о происшедшем. Хенкин бросается к нему со словами: — Александр Иванович! Вы знаете об ужасном событии?! Тот, побледнев, хватается за сердце и бормочет: — А… что такое?! — Ленин умер! Александр Иванович — в ужасе: — Михаил Францевич?! (В его театре служил актер М. Ленин.) — Да какой, к черту, Михаил Францевич?! Владимир Ильич! — кричу я. Сумбатов-Южин облегченно вздыхает: — Господи! Как вы меня напугали!..
В ресторане Дома кино сидит подгулявший Панкратов-Черный и разглядывает публику. Вечер в самом разгаре, посетители гуляют шумно и весело. Иногда случается, что и подерутся. Народ, в основном, эмоциональный, заводной. Иной раз приходится вызывать наряд милиции. Делает это обычно та самая официантка, которая умеет ответить шуткой на шутку. И вот подходит она к столику, за которым сидит Панкратов-Черный. — Что, опять сегодня будем милицию вызывать? — ехидно спрашивает артист. Та молчит, ничего не отвечает. — Ладно, вызывай, вызывай... Между прочим, к твоему сведению, милиция-то как раз нас гораздо больше любит, чем ты. По крайней мере, относится к нам по-человечески и с уважением... — Это потому, — отвечает официантка, отрывая взгляд от блокнотика, — что она видит вас гораздо реже, чем я...
Столицей Египта во времена правления династии Птолемеев была Александрия. Население города на 50% состояло из греков, на 40% из евреев и 10% приходилось на всех прочих. В правление царя Птолемея II Филадельфа к нему обратились с жалобой греческие философы. Им никак не удавалось победить в диспутах с еврейскими раввинами. "Мы никак не можем с ними спорить, потому что мы не знаем, что они доказывают. Мы опровергаем один их тезис, а они говорят: "Да это вы не то опровергаете", - и выдвигают другой. Мы должны знать точно, что у них там написано, тогда можно будет спорить".
Птолемей обещал разобраться и помочь. Сделал он это очень оперативно. В одну из ночей в городе было арестовано 72 раввина. Когда их собрали всех вместе, к ним вышел царь и сказал краткую речь, суть которой сводилась к следующему. Каждого раввина посадят в одиночную камеру, но с удобствами, и дадут ему экземпляр Библии (Ветхого завета). Каждому предоставят требуемое количество пергамента и письменных принадлежностей. Их задача заключается в переводе текста Библии на греческий язык. Ученые Птолемея проверят тексты переводов. Если будут найдены несовпадения, то правильный текст перевода выискивать никто не будет. Всех раввинов казнят и наберут новых. И так до тех пор, пока Птолемей не получит единый перевод. Казнить никого не пришлось, так как через некоторое время перевод был получен, и раввинов распустили по домам. Так появился греческий перевод Библии, называемый септуагинта - перевод семидесяти. Христианская церковь позднее назвала этот перевод чудом. Возможно, это и чудо, что 72 человека смогли создать практически идентичные тексты. Однако, вполне вероятно, что раввины научились перестукиваться, и таким образом договорились о едином тексте перевода.
На одной из международных конференций, когда профессор-физик Сергей Капица упомянул, что население СССР можно указать с точностью до 1 миллиона человек, ситуация в зале тут же стала анекдотической. Поднялся эстонец и с вызовом спросил: - Вы что же, нас за людей не считаете?
Однажды философ Шопенгауэр обедал в компании весьма словоохотливой дамы. В продолжение всего обеда она в подробностях расписывала ему, как несчастна в замужестве. Шопенгауэр терпеливо слушал её, но когда она спросила, понимает ли он её, ответил: - Нет, но очень хорошо понимаю вашего мужа.
Рассказывает Георгий Вицин: «Были мы как-то с Моргуновым в гостях у Юры Никулина в цирке на Цветном. Рядом - Центральный рынок и бабушка яблоками торгует. Моргунов предложил розыгрыш. "Бабуля, почем груши?" - "Да это же яблоки, сынок". - "Да ладно, почем?" - "Рубль". Затем подходит Никулин с тем же вопросом: "Почем груши?" - "Да это же яблоки", - уже с меньшей уверенностью говорит она. И тут подхожу я: "Почем груши, бабуля?" - "Да вы что сегодня, ошалели, что ли?" Завершал наш розыгрыш поэт Леонид Хуксо: "Почем яблоки сегодня?" - "Да ты что не видишь, что ли, груши это, груши!!!" - заверещала бабка».
Однажды восторженный почитатель говорил Юрию Олеше: - Когда вы назначили мне встречу в холле гостиницы "Москва", я был озадачен, так как прежде никогда вас не видел. Поэтому спросил у мужчины, который, как мне казалось, ждал кого-то: "Вы Юрий Олеша?". Тот мне ответил: "Нет, увы!". Тогда с тем же вопросом я обратился к другому, а тот сказал: "Нет, упаси Господи!". Это доказывает, что, по крайней мере, один из них вас читал. - Да!- ответил мечтательно Олеша.- Но который?
В одной артистической компании зашел разговор о семейной жизни, в частности о том, как часто теперь разводятся, особенно люди искусства. Когда пришел черед высказаться Леониду Куравлеву, он сказал: - Женщина, когда выходит замуж, всегда мечтает о том, чтобы мужа постепенно изменить. Но это у нее редко получается. Мужчина же, когда женится, мечтает о том, чтобы женщина осталась такой же на многие годы. И здесь он тоже ошибается, а потому происходит взаимное разочарование...
Один журналист спросил Пабло Пикассо: - Кем из художников прошлого вы восхищаетесь больше всего? - Конечно же, Рубенсом. - Почему? - Ну, хотя бы потому, что из двух тысяч картин, которые он написал, до наших дней дошло около четырех тысяч.
Кто-то заметил, что жизнь актера- сплошное ожидание: новой роли, кинопроб, репетиций, озвучивания, дубляжа, спектакля, встреч со зрителями... Но- наверное, самым тягостным для актера бывает ожидание начала съемок. Встал он ранешенько, прибежал на студию, загримировался и уже на съемочной площадке обживает декорацию, репетирует с партнером, но... Погода оказывается "пущенной на самотек" (как любил говаривать один директор картины, хорошо знавший, в какую потом звонкую монету обходится это студии), и актеру приходится ждать-час, другой, третий... - Все! Ни минуты больше ждать не могу,- вскакивает со стула Вячеслав Невинный.- Все! - Глаза его горят, на лице- непоколебимая решимость, а большое тело с легкостью летает по комнате. - Да поймите вы,-говорит он режиссеру, который пытается его успокоить.- Я еще утром должен быть в Астрахани! Звонил Гайдай, говорил, что сегодня прилетят Вицин и Куравлев. Не хватает только меня. Лева уже и билет мне купил. Ждет в гостинице с вещами. Рейс 6460. - У нас еще есть время,- как можно спокойнее говорит режиссер и открывает дверь.- Римма!- кричит он пробегающей по двору девушке.-Скажите Морозову, что ровно через 50 минут отправляем актера в аэропорт. Машину пусть подадут прямо на площадку.- И повернувшись к Невинному, решительно добавляет: - От дождя закроемся щитами, но эпизод все равно снимем. Съемочная площадка ожила. Мокрую садовую скамейку заменили сухой, над головами подняли щит, и уже через минуту-другую Вячеслав Невинный сидел на скамейке и стыдливо отворачивался от партнерши, которая пыталась его поцеловать. Дубль, еще дубль... Вдруг появляется администратор Лева и сообщает, что Невинному пришла телеграмма. Но мокрого от дождя Леву к сухой скамейке не пускают, и он телеграмму читает вслух: "СЪЕМКА СЕГОДНЯ АСТРАХАНИ НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ГАЙДАЙ". - Теперь вы, Вячеслав Михайлович, никуда не полетите,- радуется Лева,- Я уже и билет сдал.- И счастливо потирает руки.- Ведь съемки не просто "не будет", ее "не может быть". - Что ты наделал, дурья твоя голова? - гремит над площадкой голос Невинного, - Это ведь фильм, который ставит Гайдай, называется "Не может быть"!..
О критиках 1. Иван Андреевич Крылов был добрым человеком и часто хвалил даже слабые произведения, лишь бы не огорчать автора. Однажды один бездарный поэт процитировал во введении к своей книге положительный отзыв, который дал о его произведении Крылов. - Видишь, Иван Андреевич, как он использовал твою доброту,- сказал Крылову кто-то из его друзей.- Теперь он будет ссылаться на то, что ты хвалишь его произведения. - Не беда,- ответил спокойно Крылов.- Ведь все знают, что я пишу басни.
Адмирал Чичагов, после своих неудачных действий при Березине в 1812 году, впал в немилость и, получив значительную пенсию, поселился за границей. Он невзлюбил Россию, о которой, впрочем, и прежде отзывался свысока и довольно строго. П. И. Полетика, встретившись с ним в Париже и выслушав его осуждение всему, что у нас делается, наконец, сказал ему со своей язвительной откровенностью: – Признайтесь, однако ж, что есть в России одна вещь, которая так же хороша, как и в других государствах. – А что, например? – Да хоть бы деньги, которые вы в виде пенсии получаете из России.
Однажды Эйнштейн в задумчивости шёл по улице и встретил своего приятеля. Он пригласил его к себе домой: - Приходите ко мне вечером, у меня будет профессор Стимсон. Приятель удивился: - Но ведь я и есть Стимсон! Эйнштейн возразил: - Это неважно - всё равно приходите.
На дни культуры в столице одной из бывших автономных областей Советского Союза приехала большая делегация кинематографистов, в числе которых был и Олег Янковский. Артистов принимали на высшем уровне, местное начальство старалось, лезло из кожи вон, чтобы угодить высоким гостям. Впечатление после таких «культурных десантов», как их называли в то время, как правило, оставалось самое лучшее, потому что денег на это не жалели. На церемонии знакомства с местной культурной элитой произошел забавный случай. Поскольку имена местных культурных деятелей запомнить сразу было абсолютно невозможно, то, представляя московским гостям очередную местную знаменитость, хозяева говорили примерно так: — А это Хазабельдыев Таймуриз, он поет в областной филармонии. Проще говоря, это наш местный Шаляпин... Певец выходил, улыбался, кланялся и уступал место следующему коллеге. — А это Ахоч-оглы Айваз,. он пишет роман. Проще говоря, наш местный Шолохов... Таким вот образом происходило это знакомство. Потом были выступления перед зрителями, а перед отъездом — пикник на природе. Автобусы отправились к месту пикника. По дороге надо было проезжать мимо гигантского скотного двора, а потом по мосточку — через маленькую речку, которая протекала рядом. И, как на грех, именно в этот день на скотном дворе что-то произошло, и в тот момент, когда автобус с гостями переезжал через речку, по ней плыло большое количество навоза. В автобусе установилась тишина, все стали принюхиваться, и в этот момент Олег Янковский, выглянув в окошко, негромко, но внятно прокомментировал: — Проще говоря, каков Шолохов, таков и Тихий Дон!
Однажды во время гастролей в метель актриса Изольда Извицкая случайно оказалась в глухом поселке. Увидев единственное освещенное окно, она попросилась на ночлег. Наутро, уезжая, она подарила десятилетнему мальчику открытку со своей фотографией и надписью: "Все, о чем мечтаешь, сбудется". А он мечтал стать актером и режиссером. И все действительно сбылось. Мальчика звали Саша, а фамилия у него была Панкратов.
О критиках 2. Французский король Людовик XIV читал свои стихи известному поэту Николя Буало, а потом попросил его высказать своё мнение о них. Поэт оказался изысканно дерзок: - Государь! Для вас нет ничего невозможного: вам захотелось написать плохие стихи, и вы сделали это.
Когда получили известие о взятии Очакова, то граф А. Г. Орлов дал большой обед в Москве по этому случаю. Сидят все за столом, и хозяин во всех орденах и с портретом императрицы. Середи обеда и будучи уже навеселе Орлов подозвал к себе расхаживавшего вокруг стола дурака Иванушку (Нащокина) и дал ему щелчок по лбу. Иванушка потер лоб и пошел опять ходить кругом стола, а чрез некоторое время подходит к гр(афу) Алексею Григорьевичу и, указывая на изображение государыни, спрашивает его: — Это что у тебя такое? — Оставь, дурак, это портрет матушки нашей императрицы,— отвечал Орлов и при этом приложился к портрету. Иванушка: «Да ведь у Потемкина такой же есть?» Орлов: «Да, такой же». — Потемкину-то дают за то, что города берет, а тебе, видно, за то, что дураков в лоб щелкаешь. Орлов так взбесился, что чуть не убил дурака.
Когда Марягин был в Америке, их с другом привезли на виллу, которая была расположена в живописном месте на берегу океана. Комнаты друзей оказались рядом, на втором этаже. В номерах - французское, вероятно, поддельное, шампанское, одноразовые фужеры, имитирующие хрусталь. На кровати пакетики с презервативами. Выпили, посидели, а затем продюсер, прощаясь до утра, строго-настрого предупредил гостей: - Обязательно запирайте покрепче дверь на ночь, потому что могут неожиданно заявиться проститутки, а платить вам, вероятно, нечем... Разошлись по своим комнатам, Марягин заперся на замок и уснул. Утром, выйдя в коридор, он увидел, что дверь в комнату Демина распахнута. Марягин не на шутку встревожился и заглянул. Демин лежал на роскошной кровати и мирно спал. - Витя! Тебя же предупреждали, что могут войти проститутки. Что ж ты не заперся? - Соврал продюсер, - с сожалением сказал Демин. - Всю ночь держу дверь нараспашку, хоть бы одна заглянула!
На одном из приёмов академик Николай Николаевич Семёнов, лауреат Нобелевской премии по химии 1956 года, подошёл к драматургу Александру Евдокимовичу Корнейчуку и сказал: - Да, Корнейчук, вы не Шекспир. Корнейчук сразу не нашёлся, что ответить, но через некоторое время подошёл к Семёнову и заявил: - А вы не Ньютон, Николай Николаевич! - Правильно, но отвечать надо было сразу, а не через час!
Австрийский биолог и ботаник Грегор Иоганн Мендель, ожидая гостей, снял с полок десяток дорогих книг и спрятал их. - Ты боишься, что гости их украдут?- спросила его жена. - Нет. Боюсь, что узнают.
В журнале "Автомобиль" в 1902 году появилась заметка о трудностях, с которыми приходиться сталкиваться западным "шофферам": "Вандербильд, страстный любитель езды на автомобиле, почти лишён возможности предаваться этому спорту. Вскоре по прибытии в своё имение, катаясь как-то на автомобиле, он совершенно случайно наехал на мула, который тут же околел. Владельцу оного миллионер немедленно уплатил сто долларов. Весть об этом быстро распространилась среди местных фермеров, и с тех пор каждый раз, как Вандербильд катается по живописным дорогам своего поместья, из оврагов или из-за кустов выскакивает какое-нибудь животное, которое погибает под колёсами его экипажа. Нередко он встречает на своём пути даже целые стада. Уплатив за целый ряд катастроф, Вандербильд решил в своём имении больше на автомобиле не кататься".
Замечательный артист Зиновий Гердт рассказывал такую историю:
— Дело происходило в тридцатые годы, в период звездной славы Всеволода Мейерхольда. Великий гениальный режиссер, гениальность которого уже не нуждается ни в каких доказательствах, и я, маленький человек, безвестный пока актер. В фойе театра однажды появилась дама. В роскошной шубе, высокого роста, настоящая русская красавица. А я, честно сказать, и в молодости был довольно низкоросл... А тут, представьте себе, влюбился. Она и еще раз пришла в театр, и еще, и наконец я решился с ней познакомиться. Раз и два подходил я к ней, но она — ноль внимания, фунт презрения... Я понял, что нужно чем-то ее поразить, а потому, встретив Мейерхольда, попросил его об одной штуке — чтобы он на виду у этой красавицы как-нибудь возвысил меня. Режиссер согласился, и мы проделали такую вещь — я нарочно встал в фойе возле этой дамы, а Мейерхольд, проходя мимо нас, вдруг остановился и, бросившись ко мне, с мольбой в голосе воскликнул: «Голубчик мой! Ну что же вы не приходите на мои репетиции? Я без ваших советов решительно не могу работать! Что же вы меня, голубчик, губите?!.» «Ладно, ладно, — сказал я высокомерно. — Как-нибудь загляну...» И знаете, что самое смешное в этой истории? Эта корова совершенно никак не отреагировала на нашу великолепную игру, спокойно надела свою шубу и ушла из театра. Больше я ее не встречал.
А то еще, рассказывал Визбор, дрейфовал он с полярниками на станции «Северный полюс-6». И прилетел туда фотокорреспондент известный из московской газеты. «Что это тебя сюда занесло, вроде не любитель ты экзотики этой?» - спрашивает его Юра. «Да вот женился я в очередной раз, - кряхтит тот, - жена моложе на 26 лет, достала совсем: хочет на пол шкуру белого медведя… А где в Москве возьмешь! Вот выбил командировку сюда, винчестер захватил десятизарядный, говорят, тут заходят, так, может, подстрелю…»
Ну, может, и заходят – раз в год. Этот все отснял, вроде и командировка кончилась, а не улетает – медведя ждет. Но так всем надоел своим нытьем по поводу некомфортабельных условий на станции, что однажды Визбор с друзьями прямо напротив входа в его домик вылепили медведя из снега и натянули на него дубленку этого корреспондента белым мехом наружу. После чего вбежали в домик, где он спал, с криками: «Медведь, медведь!» Тот спросонья схватил стоящий наготове винчестер и влупил в собственную дубленку все десять зарядов! После чего улетел с первой же оказией в Москву, пригрозив, что при случае «всем покажет».
Ну, что, правда или нет? Визбор категорически утверждал, что чистая правда.
Как-то Леонид Быков снова оказался по делам в той семье, где дочку мучили искусством: глава семьи занимал важную должность в хозяйственных органах Москвы и с ним нужно было решить какие-то вопросы по предоставлению площадки для съемки. Теперь уже жена хозяина уселась за рояль и принялась играть что-то, демонстрируя свои успехи за последний месяц. Увидев, что по лицу Быкова пробежала тень, хозяин поинтересовался: - Вы любите музыку? - Да, - ответил Быков. – Но пусть это не мешает вашей жене играть.
Отношение Осипа Наумовича Абдулова к кинематографу было двойственным: кино он очень любил, понравившиеся фильмы смотрел по многу раз, но никогда не бывал удовлетворен собственной работой. Он говорил: "В театре мне приходилось играть разные роли, в том числе и хороших, обаятельных людей. В кино же меня приглашали главным образом на роли вредителей, злодеев, пиратов. Я всегда старался их очеловечить, избегать сплошной черной краски". Часто приходилось Осипу Наумовичу самому придумать для себя характерные детали, иногда даже реплики. В картине "Светлый путь" и роли-то, по существу, не было. Всего два появления директора текстильной фабрики. В первом директору показывают рисунки тканей. Это был период увлечения производственной тематикой. Никаких там тебе цветочков или букетиков: ситцы покрывались тракторами, зубчатыми колесами. Директору - Абдулову - нужно высказать свое мнение. Почему-то в сценарии нет никакой реплики. Вся съемочная группа предлагает фразу за фразой. Не годится. Вдруг Осип Наумович, хитро блеснув глазами, говорит: - Я придумал. Снимайте! ...Снова вносят кипы ситцев. Директор глубокомысленно разглядывает ткань, расписанную фабриками и заводами со множеством труб. - Дыму мало! - изрекает директор. Все покатываются со смеху. Хохочут режиссер, оператор, помреж, актеры. Еле засняли.
Сейчас голым телом на теле- и киноэкранах никого не удивишь, а в «период застоя» это было нечто. В фильме режиссера Станислава Ростоцкого «А зори здесь тихие…» была сцена в бане. Режиссеру долго пришлось уговаривать молодых актрис раздеться перед камерой, и он получил согласие только на том условии, что оператор залезет в бочку и будет оттуда вести съемку. Однако он так увлекся, что вылез из укрытия и стал снимать моющихся девушек с разных сторон. Девушки мужественно довели сцену до конца – помнили, как дорого стоит пленка. Зато после команды «Стоп!» они чуть не растерзали коварного обманщика. Потом актрисы с ужасом ждали зрительской реакции. Вспоминает актриса Ольга Остроумова: - К эпизоду в бане зрители отнеслись спокойно. Я получила только одно письмо. Оно начиналось словами: «Наша лагерная администрация…», а заканчивалось вопросом: «По той ли дорожке ты идешь?»
Со своей тещей Басов познакомился довольно поздно, когда у них с актрисой В. Титовой уже родился сын Саша. Была послана телеграмма родителям Валентины, и они пожелали приехать поглядеть на внука, а заодно и познакомиться с зятем. Титова вспоминает, что когда они прибыли на вокзал, Басов благоразумно остался у машины, чтобы не смущать родственников — все-таки он был на целых восемнадцать лет старше жены. Но, как только теща увидела зятя, она воскликнула: — Немедленно разводиться! Хитроумный Басов уже ожидал такого развития события. Он всплеснул руками и, словно не расслышав этой реплики, вскричал: — Марья Ивановна! Как жаль, что я не встретил вас прежде Вали! Я бы непременно женился на вас! Разумеется, теща в ту же секунду стала самым лучшим другом находчивого зятя и с тех пор во всех семейных ссорах неизменно была на его стороне. Впрочем, и зять очень хорошо к ней относился.
ПРОПИСКА БЕЗ БЮРОКРАТИЧЕСКОЙ ВОЛОКИТЫ
Когда теща Владимира Басова переехала в Москву, тот срочно занялся ее пропиской. В те годы это было очень непросто, но артиста Басова все знали и охотно шли ему навстречу. Впрочем, рассказывают, что поразил он чиновников не своей известностью, а совершенно другим. Добившись приема у одного из начальников, он сказал: — Мне срочно нужно прописать человека в Москве. — Какого человека? — спросил чиновник. — Тещу! — Вот это да-а, — удивился чиновник. — Сколько лет здесь работаю, а впервые встречаю человека, который просит прописать в своей квартире тещу. Не смею отказать! — И он тут же подписал все нужные бумаги.
ЭКСПРОМТ
Когда Владимир Басов был еще молод и почти никому не известен, с ним приключился забавный анекдотический случай, о котором он любил рассказывать, и рассказ этот неизменно вызывал у слушателей смех. В одно из воскресений он был приглашен на день рождения к дочке министра то ли путей сообщения, то ли связи, в очень престижный и роскошный дом в самом центре Москвы. Пригласили только молодых людей, раскованных и веселых, так что праздник начинался замечательно. День рождения этот был очень важен для Басова, но по какой-то весьма уважительной причине он опоздал.
Пришел на два часа позже условленного времени, поднялся на лифте и направился к двери, которая была приоткрыта — по-видимому, кто-то из гостей выходил курить. Басов звонить не стал, а вошел. Услышал голоса из комнаты, музыку, огляделся. И вдруг увидел швабру. Тут в голову ему пришла мысль загладить свою вину, а заодно повеселить гостей. Он быстренько вывернул пиджак наизнанку, нахлобучил на голову какую-то женскую шляпу с перьями, сел верхом на швабру и с громкими воплями ворвался в комнату. Расталкивая людей, проскакал вокруг стола, и тут понял, что делает что-то не то. В комнате воцарилась гробовая тишина, гости застыли, изумленно выпучив глаза...
«И тут, — вспоминает Басов, — я с ужасом понял, что ошибся этажом и попал не в ту квартиру... Я скинул с себя шляпу с перьями, отбросил в сторону швабру и, пользуясь тем, что хозяева не опомнились, опрометью кинулся вон, сбежал по лестнице и навсегда покинул этот дом. Страшно представить, что подумали про меня все эти люди».
Произошло это вскоре после выхода на экраны фильма «Веселые ребята». Сталину принесли список лиц, представленных к наградам. Список был общий, и открывали его фамилии военных — летчиков, моряков, пограничников, затем в алфавитном порядке шли творческие работники. И первой стояла фамилия Григория Александрова. Сталин общей фигурной скобкой выделил всех военных в верхней части листа и написал: «Орден Красного Знамени», то есть награда боевая. Ну а все, кто шли следом, соответственно награждались сугубо мирным орденом Трудового Красного Знамени. Но дело в том, что кончик фигурной скобки каким-то образом захватил и фамилию кинорежиссера Александрова. В секретариате это, конечно, заметили, но тревожить вождя по пустякам не решились. Во время вручения награды ошеломленный Александров шепотом спрашивает Михаила Ивановича Калинина: — За что мне такая награда? — За храбрость, — не моргнув глазом, ответил «всесоюзный староста».
В самый разгар борьбы с фашизмом автозавод "ЗИС" разработал и выпустил образцы новых легковых машин. Уже летом 1943 года, члены Политбюро осматривали сияющие лаком "ЗИС-110", "Победу" и "Москвич". Сталин буквально всё ощупывал, садился за руль, проверяя, удобно ли будет шофёру в кабине. В заключение спросил: - Какая стоимость машин? - "Победа"- шестнадцать, "Москвич"- одиннадцать, а "ЗИС"- семьдесят пять тысяч,- пояснил директор завода Лихачёв. - Дороговато, дороговато... - Товарищ Сталин, мы дешевле не можем. Иначе потерпим банкротство. - Ничего. Народ выдержал такую войну... Поэтому часть убытков государство возьмёт на себя. После войны давайте запускать машины в серийное производство. Так и случилось...
Однажды, когда он уже был довольно-таки старым, к Бернарду Шоу вызвали врача. - К несчастью, я не волшебник, - сказал врач, - и не могу вернуть вам молодость. - Так я и не хочу помолодеть, - ответил писатель, - мне было бы вполне достаточно возможности продолжать стареть.
11 марта 1878 года на заседании Французской академии состоялась демонстрация собравшемуся научному сообществу фонографа Томаса Эдисона. Организовал её страстный почитатель Эдисона - известный физик Теодор дю Монсель. Вёл демонстрацию сотрудник изобретателя венгерский инженер Тивадар Пушкаш. Он объяснил собравшимся, что при воспроизведении записи звука игла, двигающаяся по канавке, передаёт колебания на упругую мембрану, которая излучает звук. Но когда из коробки и в самом деле раздался голос, профессор-филолог Жан Буйяр вскочил со своего места и, подбежав к бедняге Монселю, принялся яростно его душить, приговаривая: - Негодяй! Вы думаете, мы позволим чревовещателю надувать нас?! Как вы могли поверить мошеннику, внушающему, что презренный металл может воспроизводить благородные звуки человеческой речи?
Однажды Анатолия Папанова наградили туристической путевкой в США. Он отправился туда с женой актрисой Надеждой Каратаевой. Жена Анатолия Дмитриевича была членом КПСС, и при первой возможности пыталась показать мужу «звериное лицо капитализма». На одной из экскурсий они накупили пирожков и Надежда Юрьевна обратилась к мужу с очередной агитацией: - Вот, видишь! У них пирожок стоит доллар, а у нас всего 10 копеек! - Правильно рассуждаешь, Надя. Если учесть, что после нашего пирожка и лечение бесплатное...
Режиссера Марягина пригласил на переговоры один американский продюсер. Речь шла о возможной совместной работе. Но, прежде чем прийти на встречу, Марягин решил сделать давно откладываемое дело - сдать пустые бутылки. В те времена это было непросто, и на встречу Марягин немного опоздал. - Извините, - сказал он, входя и здороваясь. - Немного опоздал. Сдавал бутылки... И тут же по глазам окружающих понял, что совершил непростительную ошибку. Кто станет всерьез воспринимать режиссера, который сдает пустые бутылки. Лицо продюсера поскучнело, но Марягин тотчас нашелся: - У меня очень много старинных бутылок. Я их время от времени сдаю в музей...
История про Чайковского. Как известно, великий композитор был человеком трепетным, легко ранимым. Любил поплакать, сторонился неприятных людей и конфликтных ситуаций, не умел отказывать. Кое-кто этой слабостью характера беззастенчиво пользовался. Некий Корсов, оперный певец, долго приставал к Чайковскому, чтобы тот написал для него специальную вводную арию. Петр Ильич всячески увиливал, но сказать решительное «нет» не хватало духу. Однажды Корсов заявился с нежданным визитом, чтобы «дожать» гения. Слуга, следуя полученному указанию, сказал, что барина нет дома. Ничего, отвечал настырный баритон, я подожду – и прошел прямиком в кабинет. Услышав шаги, хозяин пришел в ужас: сейчас он окажется в невозможном положении - его уличат во лжи! И залез под диван. Корсов уселся на этот самый диван и торчал там до тех пор, пока у него не закончилось терпение. А терпения у этого человека было много. Понятно, что в таких условиях вылезать из-под дивана было совсем уж невозможно, и бедный Чайковский целых 3 (три) часа дышал пылью, боясь пошевелиться. Самое занятное, что арию для Корсова он все-таки написал. Вот что сказал сам Петр Ильич об этом: «Когда же, наконец, Корсов убрался, я как сумасшедший подбежал к письменному столу и тут же, задыхаясь от злобы, написал просимое. Можете себе представить, что это была за ария». Ах, трудно жить на свете человеку с нежной душой!
Как-то актёры Валерий Гаркалин и Андрей Болтнев очень сильно перебрали после съёмок, да так что едва не опоздали на свой поезд Минск-Москва. В самую последнюю минуту они подлетают к своему вагону, причём Гаркалин как более стойкий ещё мог держаться на ногах, а вот у Болтнева сил уже не было и, учитывая, что он был длинный и худой, эдакий "высушенный Мейерхольд", то он фактически висел на руке у Гаркалина наподобие плаща. Тут, видя не совсем уверенное стояние Гаркалина с "плащом", путь им преграждает внушительного вида проводница: - Так, вас я пущу, а вот его, - она указывает на "плащ", - нет. Тут "плащ" внезапно оживает: - Но это же негуманно. - Почему? - В свою очередь удивилась проводница. - Он ещё может стоять, а я уже нет.
Вспоминает Всеволод Санаев: "Севастополь. Утро. Собрались с Евгением Александровичем Моргуновым на рынок. Выходим из гостиницы, - навстречу инструктор райкома КПСС: - Доброе утро. В город? – На кладбище, хотим поклониться могилам российских моряков. – Мы можем организовать экскурсию, дадим автобус, гида. – Прекрасно, артисты мечтают поехать на экскурсию. – Кто поедет? – вопрошает наивный партиец. – Думаю, Санаев, Ладынина, Смирнова, Вицин (которого нет в Севастополе), Мартинсон обязательно, да многие поедут, человек 30. Нужен большой автобус. – Во сколько? – Мы артисты птички ранние, завтра часов в полвосьмого от гостиницы. Ждём обязательно Машина заработала. На следующий день, ровно в 7-30 к гостинице подъехал «Икарус», экскурсовод прождал минут 20, артистов нет. В путевке записано: «Групповая экскурсия к мемориалу. Старший – В. В. Санаев.» Фамилии Ладыниной, Смирновой, Вицина, Мартинсона – выпали, осталась первая – Санаев. Поднялись в номер, долго стучали. Наконец на вопрос Всеволода Васильевича: - Какая, к черту экскурсия? Куда? Был дан замечательный ответ: - Прекрасная экскурсия, - на кладбище, Вы старший!"
Михаил Зощенко умел не только хорошо писать: он ещё был хорошим мастером. Он умел тачать сапоги и шить. Однажды у писателя Юрия Олеши порвались штаны, так Зощенко собственноручно и очень качественно зашил их ему. Дело было в 1950 году, и оба писателя жили бедно. В это время в Ленинград прибыл "генерал от литературы" Фадеев и оказался в обществе этих двух писателей, причём вёл себя высокомерно. Олеше это не понравилось. - Ты думаешь, важное событие в текущем моменте нашей литературы- это то, что ты приехал в Ленинград?- сказал он Фадееву.- Ошибаешься! Важное- это то, что писатель Зощенко починил штаны писателю Олеше.