Танцовщица
Городок у нас маленький, все у всех на виду. Событий мало, да и те, что
есть, большей частью скучны и обыденны. Один – женился, другая - родила,
этот – умер. Так и живем, от свадеб – к похоронам.
Приезд Танцовщицы в наш городок взбудоражил все население. В каждом доме
только и разговоров было, что о ней.
Говорили всякое.
Говорили, будто был у нее богатый женатый покровитель, но он оставил ее,
узнав, что она беременна. Говорили, что она из богатой семьи, но родные
отвернулись от нее, когда она избрала ремесло бродячей танцорки.
Говорили, что у нее несколько внебрачных детей от разных отцов, которые
воспитываются по разным приютам. Словом, болтали всякое, и эти слухи
только подогревали интерес к ней.
* * *
На сцене - маленькая хрупкая женщина. Вот она грациозно изгибает спину и
наклоняется. Руки, словно две птицы, взмывают вверх. Глаза полуприкрыты,
словно она танцует в забытьи, отрешившись сознательно от реального мира,
и в том числе от нас, ее зрителей.
Она танцует так же естественно и легко, как дышит, словно играющий
ребенок, которому безразлично, что все эти взрослые, собравшиеся вокруг
него, умиленно-восторженно наблюдают за ним – «Ну надо же, только
посмотрите, какой он! Во дает!»
В ее танце была причудливая смесь балета, пантомимы, классики и рока.
Критики наперебой кричали о новаторстве жанра, о смещении стилей, а она
– она просто изливалась в танце, открывая – и отдавая всю душу...
+
* * *
В ту пору я еще не уехал в столицу, а был начинающим журналистом в
местной газетке. Вместе с редактором, нас было всего четверо человек
сотрудников, и неудивительно, что брать у нее интервью снарядили меня.
До того, как говорить с ней, я смотрел ее танец несколько раз.
Свой номер она танцевала в паре с «партнером»-манекеном.
... Завершающая сцена танца была очень сильной: она разбивала манекен,
«убивала».
Разбитый манекен лежал в глубине сцены, в полумраке, повернутый к залу и
самой танцовщице спиной.
Свет и музыка медленно затухали, пока наконец не воцарялся полумрак.
Музыку сменяло сердцебиение – сначала частые удары сердца, под конец
номера и они угасали вовсе.
Это угасание и затухание сопровождалось танцем – она танцевала в кругу
света посреди сцены, в развевающихся одеждах.
В момент, когда медленная музыка сменялась ударами сердца и начинал
гаснуть свет, танцовщица «разрывала» одежды на груди и вынимала одной
рукой – сердце, в другой же был огонь. Она поджигала сердце, и пока оно
сгорало, корчась и отбрасывая на стены в темноте причудливые отсветы,
женщина продолжала танцевать с горящим пламенем в руках.
Под конец свет угасал, затихали удары сердца, и танцовщица, погасив
пламя в руках, медленно, словно умирая, распластывалась на сцене в ногах
у «мужчины»-манекена. Наступала темнота и тишина.
Эту тишину неизменно взрывал гул аплодисментов – зал вставал,
аплодировал, свистел, зрители требовали еще – «на бис»!
«На бис» танцовщица обычно не выходила, вежливо поклонивщись, легкой
походкой она убегала со сцены. Рабочие уносили вслед за ней разбитый
манекен.
* * *
Ее танец произвел на меня очень глубокое впечатление – такая сильная,
всепрощающая любовь, и столь эмоционально выраженная! Это могло идти
только из глубины души, несомненно, у самой танцовщицы есть в прошлом
нечто подобное, откуда иначе могла бы взяться столь подлинная страсть и
эмоциональность ее номера?... Я пытался в воображении нарисовать себе
историю несчастной любви танцовщицы, но получалась сплошная банальность
– вот она его полюбила, вот он ее отверг и бросил.
* * *
Еще сцена из ее номера, глубоко потрясшая меня: Под звуки простенькой
детской песенки она (танцовщица) ходит «хороводом» рядом с манекеном.
Отчетливо виден ее округлившийся живот. Мужчина же стоит вполоборота,
неподвижный и безучастный ко всему происходящему. Когда же она пытается
прильнуть к нему, он замахивается рукой, словно с намерением ударить.
Она отскакивает от него, раздается металлический скрежет, гаснет свет.
Где-то за сценой раздается детский плач, после все стихает.
* * *
Брать у нее интервью я шел со смешанными чувствами. Я тогда был очень
молод, неопытен, и стеснялся этого. Танцовщица же мне казалась женщиной
зрелой и многое пережившей. Я тщательно подготовился, составил список
вопросов, подобающим образом оделся, словом, сделал все, чтобы не
ударить лицом в грязь и произвести впечатление мужчины, а не зеленого
юнца.
Встретиться мы договорились в фойе гостиницы. Она запаздывала, и от
нечего делать я принялся вышагивать по вестибюлю, разглядывая картины на
стенах. Я так загляделся, что, когда она окликнула меня, вздрогнул от
неожиданности.
- Вот и я!
- Здравствуйте!
- У меня двадцать минут. Давайте присядем вот здесь и сразу начнем, - с
этими словами Танцовщица направилась к диванам в углу фойе. Я
рассчитывал повести ее в гостиничное кафе, меня разочаровала эта спешка,
но – делать было нечего и я покорно поплелся сзади.
Мы уселись друг против друга, я вынул из сумки диктофон и уже было начал
приготовленную заранее фразу, как внезапно я поглядел на нее внимательно
вблизи и... застыл.
Я увидел – ведь она старая! Морщинистое лицо, седые корни волос,
сморщенная шея, узловатые руки... Она была почти старухой! На сцене же
она выглядела почти девочкой...
Как же так – старуха – и такой танец, полный страсти и нерастраченной
любви?..
Наверное, мое недоумение было написано у меня на лице, потому что она,
поглядев на меня, заливисто рассмеялась.
- Да, да, молодой человек, я совсем не та девчонка, которой кажусь со
сцены. Вы разочарованы?
- Нет, - промямлил я, хотя на моей физиономии явно было написано
обратное.
- Не имеет значения, хотя вы и разочарованы. Итак, я слушаю.
Все заранее заготовленные фразы куда-то испарились, и я ляпнул первое,
что пришло в голову:
- Вы танцуете любовь и страсть, боль и разлуку, в вашем возрасте... и
ваш танец – этот мужчина-манекен, который вы разбиваете... вы, наверное,
очень несчастная и одинокая женщина?
Тут Танцовщица расхохоталась таким заливистым и молодым смехом, что я
понял, что сморозил глупость.
- Я?! Несчастная? Ну что вы, молодой человек, нет, совсем нет! Наоборот!
Я – очень счастливая!
Даже не пытаясь скрыть недоумение, я спросил:
- И в чем состоит ваше счастье? Ведь у вас, как я понимаю, нет ни семьи,
ни – детей, ни даже – мужа?!
- Мое счастье - в том, что каждое утро я собираю «Его» снова – и Он
только мой!
Видя мою оторопь от такого ответа, Танцовщица пригнулась ко мне и
продолжила:
- Мое «несчастье» же, как вы сказали, в другом, вы еще слишком молоды,
чтобы понять. И не дай вам Б-г испытать то, что я пережила.
- ???
- Несчастье – это видеть, что любимый тобой человек не достоин тебя, что
его душа пуста, а помыслы - низки, видеть, что он не ценит тебя и не в
состоянии оценить, настоящее несчастье - видеть все это и продолжать
любить.
Совершенно ошеломленный, не зная, что сказать, я молча сидел против этой
женщины.
Заметив мое замешательство, она встала, поправила прическу, и ушла, а я
еще долго сидел в вестибюле, пытаясь понять эту женщину...