Самые смешные истории за день!

Советская армия. Дневальный обращается к старшине: «Товарищ прапорщик, тряпка пропала где другую взять?». Сердитый прапор рявкнул: «Дома у мамки возьми. Баклан». Оказалось, что «баклан» жил в 70км от места службы и был он отлёт отмороженный. Прыгнул через забор и сел в автобус. В родном городе оттянулся с друзьями всю ночь и утром прибыл домой. Суровая мама (сына знала) не поверила, что его отпустили в хбэшке и без документов. Взяла за хобот и привела в военкомат. Это было верное решение: суток не прошло и поэтому под статью «оставление части» он не попадал. Самовольная отлучка. Созвонились, прислали машину, привезли в часть. Собрались строго наказать, но тут выяснилось, что приказ на оставление части ему отдал товарищ прапорщик и свидетелей взвод. А приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок. Командование эту историю быстро утопило и бойца не трогали. Слово не воробей.

Жизнь в Армении в середине девяностых годов была весьма непростой: послевоенное положение, отсутствие света и газа, хлеб по карточкам, безработица. Чтобы прокормить семью, тысячи мужчин выезжали на заработки в соседние страны. В их числе был и мой отец.
Однажды вместе с двоюродным братом они поехали в Беларуссию продавать обувь. В город Кричев, где жила тёща брата. Она поселила их у себя, показала окрестности, познакомила с хорошими людьми. А самое главное — помогла с трудоустройством. Точнее, с местом на рынке, где предстояло сбывать обувь. В общем, к моменту начала работы отец с братом полностью освоились и были просто влюблены в Белоруссию и её людей.
И вот стали они торговать на рынке. А в это время в СНГ процветал рэкет. Ну и пришлось нашим «бизнесменам» платить. Рэкетиры проходили по рядам от одной точки к другой и собирали дань. Чёткой ставки не было, каждый платил сколько мог.
Отец с братом платили день, платили второй, а на третий день рекэтир к ним не подошёл. Он взял деньги с соседей, торговавших по правую и левую стороны от «наших» и пошёл по ряду дальше. Брат говорит:
— Что-то мне это не нравится. Он, наверное, обиделся на нас.
— За что? — удивляется отец.
— Похоже, вчера мы ему мало заплатили. Сейчас узнаю.
С этими словами брат отца нагоняет рэкетира и они с ним о чём-то говорят. Через минуту возвращается.
— Ну что? — спрашивает отец.
— Золотой человек! — восхищённо говорит брат. — Он знал, что мы сегодня мало заработали и отказался брать деньги. Даже рэкетиры в этой стране хорошие!

Горьковское шоссе из Москвы, глухая сумрачная осенняя ночь, около 3 часов – волчье время, мы с товарищем Андреем на «буханке» едем в сторону Владимира, он за рулем. Машин почти нет, вокруг дороги по сторонам стоит стена леса, едем, как в трубе. Фары слабые, ориентируемся только на разметку, лес черный-пречерный. Вдруг впереди появляется желтое пятно, которое по мере приближения превращается в огромное желтое предупреждающее объявление: «Водитель, внимание! Впереди участок дороги с экспериментальной разметкой! Будь бдителен!». Андрей вздрыгивается и мы начинаем фантазировать, какой может быть экспериментальная разметка на федеральной трассе: рельефная, светящаяся, со звуковым сопровождением, в виде бабочек… Через километр в черном коридоре появляется новый стенд, с тем же текстом и уточнением: участок с экспериментальной разметкой – через 1 км. Мы сбрасываем скорость до 60 км/час и пытаемся предугадать будущее: «Разноцветные линии! не-а, самопадающие при наезде фигуры! да ну, сверху на дорогу будут лучи проецироваться!». Приближается желтое пятно: «Водитель, внимание! Вы въезжаете на участок дороги с экспериментальной разметкой! Будьте внимательны! Ваши отзывы вы можете сообщить по тел. 123-456-789». Мы отрываем глаза от стенда – и синхронно издаем вопль: «…ляяяяяя!!!!!». Впереди – черная пустота, край галактики без ощущения пространства и времени, фотоны из фар умирают сразу перед машиной – не видно НИЧЕ…УЯ! У меня на какое-то время пропадает ощущение положения: где верх?! где низ?! и только вектор движения оставляет слабое понимание того, где перед, а где зад. Андрюха вцепляется в руль мертвой хваткой и двумя ногами прыгает на педаль тормоза. Машина встает колом, скользит юзом, немного вроде подворачивает и останавливается. После десятка секунд ужас отступает, мы смотрим друг на друга бешеными глазами, и я замечаю, что вокруг тишина (мотор заглох) и видно только, как на приборной панели светится несколько лампочек. Открываю дверь, вываливаюсь из машины, чуть не подвернув ногу – земли не видно. Возвращается ужас – лампочки на панели исчезли из виду и вокруг снова – НИХУ…ЕГО! Непередаваемые ощущения – наверное, как в космосе в невесомости, но там нет только гравитации, а тут нет ничего, кроме нее. Держусь за машину, пытаюсь не потерять равновесие. Андрюха стоит с другой стороны и злобно матерится: «Ни хрена себе! Экспериментальная разметка – это когда ее нет?! Как мы поедем-то? Я не то что дорогу – я свой нос не вижу! С твоей стороны асфальт есть?». Щупаю вокруг ногой, но отходить от машины боюсь – потом не найду ее. «Андрюх, я не чувствую». Неожиданно сбоку появляется комета, которая меееедллеееенннноооо летит в нашу сторону. Я напрягаюсь, Андрюха прячется за дверь. Мучительное ожидание приближения неизвестно чего, комета раздваивается и вдруг превращается в машину, которая как-то ползком приближается к нам. Фары у нее светят хорошо, но не освещают ничего. Она останавливается перед нами, освещая буханку, и часть деревьев за нами, и тут мы понимаем, что стоим почти поперек шоссе. Из машины вываливается мужик с глазами филина и хрипло спрашивает: «Ну чо, как вам эксперимент?! Суки! Не знаете, он скоро закончится?». Я говорю, что вот прямо за нами, мы только въехали в него. Мужик аж обмяк, расслабляясь. «Этот эксперимент на два километра или около того, я полчаса крался, щупая колесами обочину, вы первые, кого встретил! Удачи! Суки эти экспериментаторы! Я им каждые 15 минут звонить буду и рассказывать, какие они твари!». Он уполз, но вскоре взревел и улетел, а мы опять потеряли ориентацию в пространстве. Однако примерно представляя, где обочина, развернулись, и я пошел впереди, держась за машину и вглядываясь в край асфальта, а Андрюха на первой передаче, на полусогнутых, крался за мной, все эти два километра. У нас они заняли почти час. Машин больше не было ни одной. Когда появилась обычная старая разметка и примерно обозначилась дорога, мы эти белые старые грязные полосы чуть не расцеловали. В первом же поселке Андрюха влупил две бутылки пива, но они даже не разбавили толком адреналин в его крови.
Когда через двое суток мы ехали обратно, на этом участке красовалась ослепительно белая новехонькая традиционная разметка, слепившая глаза даже днем, а от всего эксперимента остался только один покосившийся желтый стенд, на котором телефон был жирно-прежирно замалеван черной-пречерной краской!

Про футбол. Рассказал друг-израильтянин после матча Португалия – Марокко.

В 2007 году ему позвонил одноклассник из Москвы:
– Бен, это Данила. Тут наши с вашими играют. Мы с друзьями хотим приехать, а наши спекулянты охренели совсем. Будь другом, купи нам шесть билетов на стадион.

Речь шла об отборе на чемпионат Европы, матч в Рамат-Гане 17 ноября. Бен, раньше никогда футболом не интересовавшийся, билеты честно купил, но через месяц Данила позвонил снова:
– Твои билеты же на израильскую трибуну, правильно? Что нам там делать среди врагов? Ни покричать толком, ни флагами помахать. Ты их отдай кому-нибудь, а мы тут купим нормальные, на российскую трибуну.
– У спекулянтов купите?
– Да ладно, деньги пыль. Наши так играют, так играют! В кои веки есть за кого болеть. Сычев, Кержаков, Билялетдинов! А Аршавин какая лапочка! Надо поддержать ребят.

Бен, как истинный еврей, пять билетов продал с наценкой, а по образовавшемуся бесплатному шестому решил сам впервые в жизни сходить на футбол. Перед стадионом он встретился с Данилой и его друзьями. Шестеро россиян в бело-сине-красных футболках, дико возбужденные, веселые, уже нетрезвые, с энтузиазмом размахивали флагами. Над ними развевался огромный самодельный транспарант, каждая буква размером с лист А4. На нем было написано: «Мы приехали, чтобы побеждать!»

– Ох, мы вам и всыпем! – приветствовал Бена Данила. – 3:0, не меньше. Потом отпразднуем хорошенько. Ты знаешь поблизости хороший ресторан?
– Знаю, конечно.
– Встречаемся здесь же после игры. Отметишь с нами нашу победу. Россия, вперед!

Как вы помните, Израиль, которому от этого матча уже ничего было не нужно, неожиданно выиграл 2:1 и почти выбил Россию из финальной пульки. Поле игры Бен шел к месту встречи и с грустью думал, что отмечание, похоже, накрылось. Однако Данила с друзьями, к его удивлению, были так же веселы, как и перед матчем, и с таким же энтузиазмом размахивали флагами. Единственное изменение претерпел их транспарант.

Три буквы на нем были заклеены и поверх написаны две другие. Теперь надпись гласила: «Мы приехали, чтобы побухать!»

Сага о мясе

Во времена перестройки и чуть позже жить было, как многие помнят, нелегко, в том числе научным работникам. Зарплата была мизерной, и ее задерживали на месяцы. Зато приоткрылось окно в Европу в смысле научного сотрудничества. Нередко, организуя конференции, заграничные оргкомитеты просили гранты на поездку для российских участников. Однажды дали поддержку целой группе из нашего института, поехал и Женька, мой первый муж. К их возвращению я отправилась в аэропорт его встретить. Самолет прилетал поздним вечером. Прямо перед моим выходом зазвонил телефон. Свекровь сообщила:

- Лена, я тоже поеду встретить Женечку. Но я не успеваю, приеду попозже минут на сорок - на час! Дождитесь меня в аэропорту!
- Не надо, Лариса Валентиновна! Мы так на метро не успеем! - отчаянно закричала я в трубку, но она ее уже бросила. Я безуспешно ей перезванивала, в конце концов смирилась и уехала.

Моя первая свекровь была моральной террористкой специального назначения. Собственный сын выносить ее не мог, а я пыталась из общечеловеческих и родственных соображений. Но делать было нечего, мобильников в те годы не было почти ни у кого, предупредить ее, что мы уедем, уже никто не мог.

Все благополучно прилетели и почти все разъехались, а мы с Женькой остались ждать его мамашу. Однако мы остались не одни. Еще там были наш старший коллега Карен и Толя. Толя, очень симпатичный, интересный и талантливый человек, тогда достаточно молодой, напился в самолете до положения риз. Его надо было как-то отправлять домой, Карен пытался это сделать. Но такси было не поймать и не вызвать, автобус тоже не шел, и к тому же у Толи с собой были деньги от оргкомитета, компенсация за билеты. Это было больше полугодовой зарплаты в те тяжелые времена. Оставлять их в кармане у пьяного было нельзя. Карен пытался их у него забрать.
- Толя, дай деньги!
- Не дам! - твердо отвечал напившийся Толя.
- Толя! У тебя их сопрут! Ты же пьян. Я завтра тебе их верну. Толя, отдай деньги!
- Не дам!
Этот разговор продолжался минут десять. Наконец, взгляд Карена упал на меня, и лицо его озарилось идеей.
- Толя! А Лене отдашь деньги?
Толя вытащил пачку из кармана и торжественно мне вручил, помахав ею перед носом Карена и погрозив ему пальцем:
- Вот ей - отдам! А тебе - неет!

В конце концов было решено ждать автобуса до последнего. Я с Толей стояла на остановке, следила, чтобы он не падал и сторожила перенесенные чемоданы, Женька их перетаскивал, а Карен сторожил оставшиеся в аэропорту. Было темно, холодно, ветрено, валил мокрый мартовский снег. Я злилась на свекровь и на Толю.
- Анатолий Андреевич! - с упреком сказала я. - Ну как же не стыдно так напиваться! Вы же такой замечательный человек, и так себя нехорошо ведете!
- Была бы у меня такая жена, как ты, я бы алкоголя в рот не брал, - с несколько измененной дикцией сообщил мне Толя, грустно на меня посмотрев красивыми темными глазами.
Этот неожиданный комплимент полностью меня обезоружил и свел на нет мои воспитательные порывы, поскольку, несмотря на толино обаяние и такую благую цель, замуж за него я все же не собиралась.

Тут наконец приехала и свекровь. Она сразу заняла позицию около кучи вещей и охраняла их от подозрительных личностей. Карен бегал туда-сюда в надежде на такси для Толи, опасаясь пропустить автобус. Автобуса не было минут сорок. Вещей почему-то было очень много - чемоданы, пакеты. (В дьюти-фри, что ли, закупились? - удивилась я.)

Около нас нарезал круги какой-то полупьяный субъект и все норовил к нам присоседиться. Я озлобленно подумала, что Толю все-таки жалко, но еще одного пьяного я уже не выдержу.
- Скажите, а это ваши вещи? - нерешительно спросил мужик.
- ВАШЕГО ничего здесь нет! - внушительно ответила ему Лариса Валентиновна и загородила вещи корпусом. Мужик робко ретировался.

Наконец пришел автобус. Мы еле влезли в него, загрузив туда вещи и Толю. Я стояла перед сидящими Толей и полупьяным мужиком. Тот переживал за Толю. Каждые пять минут он хватал меня за коленку и трагическим шепотом беспокойно спрашивал:
- Заинька! Куда вы его везете?!
Я отдергивала коленку и мрачно отвечала сквозь зубы:
- Я вам не заинька!.. Домой везем!
Наконец мы выгрузились у метро. Там Карен поймал такси для Толи, хорошо заплатил таксисту и условился, что тот доставит его до дверей квартиры. Его чемодан Карен взял себе, а пакеты отдал нам, так как таксисту хватало и Толи. Со всем этим барахлом мы потащились в противоположный конец города. К счастью, успели до закрытия метро. Дома моя мама накормила нас ужином, а папа заглянул в пакеты, сказал, что там какая-то еда, и выставил их на балкон.

Утром Женька по телефону успокаивал Толю, который забыл обо всем произошедшем, и предлагал привезти деньги и вещи. Однако от пакетов Толя напрочь отказывался. Не было у меня пакетов, тем более с едой, говорит. Тут мы их вытащили с балкона и внимательно посмотрели внутрь. Там оказалось полкило вареной колбасы, какое-то печенье и восемь килограммов сырого мяса разного качества - ребра, шея, бедренная часть... Это был клад. В то время в магазинах на прилавках не было вообще ничего, только пустые поддоны, да и денег у нас тоже не было. В полном недоумении мы с Женькой смотрели друг на друга, и тут я вспомнила про пьяного, который робко задавал вопросы насчет вещей Ларисе Валентиновне. Наверное, это был работник столовой аэропорта, который прихватил "излишки" домой и неосмотрительно поставил рядом с нашими чемоданами... в общем, найти его уже мы не могли, а то мясо ели всей семьей еще долго.

(Все имена изменены.)

Мёдопродавцы расфасовывают из фляги мёд в пластиковые упаковки и выкладывают их на прилавок.
Один из них, надписывая упаковку, спрашивает другого:
- На этой что писать?
- Ну, напиши - Кипрейный, Башкирия.

Не сидят, ох, не сидят, сложа руки махровые российские бюрократы и чиновники.
Ведь умный и начитанный демос - это угроза их благополучию и процветанию.
Тщательно изучая художественные произведения для детей и подростков, они выяснили, что большинство этих книг содержит признаки экстремизма, пропаганду гомосексуализма, оскорбляют чувства верующих, содержат оскорбления в адрес социальной группы «чиновники, бюрократы и пидорасы» и много других нехороших вещей!

Давайте рассмотрим некоторые примеры подобной «литературы»

Детские сказки:

1) «Сказка о попе и его работнике Балде» А.С. Пушкин – чудовищная сказка. Содержит натуралистическое описание убийства Балдой священнослужителя. Содержит варианты сотрудничества Балды с врагами рода человеческого, такими как бесы, вызывает сомнения в вере и недоверие к РПЦ. А так же выражает сомнения в умственном развитии священнослужителей...

2) «Теремок» - русская народная сказка – Содержит сцены насилия по национальному признаку: Лиса, волк и медведь поочередно совершают нападения на Теремок.

3) «Колобок» - русская нар. сказка — неприкрытая пропаганда эмиграции и утечки мозгов. Содержит описание нищеты сельского населения России.

4) «Незнайка», автор некто Носов — призывы к тунеядству, экстремистские действия в отношении общественного строя, уклонения от общественных работ, подстрекательство населения к беспорядкам и восстановлению социалистического строя

5) «Красная Шапочка», иностранная сказка из страны НАТО — сексуальные сцены совращение волка Красной Шапочкой, геронтофилия (волк в постели у бабушки), трансвестизм (переодевание волка в бабушкину одежду), жестокое обращение с животными, приведшими к убийству волка.

Страшные и опасные сцены неповиновения сотрудникам правоохранительных органов, инструкции по свержению государственной власти, восхваления экстремизма и терроризма содержат такие образчики западной литературы, как «Приключения Чиполлино», «Джельсомино в стране Лжецов» и «Буратино».

Классическая русская литература:

1) «Преступление и наказание», Достоевский — подробная инструкция по убийству людей пенсионного возраста, пропаганда преимуществ жизни в кредит, сомнения в справедливом устройстве государственной системы России.

2) «Гроза», Островский — вызывает сомнения в демографической политики российской власти, призывы к разрушению традиционных семейных ценностей.

3) «Война и мир», Толстой – часть книги написана на языке одной из стран НАТО, содержит сцены войны, агрессии, вызывает стремление переписать историю ВОВ и неоднократно оскорбляет чувства верующих.

Это далеко неполный список вредной и опасной для подрастающего поколения. Вопрос состоит даже не в том, что читать, а зачем читать? Ведь чтение вызывает способность думать, анализировать и делать выводы.

Давно было. Пациент, вставая после гастроскопии, говорит мне:
- У вас страшная профессия! Передо мной стоит красивая девушка, а меня от неё тошнит...
За пациента тоже страшно. Ведь потом будет условный рефлекс: увидел красивую женщину - проблевался.

- Позитивное отношение к жизни + несокрушимая воля к победе - вот ключ к счастью! - хмуро пробурчал я себе под нос, выйдя ранним утром на прогулку в парк и завидев разверзшиеся предо мной хляби.

Выпавший накануне обильный снегопад превратился за ночь в сплошной гололед, разделяемый только бурными талыми потоками во всех низинах. В прежние времена я бы уныло чапал, осторожно и медленно переставляя ноги, отчаянно бродя по берегам ручьев в поисках места для переправы, и проклиная Собянина, наложившего всюду гладкой плитки вместо того, чтобы прочистить городскую канализацию. Или отказался бы от прогулки вовсе.

Но я глянул на всю эту мерзость у себя под ногами с оптимистической точки зрения. Какова цель прогулки в парк? Подвигаться, размяться, проснуться, войти в хороший тонус. А что если отнестись ко всем этим льдам и водам как к дару природы? Как к новому комлекту фитнес-тренажеров прямо у порога моего дома? Установленные там турники и шведские стенки мне давно надоели, да и неохота позориться под окнами соседей.

А вот быстрое передвижение по льду с дикими прыжками через ручьи включает элементы фигурного катания и спортивного бега по пересеченной местности. Адреналин, тренировка координации конечностей и вестибулярного аппарата. Нагрузка на все группы мышц - размахиваешь руками, чтобы не свалиться. Отличная растяжка суставов, когда ноги разъезжаются.

Мог бы получиться олимпийский вид спорта - гололединг. Ну или айсджампинг. Народный, массовый, как некогда метание копья или диска, ныне удел скучных профи. Насколько веселее скользить по льду и прыгать через водные препятствия с практической целью куда-то побыстрее добраться, чем качать веса сидя в фитнесе или трусить легким бегом по сухим дорожкам.

В понедельник 12 декабря я добрался-таки до парка, но даже входить в него не стал. Четверть часа скорого пешего передвижения по московскому гололеду вполне заменили мне час утренней зарядки.

Навеяно историей https://www.anekdot.ru/id/1365432/
Есть такая популярная компьютерная игрушка Халф лайф. Серьёзная. Мрачная. Про ужасы инопланетные на Землю обрушившиеся.
Есть у неё и продолжение Халф лайф 2. Третью часть ждут с нетерпением уже который год ....
Игра от первого лица. Зеркал в игре нет.
Ну так вот, о чём я. Во второй части если ввести код для вида от третьего лица, то оказывается что ружьё протагонист не в руках держит, а оно именно там где пися. Шутники эти программисты. Похабники.

Как говорит знакомый пожарный инспектор.

Приходим во все места: где есть люди, где людей нет. Иногда — под телекамеры что-то записываем как нарушения. Чаще всего - на 5000-7000 рублей и никогда на физических лиц - управителей этих дурдомов.

Проходит пару-тройку лет. Нарушения — не устранены. Мы идем, делаем сэлфи на фоне неустраненных нарушений. Штрафы доходят до 50-70 тысяч рублей. В ход идут зиц-председатели Фунты, личные договоренности, бракованные датчики и огнетушители, гнилые шланги. И никогда и никого нельзя посадить на пару-тройку годков строгого режима: табу.

Года еще через четыре, чтобы получить страховые выплаты, сигнализации отключают, разливают горючую жидкость, либо искрят сваркой. Хорошо, если никто не сгорит и не пострадает, хотя, если стены из горючих материалов — не мудрено.

В камере каждое фото продаем владельцам бизнеса тысяч за триста. Строим дома, дачи, иногда даже в Крыму.

Страховая платит от 30 до 50 процентов возмещения на счет в Швейцарии или Бельгии. О людях пусть заботится МЧС и возит их в Москву на лечение спецбортами.

После похорон и судов мы уходим в запой целыми отделами — людей просто жалко, даже слезы пробивают.

Вот так и крутится рядовой пожарный инспектор. От пожара до пожара, от дознавателя к следователю с одним простым телефоном, где все грехи — как на ладони.

Работаю психиатром. Пациент мне:
- Доктор, а пойдёмте ко мне в гости - музыку послушаем, клозапина поедим.

Вот еще небольшая зарисовка из моего студенчества. Колхоз. Первый курс, и мы, студенты музыкального института, два десятка хилых очкариков-интеллигентов, оказываемся в совхозе «Сарканайс Дарбаляудис», что с латышского переводится, примерно, как «Красный Трудовой Народ». Народ, оказался на поверку совсем не красным. А абсолютно синим. Синюшным. Весь, от встречавшего нас агронома, до раздатчиц в полевой кухне.
Поставили нас на стройку, а строили новое здание администрации. Здания пока не было – был доведенный до третьего этажа кирпичный остов, внутри на балки была положена фанера, полов не было даже близко. Возле здания, в десятках двух метров, стояло шесть или семь деревянных поддонов, на каждом были сложены кирпичи. Пришел пошатываясь прораб, и если опустить мат, сказал нам: становитесь цепочкой, один пусть идет наверх здания, и передавайте ему по цепочке кирпичи. А он пусть складывает у стены, чтобы, когда придут каменщики, им было чем работать – стенки дальше возводить. Перекидали мы так цепочкой из рук в руки два поддона кирпичей, устали, тяжело это, все-таки… А тут - обед – полевая кухня: приехала лошадка с телегой, на ней тетка, вдрабадан пьяная, и несколько бидонов. И миски алюминиевые. Стали разливать суп – запах вроде ничего, крупа какая-то и картошка плавает. Дали хлеб, сели мы тут же, на травку, сидим, едим. И тут Маша Зонскер вдруг говорит – а что это, червяки? Мы присмотрелись – точно, у всех плавают, мелкие, миллиметра по 2, червячки. Мы к раздатчице – что это? А она нам – не ссыте очкарики, харчитесь дальше, это личинки, они в крупе всегда живут, с ними суп только вкуснее. И ржет, пьяная морда. Ну, что, мы голодные, а червячков этих и не видно, ежели не приглядываться, почти все плюнули, и стали есть дальше. И тут Толик Файнштейн вдруг кричит – смотрите! И вытаскивает из супа глиста. Сантиметров 7 длинной, с черной головкой, толстого, белого… Толика стошнило в тарелку, еще двоих тоже. Суп уже никто не доедал. Попили воды с хлебом и пошли дальше работать.
Ладно. Два поддона кирпичей уже наверх передали, а сколько их там нужно – никто нам не сказал. И спросить не у кого. Прошел какой-то мужик – мы ему – дядя, а сколько кирпичей наверх надо? А он – ты чего тут разговоры пришел разговаривать? Работай, когда скажут – закончишь! Ну ладно… Наверху Вася Кобылин кирпичи принимает, а мы ему подаем цепочкой. Еще два поддона кирпичей наверх ушло… Совсем мы запарились, но виду не подаем – пусть не думают, что мы «вшивая интеллигенция», работаем и не жалуемся! Шестой поддон начали подавать, слышу, Вася сверху, со стены что-то кричит, и руками машет. А за забором трактор работает, не слышно его. Посмотрели мы на него, и дальше кирпичи передаем. И вдруг – грохот страшный, аж земля вздрогнула. И Вася Кобылин исчез. А из дверного проема здания – облако пыли. И появляется Вася. Все говорит. Нет больше кирпичей. Как, говорим нету? А так. Там наверху, на балках фанера и доски какие-то положены были. Вот на них кирпичи Вася и складывал. Когда пять поддонов в одном углу сложил – треснули доски, и вся груда кирпича рухнула вниз. Кирпичи – в порошок.
Стоим мы, и не понимаем, что делать. А Васю дрожь бьет нервная. А тут и прораб подходит. Сразу все понял, и как начал орать. А Кобылин стоит, на него смотрит, а потом как перданет! Прораб аж замолчал. А у Васи по ногам уже течет, стоит, смотрит на прораба, и срет в штаны…
Вот такие они, колхозные наши будни!

Начало https://www.anekdot.ru/id/1360991/

6 мая 95г.

— Я Вас приветствую, мадам!
— Как ты любезен сегодня. Не к добру.
— Да ладно, чего уж там; чай, не на свидание пришла.
— Чай, говоришь?
— Как же без него!
— А ты мог бы для меня своей царской травы заварить?
— Заварю, заварю.
— Усыплять сегодня будешь?
— Нет.
— А я бы не отказалась.
— Я тебя понимаю. Но… Видишь ли, какая штука, гипноз как наркотик. Людям нравится это состояние. Так что ты не ис-ключение.
— Жаль.
— Да не стоит об этом жалеть!
— Приятно быть исключением.
— По-разному… Так, сегодня у нас маленькое развлечение.
— Вот так сразу, безо всяких прелюдий?
— Будешь позировать.
— Ты хочешь нарисовать мой портрет?
— Нет, конечно! Да и рисовальщик из меня никудышний.
— А как ты готовишь эскизы для своих скульптур?
— Я работаю без эскизов.
— По памяти?
— Почти.
— Как это?
— Подожди, усядусь поудобней… Ты по улицам ходишь — спотыкаешься часто?
— Ну, Антон, и сравнения у тебя. Говорили мне, что ты странный, но теперь я и сама вижу.
— Не странный я, просто приземлённый.
— Ой, вот только этого не надо! Приземлённый…
— А что? Я мыслю простыми категориями: еда, женщина, глина.
— Совсем ты меня заморочил.
— Ну-с?… Приступим, Вера Михайловна!
— Мне потом можно будет посмотреть?
— Сегодня не понравится. Даже показывать не стану.
— Включи какую-нибудь музыку, что ли… И расскажи, как ты умудряешься работать без эскизов.

— У меня в голове много проектов. Они живут своей жиз-нью, изменяются, я отрабатываю технику резьбы…
— Антон, а что это такое? Это же не глина!
— Это скульптурный пластилин. Он не такой текучий, как простой. Что бывает критично, особенно в жару.
— Почему не в глине?
— Глина быстро сохнет, у нашей жирность маленькая. А нам потребуется время.
— Жирность?… у глины?!
— Ну, как бы тебе объяснить… Вот представь, что ты в пе-сок выливаешь воду. Что будет?
— Прольётся до дна.
— Правильно. У песка жирность нулевая. И глина разная бывает.
— А с какой ты работаешь?
— С кембрийской. Я, как ты знаешь, человек небогатый, ез-дить за хорошей глиной не по карману.
— То есть, эта совсем плохая?
— Да нормальная, работать можно! Я её промываю, сушу. Чистенькая становится, без единой крупиночки.
— Так вкусно рассказываешь, что аж самой захотелось её помять.
— Могу дать кусочек.
— Всего кусочек?
— Тебе хватит. Потом поймёшь.
— Мне не понять, я же баба глупая.
— Не глупей кошки.
— Да… Что значит, не глупей!
— …Когда я впервые приступил к заготовке большого объ-ёма, — ну, большой он был, конечно, относительно… использо-вал детскую ванну. Классная была идея!… А у меня тогда в ма-стерской жила кошка…
— Сейчас не живёт?
— Добрые соседи отравили… В моей жизни было три кош-ки, которых я никогда не забуду… Вот… Алиска была третьей. Наверно, больше не будет.
— И что твоя Алиска делала?
— О, много чего! Была хозяйкой дома, любила воротнички сосать. Я попробовал — ни фига не вкусно… Ещё любила спа-гетти, особенно с грибами. Натрескается, лохудра, и лежит пых-тит с набитым брюхом. Никакого «Вискаса» не надо.
— Ты про неё как про человека рассказываешь…
— …Любила смотреть телевизор, лёжа под одеялом. Кончик откинет и таращится на экран, как будто что-то понимает.
— Я про такое слышала. Собаки тоже чудят иногда, если долго с людьми живут.
— Эт точно… Они все нам стараются подражать… Когда пришла пора котят рожать, она до последнего терпела, пока я не пришёл. Как это, мол, рожать да без хозяина!… И малышню свою сразу в постель мою перетащила… Член семьи, — умора…
— Может она и скульптуре училась?
— Хотела понять, что я вытворяю. Пока глину месил, всё время вокруг ходила. То понюхает, то в ванную лапу сунет. Ни-когда с таким весельем не работал.
— Может и мне кошку завести…
— Дочку расти. Чтоб из неё кошчонка не получилась.
— Всё, больше не отвлекаю.
— За меня не волнуйся.
— …Кто это поёт?
— Не узнала? Ну, ты даёшь, Михайловна. Это же Хампер-динк!
— Точно! Я эту песню раньше не слышала.
— Может, забыла? Очень старая запись, в начале семидеся-тых у нас в стране выходила.
— Как называется?
— «Возьми моё сердце».
— Антон, ничего не хочешь у меня спросить?
— Сама, сама всё мне расскажешь.
— А если не расскажу?… пригрозишь Максиму пожаловать-ся?
— Очень мне надо, жаловаться…
— Объясни, зачем тебе это нужно?
— В конце восьмидесятых я узнал про одного доктора из Армении, который корректировал психику пациентов, создавая их скульптурные портреты. А у меня есть одна отличительная особенность. С раннего детства…
— Ну, наконец-то! А то, — приземлённый… обыкновен-ный…
— Ничего там необыкновенного. Я подражатель, своего ро-да имитатор.
— Как это!
— Как подражают дети? Вот вспомни себя.
— Да я до пяти лет про себя ничего не могу сказать.
— А после пяти?
— Я-то как раз обыкновенная. И никакими подражаниями не занималась.
— Ладно, в другой раз.
— А с какого возраста ты себя помнишь?
— Отчётливо помню с месячного.
— Ты Марине Алексеевне тоже сказки рассказываешь?
— Я не шучу.
— А в два месяца ты занялся подражанием.
— Хм… В этом что-то есть. Надо будет повертеть… У меня хорошо получалось подражание животным. Мяукал так, что ко-шаки в округе с ума сходили. И не только кошаки… Потом пев-цам разным подражал. Если бы в художественную школу не по-ступил, то, может, и музыкант из меня неплохой получился бы.
— Из тебя неплохой экстрасенс получился.
— Не называй меня так. Я не экстрасенс.
— Значит, маг или колдун.
— Я ни то и ни другое.
— Кто же ты, в таком случае?
— …Так вот… Мне достаточно было один раз посмотреть, как он работает, и я смог повторить его метод.
— Ясно, ты просто гений.
— Не возражаю.
— Надо же!
— Гениев много, особенно у нас в России. Это не подвиг… Поверни голову чуть влево… Хорошо.
— Уже хорошо?
— Нет, пока не очень.
— …Николай мой учитель.
— Ох, как я не люблю это слово.
— Откуда ты про него узнал?… Максим рассказал?
— Предположим, что Максим… Вы давно с ним встречае-тесь?
— Восемь месяцев.
— Мэм, а по Вам розги плачут.
— Это моё… дело.
— И Максима тоже.
— Я тебе говорила уже.
— Он тебе не угрожал?
— Максим?… Пусть только попробует!
— Николай.
— Откуда ты знаешь!…
— Сквозняком надуло.

— …Антон, я устала.
— Всё, пара штрихов… На сегодня достаточно.
— Может, всё-таки посмотрю, а? Ну, хоть одним глазком.
— Я сказал — нет. Запомни, женщина, это моя территория, здесь условия диктую я. Запомнила?
— Ух, какой ты!… Марина надоест, — позвони.
— Когда ты видела Николая последний раз?
— В середине марта.
— Не жалует он тебя своим вниманием, как я погляжу.
— Он очень сильный. Сильней тебя.
— Что ж ты тогда ко мне пришла!
— Он сказал, что «чёрные» такими вещами не занимаются.
— Чёрный, значит… Уже тепло… Влипла ты, Михайловна, по самое некуда.
— Я знаю, Антоша, но ничего поделать не могу. Он как магнит. Только посмотрит, и я пропала.
— Дура набитая.
— Не груби.
— Я не Макс, мне можно.
— Ты так и не сказал, зачем тебе это нужно.
— А-а… ты про это… Марина попросила.
— Я не первая.
— Тебя это не касается… Что вас с Мариной связывает? Ра-ботаете в разных организациях, видитесь редко.
— Она интересная женщина. Интересы не пересекаются.
— Кто мне сегодня предлагал позвонить?
— Да я пошутила. Могу пошутить?
— Я такие шутки не понимаю.
— Забудь.
— Забыл.
— Ладно, пойду я. Когда прийти в следующий раз?
— Свяжемся. Я сейчас занят, надо несколько долгов раздать. Как со временем определюсь, — сообщу.
— Позвонишь, а?…
— Позвоню… Ну, ты зараза!
— Пока–пока, Антошенька.

Продолжение следует…