Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
с 01.01.2005 по 31.01.2005
Самые смешные стишки за месяц!
упорядоченные по результатам голосования пользователей
Восточные женщины мягче целуют, А южные женщины вас избалуют, А женщины севера будут верней, У женщины с запада лифчик ценней.
Восточные женщины более страстны, А южные дики, сильны и опасны, У женшины с севера ножки стройней, У западных женщин бюстгалтер ценней.
У первых - полнее и страстнее попка, Вторые горят и пылают как топка, А третьи безмолвно летят на софу. У западных лифчик в красивом шкафу.
Восточная женщина стонет и тает, А южная воет, рычит и рыдает, А с севера - блещет, пленит и влечет, У западной с вечера выписан счет.
Юный сын к отцу пришел И сказал, смущаясь: "Я любовь себе нашел, Часто с ней встречаюсь. Я дарю ей шоколад, Покупаю кексы, Но мой опыт маловат, Папа, в плане секса" У меня секретов нет. Слушайте, ребята, Папы этого ответ не витиеватый. "Не в подарках дело сын. Глупость и нелепость! Выход здесь всегда один. Женщина - как крепость. Эту крепость надо брать Нежностью и лаской. Силу можно применять, Но всегда с опаской. Ты садись, раз уж пришел, И послушай, кроха С сексом в жизни - хорошо! А без секса - плохо. Краткий экскурс в чудный мир- Мир противоречий Мы с тобою совершим В этот чудный вечер. Если девушка сама Задирает юбку И глядит на твой карман - Это проститутка. С ними лучше не ходить, Так как, между прочим, Мне за год не оплатить стоимость той ночи. Если девушка с тобой, А потом с Андрюхой, А наутро с Мустафой - Это просто шлюха. С нею можно так, разок, Коль совсем тоскливо, Но не суйся к ней, сынок, Без презерватива. Если девушка с другой Даже на гулянке, Помни, сын мой дорогой - Это лесбиянки. Их тебе не возбудить, Здесь, сынок, другое. Лучше сразу обходить Лесбос стороною. Если ты ее ласкал, А она молчала. Если ты его достал, А она убрала, Участь женщины такой, Друг мой незавидна. Это подтвердит любой - Женщина фригидна. Если ходит за тобой Мальчик неотвязно, Этот мальчик голубой, Что весьма опасно. Прочь гони его скорей Без заездов пробных, Пусть бежит искать друзей Средь себе подобных. Если ты, Андрей, Иван С Тоней и Варюхой - Бей в зеленый барабан - Это групповуха. В этом есть какой-то смысл, Я не возражаю, Потому что даже мысль Эта возбуждает. Об одном тебя прошу, Обойдись без грязи. Я тебе не разрешу, Блин, случайных связей. Ты одну себе найди, Девку по приличней Познакомить приводи. Понял? Ну отлично! И, уж раз ты в это влез, Помни сын мой Сема Самый безопасный секс - Секс по телефону.
Василий Иваныч, взяв Петьку и Анку, А также червей поллитровую банку И всех погрузив в боевую тачанку Поехал рыбачить к реке спозаранку.
Приехали: Петька с рыбалочным грузом, И Анка с большим восьмимесячным пузом. Река подражала лирическим музам И пахла грядущим Советским Союзом.
Улов был отличный, уха закипела, Чапай закемарил, девица запела, А Петька – поскольку остался без дела – Купался в реке, развивал свое тело.
Поели ушицы, денек был прекрасный, Не то чтобы жаркий, но теплый и ясный. Ржавел на стремнине осколок фугасный. Обычный осколок: ни белый, ни красный.
Закат догорал на исходе субботы. Василий Иваныч травил анекдоты Про то, как «бойцы отращають живОты» И Анка представила писаря роты...
Вернулись во Лбищенск. В домах уже спали. Чапаев устроился на сеновале. Подумал о крале: Антеною звали. Назавтрa решил искупаться в Урале…
*** Конец, но не страшный. Не жизни, а лету: Еще порубать, покататься по свету. А что тут смешного? Смешного тут нету. Стишок ни о чем. Уж простите поэту.
Виртуальные частицы сквозь Петровича проходят — и Петровичу не спится: он на кухне колобродит, матерится, недовольный теплой водкою из кружки, ест огурчик малосольный и идет к своей подружке бабе Рае, зло храпящей под пропаленной периной; страшен, будто в дикой чаще, ейный посвист соловьиный.
Он ложится тихо рядом. Мысли муторны и странны... Под его тяжелым взглядом подыхают тараканы, муха бьется о гардину хоботатой головой, и покидая паутину, заползают за обои пауки, которым жутко... А Петровичу мешает — рядом — эта проститутка, что с Морфеем согрешает.
Может, ей набить сусала иль поджечь, плеснув бензину, чтобы мыслить не мешала и ценила как мужчину? Нет, нельзя: глядишь, посадят; и уж точно на работе по головке не погладят — скажут:”Вновь, Петрович, пьете!” И зачем такое надо, чтобы все его журили и тринадцатой зарплаты на собрании лишили?!
С мудрой думою таковской снова в кухню он шагает, теплой водочки “Московской” граммов 200 выпивает, сквозь окно глазами зверя в Космос тычется уныло, расстоянье в литрах меря до ближайшего светила: если бог там обитает — чтоб Петровичу молиться, то на кой он испускает виртуальные частицы?
И Петровичу обидно. За топорик он берется: хрясть! — и звезд уже не видно, лишь окно со звоном бьется; расыпаются осколки в стайки чертиков зеленых. “Ах вы, суки! Ах вы, волки!” — Он орет. Гоняет он их по линолеуму в брызгах перетопленного сала — топором кромсает вдрызг их пятачкастые хлебала
Внеземные супостаты скачут, всхрюкивая: дескать, мы тебе, козел поддатый, можем хавало натрескать! Черти прыгают в прихожей, в спальне бесятся охально. Здесь им нравится, похоже. А Петровичу печально. Виртуальные частицы застят ум ему и зренье. Как от них освободиться? Где найти успокоенье?
Как побитая собака, в спальню он бредет, вздыхая, где в оскале вурдалака распросталась баба Рая, а на лоб ее, блестящий от ночного злого пота, черт, патлатый и смердящий — с грязной мордой идиота — затащил свою подругу (в ней — ни робости, ни грусти) и кричит:”Давай по кругу мы ея, Петрович, пустим!”
Весь — паскудство, срам и злоба, он орет:”Довольно злиться! Доведут тебя до гроба виртуальные частицы!” “Брешешь, пес! — Петрович, красный, от желанья вражьей смерти, стонет. — Весь ваш труд — напрасный: будет здесь каюк вам, черти! Положу за время ночи асмодея к асмодею! Я ж — потомственный рабочий, даже грамоты имею!”
И воздев топор разящий (бесы мигом — врассыпную), бабы Раин глупый ящик — буйну голову хмельную — пополам Петрович рубит, огурцом срыгнув устало... Он, по сути, бабку любит — просто меткости в нем мало.
...Чу! Звонок! В фураге новой И в плаще с плеча чужого пялит зенки участковый в объектив глазка дверного. Это ходит он с дозором — недобритый и нетрезвый — чтоб Петрович не был вором беспокоится болезный. Он проходит тихо в двери, портя водух с каждым вздохом; знает он, что люди — звери: каждый ждет его с подвохом;
каждый хочет расквитаться за фискальные ошибки — на нунчаках с ним подраться, надавать по морде шибко иль, как минимум, заехать по спине ему лопатой, чтоб он стал предметом смеха и ходил везде горбатый... Но Петрович приглашает, как всегда, его к буфету — 40 граммов наливает и бурчит:”Закуски нету”...
После, к выходу шагая, участковый без охоты замечает:”Баба Рая распахнула мозг свой что-то... Ладно. Ваш бедлам семейный мне пока без интереса: коли нет заявы ейной, то живи пока без стресса. Лишь бы шум не подымали, не стреляли тараканов — мне во вверенном квартале не потребно фулиганов!”
И уходит в ночь, смешную, словно личико у смерти: одесную и ошую скачут черти, черти, черти...
А Петрович слышит — в горле ком урчащий шевелится: “По всему, нутро расперли виртуальные частицы,” — так он думает. Короче этих мыслей не бывает; промеж них, заплющив очи, он на лоджию шагает — и склонясь через перила, мечет он на ветер склизкий все, что съедено им было: огурцы..,кусок редиски...
А рогатые повсюду, кувыркаясь, крутят дули. “Мы — с тобой, — визжат, — покуда ты живой еще, дедуля!” Теребя его штанину, супостат один вещает: “Ты нюхни, браток, бензину: сблюнешь душу — полегчает!” И Петрович видит: точно — от поганцев не отбиться... И “Московской”, как нарочно, не осталось, чтоб забыться.
И топор пропал куда-то... А кругом — рога и рыла... И Петрович, виновато плача, лезет за перила — и летит куда-то в Космос, улыбаясь криволико; и его прощальный голос возвышается до крика: “Люди-люди, не бродите в дебрях, гиблых и пропащих! Люди-люди, не будите вы зверей, друг в друге спящих!”
На пути его падучем — хмель сочащие светила; мимо — бог плывет на туче, щеря лик зеленорыло... И ему в тумане светит дно родимого квартала, где кричат чужие дети: “С неба звездочка упала!”
У каждого турка есть некая штука И с этою штукой он входит без стука К одной из своих многочисленных жен, Красою которой с обеда сражен.
А в старой Европе бледнеют от скуки. Одни любят факи, другие лишь звуки, Кто выдует шнапс, кто разбавит вино, Кто лихо сыграет с тобой в домино. Есть фаны футбола, есть фаны корриды, Кто любит просторные снежные виды, Кому кофеварка, кому чернобурка, Но в целом Европе нужна штука турка.
Вот уходит старый год! Пусть с собой он заберет: Все невзгоды и печали. Секс, в котором не кончали. И скрипучие кровати. Головную боль некстати. Бремя выплаты долгов. Пустоту из кошельков. Жадных, кляузных клиентов. Нелюбимых конкурентов. Палки, что в колеса лезут. Из мозгов иных протезы. Ту любовь, что без ответа. Снег, что выпадает летом. Тараканов, что на кухне. Искры, что давно потухли. Дятлов тех, что нас долбают. Пусть с собою забирает! Ведь уходит старый год. Да и хрен с ним, Пусть уйдет!
Над седой равниной моря возникает дядя Боря. Ветер тучи собирает. Дядя Боря выпивает.
Между тучами и морем, не успев за дядей Борем, в клюве сжав кусочек сыра гордо реет голубь мира, а за ним премьер невъебный Черной Мордии подобный.
То крылом народ потрогав, то стрелой взмывая к Боре, расхититель прод-налогов - Грач уселся на заборе.
Киря тоже страстно дышит. Он кричит, и Боря слышит сквозь сопение в сортире радость в смелом крике Кири.
В этом крике - жажду бури, "Бей евреев", треск наганов и уверенность в Бабуре слышит в меру злой Зюганов.
Чайки стонут перед бурей, - стонут, ездят по парадам. Под фуражкой – чайник дури. И Чечня маячит рядом.
Глупый БАБ - пингвин московский - прячет тело в то, что модно. Да и гордый Ходорковский реет смело и свободно от Парижа до Находки, где Романыч - сын Чукотки.
Все мрачней и ниже тучи от Москвы до Петрограда. Русским хочется как лучше - как всегда пока не надо. Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, ветр ширя. Вот идет бухая дева, а за ней выходит Жиря. Жмет ее, кладет засосы и бросает вдруг с размаху в дикой злобе на утесы - и кладет нагую Маху, в изумрудные громады жопы, жирной от помады.
***
Вдруг летит Партай Геноссе Разогнав других Шайгою. Есть вопросы? Нет вопросы! Если тонешь – Курск с тобою. Как стрела пронзает темень, пену волн Грызлом сатиря. Вот он носится, как демон, - гордый, черный дух сортира. Он неймет. Ему неймется. Он смеется, и рыдает... Он над (залито) смеется, он от радости рыдает! В гневе грома, - чуткий... (прочерк), - он давно уста... (цензура), он уверен – этот почерк Нас не скроет (Тише, дура!) (Сам дурак!) (Кисель несчастный, раскричался – заглушают!) Кто об хуй не терся властный - синим пламенем пылают.
От Москвы и до повсюду, От людей и до улиток, От Аллаха и до Будды, От живых и до убитых – Я так горд – и ты конечно, Что живем в такие годы, Где над нами человечно Он расставил зонт свободы. Нас смеют и нам смеется! А кто нет – те, видно, гады. Ничего на нас не льется. Никому от нас не надо. Правда, классно, Алл Борисыч? Правда, блеск, Иос Кобзоныч? Правда, хуй, Ирина Сисич? Разве нет, Михайло Зоныч?
Вот и мы о том: прекрасно! Всем спасибо, пуле-дуре, Всем зонтам, торчащим властно. И, конечно, Славной Буре.
Запад есть запад, восток есть восток, а север - он север и есть. Подобных глубоких мыслей, дружок, в моей голове не счесть, но мысль - что прах на семи ветрах, явилась на миг - и нет, а это преданье живет в веках, в сердцах оставляя след.
До форта Букло полковник седой нещадно гнал лошадей, до сумрачных скал, где скрылись Кемал и двадцать его людей. Он мчался птицы летящей быстрей, хоть терло нещадно седло, и вот подъехал к ущелью Джагей, что рядом с фортом Букло. Там справа скала, и слева скала, терновник и груды песка, и пот трудовой полковник седой устало смахнул с виска, и бросил соратникам несколько слов (армейский жаргон суров, но общий смысл был примерно таков: замочим в сортире козлов!). И к фляге заветной полковник приник, и добрый сделал глоток, и видит - идет из ущелья старик (в чалме - на то и Восток). "А ну-ка скажи, многомудрый хаджи, да только гляди не соври, какой мне судьбою отмерен срок - год ли, два или три? Ты че там по-своему мелешь, хам, английский не знаешь, поди? Эй, сын рисальдаров, Мохаммед Хан, а ну-ка, переведи!" И Мохаммед Хан, рисальдара сын, неохотно шагнул вперед, и сделал, за вычетом идиолекта, весьма неплохой перевод: "О полковник, шакала потомок прямой, пустая твоя голова, ты здешний народ разоряешь войной уже не год и не два. Под вражьим обстрелом твой верный конь стоит, не страшась ничего, в крови его дикий бушует огонь, крепче виселиц шея его! Но сколь не мила животина тебе, а лучше пошли его вон, ведь смертью твоею, коль верить судьбе, является именно он!" Полковник сердито нахмурил чело, однакоже спешился вмиг: "Найдите другого коня под седло - похоже, не врет старик. А этого, братцы, отправьте домой - хоть он на ходу и хорош, да ну его к дьяволу с кармой такой - к чему пропадать ни за грош?" И несколько раз с тех пор облетел с деревьев весенний цвет, и бравый полковник вконец одряхлел, хоть был и дотоле сед, И, старые кости надумав свезти в туманный родной Альбион, к друзьям обратился с последним прости и вспомнил о лошади он: мол, где-то теперь вороной жеребец, товарищ военных дней? И слышит в ответ, что скотинке конец - недолог век у коней. "А где отыскал он последний привал?" - "На круче, у самой реки". И старый полковник вздохнул и сказал: "Пойдемте со мной, мужики". На череп коня он ногой ступил и вперил невидящий взор туда, где туман пеленой обвил вершины высоких гор, и молвил: "Выходит, соврал старикан! Ну что за брехливый народ! Иль, может, - скажи-ка, Мохаммед Хан, - неточным был перевод? Эх, знал бы наверно - прибил бы, ей-ей! Кому доверял, дурак..." ...На голос из черепа выполз змей, и вскрикнул полковник: "Fuck!" Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, но люди что там, что тут, от яда змеиного в пять минут бледнеют, синеют и мрут - и нет Востока, и Запада нет, и прочих известных мест... Так вспомним же, други, Минздрава совет и выпьем за Красный Крест!
Если вам очень хочется, откройте бутылку водки. Налейте в стакан по потребности. Грамм, этак сто пятьдесят. Поэты ужасно залапали рифму: «водка – селедка». И все же, порежьте селедку. Кусочки сложите в ряд. Полейте растительным маслом. Посыпьте лучком зеленым. Создайте своими руками красочный натюрморт. Маслинок туда. Картошку. Присутствие их резонно. И ломоть черного хлеба, естественно, подойдет. Потом на глубоком вдохе, все, что у вас в стакане, Залейте в себя с размаху. И подождите пока, Где-то внутри желудка тепло и уютно станет. И схватит вас за живое ласковая рука. Теперь наколите на вилку жирную мякоть селедки. Прижмите ее губами. Не нужно сразу глотать. И так до тех пор, покуда не ощутите четко, Что снизошла на душу веселая благодать Извилистый ход событий предугадать нетрудно, Особенно если водка, как говорится, пойдет. Пейте, но знайте меру. Не портьте праздником будни. Чтобы потом не сказали: - форменный идиот. Я не хочу вещать вам, как Нострадамус Миша. Но есть у меня в запасе полезный совет один. От целой бутылки водки может поехать крыша. И вы побежите, как бешенный за новою в магазин.
Влюбленные сходили в ресторан, Культурно провели веселый вечер: Шампанское, коньяк по триста грамм, Текила, виски, ром, ликер – за встречу!
Сожрали пять бифштексов на двоих, Потанцевали под оркестр кабацкий; По городу идут. Гуляют. Их Вопрос волнует, вовсе не дурацкий…
Промолвила она: «Зайдем ко мне И для здоровья выпьем чашку чаю?» Воскликнул он в смятенье и огне: «О чае я как раз сейчас мечтаю!»
Ну, выпили по чашке с крендельком… Бутылку водки, чтоб улучшить дозу… И вот они в постель идут рядком, И встал вопрос: какую выбрать позу?
Она сказала: сверху я хочу, Ну, помнишь, типа «Маленькая Вера?» Однако он ответил: «Сам хочу Большой любовью заниматься сверху!»
«Да уступи ты даме, ты мужик! Люблю я сверху, сверху мне охота!» А он ей говорит: «Я так привык, Такая у меня теперь работа!»
«Что за работа, если не секрет, С которой только сверху ты в восторге?» Он улыбнулся и сказал в ответ: «Да не секрет. Работаю я В МОРГЕ…» ****** Андрей Кошмаров http://and-koshmarov.narod.ru/ http://zhurnal.lib.ru/editors/k/koshmarow_a/
Отряд умылся в срок предельно сжатый И чистеньким предстал перед вожатой, Прекрасной, как парижский Нотер Дам. -Вот это да! - шептались по рядям.
Она сказала: -Вы у нас впервые: А моете вы члены половые? На радость Ильичу, врагам назло Приказываю, члены наголо! Сначала показал свой член Серега, Изящный и залупленый немного. Охотно показал свой член Борис, Вполне масштабный, но глядящий вниз. Смущенный и стеснительный Валера Открыл кусочек маленького хера. А армянин по имени Вазген Достал изрядный, но горбатый член. Был очень тонкий членик у Олега, А у Петра – пупырчатый как лего. У Коли член держался на прыще. У Семы члена не было вообще. Довольно странно было у Володи: Конечно член, но в неизвестном роде, А Вася рассмешил ребят до слез, Сказав, что письку откусил Барбос. Барбос стоял коленопреклоненно, Держа в зубах остатки его члена, Остался очень скромный Николай. Вожатая сказала: - Заголяй! Теперь стояли все перед вожатой, У каждого в руке был член зажатый. Виднелись только чистые концы. Вожатая сказала: - Молодцы!
А после мы с ребятами спросили: -А вы свою пизду вообще-то мыли? А то иной вошел уже в года, А у него немытая пизда... Вожатая занервничала жутко: -Конечно мыла, что я, проститутка?! И вскоре каждый убедиться мог, Что у вожатой чисто между ног.
Прошли года и многое забыто, Романтиков заели службы быта, Но до сих пор – кто бывший пионер, Имеет чистый, «будьготовый» хер.
Я зайку свою милую Люблю с такою силою, Что норкой и шиншилою Укутал бы, но нет! Я против отнимания У норок одеяния И не люблю давания Их шкурок за минет.
А лучше тебе заинька, За то, что стала паинька, Я сделаю ебаинька И нашепчу стихов. И зайка раскраснеется, Мурашка в ней поселится И запылает девица Без норковых мехов.
Я поцелую солнышку За кисленькую зернышку, Достану ей до донышка А может быть и за. А норковые зайчики, Лесные горностайчики, Уткнутся в ее пальчики И поглядят в глаза.
Мы заявляем вам о вопиющем факте У берегов Амура, среди родных полей Подвергся мирный наш простой советский трактор Обстрелу шестерых китайских батарей
Заслышав дикий крик китайского десанта Советский тракторист по званию старлейт Ответил на огонь одним могучим залпом И уничтожил шесть китайских батарей
А после слив бензин и запустив реактор Он быстро допахал гречиху и овес Поднялся в небо наш простой советский трактор И улетел обратно в свой родной колхоз
А в интервью со спецработником редакций Сказал наш бригадир как будто невзначай Что в случае второй подобной провокации На поле вместо трактора мы выпустим комбайн
Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем,гордо реет Чебурашка, сбился с курса, пень ушастый. То уссавшись от испуга, то обкакавшись со страха, он кричит, И - тучи слышат в этом крике "Где, млядь, база?" В этом крике - жажда смерти! Гене, злой зеленой гниде, что диспетчером сегодня, слышат тучи в этом крике. Чайки стонут окуевши, - стонут, мечутся над морем И никак понять не могут, что за чмо ушами машет.
И гагары тоже стонут, - им, гагарам, недоступно наслажденье алфавитом: "Чебурашку" не читали. Глупый пингвин робко прячет тело жирное в утесах... И мечтательно втыкает в бреющего Чебурашку! Мысль - "Где б взять такие уши?" в нем засела очень сильно. Все мрачней и ниже тучи опускаются над морем, Все сильнее Чебурашке хочется попасть на базу.
Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот куево Чебурашке. И локатор, млять, сломался, И Геннадий, злая сука, на запрос не отвечает. Чебурашка с криком реет, черной мыше, мля, подобный, Как стрела пронзает тучи, волны пенит, Бэтмен куев. Вот он носится, как демон, - гордый, черный куй с ушами, и смеется, и рыдает... Крышей съехал от испуга!
В гневе грома он почуял, что пипец совсем уж скоро и давай махать ушами! Ветер воет... Гром грохочет... Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. "Ну прям гордый Буревестник!" вскрикнула одна гагара. "Да, в натуре Буревестник!" вторят чайки над волнами. - База! Вызываю базу! Это злая Чебурашка гордо реет между молний над ревущим гневно морем; То кричит пророк победы: - Млять, вернусь, порву всех накуй!
Какик льготы в деревне? А на деньги бабушка себе сладенького купит. в.Путин
Бабкина надежла Белые надевши тапки, смотрит бабушка в окно. Будет сладенькое бабке, ... сказал один в кино. Мысли все теперь о сладком, ждет и верит, где ж оно? Будет сладенькое бабке, правда, нечем грызть давно... Зубы вставят. В санаторий - раз в три года. Чем не жизнь? Вставят, бабка.Точно вставят. Не одной тебе. Крепись.
Две тыщи пятый год.Стихия Накрыла на хуй Шри Ланку… Но все равно строчу стихи я, Задравши очи к потолку!
1 Закон Дума принялА Про зимние каникулы – А как достать для всех бухла , Ни хера не вникнула! 2 Купил селедку иваси я , Сказали, закусь неплохой… Идут каникулы в России – И я десятый день бухой! 3 Пьем декаду напролет – Водкой будем ссать! Все встречаем Новый Год, В рот его ебать! 4 Сообщили с Таиланда Еще до года нового, Что там с цунамями неладно… А мне-то что хренового?!
5 В Индонезии цунами Как пошлО колбасить! А мы в Сибири под снегами Продолжали квасить… 6 Передали, что цунами К нам несется, дескать… По секрету, между нами, Надо водку трескать! 7 Горит внутри все естество, Во рту – насрало стадо, А впереди ведь Рождество… Отметить тоже надо! 8 Нас Ющенко зовет в ЕС С собой для перековки – А сам недавно с елки слез, Перехлебав перцовки! 9 В десятых числах января (Точней не помню даты), Я, всех на свете матеря, Бродил , изрядно датый… 10 Не за горами Новый Год, Точнее, «Новый Старый», И вынужден уже народ Сдавать пустую тару…
(с) Поля Миелит, Олег Офрен
P.S. Поскольку к нам пришла глобализация, Готов с утра и завтра нализаться я !
P.P.S. В Германии потоп! И в Англии стихия! Ну надо ж, мать их еб – А мы опять бухие….
Телесериалы учат зрителей: Все у нас свою имеет цену. Есть у нас хорошие бандиты, И плохие милиционеры. Ху из ху? Чтоб время вы не тратили, Где браток, а где боец ОМОНа? Первые разденут по понятиям, А вторые с помощью закона.
Человек создан для труда, Обезьяна для тропиков. Человек мыслит всегда, Обезьяне проще – она животное. На человеке есть одежда, Обезьяна вся абсолютно голая. Для человека – главное победа, Обезьяна ни о чем не заботится. Со стороны так проще рассуждать, Но, обезьяной быть не хочется… (c) 2005
Раз в году придет пора: Как пробьет двенадцать, Вся голодная Страна Может обожраться! На тарелках – жирный кус, Льет рекой спиртное, И позорное на вкус Чье-то заливное… Апельсины, торт, желе, С вилкой напролом, Кто-то – мордой в оливье, Кто-то – под столом… Депутат и пидарас – Кушай , Бога ради! Поздравляю всех зараз: С НОВЫМ ГОДОМ, БЛЯДИ!!! ************ Громосек