Предупреждение: у нас есть цензура и предварительный отбор публикуемых материалов. Анекдоты здесь бывают... какие угодно. Если вам это не нравится, пожалуйста, покиньте сайт.18+
02.10.2018
Юмористические истории
Юмористические смешные истории
Наверняка не одного меня раздражает, когда кто-то в общественном транспорте громко, долго и обстоятельно разговаривает по телефону. Типичная ситуация. Едешь молча, спокойно ковыряешься в телефоне, никого не трогаешь и тут у кого-то звонок, и начинается трындеж во весь голос.
И в следующие 10-15 минут на твою несчастную голову и уши вываливаются тонны чужой личной жизни. От цвета детских кокашек и семейных разборок по телефону до супер важных деловых вопросов, которые нужно порешать именно сейчас в автобусе и никак не минутой позже.
Но сегодня я немного поглумился))
Еду в автобусе, народу плотничком, стою в проходе, около меня сидит тетка лет 50. У неё звонит телефон и следующие двадцать минут тетка громко и подробно обсуждала с кем-то свою невестку. Я узнал возраст, имя (Оксана), место работы несчастной, какие у неё проблемы со здоровьем по "женски" (из-за чего та долго не могла забеременеть), узнал про какашки внука и детский садик. Наконец, в тот момент, когда речь зашла о том, что ей нужно срочно родить второго, чтобы получить материнский капитал, мне позвонил друг.
Я взял трубку и, глядя ей в лицо, громко сказал товарищу, что не могу с ним разговаривать, так как ещё не узнал, когда Оксана будет рожать второго, и получится ли это сделать из-за её гинекологических проблем.
Видеть возмущенное и красное лицо тетки, а также слышать смешки пассажиров — бесценно.
1
Иду по дорожке, сворачиваю к переходу – и тут между мной и бордюром влетает велосипидор. Резко тормозит: «Я думал - вы прямо пойдёте…»
Когда-то все велики имели на руле звоночек. Сейчас эта мода прошла - но есть иное решение.
По набережной в Коломенском мчится мужик. На переднем крыле велосипеда в корзинке сидит собачка. От ужаса она отчаянно лает - и все разбегаются аж за пятьдесят метров!
Смотрел я в детстве фильм "Приключение Херлока Холмса и доктора Ватсона". Там есть момент, когда доктор Ватсон подсвечивает последний портрет... И на тебя глядит пронзительным взглядом Хьюго Баскервиль. Не знаю как кому, а мне тогда было немного жутковато. Но речь не об этом. Есть у меня Друг детства. Зовут Саша. У него в деревне жила бабушка. Но в начале 90-х она умерла. За домом присматривала старушка-соседка. Ну и получала за это груши, яблоки и шелковицу (дерево было очень большое) из их сада. Косила на Сашином огороде своей корове и кролям траву. Саша тогда был студентом и приезжал в деревню только на летние каникулы. Жить в доме одному было скучно, поэтому Саша часто водил туда своих подружек. Читатели наверное заметили, что слово Друг я написал с большой буквы. Да, все правильно. Саша давал ключи от своего дома и мне. А для меня это было очень актуально, так как дедушка с бабушкой у меня еще тогда жили и привести подружку к себе домой не было никакой возможности. Ну вот как-то мы с Сашей и двумя девчонками решили хорошо провести время, ну и договорились, что вначале в дом пойдут Саша с Мариной, а затем мы с Оксаной. Сейчас я слово друг буду опять писать с маленькой буквы, так как хозяин мог бы и уступить гостям место в очереди. Ну да ладно. Короче Саша и Маринка зашли в дом, а мы с Ксюшей сидим недалеко на лавочке, целуемся и ждем своей очереди. Минут через 20 на улицу выбегают Саша с Мариной и быстро уходят прочь. Я кричу: - Вы куда? Жлоб, дай ключи! Будь человеком! Саша в ответ: - Мне нужно срочно провести Маринку домой. Моя подружка начала беспокоиться, ну и говорит мне: - Я тоже хочу домой! Я ее уговариваю, что мол все будет хорошо, а она - ни в какую. Пошли говорит и все. Я с досадой киваю головой, провожаю ее спать. И иду обратно. Через несколько минут меня догоняет Саня. Я его спрашиваю: - Санек, что это был за развод? Он мне отвечает: - Понимаешь...Зашли мы с Маринкой в хату. Целуемся и все такое. Затем подходим к диванчику, который стоит возле окна. Я голый сажусь на этот диванчик. Маринка голая садится на меня. Смотрит в окно. Затем как закричит, резко вскакивает и бежит в соседнюю комнату. Я нихрена не понимаю, смотрю в окно, кричу и бегу за ней. Вы спросите: - Причем тут Хьюго Баскервиль? И будете абсолютно правы. Не было никакого Хьюго. В окно на Саню смотрела его старая ведьма-соседка. Ее волосы были распущены, а фонарик подсвечивал беззубый рот.
Середина 70-х. Начало мая. Рига. Глубокая ночь. Дождь. По тогда еще существовавшему деревянному мосту через Даугаву из Задвинья в центр из очередных гостей движутся, бережно придерживая друг друга, два, еще таких молодых, но уже соверше-е-енно гениальных фотографа - местный и гость из Донецка. Между спутниками вяло и, как всегда бездоказательно, продолжается политическая дискуссия о праве наций на самоопределение, балтийском менталитете и патриотизме, культурном наследии и на прочую, глупейшую и даже весьма опасную по тем временам тематику. В свете редких фонарей появляется встречная фигура, которая, видимо, умела спать на ходу, то есть, двигалась вперед зигзагами, поочередно ударяясь то о правое, то о левое ограждение моста. Наша дискуссия как-то завязла в дебрях патриотизма, когда не добравшись до нас десятка метров, автопилот встречного объекта таки выключился и промокшая насквозь фигура со всего маху ничком грохнулась на скользкие доски моста. Мы бросились поднимать рухнувшее тело, но в те времена соверше-е-енно гениальные фотографы в гостях гораздо больше пили, чем закусывали, поэтому, даже объединив усилия, мы так и не смогли не то, что поднять, но даже привести в сознание встреченные около 130 кг чуть живого веса. Я предложил вызвать "Скорую", но мой друг, коллега и оппонент Янис заверил, что на середину Даугавы "Скорая" не доплывет, мост под нами пешеходный, а он сейчас проведет простую, но уникальную реанимацию неподъемного пациента всего четырьмя словами, одновременно неопровержимо убедив меня в глубоком залегании нерушимого массива латвийского патриотизма. Середина 70-х. Начало мая. Рига. Глубокая ночь. Дождь. Над лежащим в беспамятстве на деревянном мосту телом раздается совершенно истошный вопль моего друга, латвийского патриота Яниса: - Lai dzive drive Latvia !!! (Боюсь соврать, но, кажется, это переводится «Пусть живет великая Латвия !!!») И о, чудо, - голова, казалось, уже не дышавшего человека приподнялась и, не открывая глаз, громко и отчетливо крикнула: - Lai dzive!.. А затем снова смачно впечаталась в грязные доски... Янис убедил меня, что реанимация прошла успешно и наша помощь больше не понадобится, я же убедился в том, что патриотизм – действительно великая сила, рано или поздно приводящая народы к свободе, и смутно, но уже тогда предположил, что именно так и случится...
Когда до Тима Бёртона докопались, почему в его фильмах одни белые, нет никаких чернокожих, он ответил просто - потому что я не хочу. Вот как надо бороться с этим абсурдом.