Как Леха Коле мотоцикл продал.
Рассказ длинный, сумбурный и с невыразительным, без кульминации, финалом. Поэтому, если собирались улыбнуться - пробуйте с самого начала. Я вас предупредиждал.
Коля – это Лехин школьный друг, тот, который ему в предыдущей истории про них, уебаловом спину вылечил. С виду немного припизднутый, но возможно эту изюминку в Колин худосочный облик добавляли толстенные линзы очков и косоглазая хитринка за ними. По медицинским показаниям, вряд ли Колек рассчитывал на этом «Урале» когда-нибудь покататься, но уж слишком заманчивой была цена. Мы к ним еще вернемся.
Это сейчас у Лехи грузовик – фура, и фаршированная «Тундра» «под жопу» из самой Америки. Леха под ее боковыми зеркалами проходит не нагибаясь – не высокий Леха.
А тогда у Лехи «Тундры» не было – был «Урал». Мотоцикл. Добрый был советский мотоцикл, бензина жрал тогда, как сейчас шестилитровая «Тундра» - мы на нем на рыбалку гоняли. Леха его однажды даже "прокачал", впихнул "коробку" от похожего «Днепра». А хули не впихнуть, мы ж с хохлами делаем почти одну и ту же херню. Я скажу вам по секрету, многие из нас и сами сильно хохлы – из переселенцев мы. Но не из этих, которые накануне изнасиловали «дальневосточный гектар», бесплатно расхватав побережья и заповедники , а тех кто из Одессы в позапрошлом веке на пароходах сюда пришли Южным путем, и расселялись потом на быках по всему дикому Приморью.
В начале прошлого, в конце позапрошлого столетия нас сюда завезли, чтобы мы остатки Чжурчжэ́ней вытеснили. Мы то, за почти полтора века, это зробили, ну а сами подзалипли. И теперь обратно не на одну из Родин, ни к кацапам ни к хохлам не уехать, не уплыть - не на хуй.
В Приморье, короче, дело было.
Так вот про коробку. В отличие от Уральной, Днепровская могла доставить всему мотоциклу задний ход, Леха даже пару раз продемонстрировал мне, как у него ловко получается «трогать» не вперед, а «в зад». Он смешно закатывал за облако глаза, всем своим видом показывая что этот фокус элементарен как полет бабочки, с деланной легкостью что-то переключал где-то у себя между ног, крутил газ и ехал назад, заодно успевая проконтролировать заслуженный восторг в моих глазах. И про мотоцикл пока все.
Пришли девяностые, нам с Лехой стало не до рыбалок, нужно было обустраивать семейные гнезда и сживаться с рынком. Гнезда мы свили в одном и том-же многоквартирном доме и уже тремя братьями.
Время упомянуть Олега.
Мы все трое оказались братьями. Причем если Леха с Олегом были родными, то я не совсем. У меня с ними были разные отцы, и матери, кстати, тоже. Я им троюродным оказался. Зато, заместо кровного родства, мы работали в одной советской бригаде из четырех человек, позднее в кооперативе и большинство интересов на долгие годы были общими. Это я для полноты картины.
Втроем, будучи монтажниками, и имея доступ к социалистическому металлу, мы прямо на сырой земле сварили один на всех большой стальной гараж, загнали в угол Лехин «Урал», а рядом пришвартовали мою «копейку», решающую тогда наши насущные, транспортные проблемы. Жига к тому моменту у меня только появилась, а вот ЛИсу, моему кобелю западносибирской лайки, на тот момент было уже года полтора. Беззлобный, энергичный и жизнерадостный он изнывал от скуки в двухкомнатной квартире и жаждал охотничьих приключений.
Ну я и накинул братьЯм промысловую идею, про то как каждому из нас, из своих небогатых баб, на скорую руку, с помощью меховых шуб сделать по королевне. Красоты и гонору им, нашим бабам, было не занимать, а вот одеты они все были - как попало. Девяностые, знаете ли. В магазинах – шаром покати. Даже при хорошей зарплате, что-то стоящее купить было невозможно.
Мы, с тогдашней моей женой, однажды зимой поехали за женскими сапогами за 400 км., в Хабаровск. Восемь часов в поезде, час в ледяном трамвае к вещевому рынку. Раннее утро, темень и мороз жуткий, с ветром. На фоне снега, и то с трудом, рассмотрели в зимнем мраке - тетку, в черной шубе и валенках, перед кучей обувных коробок – скачем к ней на околевающих ногах.
- Женские сапоги! – кричит из темноты тетка. Ли не Чудо?!
-Тридцать восьмой! Жена меряет один – впору. Мерить второй - нет сил. Цвета не видно, тетка говорит, что черные. Какой к черту фасон?! Уже хорошо, что черные! - Мех натуральный, и кожа такая же! – кричит тетка.
В темноте выплачиваем ей среднюю месячную зарплату и обратно, на час в ледяной трамвай, и еще на восемь в поезд.
Удачно съездили, к вечеру второго дня уже дома были. Если бы в добавок ко всему, второй сапог оказался тридцать восьмым, а не тридцать девятым – вообще бы замечательно вышло.
Пока левая нога жены привыкала ко второму, тридцать девятому сапогу, ее импортная, искусственная шуба, купленная лет пять назад в чековом «Альбатросе», еще за «морскую» валюту, несмело запросилась в утилизацию.
В это самое время, промысловый зуд, унаследованный мною от отца охотника, лениво накидывал решение проблемы.
Первым, в очереди на сырье для новой шубы, стоял енот. Изо всех пушистых обитателей Приморья, добыча этого промыслового зверька мне казалось самой ненапряжной.
На самом деле данный зверек называется енотовидной собакой, и хотя его мех дешевле лисицы, ценность его пуха местное население оценило очень давно. В детстве и я участвовал в обработке шкур под разные нужды. Если речь шла о пухе, шкуру изнутри обмазывали замешанной на воде кашей из печной золы, сворачивали в рулон, и после того как она отлежится и «расквасится» зольной щелочью, выдирали из шкуры пух вместе с шерстью. Это была уже женская работа. Затем кропотливо отделяли шерстинки от пуха, сучили нити, сматывая их в огромные клубки, и вязали пуховые платки. Я не трогал оренбургских, но пуха нежнее этого я не могу себе представить.
Ну так – значит) Ружей у меня и у Олега никогда не было, а Лехино мы брать не стали не только потому, что осенью на полевых дорогах можно нарваться на охотоведов, а еще и от того, что стрельба и не предполагалась. Предполагалось, что врожденные инстинкты моего, доселе не натасканного охотничьего пса, все сделают сами. Бегун из енота неважный. Случается, его догоняет даже выносливый мужик с лопатой. Но это днем и по полю, а вот ночью в кустах, и в нашей приханкайской трехметровой траве, где легко может затеряться стадо гиппопотамов, вся надежда была только на Лиса.
Да, нужно упомянуть еще один енотовидный каприз. Если енот чувствует, что догнавшие злодеи его одолевают, он прикидывается глубоко дохлым, а позже если подвернется момент, сваливает втихую, от утративших бдительность охотников. Про эту их особенность я знал, и в случае удачи нам оставалось, просто упаковать «дохлого» енота в мешок.
В один из осенних и прохладных вечеров мы втроем, не считая собаки, загрузились в «копейку» и выехали в сторону соевых полей. Кто первым заметил сверкнувшие в свете фар глаза – не помню, я надавил на газ и метров через пятьдесят резко затормозил, прижавшись к обочине. Леха, сидевший впереди вместе с Лисом, распахнул тому дверь, Олег с фонариком и мешком выскочил сам, я крикнул Лису: - Ищи! А Леха младшему брату: - Фас!
Лис мгновенно и почти бесшумно исчез в сухом камыше, у Олега сделать так же не получилось. Вернее – исчезнуть получилось мгновенно, но только матерясь, и падая в глубокую канаву. Охота становилось интересной. Видимо разглядев что-то на дне, Олег еще раз сказал: -Блядь! - и громко постучал потухшим фонариком. Чуть погодя на дне оврага снова блыкнул свет, Олег ответил нам что живой, и скоро стало тихо.
Они вернулись к машине минут через пятнадцать довольные и с увесистым мешком.
Мы поздравили друг - друга «с полем», еще пару часов погоняли «копейку», тщетно, но с хорошим настроением, вглядываясь в темноту. Десяток енотов на одну шубу, прикидывали мы по дороге, помноженные на трех баб и очевидную вероятность добычи одного енота в день, до наступления морозов давали нам фору примерно в один месяц.
По приезду мы рассмотрели добычу и определили, что мех у енота еще не «выходной». Решили, что будем держать добычу живой до самых морозов. Вот только где держать мы пока не придумали, а так как сильно хотелось спать, мы пересадили енота из мешка в Лехин «Урал». Точнее в его коляску, «до завтра». Защелкнули на ней штатный полог, и сверху накинули пару досок.
Если бы один из наших компаньонов по кооперативу – бывший комбайнер, рассказал свою историю чуть раньше – не получилось бы истории с Лехиным мотоциклом. А Серый позже вот что рассказал:
Работая комбайнером, в одном из районных сел, они собирали урожай сои. И комбайн Серега получил новый. - Охуэнный,- говорит. Вид из кабины – как с капитанского мостика. Он сам тоже был из переселенцев, но уже социалистических времен. А потому как ассимилироваться еще не успел, от его рассказа, украинским говором - когда даже трагедия может разорвать от смеха, мы просто молча ползали под столом. В общем, старожилы его научили. Сказали, обкашиваешь поле с краев - по периметру, и двигаешься к центру, и еноты двигаются туда же. Потом бегаешь по оставшемуся островку травы, топчешь енотов и собираешь их в мешок. Он так почти и сделал. Только без мешка. Мешка не было, поэтому трех добытых енотов, к концу страдного дня, он закинул в кабину комбайна и вернулся к ним только утром. Зря он их не накормил перед этим.
К утру они втроем съели все, что можно съесть в кабине. Точнее, они съели всю кабину изнутри, а потом жестоко насрали.
Если бы Серега оставил в зажигании ключ, они бы наверно и уехали. –И че, че потом? – с трудом продолжали ползать мы.
- Да ни чого, видкрив двери и сказав, пишли вид сюди на хуй!
К нашим вернемся.
Назавтра, клетки для содержания диких животных так и не появились, но охота продолжала свербить и звала в путь. Все повторилось как и накануне, разве за исключением веселого падения Олега в овраг, и далеко за полночь надежный «Урал» принял на борт второго вонючего пассажира.
А, вот еще что забыл! Енотова «вонючесть» является непременным атрибутом его театрального испускания духа, очевидно для того, чтобы наверняка убедить охотников в своей искренности. Не помню какой из факторов отбил нам охоту окончательно, но на следующий день за енотами мы не поехали. И через день – тоже.
Еще через день Олег объявил нам с Лехой, что пленников нужно бы накормить, а мы объявили ему в ответ, чтобы он их и накормил.
По отношению к Олегу это было справедливо, во-первых и во вторых - потому что он был самым молодым, а в третьих, он с самого детства жил в режиме кормления несметного количества собственных аквариумных рыбок.
Чуть позже Олег завел и черепаху, но опережая события скажу, что она плохо кончила. Сначала ее несколько раз выкидывал в мусорное ведро его маленький сын, и хотя черепаха благополучно возвращалась назад раскапываемая всей семьей в придомовой мусорке, выделенный ей лимит жизней видимо исчерпала, расслабилась и крепко заснула.
Бедолаге тогда еще казалось, что не навсегда. Однако, Олег о черепашьей особенности – иногда выспаться всласть, не догадывался, и пытался кормить черепаху принудительно. Весь тот май он вдувал ей в пасть коктейльной трубкой одуванчиковый сок, до тех пор, пока черепашка не завонялась. Но даже если черепаха и захлебнулась благодаря стараниям неутомимого кормильца, она не могла бы упрекнуть Олега в том, что ее доконал авитаминоз.
Дабы разбавить нескончаемым оптимизмом эту историю, отмечу, что ни одно животное, кроме упомянутой черепахи, больше не пострадало.
За пару недель, отъевшись на Олеговых харчах, еноты благополучно отрастили зимние шубы, разгрызли «ураловский» полог, и сделав под гаражом подкоп вернулись в живую природу. Почему наши еноты так скромничали с Лехиным Уралом не понятно, может ждали пока отрастет мех?
Им даже дорогу не пришлось переходить, поскольку гараж своей задней стенкой упирался в те же самые бескрайние, приханкайские луга. Каждый из нас, троих охотников не считая собаки, остался при своем накладе. Я спокойно пережил пару израсходованных канистр бензина, Олег – расходы на енотовы харчи. А Леха? Лехе, против его воли, мы с Олегом доверили самому распоряжаться тем, что осталось от енотов.
Да, чуть не забыл рассказать как Леха Коле мотоцикл продал.
Да так и продал, не дорого совсем - потому что с говном.