О пользе ненужных вещей.
Д.Шемякин.
Курсы практического домоводства или Что делать жене, когда мужа дома нет? Сто сорок неожиданных и практичных способов хранения и использования свиного жира в благородном доме.
Домашняя владычица Татьяна устроила ревизию ранообразного моего барахла, с которым ведёт вот уже который год напряжённый конфликтный диалог. Понятно, что если бы я был послабее, если бы сидел под тенью фикуса, бессмысленно тряся головой в пигментных пятнах выслуги лет, то диалог был бы очень коротким. Сначала приехали бы татьянины родственники с мешками, сумами, верёвками и разъехались бы уже на огромных возах, распевая весёлые сельские песни, удерживая вываливающееся и уминая пружинящее. Потом в саду горели бы костры, в которых пепельное вознесение приняли бы вещи, не приглянувшиеся почему-то родственникам. Зная Татьяну, можно с уверенностью предположить, что занялись бы весёлым пламенем и постройки, поэтому — пожарные, пена, мат, топоры и съёмки на мобильные телефоны. Хорошо, если меня успели бы вынести в этой кутерьме из объятого пламенем дровяного сарая. Дальше Татьяна, сложив скорбные руки свои под грудью, вздыхая, мерила бы участок частыми шагами, в неком нервном опустошении, в соображении, чего бы ещё пристроить в надёжные руки, как бы ещё упростить порядок управления? Я то ведь ничего сказать не могу, вон валяюсь в пенной луже, укрытый одеялом с подпалинами, в обнимку с амбарной книгой.
Нет такой вещи, которую Татьяна не хотела бы выкинуть. Помню два года назад, насмотревшись сцен из американской жизни, предложила мне устроить гаражную распродажу. Идея показалась мне богатой. Увидел себя в полных красках, глазами проезжающих. Стою я такой весёлый у сколоченных прилавков, рядом хрипит граммофон голосом Шаляпина (…эх, только б сесть мне князем на Путивле!) и, приплясывая, тряся тугими кудрями, расторговываюсь! Эхъ! Эхъ! Сударики-государики! Книга-с "Что делает жена, когда мужа дома нет", всем на удивление, с иллюстрациями! Утюги! Рамки! Габардиновые польта! Прошлогодние коллекции! Милан-Амстердам! Подставляй-ка туесок под берёзовый под сок: от берёзового сока всё стоит, но невысоко! А рядом другие гаражные торгаши стоят, тоже, сволочи, что-то впаривают из бижутерии, щеголяя полученным кирпичным загаром. Дальше больше! Картины рисовались в моём воображении всё отчётливей. Вот, например, я, пугливо озираясь, режу ивняк на корзины, которые научился весьма ловко плести накануне туристического сезона. Вот я демпингую свистульками у здания городского цирка. Вот меня выбрасывают из скорого поезда на Харьков и вслед мне летит мешок резаных из липы медведей с колотушками. Вот я, выплевывая послеполётную железнодорожную щебёнку, бреду в сторону Сызрани, а вот я уже и в Сызрани матерно торгуюсь, тряся над головой лыковыми лаптями.
Тут ведь дело такое — только начни, только вытащи старый шарф из шифоньера да отдай его, и вот через два года ты стоишь в лохмотьях у почтамта, а городовой хлещет тебя, плачущего, газетой по сизому носу. А ты только бормочешь с прононсом: де ван лез анфан, мусьё…
"Помнишь, Таня… — сказал я задумчиво в ответ на её предложение провести решительный выброс всего на свете со второго этажа, — помнишь, Таня, как ты выбросила на помойку моё жёлтое верблюжье пальто?! Из-за того, что оно тебя пугало, как думается. И это пальто подобрал какой-то сметливый бомж, а потом вся округа судачила, что Шемякин пьяным валялся лицом вниз в кустах у супермаркета… Помнишь?! Положи всё на место, до греха не доводи!"
И повесил трубку