Я как-то даже и верить не хотел, но мой знакомый авиатор за язык пойман не был, да и кой-какие слухи про это до меня и раньше доходили. Но я все-таки немного сомневаюсь.
- Это был полный писец! – радостно заржал Леха. – Даже нет, это было стадо песцов!
Зная Леху я как-то сразу поверил ему, потому, у него «писец» означало что-то теперь уже не существенное, типа аварийной посадки, или забывания важного начальника на какой-нить далекой, северной точке.
Ах, да, я не представил вам Леху. Алексей – пилот грузового вертолета МИ. И распиздяй по жизни. А поскольку человек он просто какого-то ненормального оптимизма и веры в людей, то пилот и распиздяй он от Бога.
Так вот, «писец» это то, после чего обычный человек лег бы в психушку и вышел из нее при хорошем раскладе лет через пять. Но у Лехи этими самыми «песцами» была нашпигована вся его жизнь и поэтому то, что для нормального человека заканчивается стационаром и галопередолом, то для Лехи это – десять минут ржача в курилке.
Но когда он говорит «стадо песцов», можете поверить, это действительно стадо. Даже для него.
…В общем маленький северный аэропорт, работающий в одну смену и на ночь запирающийся на замок.
Это был обычный рейс в таежный поселок, который своим размером был даже меньше самого аэропорта, и поэтому мог принимать только вертолеты и самолеты типа АН-24 да Кукурузника.
Была зима, шел снег и на столе в буфете нашего аэропорта, куда была приписан Лехина вертушка, уже закрытом для обычных посетителей, стояла бутылка водки и не одна, закуси море и прочих маленьких полетных радостей, когда отмечают чью-то то ли первую тысячу, то ли уже не первую тысячу часов налета.
Два часа назад ушел крайний борт в тот самый маленький поселок и должен был там заночевать, а утром вернуться. Все шло как обычно и уже налили по первой, как зазвонил телефон.
Командир авиаотряда, который по традиции тоже поздравлял юбиляра, вернул рюмку на стол и сделал предостерегающий жест остальным.
Командир был сед, умен и бит, и поэтому просто своей кармой чувствовал грядущие пакости.
Повинуясь знакомому жесту командира, все аккуратно поставили рюмки на стол и замерли в ожидании, надеясь, что в этот раз командирское чутье дало сбой, первый раз за двадцать лет.
- Да… Где?.. Когда?... Сильно?… Да… Нет, никому не надо… Сами разберемся… Пока.
Договорив, он обвёл стол взглядом, по которому было понятно, чуйка у командира по прежнему в прекрасном техническом состоянии и работает как надо.
- В общем так. У нас небольшой писец.
Он, как и Леха, был и в том и в другом одаренной личностью, поэтому «писец» был воспринят спокойно. А и правда, что тут, песцов не видели, что ли? Все взрослые, повидавшие, так что давай командир, неси весть в массы.
А весть была такой – крайний борт, ушедший в северную глухомань – долетел. Это хорошая новость. Но при рулежке на заснеженной полосе провалился в какую-то яму и подломил стойку шасси. Вроде не сильно, но ремонтировать там нет возможности, да и все подобные случаи должны расследоваться в установленном порядке.
А командир не хотел «установленного порядка». Он был достаточно стар и авторитарен, чтобы в своем авиа-огороде разобраться сам.
После небольшого обсуждения, в основном деталей предстоящего, Леха и еще четверо коллег разбежались по домам. Отсыпаться перед предстоящим.
Утром Леха проснулся, радостно покривлялся в постели, изображая Каа перед бандерлогами, почесал кота промеж ушей, за что и получил благодарственный «мяв», умылся и поскакал в порт.
Ровно через полтора часа Лехина вертушка взяла курс на поселок, где так неудачно приземлился его коллега.
… Затея по неоглашению события была проста и элегантна. Как говорил мне Леша – Я даже порадовался такой работе. Ну не знаю-не знаю. Вряд ли у меня такая работенка вызвала бы радость, но и я – не Леха. А он порадовался.
Не, а чо? Лучше повода для радости и не придумать, чем зимой тащить под брюхом на тросах сломанный самолет. Именно в этом состояла затея командира. Разумеется никто никого не заставлял вписываться в эту авантюру, ибо все понимали ЧТО будет, если ихние, авиаторские (не знаю как они правильно называются) органы надзора пронюхают про эти тайные делишки.
А делишки были конкретно тайные. Ну, просто все сделали так тихо, что никто и не догадался посмотреть в совершенно чистое небо, где ревел огромный транспортный вертолет и тащил под собой унылую Тушку с подвернутой лапкой. На фоне бескрайнего неба, прямо посередине синевы, на малой высоте, этот тянитолкай не привлек внимание только впавшего два месяца назад в спячку медведя.
- Ну, в общем летим. Я уже радуюсь, как по прилету командир накроет обещанную поляну, как здорово мы всех лоханули с этой Тушкой. Щас прилетим домой, там ее технари быстренько подправят, вставят новый протез и все. Ничего и не было. А кто говорит, что было?
И вот лечу, мечтаю, аж слюни на приборы капают, смотрю на коллег, те по внешнему виду в унисон со мной мыслят. Переглянулись, улыбнулись понимающе, типа подтвердили что об одном и том же думаем.
И тут ветерок. Ну как ветерок, порыв ветра то в одну, то в другую сторону такой, что нас развернуло чуть ли не раком. Пока выправлялись, пока переглядывались… Только чувствуем что-то нехорошее. Причем все четверо чувствуем. Машина стало как то легко идти.
Боясь посмотреть вниз все-таки глянули одновременно.
- Ну чо – грустно закончил Леха. - Самолета мы там не увидели. Оторвался сердешный. Как было ему на роду написано, так и случилось. Хорошо, что троса когда сыграли, то не захлестнули винты, а то была бы неприятность и казус для авиаотряда.
- Так это, Лех - я как-то был недоволен оконцовкой – а стадо песцов то где? Это вот оно?
- Да не! - Леха к прошлому был оптимистичен – это был просто писец. А вот стадо песцов было, когда нас Самая Специальная комиссия углубленно, несколько месяцев и со знанием дела спрашивала, как мы умудрились поломать ногу самолету, а потом еще и добить его раненого и беззащитного. И все за одни сутки. И вот что непонятно – Леха наивно похлопал глазами – кто же им все рассказал? Мы, вроде, все по тихому сделали…
В общем после этого я понял разницу между «писец» и «стая песцов».