- Юрка! Юрка, засранец! – несется женский голос из открытого окна на
втором этаже, - Юрка, отлынь от маво белья, сволочь. Опять мне стирать.
Матери скажу чтоб выпорола! – орет Клавдия Ивановна, - Ишь, выискался,
уйди сказала!
Так и сдалось Юрке, тощему шустрому одиннадцатилетнему пацану, Клавкино
белье. Он к трубам идет, на которых бельевые веревки натянуты. Трубы у
нас во дворе сварены буквой «т», на буквенной перекладине понатыканы
штыри для веревок, в трубах с вечера прячутся синицы. Если подпрыгнуть,
подтянуться, привязать с одной стороны пакет, а с другой потыкать в
трубу прутиком, можно поймать синицу. Потом выпустить, - синица в руках
все равно вещь бесполезная. Для красоты только.
Но теперь Юрке придется ждать когда Клавка отвернется. И от белья лучше
отойти пока она на улицу не вышла. Клавка, она такая, выйдет, - еще
больше орать будет и матери нажалуется.
Высечь Юрку, не высекут, родители у него современные, мама кандидат, а
папа так вообще доктор наук, и хотя науки микробиологические, родители
знают твердо: детей бить нельзя, а подзатыльник - не считается.
Современных родителей во дворе понимают и называют «докторами по
мозгам», хотя на том дворе уже 1972 и можно было называть правильно.
Клавдию Ивановну тоже уважают, несмотря на странности поведения: Клавдия
Ивановна каждый день стирает и ровно в одиннадцать выволакивает сушиться
во двор два таза постельного и прочего белья. То ли чистоплотная, то ли
хвастается, говорят соседи, называют Клавдию Ивановну Клавкой и уважают
больше по мужу – Ивану Григорьевичу, сантехнику на все руки и просто
хорошего человека.
Юрка Клавдию Ивановну не боится, но открытой конфронтации после
вчерашнего не хочет, и не видать ему сегодня синиц, как своих ушей.
Пожалуй только синицы и не хватает ему для полного счастья. Ну может еще
математику подтянуть. По математике у Юрке тройка, с математики все и
началось.
Не давалась она пацану и все тут. Хоть режь, хоть тресни, а выше трояка
не поднимался. Обидно. По остальным предметам пятерки с четверками,
пятерок больше, а по математике – три и все. При этом Юрка не зубрила
какой-нибудь, физикой увлекается, в химический кружок записался, книжки
читает, но без разбору правда. У родителей библиотека большая. В
основном по биологии с медициной, но и для детей много чего есть.
С чего там все началось? С математики? Ну да. А еще с того, что в одной
из отцовских книжек, вовремя не убранной со стола, Юрка вычитал, что
удар электрическим током может повысить мыслительные способности
человека вплоть до математических. Юрку как током стукнуло: это же как
все просто – подвел 220 к человеку несколько раз и получай готового
математика. Больно, конечно, но можно потерпеть, когда для науки.
Другой бы на Юркином месте прям сразу побежал пальцы в розетку
засовывать. Но Юрка не таков. У Юрки родители – ученые, дома про работу
разговаривают, а он слушает. А еще Юрка человек технический, физикой
увлекается и в химический кружок ходит. Поэтому всему он решил стукать
себя током, сидя в ванной с водой, предохраняющей от ожогов. И за два
дня собрал часовой механизм, отключающий ток. Из тумблера, будильника с
секундной стрелкой, нормальнозамкнутого реле, батарейки и утюга. Утюг в
часовой механизм не входил, утюг просто последовательно подключался,
чтоб пробки не вышибало. Конструкция была проверена: за секунду до того
как стрелка дойдет до десяти часов Юрка включал тумблером электричество,
потом щелкало реле, цепь размыкалась и лампочка, временно подключенная к
математическим способностям вместо экспериментатора, гасла.
На следующее утро он приступил к экспериментам. За пять минут до десяти
Юрка погрузился в ванну, а за секунду до десяти щелкнул тумблером.
Будущие математические способности ощутимо треснули экспериментатора во
все места. И зазвонил будильник. Для пробы Юрик повторил в уме столбик
умножения на семь, как всегда сбился на семью-восемь, расстроился, вылез
из ванны и решил повторить эксперимент завтра. Папа неоднократно
повторял, что в экспериментах главное размеренность, четкая постановка
задачи и настойчивость.
Юрка не учел одного: канализационные трубы в их доме были чугунными, а
этажом ниже часть математических способностей из Юркиной розетки
досталось стирающей Клавке. Попросту говоря, ее тоже шибануло, а у
соседей наверху зазвонил будильник. Отпрянув от места стирки, Клавка
мало чего поняла, посмотрела на свою руку, зачем-то плюнула на палец по
привычке так пробовать горяч ли утюг и мазнула пальцем по ванной. Ванна
больше не кусалась и стирка была продолжена.
Настойчивость, настойчивость и настойчивость повторял Юркин папа.
Поэтому следующим утром Клавку долбануло еще раз. А следующим утром еще,
и опять наверху противно зазвонил будильник.
На десятое утро столбик на семь, столбики на шесть и на восемь вышли у
Юрки без запинки, и он решил увеличить время до двух секунд и
разбираться с квадратным уравнением.
Этажом ниже способности к математике тоже повысились:
- Это ж меня десятый раз долбануло, - сосчитала про себя Клавка, - и
будильник еще каждый раз звонит у соседей. Не иначе этот засранец Юрка,
какую пакость учинил с будильником.
Рассудив таким образом, Клавка дождалась, когда Юркины родители
вернулись с работы, встретила их на лестнице и в ультимативной форме
потребовала «приструнить своего засранца, а то он ее будильником током
бьет ровно в десять, а им все равно, ребенка не воспитывают, а надо хотя
бы выпороть, учти Анатолий! ».
Анатолием звали Юркиного папу – молодого доктора каких-то там
микробиологических наук, или «доктора по мозгам» по нашей внутридворовой
классификации. Из Клавкиной тирады он понял только то, что есть
серьезная проблема у его сына и электричество. Юрке был устроен допрос,
в подробностях выявивший ход экспериментов. После того, как Юрик показал
заведенный им лабораторный журнал с записями, папа Анатолий позеленел, а
мама Марина почему-то заплакала. На собранном тут же семейном совете
Юрку решено было высечь. В первый и, я надеюсь, в последний раз, заявил
папа Анатолий. Родители, конечно, у Юрки современные и детей бить
нельзя, но представьте себя на их месте и вы их поймете.
Решить то они решили. Но простое решение привело к трудно решаемой
задаче: кто.
- Ты мужчина, - самоустранилась Юркина мама, - тебе и карты в руки. То
есть ремень.
- Я мужчина, - согласился Юркин папа, - но я доктор наук, профессор и
мне как-то неловко. Да и что обо мне подумают аспиранты? Может все-таки
ты?
- Нет уж, - отрезала мама, - во-первых я кандидат наук, а во-вторых,
через месяц у меня защита докторской, и что обо мне подумает ученый
совет нетрудно себе представить. Нет уж. Ты или сам, или давай Иван
Григорьевича попросим. Он человек добрый и не откажется помочь.
Идея про Иван Григорича, Анатолию понравилась, он спустился на этаж ниже
и позвонил в дверь.
- Ну чего Анатолий, - приветствовал его Иван Григорич, - разобрался со
своим шалопаем? Чего он там учудил-то?
Коротко рассказав про Юркины эксперименты и принеся глубокие извинения
пострадавшей Клавдии Ивановне, Анатолий закончил речь просьбой о помощи.
- Не могли бы вы его высечь, Иван Григорьевич, а то у нас у самих не
получается, - произнес он, покраснев и побледнев одновременно.
- Высечь? Высечь - это мы запросто, - неожиданно согласился Иван
Григорич, - ты вот только скажи, Анатолий, инструмент чей? Мне со своим
приходить, или ваш будет?
- Какой инструмент? - несколько опешил Юркин папа.
- А вот этот инструмент, - Иван Григорич подцепил пальцем брючный ремень
Анатолия, - не, я лучше со своим приду, хилый он у тебя какой-то. А у
меня настоящий офицерский есть. Кожаный. Им меня отец порол и в
наследство оставил.
Они поднялись на этаж выше.
- Ну. Где приговоренный? – спросил Иван Григорич, войдя в квартиру, и
хлопнул сложенным вдвое ремнем по левой ладони.
От такого вопроса и вида потертого, широченного офицерского ремня Юркина
мама пошатнулась и загородила Юрку собой.
- Отойди, Марин, не мешайся, - большой высокий дядя Ваня, легким
движением отодвинул Юркину маму в сторону, - дай посмотреть.
Он повернул Юрку задом к себе и стал рассматривать, с видом мясника,
раздумывающего, с какой стороны лучше взяться за свиную тушу. В комнате
повисла зловещая тишина.
- Если стукнет, уйду из дома, - подумал Юрка, а Иван Григорич, закончил
наконец его рассматривать и разочарованно сказал:
- Да разве ж это задница? Задниц с такими острыми углами не бывает. Я об
такую весь инструмент изрежу. А он, между прочим, мне по наследству
достался и об отце моем – память. Гляди как звучит, - и опять хлопнул
ремнем об ладонь, отчего Юрка вздрогнул.
- Так что откормите, сначала парня, потом высечем, - продолжал Иван
Григорич, двигаясь к двери, - через годик позовете, Анатолий. – Закончил
он, зачем-то щелкнул доктора наук и профессора по носу и ушел.
Следующим утром, проходя мимо мусорных баков, Юрка увидел, что Иван
Григорич стоит на табуретке и ковыряет в баке палкой.
- Случилось, чего, дядь Вань, - полюбопытствовал он.
- Случилось? Случилось! – ворчал дядя Ваня, ковыряясь в баке, - Клавка,
дурында моя, будильник выкинула. Говорит рефлекс у нее выработался: как
будильник звонит, ее как будто током ударяет. Все из-за тебя мерзавца.
Просплю на работу я тебе гаду покажу где раки зимуют, наплачешься еще.
Иван Григорич погрозил Юрке палкой и продолжил поиски. Будильник он не
нашел.
Это было вчера. А сегодня…
- Юрка! Юрка, засранец! – несется женский голос из открытого окна на
втором этаже, - Юрка, отлынь от маво белья, сволочь. Опять мне стирать.
Матери скажу чтоб выпорола! – орет Клавдия Ивановна, - Ишь, выискался,
уйди сказала!
Сдалось Юрке Клавкино белье как же. Великого математика из него так и не
вышло, и он ловит синиц.