В "Мемуарных виньетках" А. К. Жолковского (есть отдельное издание - Н.
Новгород, "Urbi", 2001; журнальные публикации в "Звезде" и НЛО)много
забавных эпизодов. В частности (сильно сокращены филологические разборы;
Ольга - жена А. Жолковского; Люба - жена Н. Коржавина):
"Стихи Коржавина я знал со времен “Тарусских страниц”, а с ним самим
познакомился только в Калифорнии, году в 83-м или 84-м, когда он гостил
у общих знакомых в Санта–Монике. Ольга же подружилась с ним еще раньше,
в ходе организованной ею конференции по литературе “третьей волны” в
Лос–Анджелесе (1980г.).
Коржавину было приятно, что я помню наизусть его стихи, и он объявил
меня своим парнем; мы даже перешли на “ты”. Но с моим структурализмом он
примириться не мог. [...]
— Эма, — говорил я ему, улучив момент, когда он находился в добром
расположении духа, — давай я у тебя буду на роли хорошего
структуралиста. Знаешь, как у антисемита может быть жена–еврейка, у
расиста — друг–негр?
— Нет, — бдительно спохватывался Коржавин. — Хорошего структуралиста
быть не может. Человек ты неплохой, но добро и структурализм — две вещи
несовместные.
Коржавин уехал, а потом через какое–то время позвонил Ольге с просьбой о
помощи. Его жена (тогда главный источник доходов в семье) теряла работу
в Гарварде (ее ставка преподавателя языка не допускала продления), и он
спрашивал Ольгу, нет ли где–нибудь в американской славистике возможности
найти преподавательское место. Как раз в тот год на нашей кафедре
проходил конкурс на замещение такой должности, и Ольга предложила Любе
подать документы, что и было сделано. Последовал рутинный процесс поиска
кандидатов, которым занималась уже не Ольга — завкафедрой, а специально
созданный комитет. На этот раз ни один из кандидатов не удовлетворил
членов комитета, и никто принят на работу не был, о чем всем им были
разосланы корректные письма с комплиментами и сожалениями.
Прошло еще некоторое время, и наш санта–моникский приятель позвонил
сказать, что только что говорил по телефону с Коржавиным, который очень
сердит на нас с Ольгой, и нам следует немедленно с ним связаться. Он дал
бостонский номер Коржавина, мы позвонили и услышали характерный
брюзжащий захлеб:
— Ну, что такое, понимаешь? Ну, не вышло, ну, позвоните, как люди,
скажите, не вышло. А это что? Сначала приглашают, а потом? Письмо,
понимаешь, на бланке, понимаешь, по–английски... Unfortunately, бля...
Разве это по–нашему?.."