По правде говоря, студентом я был так себе, и если кто-то назвал бы меня
нерадивым лентяем или еще каким определением похлеще, то он несильно бы
и ошибся. Но так было не с самого начала моего обучения. На первом курсе
я являлся образцом для подражания (за что был, естественно, всеми
ненавидим). Все диаметрально изменилось после экзамена по
диалектическому материализму – диамату. Именно там учат диалектику по
Гегелю.
Мне, конечно, мало кто поверит, но предмет этот я особенно любил.
Назубок знал биографию Гегеля и все его труды в переводах. Многое мне
было известно о философе далеко за пределами предмета. Диамат, впрочем,
Гегелем не исчерпывается, но подумать только – вытаскиваю на экзамене
билет именно о нем, любимом!
По раскладу, в комнате экзаменатора мне досталась последняя парта и
отвечать из первого захода мне выпало последним. Билет я знал назубок,
времени у меня вагон, но мне хотелось ответить с особым шиком. Составил
план ответа и, чтобы не дай бог не сбиться, стал записывать этот свой
ответ, больше похожий на монографию, весь на бумагу. И, когда я закончил
свой опус, как раз и подошла моя очередь.
Экзаменатором был профессор Корчагин – звезда не только факультета, но и
всего института. Он был известен, помимо всего прочего, оригинальностью
мышления и непредсказуемостью поведения. И вот сажусь я перед ним и, не
отрываясь от своих записей, дабы не сбиться, закатываю целую лекцию об
Абсолютном Духе и его национальных проявлениях, ну и все в том же роде,
и заканчиваю знаменитой фразой Гегеля: «Все действительное – разумно».
Профессор долго, молча и брезгливо смотрел на меня, как на полудохлого
таракана. И наконец молвил: «Ну а теперь выкладывайте свои шпаргалки». Я
просто онемел, онемел в буквальном смысле. А он: «Я два раза не
повторяю. Вам неуд». А когда я, уходя, попытался наконец что-то
пролепетать, профессор, под гомерический хохот злорадных однокурсников,
выдал: «Не надо лишних слов: все действительное - действительно
разумно».