Всё в жизни Леночки торчало пучком петрушки в разные стороны, а большая,
как банкетный холодец, грудь, торжественно и в содружестве с бёдрами,
приводила в движение по утрам весь опорно-двигательный аппарат с
органами обоняния, осязания и оптико-биологическую бинокулярную систему.
Завистницы указывали на несоразмерность выданного гаджета по отношению к
росту, на что Леночка загадочно улыбалась и застенчиво оттягивала
декольте к полу.
Мужчины от таких действий теряли аппетит и превращались в красноглазых
кроликов.
Не менее состоятельной и внушительной была и корма. По всему видимому
она служила противовесом, так как центровка была обозначена кольцом
противотанковой гранаты и находилась в области пупка.
Самцы, следующие в Ленкином кильватере, самостоятельно курс сменить не
могли, увлекаемые турбулентными потоками, а если кто-то и начинал
двигаться галсами, то непременно натыкался на форштевень и упирался в
ростры.
И снова - здорова: – Не прикажите ли свежей крольчатинки?
Вчера Ленка, немножко, перемедузила или перегоргонила, как кому
нравится, надела богатырское декольте, да и превратила в очередного
грызуна, парня своей ненаглядной подруги Кати.
Лучшие подруги, они только тогда лучшие, когда на чужое не покушаются, а
своё дают поносить, и целуются при встрече, потому что кусать не
комильфо.
А тут безвозмездное отчуждение собственного имущества с предполагаемым
адюльтером, и как следствие - непризнание лидера и переход в другую
стаю.
И бог с тем, что всё равно менять пора было (пробег почти три года!),
сам факт был глубоко неприятен и циничен, как затяжка на чулках перед
свиданьем.
Всё же месть стремительней, чем чирей.
Море крови и пара трупов! Привет семье, подружка!
- Шобтысдола! – и на крышу спящего Ленкиного авто, высыпалась
пятилитровая кастрюля разваренной гречки!
- Шобвысдохли! – отмывала прилипшую крупу Ленка, попутно гоняя не
желающую улетать пернатую живность от облупленной и загаженной машины.
- Шобтысдохла! – и на коврик перед парадной дверью вылилось ведро
валерьянки.
- Шобвысдохли! – выкидывала Ленка в помойку коврик с дюжиной вцепившихся
мёртвой хваткой сарделеподобных котов.
На третий день война приняла позиционный характер, и пакость нужна была
покрупнее, чем шнобель у бывшего Катькиного хахаля. А это не просто!
Но нет на свете такой гадости, которую не под силу выдумать хорошенькой
девушке.
В ту весну были очень популярны, такие замечательные сапожки со всякими
висюлечками и фитюлечками различных расцветок.
Покупает Катерина эти замечательные сапожки, и трудится чёрным дятлом
над подошвой всю ночь. Утром глаза красные, не выспавшиеся, но
довольные.
Идёт она с подарком, к подруге дорогой и прям от дверей челом бьёт, и
вечной дружбе клянётся, чай пьёт да подарок вручает.
Ленка видимо так же в ноосфере совком копала и брутальною совой до утра
над обувью ухала, посему точно такую же коробочку достаёт, и в обратку
вручает. Обе расшаркиваются, задом пятятся и улыбку змеиную лбом
прикрывает.
Сразу не сразу, а стали ноги у обеих подруг попахивать, потом
пованивать, а потом и в лифте одни стали ездить.
К тому моменту, пока соображалки заработали, пока подошвы у черевичек
порасковыривали и селёдку тухлую оттуда повыкидывали – звали их на пару
– фунями.
Бывший Катькин, стал и Ленкиным таким же, так как весной у него насморка
не было, а летом и подавно и вообще он редко насморком болел, потому что
форсунки широкие, а вот ламизил в тюбиках напрягал его взгляд, ну и
нервы конечно.
Такая вот ситуация приключается, когда за один зуб всю челюсть махом
сносят.