Помню, давным-давно, когда деревья были не то, что теперь, колбаса - по
рупь-дватцать, экономика - экономной, а эти самые, которые лифты ещё
выключали на ночь, в нашем доме, и даже, более того, в нашем подъезде,
заночевал в лифте мужичок, возвращающийся домой после тяжёлого трудового
дня в состояние не менее тяжёлого опьянения. Заночевал не просто так,
потому, что сильно ему в лифте заночевать захотелось, вовсе нет. А
потому, что не нашёл в себе сил достойно ответить на вопрос лифтёрши "В
лифте есть кто-нибудь?" (лифтёрши всегда перед тем, как дёрнуть
рубильник, бросали этот сакраментальный зычный вопрос из машинного
отделения в шахтные глубины). Наверное, слишком долго соображал, откуда
же этот вопрос исходит, и стоит ли отвечать невидимому голосу. Вот и
заночевал. Не приведи, господь, конечно. С перепою, да в тесной
клетушке, без воды, света и хоть какого-то мало-мальского понимания.
Но не в этом дело. А в том, что когда утром лифт наконец-то включили,
когда мужичок (скорее всего, зарёкшийся пить навсегда-навсегда-навсегда)
обрёл долгожданную свободу и попытался возроптать на тяжести постигшей
его судьбы, его тихий стон выбравшегося из заточения пленника был
жестоко прерван увесистыми оплеухами, зуботычинами и даже, наверное,
подзатыльниками. Что характерно, била его вовсе не соскучившаяся жена. А
совершенно незнакомая тётка. Била и приговаривала "Что ж ты, падло
невразумительное, всю ночь завывал? Что ж ты, кобель пропойный голосил -
люди, вы меня слышите, люди, вы меня слышите? Ну я, я тебя слышала, всю
ночь, козёл, только тебя и слышала! Легче тебе от этого было, легче?"
Ваше имя