Если в кране нет воды...
Обычно, если говорят, что семейная жизнь дала трещину, это оказывается
явлением эпизодическим, а у Маринки с Максимом вся семейная жизнь
состояла из сплошной глубокой трещины, которая брала свое начало сразу
же от свадебной вечеринки, когда она горько разрыдалась. Гости подумали
– от счастья, но счастье там и не ночевало.
Маринка была из категории горемык женского пола, прибывших в город из
глубокой провинции в погоне за образованием, интересной работой и мечтой
о красивой семейной жизни во главе с любящим и заботливым мужем, но ее
судьба не вписалась в этот сценарий. Женская привлекательность – явление
недолговечное и необходимо успеть выйти замуж, пока не истек срок
годности. Замужние подруги стращали: "Дождешься, пока тебе в автобусе
место станут уступать". Проследовав таким маршрутом, жизнь у Маринки
пошла в раскосяк: ей достался невзрачный, ленивый и к семейной жизни
мало приспособленный дежурный электрик ЖЭКа Максим.
Свадьба была скромной, гостями были в основном друзья жениха, для них
это была привычная обстановка, и интересовало, как всегда, только
выпить-закусить, где это можно было употреблять в неограниченном
количестве. Давно миновали времена, когда у девушек было модно выходить
замуж невинными, теперь чаще всего идут под венец с очевидным животиком.
Гости с мрачным упрямством бубунили: "Горько", а невесту тошнило не
только от состояния необратимой беременности, но и от вида самого
жениха, который уже к началу брачной церемонии успел надрызгаться до
"розовых соплей".
Зарплата у дежурного электрика была чисто символической, и Максим ее
жене отдавал до копейки, зато внушительный навар с регулярных шабашек
тщательно утаивал и щедро расходовал на внебрачные амурные шалости.
Нельзя сказать чтоб жену свою он не любил, в общем-то по своему любил,
но был уверен, что одно другому не помеха. Ни о каком повышении своего
материального и социального статуса Максим не помышлял.
Находясь в среде себе подобных, он уверовал в расхожее там мнение, что
само наличие в семейной ячейке мужчины автоматически причисляет ее к
разряду благополучных. Исходя из этого, Максим с чистой совестью
позволял себе вести полноценный (по его понятиям) образ жизни: сытно
питаться, выпивать и заводить необременительные шашни на стороне. Такую
семейную жизнь Маринке можно было бы приравнивать, как работу на Севере:
год за три.
Трудилась она в ателье, неплохо зарабатывала, растила сына. Супруг
ограничил свое участие в отцовстве лишь процессом его зачатия. Дома все
свое свободное время он проводил, плотно слившись с диваном и
телевизором в единый цельный организм. Вскоре Маринка убедилась, что
хорошее дело браком не назовут. Может так бы и дальше тянулись бы эти
вяло текущие взаимоотношения, в череде ссор, унижений и притворств, если
бы не господин случай.
Однажды Максим вошел в квартиру, гневно размахивая какой-то бумагой и
распираемый праведным гневом: "Озверели охламоны армейские!.. Опять
повестка из военкомата, каждый год на учебные сборы! Мало им моих трех
лет срочной!". Он еще долго бурчал, а жена успокаивала его, как могла,
извлекая из памяти подходящие теме патриотические банальности о
священном долге, и стала собирать в дорогу. Поскребла по сусекам,
опустошив скудные семейные закрома, которым была уготовлена другая,
праздничная участь, напекла пирожков и через пару дней проводила
новобранца на нелегкую, но почетную службу.
В ту же ночь несостоявшийся красноармеец был доставлен по месту
жительства в непотребном состоянии незнакомым хмурым мужиком. Он держал
Максима за шиворот крепкой рукой, щедро расписанной синими татуировками
и, скорчив брезгливую мину, спросил: "ЭТО – ваше? ". Получив
утвердительный ответ, втолкнул невменяемого главу семьи в его жилище и
растворился в полумраке лестничной клетки.
Используя полученное ускорение, Максим, не мешкая, устремился прямиком к
спальне. Этот маршрут дался ему нелегко, алкогольная стихия швыряла его
от стены к стене, как матроса небольшого судна в жестокий океанский
шторм. По пути он напоролся на детский стульчик, упал, звезданувшись о
косяк двери и, добравшись до постели, рухнул в нее, не раздеваясь.
Заснуть сразу не удалось: едва он смыкал веки, как кровать вместе с ним
стремительно проваливалась сквозь пол, куда-то в преисподнюю, но стоило
открыть глаза, как полет прекращался. После нескольких таких опытов ему
все же удалось забыться тяжелым наркотическим сном. Во сне его мучили
кошмары, и душа плутала в лабиринтах фантастических сюжетов.
Проснулся оттого, что яркое солнышко светило ему прямо в глаза. "Где это
я так вчера надрался, граждане? " – пронеслось в охваченной мигренью
голове. Обнаружив себя одетым в собственной спальне, он попытался
восстановить в памяти события минувшего дня, но мысли путались.
Мобилизовав всю оставшуюся волю и отчаянно борясь с тошнотой, он
заставил себя сесть. Жгло внутри, во рту ощущалась диабетическая
сухость, и хотелось пить.
В этот критический момент его блуждающий взор уперся в размашистую
надпись яркой губной помадой: на светлых обоях в полстены было
начертано: "ПОДЛЕЦ! ", что явилось уведомлением об отставке. И тут в его
плешивой башке отслоился вчерашний ночной эпизод, но еще теплилась
слабая надежда, что это все ему приснилось.
Максим с трудом добрался до кухни и попил хлорчатой воды прямо из-под
крана. Зеркало подтвердило его худшие опасения: в нем отразилась помятая
рожа с нездоровым цветом лица, припухшими веками и узкими, как у
китайцев, глазными щелями. Из вчерашней пьяной невнятицы, как из густого
тумана, стал вырисовывался какой-то путаный, замысловатый сюжет. Начало
было многообещающим: покинув скорбящую спутницу жизни, он вскоре,
оказался у своей новой гостеприимной подружки – крепкогрудой брюнетки
сильно средних лет, с которой планировал покаруселить на Черноморском
побережье и даже заполучил билеты в купейный вагон на скорый "Москва –
Адлер".
Вечером пришли ее приятели, ребята простые, без комплексов, и дружно
прикончили все спиртные запасы, включая мизерные бутылочки сувенирного
коньяка. Продолжение уже не очень соответствовало намеченному сценарию,
но еще не таило угрозы общей целостности картины. Новоявленный хахаль
уже достаточно набрался, чтобы окончательно вписаться в роль влюбленного
рыцаря и жаждал подвига: вызвался достать выпивку среди ночи – магазины
тогда закрывались довольно рано, а круглосуточная торговля еще не
зародилась.
Родной дядя Максима служил швейцаром в одном респектабельном ресторане.
Он с детства мечтал быть военным, надеясь, как положено, дослужиться до
генерала. Но генералом так и не стал, – вылетел из армии якобы по
сокращению, а на самом деле после того, как у него обнаружился папаша во
Франции, числившийся без вести пропавшим в годы войны.
Но свою сокровенную мечту дядя частично осуществил. Начал свою
гражданскую трудовую деятельность с должности ночного сторожа в
ресторане, после был повышен до вышибалы и вот достигнута вершина его
карьеры - стал обладателем вожделенных лампасов. Правда, не на
генеральском мундире, а на лакейском, когда назначен был швейцаром, где
финансовые возможности оказались не хуже генеральских. Уже вскоре дядя
горько жалел о своих бездарно растраченных молодых годах на службе у
такой неблагодарной отчизны. На новом посту он очень скоро заматерел и
научился извлекать из, казалось бы, незавидного поста довольно ощутимую
выгоду. Попасть вечером в те года в ресторан без предварительных хлопот
было делом немыслимым, и шустрый отставник, проявив недюжинную рыночную
сметливость, стал пускать, жаждущих повеселиться за надлежащую мзду.
Племянник, благополучно миновав ресторанный КПП, поспешил к буфету, но
неожиданно столкнулся со своим бывшим товарищем по оружию, с которым они
стояли на страже рубежей нашей неприступной державы и даже однажды были
представлены к наградам за участие в задержании нарушителей
государственной границы. Но вместо ожидаемых орденов-медалей получили
анодированные значки, после того как выяснилось, что пойманы были не
матерые шпионы, а пытавшиеся "свалить за кардон" два безусых лоха с
иллюзиями о сладкой забугорной жизни.
Армейский соратник в кругу своих приятелей отмечал какое-то семейное
торжество. Максима усадили за стол, налили штрафную, после еще и еще, и
он упустил тот момент, когда необходимо было остановиться. Появилась
обманчивая легкость, беззаботность и кураж. Он удачно острил,
провозглашал традиционные тосты за мужскую дружбу, боевое братство,
крепкое, как крупповская броня. С новыми знакомыми пили на брудершафт и
закончилось тем, что этот охламон надрызгался в сиську. Еще он помнил,
как дядюшка-швейцар грузил его в такси и назвал его домашний адрес.
Дальше последовала полная прострация.
Наутро Маринка в райвоенкомате выяснила, что рядовой такой-то на учебные
сборы отродясь не призывался, после чего последовала ему беспощадная
характеристика, которая была немедленно запечатлена на стене их бывшей
совместной спальни. В чашу ее терпения упала последняя капля. Не
дожидаясь пробуждения Максима, Маринка собрала вещи и вместе с сынишкой
покинула беспутного супруга. Она к тому времени уже тайно встречалась и
постельничала с молодым, неожиданно овдовевшим евреем, который
неоднократно звал ее замуж, и у нее к тому времени созрела сладостная
мечта о новой, полной женских радостей, жизни. Этот провальный кобеляж
Максима, развеял остатки ее колебаний на предмет дальнейших их семейных
отношений, после чего она с новоиспеченным супругом убыла на его
историческую родину. Раз в году папаша летает туда на свидание с сыном.
В очередной раз, следуя рейсом Тель-Авив - Ростов, он познакомился с
сидящим рядом с ним пассажиром. Сперва они летели молча, уткнувшись в
газеты, а когда по проходу стюардессы начали развозить на тележках еду,
а к ней самое разнообразное спиртное, да в неограниченном количестве, а
главное – бесплатно, в салоне возникло закономерное оживление. На почве
халявной выпивки у соседей обнаружилось полное единодушие, и они,
отбросив ложную скромность, усердно налегли на водочку.
Вышколенные стюардессы с манерами кинозвезд, не раздражались на их
нахальство, регулярно доставляли наполненные пластиковые стопки. С
каждой порцией взаимоотношения собутыльников становились все
доверительней, и, когда созрели до стадии, за которой следуют объятья со
слюнявым лобзанием, Максим поведал новому знакомому о своей трагической
участи: "Одна дорога стоит пятьсот баксов, а пацан уже стал полноценным
жиденком, с трудом говорит по-русски, все норовит лопотать на ихнем,
еврейском языке! России не страшны никакие Басаевы и Бен-Ладены. Хана
нам грозит от Березовских, Гусинских и Шульманов! ".
"А Шульман – тоже олигарх? " – осторожно поинтересовался сосед. "Какой
там олигарх, – с горечью ответил Максим, – инженеришка занюханный. Этот
гад у меня Маринку увел! ". И, уже выходя из самолета, Максим поведал
собутыльнику сокровенную тайну: он собирается на Шульмана подать в суд,
да не в наш неправедный, а во французский города Страсбург, где заседает
справедливый Европейский суд по правам человека, и там его поймут и
Маринку обязательно вернут законному владельцу.