Было это давно, в прошлом веке, то ли в 1967м году, толи в 68м, но
ракеты уже вовсю дырявили космос, и советские люди дружно готовились
засадить планету Марс, яблонями. Наши, вечно уставшие и замученные
родители под руководством Л. И. Брежнева, с угрюмым остервенением
строили коммунизм, а мы, ребятня, готовились стать пионерами и
космонавтами, а о телевизорах даже и представления не имели. Короче,
так давно это было, что многих из вас, читающих это, мы еще не зачали.
Потому как сами были еще сопливыми и только только учились курить
дешевые сигареты и пили в основном брагу. Самогон нам доставался лишь
по праздникам, а водка в чекушках, была даже нашим родителям по цене
недоступна.
Дак вот, история эта, повлекшая за собой выговоры и нагоняи по партийной
линии, пересуды, сплетни и мистические слухи, на долгие годы
в нашем селе, началась с нелепого случая, на месте нашего постояного
сбора для игр, разборок и драк, которое находилось за длинными бараками
ссыльных немцев, в дальнем углу, за кучами бревен комхозовской пилорамы.
Там, где было нам раздолье играть в войнушку, в противоборстве с
немчурятами жившими в тесных клетушках бараков. И в самом дальнем углу
территории этой пилорамы, среди крапивы и высоких репейников стояли
забытые, давно заросшие травой, большие деревянные ящики, с каменными
частями каких то двух памятников. Одна часть лежала без ящика, среди
вонючей полыни, как огромная крышка заварного чайника со звездой на
боку, в дальнейшем оказавшаяся верхушкой буденовки, заезжего героя
продотрядовца, зверски затыканого вилами при раскулачивании,
разьяренными крестьянами в соседней деревушке.
Наигравшись, часто собирались у одного из ящиков за которым было удобно
прятаться от глаз взрослых, чтоб позобать втихаря гуртом, спизженую у
бати беломорину. Откидывали боковую стенку, которая была оторвана и
прислонена к ящику закрывая обзор каменному мужику,
голова с плечами которого хранилась в дощатом ящике и выглядывала
из лохмотьев стружечных завитушек. На шею ему, видно для безопасной
транспортировки, была надета как ошейник, покрышка от колеса легкового
автомобиля, и блестя стертым протектором напоминала французкое жабо,
со старинных гравюр. Из глубины ящика, сквозь древесные кудри, мужик
оглядывал нас, лукаво прищуреным, по отечески заботливым и любящим детей
взглядом. Там же, в ящике, мы хранили свои деревянные ружья, пугачи,
спички и недоспелые шайбы наворованных подсолнухов. Где-то в углу ящика,
за каменной спиной, шуршали стружкой и попискивали мыши.
Здесь же был и наш, чисто мужской клуб, главной лярвой в котором,
выступала вечно голодная и повсюду таскающаяся за нами Катька.
Катька была из такой бедной семьи, что восьмикопеечный, непропеченый
черный хлеб на столе ихнего барака, был не каждый день, и поэтому,
забравшись голышом, наверх ящика, она соглашалась устраивать перед нами
голозадые танцы, за одну головку лука, которую тут же обливаясь слезами
с аппетитом сгрызала. Потом мы, снисходительно сплевывая меж зубов,
давали пару раз зобнуть остаток папиросины Катьке, и всей кодлой
становились в очередь, подтверждать свое пацанство.
Катька безропотно застилала дырявым платьецом вытащеные из ящика
стружки, и под одобрительным взглядом каменного мужика, мы по очереди
ложились на немытое худосочное Катькино тело.
Письке было стремно и щекотно, зажатой между Катькиных, усыпанных
синяками ног, и мы старались, подражая нашим родителям, потыкаться
губами в Катькины соски и, усердно пыхтя, потереться по-быстрому о ее
впалый живот. Изображая на рожах блаженство, под одобрительные
комментарии друганов, слазили с нажравшейся и воняющей луком Катьки,
с постоянно преследуемым ее, запахом неподтертой задницы, до следующего
раза. Вот так, безмятежно, в играх и драках проходило наше счастливое
детство. Однажы накурившись "Беломора", побросали цыгарки, придвинули
стенку к ящику и разбрелись по домам. Но прийдя на следующий день, ящика
на месте не обнаружили. В середине кострища, среди золы и пепла стояла
абсолютно черная голова с плечами. Как будто шахтер высунулся из земли.
Но так как у него не было каски, то он больше походил на африканского
негра, со ржавым проволочным ожерельем на шее, и торчал по плечи
закопаным в землю, как туземный идол в скорби обсыпавший голову пеплом.
Опасаясь за здоровье наших, и без того часто поротых задниц, игры
временно переместили на школьную новостройку. Вскоре начался учебный год
и про негра мы вовсе забыли. Тогда мы, малышня, еще не знали что
сожженная голова от памятника ленину нам запомнится на долгие годы.