Лето. Юрмала. Дзинтари. Отдыхаю на даче у родственников.
Погода радовала, поэтому весь день на пляже, а вечером собирались на
территории какого-то пансионата в беседке. Пинг-понг, пиво и пр. В
компании все русскоязычные, двое-трое москвичей, пара человек еще
откуда-то, все остальные - рижане.
Я самый младший.
И вот на третий вечер безоблачность существования была нарушена
появлением Ленчика.
Ленчик с ходу объявил:
- Сегодня будем ганцев пиздить.
Меня он видел первый раз и спросил:
- Пойдешь?
Я не расслышал, с кем именно предстоит драка. То ли афганцы, которых
особенно любить было не за что, то ли "гансы". Я днем видел на пляже
группу молодежи из ГДР, и, может, это их Ленчик имел ввиду. К немцам,
само собой, за тысячу лет претензий набралось немало. Поэтому я с
готовностью согласился.
Потом выяснилось, что "ганцы" это латыши. Против них я по молодости лет
ничего не имел, но отказываться было уже неприлично.
Ленчик, человек достаточно крепкий и резкий, около часа назад повздорил
с группой молодых латышей, из-за чего-то такого, что простым мордобоем
на месте дело было не уладить. Договорился с ними, что к десяти часам
вечера конфликтующие стороны собирают максимально возможные силы и
сходятся стенка на стенку.
Ленчик уверял, что гонцы за подмогой уже засланы и к условленному
времени приедут и те и эти, рать, короче, соберется большая. Некоторые
из присутствовавших вспомнили о неотложных делах и растворились,
некоторые резонно заметили, что перед таким серьезным делом надо бы
сходить домой пожрать и тоже удалились.
Остались я, Ленчик и еще пара человек. Ленчик предложил прогуляться по
окрестностям и набрать волонтеров и вообще осмотреться, что к чему.
Сразу после начала прогулки мы повстречали ту группу латышей из 6-8
человек, с которыми все и начиналось. Ленчик нагнул голову и бросился
вперед. Латыши стали громко апеллировать к заранее достигнутой
договоренности и указывали на необходимость все делать по правилам.
А сейчас, мол, еще совсем не десять часов. Ленчик внял, остановился,
успокоился и стал мирно о чем-то с ними разговаривать. Совершенно
неожиданно хорошо поставленным ударом Ленчик отправил одного из латышей
на травку. Я отыскал себе соперника примерно моих кондиций и попытался
вступить с ним в бой. Латыш в ответ решил поразить меня своими
скоростными качествами. Поразил. Ничего не возразишь. Бен Джонсон его
не видел, а то заплакал бы с горя. Скорость, с которой латыш от меня
убегал, на самом деле впечатляла. И это без всяких стероидов. Я
попытался, было, погнаться, но вскоре из-за большой разницы в скорости и
недостатка остроты зрения потерял латыша из вида. Когда я вернулся на
поле боя, то увидел, что все остальные латыши тоже разбежались. Под
шумок и неразбериху куда-то отполз и лежавший на травке.
Ленчик был собой очень доволен. Но недолго.
В пределах нашей видимости, начала собираться, и очень быстро, толпа
латышей. Тот, кто еще совсем недавно лежал на травке и ничего не хотел
совершенно преобразился. Он сверкал выпученными глазами, размахивал
руками и, судя по всему, призывал соплеменников именно сегодня
окончательно разобраться с проклятыми оккупантами. Буквально за
считанные минуты латышей собралось человек тридцать, нас по-прежнему
оставалось четверо. Ленчик стал обращаться ко всем проходящим мимо
более-менее молодым людям с вопросом:
- Слышь, пацаны, вы русские?
Некоторые сразу убегали, причем, в сторону все пребывающей толпы
латышей, некоторые отвечали:
- Да. А что надо?
И после выяснения положения дел, по большей части, присоединялись к нам.
Вскоре численность участников межнационального конфликта
стабилизировалась. Примерно 50 латышей и человек 20 нас.
Началось медленное и осторожное сближение. У нас было неоспоримое
психологическое преимущество – мы знали, что огребем все, и вопрос
только в том, как бы подороже обошлась латышам победа. Латыши, напротив,
будучи уверенные в победе, понимали, что без потерь не обойдется, и
никто из них не собирался быть этой потерей.
И вот, когда до начала столкновения оставались секунды, кто-то глазастый
разглядел вдалеке трех или четырех ментов, которые просто гуляли сами по
себе, шли и смотрели совсем в другую от нас сторону.
Раздался крик, в котором звучала изрядная доля облегчения:
- Менты! Сейчас всех заметут! Смывайся! Атас!
Вопли похожего содержания раздавались и на латышском языке. А может, они
и начали кричать. Уже неважно. Важно, что появилась возможность без
потери лица оставить поле боя. Что было и проделано очень быстро. И
русскими и латышами. Я побежал наугад. Кто-то бежал передо мной, кто-то
топал сзади. И так мы прибежали в дюны, где кроме нас никого не было.
Народ отдышался и начал бурно обсуждать пережитое. Что было плохо, это
то, что обсуждение происходило на латышском языке. Вокруг меня было
латышей штук семь-восемь и не одного русского. И что самое неприятное,
среди латышей присутствовал пострадавший от Ленчика. Я аккуратно стал
смещаться к краю группы. И даже уже отошел от них метра на три, когда
главный латыш посмотрел на меня и о чем-то спросил. В ответ, я как можно
более уверенно кивнул, и, похоже, угадал. Сразу команды броситься на
меня не поступило. Я выиграл еще три метра. И не дожидаясь следующего
вопроса, на который вряд ли смогу ответить также удачно, я побежал.
Бежал, правда, без особой надежды, понимая, что эти быстроногие атлеты
легко меня догонят. Хотелось только успеть выбежать из глухих дюн
куда-нибудь к своим. Но, оказалось, что высокие скоростные качества
латышей обладают одной странной особенностью – ярко выраженные, когда
надо спастись бегством они пропадают, когда надо кого-то догнать. А,
может, я сам такой же был. И убежал я от них вчистую. Так в этот день
все и закончилось.
Ленчик еще появлялся пару раз, но грустный оттого, что не удалось ни с
кем замутить побоище. И дальнейший отдых проходил мирно и спокойно.
Это было лето 1982 года.