Про Люську и цветы
У меня подруга одна есть. Ну, не подруга, так, знакомая. Девка на
выданье. Но никак не выдастся чего-то. Колупается все чего-то, выбирает.
Довыбирается, чувствую...
А тут у нее хахель появился. Ну, как хахель? Поклонник такой. Приличный,
кстати. Представился бизнесменом. В костюме всегда. Правда, мутноватого
какого-то разлива. Зовут Эдиком. И, главное, видит, что взаимностью
особой ему не отвечают. И все равно ходит. Ходит и ходит. Настойчивый.
Люблю, говорит. Жениться хочу. Измором видно решил взять.
И всегда с огромным букетом. А то и не с одним. Всю ее с головы до ног
цветами завалил. Квартира вся в цветах. Мусоропровод – в цветах. Помойка
у подъезда постепенно стала неприлично вонять розами. Соседи, хошь не
хошь, подсчитывають, какие же это бабки люськин хахель посредством
люськи в помойку спускает. Получалось – немалые.
Ну вот. Ходил он, значит, ходил, а крепость все не падает и не падает.
А даже наоборот. Укрепляет рубежи. Тогда он, хитрован упертый,
переключился на маму. Через маму решил действовать. Потому что, конечно,
на маму человек в костюме производит гораздо большее впечатление. Да в
галстуке-то. Да с букетом. Да трезвый. Весь такой положительный. Ну, а
что с акцентом слегка, так мы же интернационалисты неебаться.
Придет, значит, тук-тук, а вот и я с букетиком. На маму букет в три
обхвата – хлоп! Мама, знамо: "Ах, Эдуард! Ну что ж вы так тратитесь?
Это же огромные деньги! " Эдуард, знамо, смущаясь и краснея: "Право,
не стоит, Софья Николаевна. Какие пустяки, ей богу. Вдруг Люсе все-таки
будет приятно". И шасть на кухню чай с мамиными плюшками пить. За жизнь
разговаривать. Друк семьи, значит, такой. И как бы к Люське он уже и не
пристает особо. Типа, смирился. Так и идет все. Он в дом. Люська за
дверь, от греха. А хахель с мамой на кухню чай пить. С плюшками.
Ну и превратил, змей, знамо дело, маму в этакого троянского коня. Стала
мама потихоньку, а потом все настойчивей Люське мозги мыть. Смотри, мол,
Люська! Доиграешься! Чего, мол тебе, Люська, не хватает?! Человек ходит
и ходит. Букеты носит и носит. Уж скоко денех извел. Уж пол-квартиры
поди извел на эти цветы. Уж оддалась бы ты ему... рукой и сердцем,
глядишь, пол-квартиры бы уж накопили. Мыла, мыла, пока окончательно не
достала и не состоялся меж ними такой диалог.
- Иди, мама, пожалуйста, в жопу! Вместе с этим своим Эдиком, нищебродом.
- Да как тебе не стыдно?! Как не стыдно тебе?! Как язык твой поганой
повернулся?! Ты гля, скоко он на тебя денех, дуру, потратил!
- Каких денег, мама? Каких таких денег? Он что, хоть раз принес коробку
конфет? Шампанского бутылку? Тортик? Хоть сраный вафельный тортик он
тебе принес? Нет? Только плюшки твои жжжррррет рррегулярно!
- Стыдись, доча! Человек без охапки роз за пять тышш порог дома не
переступил ни разу! Нет, это ж надо такое сказать...
- А ты считала? Может он тебе чеки показывал? А? А обратила ли ты
внимание, мама, сколько эти розы стоЯт?
- Да скок стоЯт... Да какая разница, скоко стоЯт, если он назавтре новую
охапку ташшит? А то што вянут оне, дак это примета известная. Не любишь
ты ево – вот и вянут цветы-то.
- Любовь моя, мама, тут совершенно ни при чем. Эдик этот твой, мама,
известный бизнесмен. В Бирюлеве на рынке цветочную палатку держит. И
все, что завтра утром на помойку выкидывать, он нам сегодня вечером и
тащит. Очень удобно: и за вывоз мусора платить не надо.
- Ох тыы... И чево теперь?... Чево теперь делать... А человек вроде
хороший...
- Что значит "Чево делать? " Радоваться, мама. Радоваться, что человек
хороший. И, главное, что он цветами торгует. А не консервами. И плюшки
греть.
- В смысле?...
- В смысле – чайник ставь. Вон твой цветочный король с клумбой прется.
Ракетчик