Эта история случилась в конце эпохи застоя, в славном городе Туле.
Как-то двое пацанов скопили за лето рублей шестьдесят старыми и поехали
в Москву за магнитофоном. Тогда только-только появились два чуда
техники, Романтик-306 и Электроника-324. Иметь их значило сильно поднять
свой статус во дворе, особенно среди девчонок, что для тринадцатилетних
подростков немаловажно. Короче, Серега и Вадик завернули деньги в
носовой платок, погрузились в зеленую электричку и поехали в столицу.
На Трех вокзалах они остановились осмотреться и купить чего-нить
пожевать. По-провинциальному обстоятельно сели на лавочку, постелили на
колени полотенчик и достали термос. Тут будто из-под земли выросла... нет,
не фигура в сером и не спросила документы. Застенчиво улыбаясь, подошла
девушка лет шестнадцати и сбивчиво рассказала про текущий кран, про то,
что родители на даче и будут только в понедельник с утра и она
совершенно не знает, что с этим делать. Вадик было засомневался, но
Серега был человеком по натуре более решительным, хотя и понятия не имел
о сантехнике. Да и растерянное лицо девчушки тронуло в обоих какие-то
еще неведомые, только-только появляющиеся струны. В общем, минут через
пять они шли, разговаривая о том — о сем, к двору-колодцу позади
гостиницы "Ленинградская".
Темный подъезд встретил запахом сырости и старой штукатурки. Они
поднялись по выщербленным ступеням на второй этаж. Девушка открыла
обитую черным дермантином дверь и посторонилась, приглашая войти. Друзья
разулись в прихожей и протопали в зал. Их поразили темнеющие разводы и
потеки на старых обоях и практически полное отсутствие мебели. Только
колченогая кровать со смятой простынью на ней да массивный круглый стол
со стулом в углу. На столе стояла большая тарелка давно остывших
пельменей. Они расплылись в одну серую клейкую массу и по ним, скользя
на потеках жира, деловито ползала большая зеленая навозная муха. Запах
плохого фарша был таким плотным, что его можно было отщипнуть и скользко
потереть между пальцами.
От созерцания пейзажа за окном ребят отвлекли тревожно застонавшие
половицы. Они обернулись и застыли. В комнату не спеша входили трое
парней лет двадцати пяти. Один, самый рослый, остался стоять в центре
комнаты, остальные стали заходить с двух сторон, как обычно обступает
добычу волчья стая, ожидая сигнала вожака. Они были молчаливы и
сосредоточенны, внимательные цепкие глаза не выражали совершенно никаких
эмоций. Липкий страх успел пробежать по нервам, прежде чем главный из
троицы процедил "Ну здорово! " и коротко, резко, снизу ударил Серегу в
челюсть. Тот отлетел к батарее и скрючился. Вадик получил свое секундой
позже. Пинок ботинком в живот оборвал его крик о помощи в самом
зародыше. Их долго и с удовольствием пинали ногами, спрашивая, ждет ли
их дома мама и сколько им с собой дали денег. Из кармана окровавленной
серегиной рубахи были извлечены шесть смятых красных бумажек с профилем
Ленина. Но это только раззадорило троицу. "Ну что, сссука, мало тебе, на
еще, на, на, на! " Главный схватил Серегу за волосы и несколько раз
ударил лицом о ребра батареи, хрящи переносицы с хрустом переломились,
из рассеченной надвое брови на грязный линолеум хлынул алый поток. После
третьего удара звуки соприкосновения серегиного лица с батареей стали
влажными и чавкающими, как возбужденное влагалище. Серега обмяк, с
хрипом и пузырями исторгая из распущенных в ошметки губ смесь из крови,
слюны и крошева передних зубов. Он уже не чувствовал боли, а только
хрипел и вздрагивал от каждого нового удара. В углу двое других
выковыривали отверткой правый глаз из лежащего бесформенной кучкой
Вадика. Через пару минут совместных усилий глаз смешно болтался на одной
розовой жилке на уровне подбородка, подобный маятнику от старых ходиков.
Это особенно рассмешило вошедшую девушку. Каждый раз, когда глаз,
качаясь, поворачивался к ней зрачком, она заразительно хохотала.
Один из троицы вытер испачканные кровью руки о скатерть на столе и его
взгляд упал на пельмени. Широко улыбнувшись, он усадил девушку на стул и
снял с нее трусы. Под ними оказалось немыслимое приспособление,
напоминающее те же трусы, но сделанное из резинового жгута. На резине
изнутри прилип большой комок ваты, обильно перепачканный желтоватой
менструальной кровью. По комнате распространился гнилостно-сладковатый
запах выделений. Поскольку Вадик не подавал признаков жизни, Серегу
привалили спиной к стенке и взбодрили большой цыганской иголкой под
ноготь. Когда он открыл мутные, залитые кровью глаза, прямо перед собой
он увидел на вилке огромный, желтовато-серый пельмень, покрытый как
кетчупом, миллиардами мертвых и отчаянно воняющих тухлятиной яйцеклеток.
Этот запах был настолько сильным, что пробивался даже сквозь забитые
кровью, слизью и сломанными хрящами носовые каналы. Главарь откинул за
волосы серегину голову и просто сказал: "-Жри! ". Жевать было особенно
нечем, Серега просто перекатывал во рту скользкую массу. Как только он
проглатывал один пельмень, на вилку накалывался следующий, затем он
погружался в сочащееся зловонной сукровицей отверстие между ног девушки
и, обильно сдобренный, отправлялся в разбитый серегин рот. На
двенадцатом пельмене организм сломался. Будто кто-то изнутри нажал на
клапан, выбросив фонтаном наружу вместе с кровью и желчью один за другим
вонючие пельмени, а затем и пирожки, которым Серегу утром кормила мать.
От первого же удара ногой в голову Серега погрузился в блаженное
небытие...
Серегу и Вадика, вернее то, что от них осталось, выкинули вечером из
машины в подмосковном лесу. Один из них дополз до трассы и оба остались
живы. Первого сентября они как ни в чем ни бывало пришли в родную школу.
О случившемся напоминали только золотые зубы и искусственный нос у
Сереги да фарфоровый глаз Вадика. Во всем остальном — нормальные пацаны.
Только вот пельмени почему-то не едят. До сих пор.
Фашыстский Мюллер – ®