НЕ мое, правда.
А помнишь, Серега, как их волокло
из князей в чужую грязь?
Они продавали свое барахло
в открытую, не стыдясь.
Их все раздражало: язык и страна,
мороз, магазины, рубли...
Они вспоминали свои имена
и метриками трясли.
Они уходили, подняв глаза
к шестиконечной звезде.
Они плевали на образа.
Они плевали везде:
на наши следы и на наши сады,
на наши смешные слова,
как будто бы в свете своей звезды
имели на это права.
Мы молча смотрели, стирая плевки,
на этот буйный исход,
приберегая свои матерки
на неурожайный год.
А мы и не знали, что столько обид
скручено в узел тугой,
что хуже плохое словечко "жид"
хорошего слова "гой".
Что наши соседи - Раиса и Глеб -
перед отъездом в Москву
скажут нам: "Жрите свой черствый хлеб
в своем российском хлеву!"
Что мы, рубая свой антрацит
и вспахивая поля,
евреям устроили геноцид,
их удалив из Кремля.
Ты помнишь, Серега, тот глупый роман,
где говорилось, что мы -
нация, спрятавшая в карман
ключ от еврейской тюрьмы?
(Ключник Петров, предъявите ключи
и отоприте сарай:
учителя, продавцы и врачи
"хочут" на гору Синай!
Там до сих пор полыхают кусты
и Моисей-проводник
жаждет устроить на стыке пустынь
сорокалетний пикник.
Правда, везде есть арабское "но"
и палестинское "не"...)
Все это было не так уж давно.
В этой стране. При мне.
Слышишь, Серега, ругань и свист?
Чуешь знакомый пыл?
Это меня называют: "Фашист!!!"
за то, что я не забыл.
(Как ты сподобился, русский тать,
помнить плевки "царей":
гоям положено пить и жрать
у господских дверей!)
Помню! И детям своим накажу
не забывать плевков,
хоть и в душе своей не держу
обиды на дураков.
Дай вам здоровья еврейский Бог,
глупые Рая и Глеб!
Вспомните, был ведь не так и плох
черствый российский хлеб...
Или маца на четыре лица
стоит потери корней?
С огромным приветом из Череповца,
"фашист" Широглазов Андрей.