Я умираю от туберкулеза, - поведало мне существо и допило пиво из
пластмассового стаканчика, - Теперь мне нужны деньги, чтобы доехать до
дома. Лечиться буду, ептыть. Дай десятку, а то, в натуре, ласты склею
прямо здесь, на вокзале.
Обитающие на вокзале бомжи - это полный абзац, ни под каким видом не
скажут ничего оригинального.
Доебавшийся до меня персонаж яркий представитель околодонной фауны –
грязный, вонючий, тупой опездол, который не вызывает никаких эмоций кроме
омерзения. Когда ты коротаешь оставшийся час до поезда на провонявшем
мочой Курском вокзале, в хачевской кафешке, за бутылкой пива... А тут этот
скот... Короче, дядя, я все понимаю, но идите на хуй, и так настроение
никуда не годится.
Сегодняшние попутчики – ухоженный хлыщ с бородкой и маникюром, у
которого на лбу написано - эгоманьяк, не менее ухоженная девица с
нарочито бесстрастным лицом и один из тех типов, что общаются с людьми
преимущественно посредством сильных ударов в корпус и челюсть. Что
интересно, - с девушкой громила, судя по всему, уже успел познакомиться
и даже пройтись с ней по алкоголю еще на перроне.
Я смотрю на двигающихся по платформе людей и понимаю, почему мне так
тяжело даются ЖД-поездки. Из-за попутчиков. Из-за их твердой
убежденности в том, что раз уж мы все равно никогда больше не
встретимся, значит нужно срочно рассказать мне что-нибудь из серии: "Как
мы ходили охотиться на мамонтов и у нас патроны кончились", или "...а так
как у меня не было с собой ничего тяжелого, я убил его собственным
хуем". А может у меня лицо такое, что каждому встречному так и хочется
меня наебать.
А хлыща уже начинает переть, ему очень плохо, когда мир на целых 5
минут забывает о его исключительности. Заявляет:
- Вы когда-нибудь были во Франции?
Не успевает рот раскрыть, а уже по уши в неприятностях.
Громила тут же начинает нервничать. Костяшки его пальцев трещат на весь
вагон.
- У меня друг в иностранной легионе служит. – говорит он, хотя вопрос
адресован явно не ему, - Негритосов по Африкам мочит. И пидоров.
Выразительно смотрит на хлыща. Тот упорно не замечает опасности.
Говорит:
- Меня Евгений зовут. Кстати, про негров. Я как-то спал с Еленой Ханга.
В темноте, при выключенном свете, представляете? Полный отстой.
Девушка хихикает, щелкает длинными ногтями и с выражением крайнего
презрения на лице опровергает компромат на телеведущую:
- Ну конечно... Ага. Ханга – лесбиянка, это даже дауны знают.
- Во-во, потому и отстой, наверное, – не унимается олигофрен.
- Пидоры женского полу. – фыркает громила. – Работал у нас один такой
фантазер вроде тебя. На севере дело было, в Югре. Ему Алсу подарила в
кабаке апельсин, типа, угощайтесь. Он притащил его к себе в балок,
разогрел в микроволновке и трахнул. Апельсин, прикинь. За этим делом
его и спалили. Потом мы его так и представляли людям: знакомьтесь, это
человек, который ебал апельсины Алсу. Так вот, Женя, он был просто твоя
копия – чмо и педораз. Поэтому если ты еще хоть раз попытаешься
напиздеть при даме, я отволоку тебя в тамбур и заставлю съесть все, что
найдется в пепельницах. И не надо на меня так смотреть, мама не поможет.
Таким клоунам как ты я уже ведро окурков скормил. Я Андрей, кстати. А
это Настя.
Я вяло киваю и представляюсь. Евгений моментально делает
соответствующие выводы. Демонстративно достает плеер, и с отрешенным
видом начинает слушать музыку. Слышно как в наушниках Серега активно
доказывает, что болеет за "Спартак".
- Надеюсь, ты-то не такой дурачок, как этот дятел? – интересуется у меня
Андрей. – А то дорога длинная, а с ненормальными общаться не хочется.
На полминуты я залипаю, пытаясь придумать ответ, который не надоумит
этого монстра накормить меня бычками и одновременно позволит сохранить
достоинство. Выдаю гениальный ответ:
- Да нет, вроде...
Андрей улыбается и говорит:
- Нормально все, не дергайся. С севера возвращаюсь, вот и нервничаю
малость, да и день какой-то дерьмовый выдался. Правда, Насть?
Настя достает зеркальце и внимательно изучает макияж.
Говорит:
- В моем разумении дерьмовый день, это когда совсем уж туго приходится.
Помню года два назад, зимой, у меня был такой дерьмовый день, что вы,
мальчики, даже по телеку такого не видали.
Просыпаюсь с утра – температура. 37,5 градусов, все тело ломит, голова
чугунная. Иду в ванную и по дороге наступаю на совок, знаете, есть такие
с длинными ручками хреновины. Так вот, совок срабатывает наподобие
грабель и я получаю страшный удар по окорочкам, который укладывает меня
на пол. Лиха беда начало. Прихожу на работу, где меня тут же
перехватывает один из шефов, мерзкий такой еблан с красной рожей.
Алконавт, и, судя по запаху изо рта, копрофаг. В своей обычной манере
вместо здрасте хватает меня за ляжку, как раз за то место, где у меня
под юбкой час назад образовался синяк размером с футбольный мяч. Меня
накрывает псих и правым джебом, как учил меня бойфренд-боксер, я
отправляю мудилу изучать паркет. Потом 15 минут плачу в туалете,
прощаясь с карьерой, собираю шмотки и ухожу домой, с единственным
желанием, лечь в постель и немного отдохнуть, потому что чувствую себя я
с каждым часом все отвратнее. Дома маман, эта старая ведьма, начинает
причитать и расписывать в красках мое мрачное будущее. Конца и края
этому не видно, поэтому я собираюсь и уезжаю к своему дружку, надеясь
отоспаться хотя бы у него. По дороге вспоминаю, что забыла дома кошелек.
Мой дружок дома, но не один, а с особой, которую он представляет как
замерщика от фирмы, которая устанавливает евро-окна. Вы видели
когда-нибудь 20-тилетнюю мокрощелку работающей замерщицей оконных
проемов? А я видела. У них вместо спецовки – висящие на лобке джинсы и
маечка на голое тело, хотя на улице – минус 20. Говорю ему:
- Умнее ничего не придумал?
Боксер, что с него возьмешь. "Замерщица" оперативненько испаряется, а мы
с милым другом затеваем бестолковые говнотерки длящиеся целую вечность,
к окончанию которых за окном уже глубокая ночь. Переговоры заканчиваются
провалом. Дипломатия бессильна и мы по пару раз бьем друг другу в лицо.
Его хук лучше, поэтому я второй раз за день оказываюсь на полу. Встать я
уже не в состоянии. Мой, уже бывший бойфренд, понимает, что я могу
проваляться так очень долго, поэтому берет меня за шкибот и спускает с
лестницы. Я лежу на лестничной площадке, нюхаю кошачью мочу и мне
мучительно горько от сознания, что этот день еще не закончился. Надо еще
до дома добраться.
Путь до дороги, где можно поймать тачку, занял час. Еще 15 минут мне
потребовалось, чтобы вспомнить, что кошелек я забыла дома. Это меня и
подкосило. Я села на землю и заплакала. Успела простудить придатки до
того момента, когда услышала звук останавливающейся машины. Какой-то
внедорожник, здоровый как сарай. Вылезший оттуда дядечка – типичный
бандит. Подходит, поднимает меня, сажает в тачку. Я понимаю, что дело
пахнет керосином, но не сопротивляюсь, потому что моя филейная часть с
минуты на минуту достигнет минусовой температуры, да и вообще, при таком
морозе пиздец приходит быстрее, чем ты успеешь покаяться во всех грехах.
Ну, думаю, хуже не будет.... Извините, но мне нужно избавиться от пива.
Настя уходит, и только сейчас я замечаю, что хлыщ снял наушники и теперь
внимательно слушает наш разговор.
- Учись, пионер, – говорит ему Андрей. - Если уж пиздишь, то пиздеть
нужно именно так. Как это делает Настя.
Он смотрит на меня, ожидая комментариев. Я молчу, потому что
разговаривать с подобными людьми все равно, что играть в русскую
рулетку - в конечном итоге неудачно подобранные слова "выстрелят" и
тебе оторвут башку.
Евгений тут же надевает наушники и включает музыку. Хорошо понимает,
что наушники - это вроде зонтика, спасающего от потоков словесного
дерьма, которым поливает тебя мир.
- Все равно я ему рожу разобью, – ворчит Андрей в ответ на очередное
игнорирование агрессии. – Хорек ебучий.
Возвращается Настя. Почистила перышки и выглядит теперь более чем
хорошо. Громила это тоже замечает. Говорит:
- Твой дружок был редкий дебил, раз упустил такую красотку. Чем твоя
история закончилась-то?
Она не спеша надевает очки, достает из сумочки пилочку и
начинает приводить в порядок ногти. Видно, что желание откровенничать у
нее уже пропало. Поочередно заглядывает нам в глаза, и, увидев там
интерес, продолжает:
- Дальше – больше. Едем куда-то, а дядечка у меня и спрашивает: Что,
мать, хреновый день? Нет, - отвечаю, - просто насыщенный чересчур. Тот
гогочет. Довезу тебя до дому, говорит. Денег могу дать, если нужно, а то
видок, мол, у тебя совсем уж непрезентабельный, подлечишься хоть. Я в
полной апатии и до меня даже толком не доходит, что ситуация более чем
фантастическая, чтобы быть правдой. Молчать бы мне да молчать, и все
было бы в ажуре, так нет, неймется мне. Спрашиваю:
- Это ты таким макаром за грехи расплачиваешься? Вроде как совесть
очищаешь?
Тот грустнеет прямо на глазах. Начинает сетовать на то, что все попытки
сделать доброе дело идут прахом из-за того, что всякие долбоебы начинают
задавать ненужные вопросы. На полном ходу открывает дверь с моей стороны
и, когда он заносит ногу для удара, до меня, наконец, доходит, кого он
имел в виду под долбоебами. Пинок настолько силен, что я вылетаю из
машины как пробка и, минуя жесткую обочину, приземляюсь в придорожный
сугроб. Когда прихожу в себя обнаруживаю, что мне совсем не больно. Ну,
думаю, прокатилась, бля, наверное, позвоночник сломанный. Потом мороз
все-таки поднимает меня на ноги, и я с удивлением обнаруживаю, что не то
что цела, но у меня даже температура прошла. Вижу за спиной известный в
нашем городе женский монастырь. Подхожу и стучу в ворота. Тишина.
Стучусь еще, потому что делать все равно нечего, ночевать негде, и если
я не достучусь то, скорее всего, замерзну. Потом усталость все же берет
свое, и я засыпаю сидя на корточках.
Просыпаюсь уже в келье, или как называются комнаты, где живут монашки.
Никто со мной не разговаривает, но никто и не хамит, не смотрит
осуждающим взглядом. Завтракаю какой-то отстойной кашей, и меня
выставляют на улицу. А там уже стоит джип того бандюка. Сам он выходит
из машины и говорит мне:
- Ты вчера была права. Садись, довезу. Не бойся, садись. Я много думал
сегодня ночью.
Садимся в тачку и едем ко мне.
Настя умолкает и улыбается нам. Я улыбаюсь в ответ. Андрей выглядит
озадаченным.
- И это все?
Нет, говорит Настя. Я вышла за него замуж, и через год его пырнула ножом
любовница. Вскрыла бедренную артерию, и до приезда "скорой" мудак
умудрился щелкнуть хвостом. Я разбогатела. Вот и все, пожалуй.
Мы все улыбаемся, дождавшись хэппи-энда. Андрей на радостях прикладывает
два раза к колену лицо Евгения, и, не дожидаясь пока тот придет в
сознание, они с Настей уходят в вагон-ресторан.
Я остаюсь. Наблюдая как увеличивается лужа крови текущей изо рта
Евгения, я думаю о том, что даже когда жизнь стебает тебя изо всех сил,
это совсем не означает нужно опускать руки, или наоборот, бороться изо
всех сил с обстоятельствами. Можно просто плыть по течению, проживая
день за днем, делая мелкие шажочки наподобие тех, что делают больные
учащиеся заново ходить. И тогда, скорее всего все наладится. Потому что
везение, оно всегда рядом, нужно просто быть готовым им
воспользоваться.
Евгений приходит в себя и с потрясенным видом ощупывает изувеченное
лицо.
- Что это было?
Качаю головой и почему-то улыбаюсь.
- Хреновый день, старик. Это просто хреновый день.