Ужоси Запада..
Часть первая. Прибытие.
В купэ их было семеро. Семеро Россиян.
Из России. Поезд подъезжал ко Львову. Позади остались
многие километры пути. Все осталось в памяти. И российская
граница... Пограничники жали им руки, обнимали. "Рисковые вы,
шебутные!" - говорили они. И вздыхали: не знаете, на что
идете. Украинский "нэзалэжный кордон"... Злобные враждебные взгляды.
Обыск.
Конфискуют пистолеты и портреты
Путина. Но прикладами не бьют - боятся: русские-то пограничники -
рядом, чуть что - вступятся. И поезд въезжает в
"Украину". По бокам - заброшенные без российского сырья
заводы. Всюду - "желто-блакытные" флаги, памятники
Бандере и Тарасу Шевченко. В Днепропетровске они увидели серые
колонны русскоязычного населения. Их загоняли в закрытые
"телячьи" вагоны и отправляли на принудительные курсы
украинского. Увидив российский вагон, один из несчастных
вырвался от охранников и побежал. "Братцы! - кричал он, хватаясь
за открытое окно купэ,
- Наши! Братушки! Не бросайте меня!". Но
было поздно. Подбежали охранники. Один ударил
беглеца по голове толстым томом Лэси Украинки. "Завтра шоб
вывчыв Писню Тракторысткы! На памъять!" - зло крикнул он. Беднягу
затолкали в кабинку с надписью "ПРОСВITA". Россияне обомлели, пораженные
жестокостью. Только сейчас они поняли весь ужас и страдания тех, кто
отрезан от России. За Винницей их загнали в одно купэ. "Для вашои ж
бэзопасносты" - поясник проводник сквозь зубы. Однако верилось слабо. И
вот - город Львов, цель их путешествия. Их семеро, они едут в
отпуск. Поезд подходит к вокзалу...
p.s. дале буде.. але лише на численне прохання читачев
with pleasure, Mattilainen
Часть вторая. Прощайте вы, прощайте!
- Эх, далеко мы от Родины, - сказал
топ-менеджер Михайлов, открывая бутылку "Столичной"
- Э, нет, голубчик, - засмеялся видный российский историк, профессор
Деникин. - Плохо Вы историю знаете. Галичане - суть русские люди, как
мы. И Россию любят.
Да только забила им голову бандеровская пропаганда. А как протрезвеют от
дурмана, так сами же и прийдут на поклон к Путину-батюшке. Прости,
скажут...
- Что-то не видно, чтоб они на поклон
выходили, - сказал Гундырев, глядя в окно на два ряда
автоматчиков. Журналист российского телевиденья, он привык всегда
говорить правду.
- А Вы, Василий, что думаете? - спросил депутат Леонов.
Василий Семенов, стройный и статный сотрудник спецскужб,
многозначительно задумался.
- Посмотрим, - вдумчиво заметил он. Во Львов он ехал со специальным
заданием, хоть и притворялся туристом. Маскировка...
- Ну, вздрогнули! - произнес Синяев,
поднимая кружку водки. Популярный певец российской эстрады,
он ехал во львов с сестрой, тоже певицей. - Вздрогнули, Колюня -
кокетливо, но целомудренно просто сказала его сестра Светлана, тоже
Синяева. Пассажиры выпили водки.
- Ну, пора на выход! - сказал Михайлов. - Прощайте, братцы!
Они обнялись и разошлись. Вокруг был чужой незнакомый город.
Часть третья. У вокзала
Отойдя от вокзала, профессор Деникин увидил исполинскую статую,
маячившую над городом. Она возвышалась на горе, которую когда-то назвали
Замковой. А
еще раньше - Кремлевской. Жители соорудили там крепость - копию
московского Кремля, чтобы спастись от поляков и попроситься в Россию.
Ясное дело, сломали Кремль львовский-то. Да и гору переименовали.
Теперь, вестимое дело, бандеровские "историки" это замалчивают.
Зомбируют население... Тем временем Гундырев не терял времени. Человек
действия, он
подошел к ближайшему киоску.
- Мне, матушка, водочки, - сказал он в окошко.
Продавщица - толстая "гуцулка" в расписной "хустынке" - пронзила его
злым взглядом.
- Москаль... - прошипела она.
Гундырев вынул пачку банкнот. Баба заколебалась. Уж как не
"нэзалэжничают" "украинцы", а на российский-то рубль падки: крепкая
валюта, надежная.
- Тысячу рублив! - с циничной жадностью крикнула бабка. Гундырев покорно
отсчитал деньги - до торгу ли теперь! Взяв
бутылку, он прочитал этикетку - старая журналистская привычка. Надпись
гласила: "Львiвська горiлка". Пораженный, он еще раз перечитал этикетку.
И еще раз. Все было на малорусском наречии. Ни одной русской надписи!
Вот она, русофобия в действии. Он не мог понять, что сделал этим
людям? За что они его так не любят? Оглянувшись, он остолбенел. Бабка
что-то оживленно говорила по рации. Поминутно неслось слово "москаль".
Гундырев узнал передатчик. Такие использовались в войсках НАТО.
Так вот откуда ветер дует! Он ускорил шаг.
Часть четвертая. Первая кровь.
Семенов действовал быстро. Через окно
купе - на крышу вагона. Оттуда - на вокзал. Движения точные,
размеренные. С вокзала - в ближайшую подворотню. Сбросив
чекистскую форму, он переоделся. Длинные малороссийские "вуса",
чуб-"осэлэдэць", шаровары и вышитая рубашка. Теперь он не будет
выделяться из львовской толпы. Идя по старинным улицам, он обдумывал
детали задания. Но шум прервал размышления. На площади, подле памятника
"пророку" Шевченко, детвора
играла в футбол человеческой головой. Он узнал эту голову: Михайлов,
топ-менеджер. Еще 15 минут назад они пили водку... Но что же случилось?
В толпе старый малорос в форме бандеровца описывал происшествие
любопытным. Семенов призвал на помощь знания малороссийского наречия,
освоенные в
Центре. И - все понял... К Михайлову подошла группа мужчин и
спросила, как "по-украински" пуговица. А он им: "Да вы
что, братишки? Опять за свою хохляцкую мову? Нет, чтоб приветить
старшего брата". Но изверги не поняли простой,
человеческой речи... А голову детям дали, чтоб учились играть в футбол.
Тоже националистическая пропаганда: каждый "украинец" должен
быть сильным. Они тут поклоняются нацистам из "Динамо-Киев"
- вспомнил Семенов. За годы службы ему часто доводилось рять друзей. Вот
и недавно бандеровцы задушили варениками Витьку Малышева, резидента в
Полтаве. Но там гиб солдат, защитник. А тут? И ведь знал он, точно знал.
Стань Михайлов на колени, попроси пощады - может, и не убили б
националисты. Ну заковали б в цепи, ну в яму бросили б... Но он знал
также, что это невозможно. Не станет русский топ-менеджер на колени.
Никогда. Это так же невозможно, как и представить, чтоб
российский журналист солгал. Семенов глотнул водки и пошел
прочь.
Часть пятая. "Москали!"
Дома старинные, красивые. И от этой
красоты Колюне со Светой захотелось петь. Радостный - как,
бывало, на сцене - Коля ударил по струнам балалайки. "Эх,
ва-аленки, валенки! Не подшиты стареньки!" - запели они хором.
На мгновение площадь притихла.
- Москали! - заплакал ребенок.
- Москали!! - подхватила женщина в "хустынке" и "вышиванках".
- МОСКАЛИ!!! - заревела толпа.
Артистов окружили.
- Повисымо москалив! - кричали одни.
- Розирвэмо их на части! - возражали другие.
- Ни, спалымо жывымы! - горланили третьи.
Глаза у всех были налиты кровью.
- Тыхо! - раздался властный голос.
Тяжело переваливаясь с ноги на ногу, на площадь вышел грузный человек в
форме эсэсовца "Галычына".
"Отар, Отар идэ", - зашептали малоросы. Отар оценивающе
посмотрел на россиян.
- Трэба прынесты их в жертву нашему учытелю, - сказал он, указывая на
"замковую" гору. На горе возвышался гигантский памятник Стэпану Бандэре.
Беснующуяся толпа замахала "Заповитами" Тараса Шевченко. Колюню и Свету
связали и уволокли. А тем временем Леонов искал улицу Лермонтова.
Российский депутат, он любил великого поэта и всегда ему поклонялся. Но
карта города, видимо, устарела. Вместо улицы Лермонтова он все время
попадал на "вулыцу" Джохара Дудаева. Рядом должна быть улица Кутузова.
Но
вместо нее - "провулок" Наполеона. Неужели... Страшная догадка осенила
Леонова.
Переименовали! Лермонтова переименовали и Кутузова. Конечно, Дудаев с
Наполеоном для них "свои". Ведь эти два врага были "украинцами".
Ошеломленный, он не протестовал, когда два полицейских проверили
документы.
- Дэпутат Государтствэнной Думы, -
прочитал один с малороссийским акцентом. Полицай
задумался.
- Крови багато, - сказал он наконец. - Пидийдэ.
- Так цэ ж нэ младэнэц, - возразил
второй.
- Та ничого, - успокоил первый. - Скоро дэнь народжэння Пророка, а у
мэнэ диты щэ борщу нэ йилы. Леонов не знал обычаев малоросов. Каждый
год, на день рождения Тараса Шевченко вся малороссийская семьясобирается
за столом. Глава рассказывает детям про "разрушение" Запорожской Сечи.
Потом читает "священную" книгу - Кобзар. Затем все едят малороссийский
"борщ" - горячий
красный суп, сваренный на крови русскоязычных младенцев. Вот почему во
Львове нет русскоязычных младенцев. А которые уцелели - выучили "мову" и
перестали быть русскоязычными. Вот и пришлось заменить их на туристов из
России. Полицаи заломили Леонову руки за спину.
Часть шестая. Погоня в горячей крови
Гундырев не шел а бежал. За ним гнались очумелые фанатики.
Над головой свистели камни, вилы и пули натовских обрезов.
"Москаль! Московская собака!" - кричали разъяренные малоросы.
Почуяв Русскоязычного Человека, собаки ринулись в погоню. Еще мгновение
- догонят! Гундырев сжал в руке образок Путина.
"Спаси, Владимир Владимирович" - прошептал он, теряя силы. В ту же
минуту булыжник попал ему в голову. Падая, Гундырев услышал сдавленный
голос: "Сюда, браток! Ползи!". Он пополз. Через минуту был в темном
сыром
подвале. На улице бесновалась толпа. Потеряв журналиста из виду, они
ушли искать новую жертву. Обнаружив профессора Деникина, они принялись
пинать его ногами.
- Братцы, да я же из МОСКВЫ! - говорил ученых, тщетно взывая
к разуму обидчиков. - Мы же суть братья: я - старший, а вы -
младшие. И никто ведь вам, хохлам, не запрещает пользоваться вашим
наречием и коверкать русский. Хоть в деревне, хоть на рынках. А-а-а!
Малоросам чужда
толерантность. У них в голове один национализм. Где им до российской
терпимости! Где им до московского уважения к другим!
Часть седьмая. В подвале
Гундырев не сразу привык к темноте. Рядом с ним был перевязанный
человек. Незнакомец бил его по щекам и поил водкой. "Русскоязычный!
Наш!" -
радостно шептал спаситель.
- Да, я с Российского телевиденья, - прошевелил губами журналист. -
Телевиденье... российское... - с нежностью выговорил
незнакомец. Так произносят имя любимой. - Сколько лет уж я его не
видывал! Как началась "нэзалэжнисть", так и отключили, заткнули рот. Ни
одной русской газеты! Русские школы сожгли вместе с учениками. А кто
протестовал - тем на шею собрание сочинений Пушкина, да в пруд. Не
многие выплывали. А выплывешь - "украинский" учить
заставят.
- А тебя как звать-то? - обнял беднягу Гундырев.
- Номер тристо тридцать семь. На "мове" "трЫсто трЫдцять сим".
- Ох и задурили вам голову малорусским наречием, - вздохнул
москвич. Номер 337 заплакал.
- Ну, после покаешься, - успокоил Гундырев. - Ты сам-то львовянин?
- Куда там! Русскоязычных львовян всех повыбили. Я из Луцкого гетто
збежал.
- Луцкое гетто? Для сионистов что ли?
- Да нет! - нетерпеливо пояснил номер. - Сионисты-то с ними за одно.
Гетто как раз для русскоязычных.
- Так и зовется?
- Оффициальное название: "Колония для такЫх, шо нэ володиють дэржавною
мовою".
- А есть такие, кто "овладел"?
Номер 337 сплюнул.
- Предатели всегда найдутся, - пояснил
он.