Красная Шапочка - 81
Лидия Чарская
Крашечка Шапина была мала. И была очень и очень миленькая девочка. И
была бестужевка. Были у нея маменька и бабушка. А папеньки не было.
Папенька еще в Русско-японскую пал под Туранчокском за Государя
Императора. И Крашечка всем говорила: «Мой папенька гелой. Он пал за
Государя Импелатола». И все дети говорили ей: «Твой папенька гелой. Он
пал за Госудаля Импелатола». А бабушка у Крашечки жила за лесочком в
домичке. И ясненьким летненьким утречком Крашечка проснулась и, помоляся
Святому и Праведному Иоанну Кронштадтскому, образок котораго, заботливо
вырезанный из старой «Нивы» маникюрненькими ножничками, висел над ее
кроваткой с кружевнынькими подушечками, сказала маменьке:
- Маменька, а как поживает моя милая бабушка?
- Сейчас узнаем, - отвечала маменька Крашечки Крашечке, - потому что вот
тебе кузовочек с маслицем и пирожками и иди к своей бабушке за лесочек
в домичек и навести ея.
Оскар Уайльд
Лес постился. Траурными кронами огненных анемонов покоился он на
погребальных пеленах настурций, орошая их мимолетными пароксизмами
грусти, изрыгаемыми из Марианской впадины его страданий с той
поспешностью, на которую способен разве только истинный художник,
смешивающий в своем хрустальном бокале янтарный блеск
«Шильоке-пар-Нарсизон» с изумрудным трепетом «Кар-о-Наздрупала»,
разведенного зубровкой. В пенистой травяной лагуне возлежал и он. Мистер
С. Ер. Ый. Вулф, собственной персоной, второй виконт Гринфорреста,
отдыхающий после плавной прогулки. Внезапно тимпанный топот крошечных
ножек потревожил его покой.
- Доброго дня, сэр.
- День добр лишь для того, кто имеет на него зуб, - привычно обронил
виконт, иглою слоновой кости оправляя коронку на правом верхнем клыке. -
Однако доброго дня и вам, прелестное дитя. Куда вы направляетесь?
- Направлять себя столь же бессмысленно, сколь и исправлять, милорд, и
главное, столь же кощунственно. Ибо главное, чего может добиться в этой
жизни человек, как говаривал мой кузен Генри, - это ничего не добиться,
совершенно повинуясь собственным мимолетным порывам. А моя бабушка
добавляла: жизнь человеческая, жизнь бабочки, - ветрам все равно, кто
их испускает…
- Оу! - всколыхнулась грудь виконта под перламутровым жилетом,
обтягивающим рубашку валлонского кружева. - Не могли бы вы представить
меня сей многомудрой старой леди?
- Нет ничего проще, милорд, она живет…