История, рассказанная моей университетской преподавательницей (дамой,
что называется, на возрасте), о почти-сразу-после-военных временах
(дальше от первого лица):
Мы с тетей не виделись несколько лет: она женщина строгая, старого
чопорного воспитания, и после размолвки дулась на меня очень долго. Я
знала, что за это время она поменяла старую комнату на новую, большей
площади, но там никогда не была. И вот, наконец, тетя соглашается
сменить гнев на милость, и приглашет меня в гости. Я тогда только-только
приехала в Ленинград, поступила в институт, снимала комнату, и, услышав
тетин голос по телефону, честно говоря, понадеялась, что тетя в итоге
по-родственному предложит жить у нее. В назначенный день в своей лучшем
платье, с коробочкой пирожных из "Севера" стою рядом с Кировским
театром. Подходит тетя, очень приветливо здоровается, приглашет за
собой, говоря "Ты знаешь, у меня может быть, тебе что-то покажется
странным, но, пожалуйста, не удивляйся!"; я говорю "Хорошо". Мы идем с
нею один или два квартала от театра, заходим в парадную. Лестница
довольно пологая, с витражом; поднимаемся на шестой этаж. Тетя, подходя
к двери, говорит "Только ты, пожалуйста, ничему не удивляйся!". Я
говорю: "Хорошо". Она открывает дверь, ма заходим в квартиру. Внутри,
конечно, классическая коммуналка - уходящий за горизонт коридор со
многими поворотами, тусклая лампочка освещает серое белье на веревках,
бесконечные двери по обе стороны коридора, туалет, ванная с графиком
уборки, кухня... Наконец, мы проходим через всю квартиру,
останавливаемся перед облезлой закрытой дверью, и тетя в третий раз
говорит "Я тебя очень прошу, пожалуйста, ничему не удивляйся!". Я в
полном удивлении повторяю "Хорошо!", она распахивает дверь, и....
... за дверью огромная комната, метров сорок площадью. Большое
трехстворчатое окно, заколоченное фанерой. На первый взгляд, абсолютно
пустая, как будто вылизанная комната - ни мебели, ни занавесок, ни
ковров, ни люстры. Даже сора на полу нет. Мы входим в комнату и тут я
замечаю подередине ее черную железную кровать. Без матраса на голой
сетке лежит абсолютно голый мужик и, подперев голову локтем, смотрит на
нас.
- Добрый день, Иван Петрович! - говорит тетя, - Это ко мне!
Мужик не отвечает, молча провожая нас глазами. Мы проходим по диагонали
через эту комнату; в углу еще одна дверь. Тетя отпирает ее ключом, мы
входим. Там - приятная, хорошо обставленная уютная комната. Тетя
запирает дверь изнутри и начинает разливать чай.
- А... кто это там? - спрашиваю я.
- Сосед, Иван Петрович, - отвечает тетя.
- А что он там, простите, делает?
- Живет он там, - отвечает мне тетя.
- А... почему в таком виде? - задаю я уже совсем глупый вопрос.
- А потому что ОН У СЕБЯ ДОМА!!! - отвечает мне тетя, скрипя зубами.
Вот так вот жили при советской власти: мужчину поселили в проходную
комнату! Потом, правда, Хрущев стал строить жилье, и ему дали отдельную
квартиру, потому что в проходной комнате жить очень неблагоустроенно. А
тете не дали, она в той комнате прожила еще сорок лет до самой смерти.