Примерно, двадцать восемь лет тому назад...
Имею я подружку на курсе в техникуме, в теперешнем і-бурге.
Гуляем, то се и потом я через весь город отбываю к себе в общагу.
В этот раз мы группой отмечали в ресторане "Пеньки" сданный (а кем-то и
не сданный - не важно!) очередной экзамен.
Для сего "ресторана" облюбовали полянку в лесу за конечной остановкой
трамвая, как впоследствии оказалось неподалеку от кладбища. Уж
дейстующего или уже закрытого - не знаю. Разбираться с этим
студенту-заочнику некогда. "Учиться" надо. Кто-то из сокурсниц первый
раз сказал так -"ресторан пеньки", так и осталось это название на все
время нашего в нем пребывания.
И вот как-то в один из выездов на "пеньки"...
После того, как основная доза была принята, наступила неофициальная
часть. Все попарно расползлись по кустам, на месте остались только я и
подружка.
У нас с ней еще ничего такого не было. Ситуация щекотливая. Она
вопросительно смотрит на меня, я в упор не улавливаю вопроса.
Вот такой я был тридцатитрехлетний мальчик.
Не готов я к такому повороту событий.
Что делать? Закуси еще море, выпивки тоже хватает. Бросать все и
смываться по своим хатам? Не по хозяйски. Подружка, за неимением другого
варианта, принимается складировать все пригодные остатки по сумкам,
затем мы энное время ждем. Никто не объявлется. И мы топаем до остановки
трамвая, груженные, как кавказские ишаки.
На остановке оказывается, что вся масса народу из кустов сразу ринулась
на остановку. Кто-то просек, что трамвай будет последним( времени-то уже
ого-го!) и все ринулись на него. Не хватало только нас. И вот мы здесь.
На наши укоры, что мол ни слова никто не сказал, что мы сразу после
"этого" будем делать отвал, никакой реакции. Вроде так и надо!
Мы обиделись. Ладно.
"У нас с собой было!"(М. Жванецкий).
Трамвай все-таки прибыл. Действительно последний и в город не идет.
Я вынужден идти с подругой в ее общагу. Кое-как проскочили вахту. Будим
ее комнату. Девки недовольные (три человека).
Мы успокаиваем. Вынимаем кое-что на стол. И немного продолжаем ранее
начатое без них. Время далеко за полночь. Приняли по чуть-чуть( кто
сколько захотел или смог).
Я заявляю: девчонки, так и так. Я ночую у вас. Кто предоставит мне
спальное место?
Нет желающих.
- У тебя есть спальное место. Вот и спи с ним, - ржут.
Делать нечего. Я раздеваюсь, ложусь с подружкой.
- Девки, выключайте свет. Спать хочу!
Выключили. Какой там сон! И пересилить себя не могу. Чтобы, значит,
переспать с подружкой. Не могу, хоть убей. Чувствую, что не усну.
Вдруг одна знойная женщина кричит на всю комнату:
- Кондратьев! Иди ко мне лучше. А то еще подумают, что ты с ней что-то
делаешь.
- Ты права! Иду.
И я встаю и иду к "знойной женщине", которую сам же и прозвал
"мамочкой". Прозвище так к ней и прилипло.
- Иду, мамочка!
Ложусь, сам удивляясь своему неслыханному нахальству.
"Мамочка" хватает меня буквально в охапку, прижимает к себе и я чувствую
ее всю-она абсолютно голая. То есть, без ничего вовсе.
Сразу впивается в мои губы своими губами, сжимая меня как тисками, не
давая пошевелиться. Затем приникает губами мне к уху и тихонько шепчет:
- Надо без звуков, не то Анька меня убьет.
Трудная задача!
Отвлекающие ее выкрики:
- Не вздумай меня обслюнявить, я только выкупалась!
А руки ее ищут (и находят) то, что хотят найти.
И без звуков, как партизаны, начинаем и заканчиваем процесс. При
окончании я видимо вырубился. Потому, что пришел в себя от ее истошного
выкрика:
- Екарный Кондратий, все-таки обсопливил!- и ржет, как лошадь.
Обнялись, как родные и так уснули. Анекдот? Еще какой.
Олдовый мэн