. Еды было так мало, что бедные ребятишки ни когда не могли наесться досыта и вечно голодали. Их собирали два раза в день в огромной пустой комнате с кирпичным полом. В одном конце комнаты был вделан в пол большой котел, из которого детям раздавали жидкую похлебку. Она и составляла весь обед и ужин бедных сирот – больше им ничего не полагалось, только по большим праздникам к этому прибавлялся кусочек хлеба.
Приютский надзиратель стоял возле котла с большой ложкой в руках, и дети поочередно подходили к нему со своими крошечными мисочками. Надзиратель зачерпывал ложкой похлебку из котла и наливал из нее в первую подставленную миску, потом во вторую, в третью. Получившие еду отходили в сторону и принимались за обед.
Вечно голодные дети набрасывались на еду с жадностью, и через несколько минут в их мисочках ничего уже не оставалось. Они выскабливали свои мисочки так чисто, что их никогда не приходилось мыть: посуда и без того блестела, как вычищенная. Потом дети принимались облизывать ложку и свои пальцы, чтобы не потерять хоть каплю драгоценной пищи.
Не успевала последняя капля похлебки исчезнуть в их желудках, как несчастные сироты к своему ужасу обнаруживали, что они по-прежнему голодны. И когда надзиратель приказывал им уходить, они подолгу еще топтались на одном месте, словно не веря, что все уже кончено, и в каком-то тупом отчаянии поглядывая на котел.
Через час после обеда начинались настоящие муки голода, и дети пускались на всевозможные уловки, чтобы только уменьшить свои страдания: туго перетягивали поясами животы, сосали одежду, грызли что попадало под руку. Но ничего не помогало, и они еле могли дождаться вечерней похлебки.
Сироты постоянно жили впроголодь и от этого точно одичали. Ужасно было видеть их худые, обтянутые кожей личики, эти слабенькие, иссохшие тельца, тоненькие руки и ноги, жадные голодные глаза!
И однажды один из старших мальчиков заявил детям, что больше не может выносить этого, и если ему не дадут хоть раз поесть хорошенько, то он ночью съест кого-нибудь из своих маленьких товарищей.
Зачем заморачиваться баландой? Можно просто кормить отрубями, как свиней, что весьма не накладно и в принципе не так уж и далеко. Автор по-видимому чего-то не догоняет.
Это как раз не баланда. Баланда это очень жидкая похлёбка, а тут кондёр, он же кулеш, густой, теперь иногда говорят суп-пюре.
Это ода супу? Или очередная критика марксизма?
К чему это эссе? Где история? Где юмор?
Или автор хотел блеснуть эрудицией? Так про рецепт супа с селёдкой у Маркса знают многие.