Я учился в очень старой школе, сейчас ей прилично за 100 лет, а тогда было под 90. Директором такой школы кого попало не назначат, поэтому у нас им был, уж не знаю, за какие заслуги, учитель истории, в то время чрезвычайно заидеологизированной, Виталий Семенович Пермяков (имя настоящее) по кличке Пиночет, причем, иначе, как Пиночетом его никто из учеников не называл. :)
Пиночет был строгих правил. Большую часть учеников школы он знал в лицо и по имени, даже к первоклашкам обращался на Вы, завидев его, все школяры, независимо от степени хулиганистости и текущей скорости, переходили на степенный шаг. Увидев во время переменки на девочке-ученице, как правило, младших классов, золотое украшение, Пиночет не стеснялся посетить следующий урок, в котором девочка училась и изъять означенное украшение с последующими вызовом родителей в школу, промыванием им мозгов на предмет мещанской атрибутики и возвращением оной папе либо маме.
К 10-м классу я уже второй просился летом на подработку к всяким родственникам и знакомым в учреждления, у которых они работали, иногда им удавалось меня туда пристроить - детский труд с 14 лет быо в СССР законным, но устроиться без знакомств было глухой затеей, руководители совучреждений не любили лишней ответственности и трудовых порывов, если это была не бесплатная уборка картошки, не поощряли. Я отработал по месяцу в цехе КИПиА на РПО "Азот" в Ровно, на конвейере по сборке электронных план завода "Электроизмеритель" в Житомире и даже в ремонтном батальоне в/ч 44854, где бригада мазуты из срочников и вольнонаемных наскоро чинила подубитую инженерную технику со складов НЗ, большая часть которой сейчас, я полагаю, захоронена после последнего использования в могильниках чернобыльской зоны. В рембате у меня появилась живая до сих пор трудовая книжка, давно лежащая дома.
Каждое лето у меня образовывалось рублей по 100-150 честно заработанных собственными руками и родители не претендовали на них от слова никак - они в то время оба были в командировке в Афганистане и деньги в семье водились. В рембате был военный магазин и в нем стоял шикарный кожаный чехословацкий кейс "дипломат" за 40 рублей, настолько шикарный, что я ни о чем другом и не помышлял и каковой немедленно купил с получки.
Ну, купил и купил. Наступил последний, 10-й класс, кейс ходил в него вместе со мной, между уроками мы, как и все 10 лет, бросали свои портфели перед классом, в котором будет проходить следующий урок и бежали играть, а кто и покурить, во двор. После звонка класс открывал ключом преподаватель и мы продолжали движение через тернии и к звездам (кстати, школа у нас была с космическим уклоном - в ней отучился один из первых советских космонавтов Олег Макаров).
И вот, в один из таких дней перед последним уроком я недосчитался своего кейса. Как-то отсидел урок и, поискав для надежности в окрестностях школы хотя бы учебники и тетради, отправился с пустыми руками домой, заодно получив от остановившей меня в коридоре завуча вказивку о желании школы увидеть родителей. Маму к тому времени, ввиду скорого вывода советских войски из Афганистана, оттуда вытурили домой и она пошла вечером в школу. Я немного удивился, мол, зачем родители в школе? Никакой за собой вины не ощущая, а так было не всегда, передал о вызове маме.
Пришла из школы она довольно быстро, веселая и с моим модным кейсом (я выдохнул).
- Захожу я это в кабинет к вашему Пиночету, стоит там твой чумодан посреди стола. Изображаю удивление, и тут он начинает меня грузить:
"Уважаемая мама ученика имярек, я понимаю, что Партия и Родина оказали вашей семье доверие и вы достойно исполняете ваш интернациональный долг перед братским народом Афганистана. Я также понимаю, что достаток в семье в силу этой помощи имеется и, в связи с этим, вы можете позволить себе покупать вашим детям недешевые вещи. Но, как советского человека, я прошу вас ограничить видимость вашего достатка в подчиненной мне школе с тем, чтобы не создавать у ее учеников чувства неполноценности и не возбуждать мещанских инстинктов".
- А я что, я поржала ему в лицо, пожелала, чтобы его дети не стали такими жлобами, как он, взяла чемодан и ушла, через плечо пояснив, что это дело моего сына, на что тратить заработанные им летом по локоть в соляре деньги".
С тех пор Пиночет перестал меня замечать и только на выпускном, где я показывал отснятое мной на 8мм кинопленке кино о последнем годе класса, нервно потребовал "не юродствовать над памятью вождя" - я там чуток "подспецэффектил" над возложением венков под истуканом Ленина.