Буйный бунт и босоногий чих
Что в нижеидущей истории чистая правда, а что - литературная обработка, предстоит додумать читателю. Кто участники истории так же умолчим...
Эпиграф 1. Женщина [лет этак под/за пятьдесят] в конце первого десятилетия спокойных 2000-х приезжает туристкой в Старую Европу. Вокруг красота: Вышеград, Карлова площадь, [Яна?] Гусова улица, памятная доска Яну Жижке, Гавельский рынок. Ахи. Охи. Восторгом хочется поделиться: берёт мобильник, из адресной книги выбирает первого знакомого, нажимает «Позвонить» - «The subscriber cannot be called» и гудки отбоя. Уже слегка трясущимися со страху руками второго — тот же результат. Поняв, что осталась без связи ОДНА в чужой стране чуть ли не в обморок падает: вокруг люди болтающие на непонятном языке! Ни одного родного лица! Мама! Где я???
Когда всё-таки вернулась в Россию, то выяснилось, что все-все номера в адресную книгу набирала под диктовку: «8-910-….» и т. д. А чтобы из другой страны позвонить в Россию их нужно было перенабрать в виде «+7910»
Эпиграф 2. Вне времени. Молодая привлекательная женщина приготовила вкусный-вкусный ужин. Позвала в гости интересного мужчину. Накормила. Когда он закончил с едой с загадочной интонацией сказала: «Теперь ты — мой!»
На что мужчина оттолкнул тарелки и с лёгкой ноткой истерики завопил: «Нет уж! Мой сама!»
---
ВВЕДЕНИЕ. Наши дни. Репортаж по местному телевидению. Юная журналистка нахваливает построенный перинатальный центр, главная мысль: «Это так замечательно, когда детей будут выхаживать профессионалы! Ура, да здравствуют будущие мамы!»
А в перерывах между сюжетами новостей идёт реклама, в которой нам голосом Дроздова объясняют что-то про молоко. А потом ещё репортаж и очередной депутат рассказывает, как замечательно будет, если на молоко [которое по-определению жидкость] будет налеплен QR-код со ссылкой на место прогулки коровы и её дойки.
ЧАСТЬ 1. Время — самый что ни на есть расцвет СССР (брежневски-советское). Место — одна из ныне очень-очень независимых, а тогда — союзных республик. Если конкретно — некий элитного по тем временам уровня родильный дом. Как и всё, наверное, в то время, элитным он был на первом этаже, где лежали «кому положено», а вот на втором, о котором и пойдёт речь, были огромные на много душ рожениц палаты.
И всё бы было ничего, но тогдашний министр (?) здравоохранения подписал крошечную, но очень занозистую инструкцию, по которой если у роженицы после родов температура отличается от 36,6 градусов Цельсия [покажите мне такую, у которой — НЕ отличается???], да она ещё и чихнула [а если ещё и чихнул ребёнок так вообще!],… то ребёнка от матери срочно-срочно изолировали и дальше его выхаживали профессионалы.
Соответственно, в палате рядом оказываются {… хм… слово то какое… аж 1937-м годом повеяло….} «лишенки» [все как одна с подозрением на грипп-ОРВИ] и женщины, которым детей всё-таки привозят в здоровенной тележке для кормления грудью.
Соответственно, временно лишённые родительских прав женщины завистливо смотрят на своих соседок и, пардон за интимную подробность, сдаивают молозиво в пенициллиновые стаканчики, которые ставят на обычный общепитовский поднос официанта. У кого-то молока много, у кого-то совсем-совсем мало. Но каждая ревностно заботится о том, чтобы именно её молоко попало её ребёнку. Всё и до капли. Медсестра милостиво кивает и уверяет, что уж она-то не забудет и не перепутает, где на огромном подносе именно ТЕ заветные стаканчики именно с теми записочками-с-фамилией. Но в воздухе начинает пахнуть ужасным подозрением, что ей это — сугубо фиолетово. В результате вслед за медсестрой-с-подносом из палаты выскальзывает первая лазутчица (всё как положено — на трясущихся от слабости ногах и по стеночке... по стеночке...), которая и потрясает палату ужасной новостью, что рядом с означенной медсестрой почему-то крутятся дамы с первого этажа. При этом известно, что все они как одна без своего молока и вообще — у них совсем-совсем другие медсёстры, так как отделения то разные.
Всё. Тишь и благодать на втором этаже заканчивается и начинает сильно пахнуть революцией: «Да один пенициллиновый стаканчик молозива на чёрном рынке стоит десять рублей!» (значительные по тем временам деньги при зарплатах то в 90-120 рублей в месяц).
Результат. Бессонные несколько ночей и временно и по инструкции лишённые родительских прав матери детей под утро обсуждающие то, удалось ли им проскользнуть мимо Мегеры [старшей медсестры]:
- Ты за сколько КУПИЛА своего ребёнка [подразумевается покормить грудью лично]?
- А ты сумела УКРАСТЬ своего ребёнка [подразумевается то же самое, только без оплаты пропуска от вахтёрши, отвлёкшейся и ушедшей куда-то]?
- А ты не перепутала своего с чужим [подразумевается, что в ночной темноте бирочки на детях было плохо видно]?
- Как тебе повезло [что у твоего такой яркий цвет волосиков на голове и нельзя перепутать]!
- А ты мужу/отцу написала, чтоб он вас ВЫКУПИЛ ОТСЮДА [подразумевается всеми правдами и неправдами договорился о выписке из родильного дома домой, иначе пока чих не прекратится...]?
ЧАСТЬ 2. Пролетели годы. На дворе — начало буйных 1990-х. Место действия —…. (впрочем оно могло быть уже совсем-совсем любым на просторах бывшего СССР, потому что для истории совсем-совсем не важно — везде был примерно одинаковый дефицит продуктов питания и попытки купить что-угодно из еды/вещей на любые последние деньги, всё-равно не сегодня-завтра обесценятся).
На улице встречаются две женщины — давние-давние знакомые. У одной в руках по сумке в каждой по две трёхлитровые банки сгущёного молока, которое тогда продавали даже в налив, главное — суметь «схватить». Рядом стоит её отец и держит здоровенный и полный всклянь бидончик молока из бочки. У другой в руке здоровенная сетка с банками импортного сухого молока. На каждой банке фотография улыбающегося от уха до уха карапуза явно в возрасте до года (то есть даже с такого возраста уже можно употреблять, а значит продукт — высококачественный и из серии: «Просто добавь воды!») Рядом стоит её сын, сам заметно крупнее мамы, а в руках у него ещё по сетке с такими же банками.
Каждая по-хозяйски оценивает покупки другой:
- Это ты кому? Что, второй родился? Нет? А сыну. Чтобы и дальше рос большим-пребольшим.
- А ты? А на день рождения дочери большой торт будете делать?
- А помнишь как тогда?
---
Адрес оригинала: .../node/1364