Честно говоря я не понимаю, зачем люди усыновляют детей. Ведь производить их гораздо приятней и без волокиты. Зачем дети, я понимаю, а вот зачем усыновляют или удочеряют, нет.
День первый.
Они приехали ко мне, когда я их не ждал. Две особи, одна женского пола, а вторая мужик, очень похожий на дворника который здесь работает. Оба в масках на лицах и как настроены с первого раза не поймешь. Мы постояли, посмотрели друг на друга. Мне они ничего не дали, а что дали заведующей нашим детским домом, я вначале не рассмотрел. Хотя считаю, это неправильным. Смотрели на меня, а дали что-то ей. Могли бы и смотреть на нее.
- Главное, чтобы не деньги, - подумал я, - если за деньги, то они меня могут и на органы порезать. Старшие у нас в доме частенько об этом говорили, типа, нас могут забрать на органы. А зачем мне это надо, у меня лишних нету.
На всякий случай все же присмотрелся к тому, что дали. Больше похоже на документы, хотя могли бы и конфет принести или игрушку. У меня бы была своя, личная игрушка, а не общая. Но они о чем-то поговорили со Светланой Николаевной и пошли. Я понял, что сорвалось. Хотя я им улыбался.
Вообще я уже здесь полтора года. Помню ли я маму? А это невозможно забыть. Ведь она меня любила, а я ее. Иногда мама приносила домой батоны, свежие, с хрустящей корочкой. Я зараз мог съесть такой целиком. Он с трудом влазил ко мне в живот, но я старался чтобы батон туда вмещался. Тщательно пережевывая. Ведь следующий может быть и не скоро. Сейчас наверное могу съесть и два, но здесь дают все по норме. Здесь вообще тяжело добывать пищу, дают только то, что положено. Батон мне на обед никогда не давали, только по два кусочка. Правда к этому еще дают суп, кашу, котлеты, но я люблю хлеб. Я к нему привык А его больше двух кусков можно либо украсть, либо отобрать, либо выпросить у того кто не доел. Но с этим еще тяжелее.
Там, у мамы, было проще. Как только я научился самостоятельно передвигаться в пространстве. Вначале на четвереньках, потом на ногах, моя жизнь превратилась в рай. Особенно когда к маме приходили гости. Они накрывали на стол, там было много бутылок, но главное, там была еда. Иногда попадались добрые дяди и тети, совали мне куски, типа: «на поешь, мелкий!». И я ел. Столько, сколько давали. Ел и потом, когда они засыпали и на столе что-то оставалось. И позже, когда гости уходили и что-то выкидывали в помойное ведро. Там тоже можно было добыть пищу и я чувствовал себя взрослым. Я мог прокормить себя сам.
А еще там было весело. Все смеялись. Чаще всего надо мной, когда макали хлеб в чью-то кружку и давали его мне. Хлеб был каким-то горьким, но я его люблю любым. Я его съедал и начинала кружиться голова. Я падал, шатался, очень хотелось спать. Они хохотали и приговаривали: «держись, братан, такая у тебя судьба!». И я держался как мог. Ведь я мужчина. Но потом приехали какие то злые тетки и меня от мамы забрали. Привезли сюда. Долго смотрели какие то люди в белых халатах, брали кровь. И сказали, что я больной. Хотя я даже не кашлял. Наверное поэтому за мной и не приезжает мама. Ждет когда я вылечусь. И я стараюсь, хожу на все процедуры, не боюсь уколов и спокойно ем таблетки. Потому что я хочу домой. Там моя мама. И мне надо выздороветь.
Эта особь, которая приезжала сегодня, на маму совсем не похожа. Мама маленького роста почти как я, ее надо защищать когда вырасту. Я бы так и делал. А эта высоченная, я даже не знаю, по колено я ей или чуть выше. Но в любом случае, на маму она не похожа. И защищать ее не надо. Хотя Светлана Николаевна сказала: «вот Женёк и тебе мама нашлась. Скоро уедешь от нас». А зачем? Кормят тут неплохо, все есть, у меня свой горшок и своя кровать. Остальное общее, но я тоже могу этим пользоваться, если разрешат. Иногда правда перепадает от няни тряпкой. Но совсем не больно, да и то, если что-то напакощу. Зачем мне отсюда уезжать? И если на органы, я категорически не согласен. Я лучше буду лечиться и ждать свою маму. А не эту дылду. Да и мужик, если честно, мне не очень понравился. Уж больно внимательно он на меня смотрел. В какой-то момент я даже засмущался. Ну да ладно, поживем, увидим.