Мне было 11. Верхние полки плацкартного вагона были соединены куском
фанеры, образовывая таким образом дополнительное спальное место. Через
несколько купе от меня ехала белокурая румяная девочка лет, наверно, 13,
и я на нее заглядывался. Ее возраст казался чем-то далеким и
недостижимым, как и сама она была из другого, хотя и параллельного,
мира. Мы ехали в пионерский лагерь, и впечатления щелкали у меня в
голове полароиднымы снимками.
Молодая вожатая, студентка пединститута, говорила мне: «Валя, не смотри
на меня так». Я не имел ни малейшего понятия как же «так» я на нее
смотрел, но осознание того, что я каким-то образом проник своим влиянием
в более высшую сферу взрослой жизни, было ново; оно будоражило и
одновременно вызывало недоверие. Одиннадцатилетний ребенок не способен в
принципе посмотреть на личном уровне - мы были те, которых нужно было
сбивать в стада, гнать на водопой и окликать по фамилии. Тем не менее, я
не упускал возможности, с детской манипулятивностью, посмотреть вот
«так» если вдруг нужно было куда-то слинять. Не знаю, достигался ли
желаемый эффект самым взглядом или наивностью моих попыток.
На пляж вела пещаная тропинка. Днем она была нестерпимо горячей, и со
склона по ней можно было съехать, как на лыжах. Место спуска называлось
«лифт».
Когда мы щелкнули мою фотографию на берегу (что же это было? Озеро?
Река? Скажем, водоем), про себя я решил что вот, теперь я вырос, и буду
выглядеть как на этой фотографии еще долго.
Еще приезжал ансамбль. Пели много разных песен, больше всего запомнилась
«и цвета фламинго плывут облака» Жанны Огузаровой. Мы прыгали и скакали.
Наверно, это была моя первая в жизни дискотека. После этого всего
директор лагеря сказал что вот, мало мол плясали, больше концертов вам
не будет. Это было очередным шоком и диссонансом в моем детском сознании
- что-то было сделанно для нас, а не как часть обязательной программы.
Такого я не мог осознать. Склоняюсь к мнению, что все таки программа,
хотя шока это не убавило.
Мой первый видеофильм. Что-то с Брюс Ли. Средних размеров комната была
забита парой отрядов (фильмы смотрели в несколько смен, что бы всем
досталось) и одиноким телевизором где-то у противоположной стены. Видно
было мало, но новизны ощущений хватало самой по себе.
Вожатые пели Гребенщикова «под небом голубым». В огромном костре был
высокотемпературный градусник, к стадии углей показывал вроде 500
градусов. Идея градусника была крайне интригующей, но ум, рисующий
картины нормального заоконного градусника, отказывался верить что что
либо могло в костре выжить.
Ходил анекдот про «пьяного Петьку и Василь Ивановича», не подводил ни
разу - ржали всегда. В последнюю («королевскую») ночь вожатая пришла в
нашу палату, и мы представили анекдот ее вниманию. Она не нашла в нем
ничего смешного. Было странно видеть вожатую вот здесь, среди нас, в
личном качестве. Моя эмпиративная теория параллельных миров страдала.
Оказалось, белокурая девочка пахла луком. Такая не-ангельность меня
почти оскорбила. Решил заглядываться на нее издалека, как и раньше.
Наверно, больше волновало и нравилось само чувство заинтересованности и
агапе влюбленности.
Когда лагерь закончился и мы все вернулись обратно на север, директор
расцеловал, по христиански, какого-то там начальника по хоз. части или
уже не помню кого там. Было дико видеть, что мужчина целует мужчину,
хотя разум был готов это принять - все-таки ситуация позволяла, да и
расчувствовался он. Наконец-то бремя с плеч.
А я ведь расчитывал никогда не измениться.
http://brainhaze.blogspot.com/2004/10/blog-post_109700605812426137.html