ЧЕЛЮСТИ. Запал я на историю металюги № 2 от 02.03.02.
Первые слова в ней - «Я злостный металюга» - навеяли историю № 7 от
04.03.02 (про незабвенную встречу с металлистами). А вот последние -
«челюсть я потом подбирал с земли» - навеяли эту. В первой истории
действие происходило в Крыму, Севастополе, в этой – на Кавказе, в
Гантиади, что продолжает Леселидзе в сторону Сухуми (см. историю № 6 от
28.01.02 ). Названия этих поселков в последнее время стали появляться на
сайте. И это хорошо - пишущий народ потянулся из той самой легендарной
дочки-маминой маршрутки в не менее легендарные Леселидзе и Гантиади.
Места настолько волшебные, что забыть их трудно. И еще труднее
представить, как здесь, где все располагает к миру, добру, спокойствию,
можно было развязать кровавый грузино-абхазский конфликт!
Тогда же, в начале 70-х, грузины-абхазы-армяне-русские... под мудрым
руководством КПСС дружили, а в экстазе грузино-украинской дружбы ЦК
Компартии Грузии ПАДАРЫЛ ЦК Компартии Украины куш побережья в Гантиади,
где украинские партайгеноссе отгрохали себе большой пансионат, названный
в народе «цекашкой». За небольшую мзду (начальнику охраны) емкостью в
0,5 литра можно было получить пропуск на территорию «цэкашки» и простому
народу воспользоваться некоторыми благами слуг народа. В частности,
обустроенным пляжем и особенно - пирсом. Этот пирс выдавался в море
метров на 100. С него терпеливым можно было спуститься в море по
лесенке, а нетерпеливым - просто сигануть. Для воднолыжников - стартовая
скамейка. Рыбаки ловили бычков. Ныряльщики – крабов, рапан и отит..
Вечером здесь проходил дефиляж аки на приморском бульваре. В общем, пирс
был местом встречи, которое изменить было трудно.
Я там стрелял лобанов, подходивших к кормежке, ловил крабов, а также вел
спасательные работы, поднимая народу со дна ножи, очки, часы, а иногда и
более экзотические утери. Например, ко мне обратился пожилой джентльмен
в сопровождении сопляжников помоложе. Им было, почти по-лермонтовски,
весело оттого, что грустно – ему. Прикрывая рот как срамное место
ладонями (за неимением фигового листка), он прошепелявил причину своей
грусти: когда спускался в море с лесенки пирса, его накрыло волной,
организм хлебнул воды и выхлебнул вместе со вставной челюстью.
... Первый раз я нырнул безрезультатно, видимость под водой из-за
волнения моря в 2-3 балла была неважной. Во второй раз, благодаря
сияющим, как купола киевской Лавры, золотым клыкам, удалось обнаружить
челюсть. Вынырнув, я непринужденно спросил потерпевшего, вроде на дне
был целый стоматологический склад, - «Ваша? »
Он воткнул мою находку в рот с такой скоростью, что я испугался: не
проглотил ли часом? Затем, заметно повеселев (отчего молодые сопляжники
загрустили), экс-потерпевший нежно обтер меня полотенцем, обнял за плечи
и с почти левитановской дикцией поделился аналогичным случаем с его
коллегой по ЦК в санатории «Украина». Только тот уронил челюсть не в
море, а в унитаз, спуская воду, и маялся почти до конца смены, пока ему
не сделали новую.
Так что челюсть – не честь, где попало - не уронишь.
Алик, спасатель