Зима во время моей службы в доблестном авиационном полку
противовоздушной обороны была суровой.
И обычное желание поскорее отвязаться от предполетной подготовки темным
морозным утром, перерастало в навязчивую мечту превратить этих
“белоснежных лебедей” в... хотя бы бомбардировщики... и послать их в...
полет часов на шесть и сладко покемарить в прокуренной дежурке.
А сегодня на полетах у меня был всего один “боец” с вкусной фамилией
“Борщ”.
Но, толковый. Настолько, что я просто расписывался в журнале подготовки
самолета после его проверки. Против правил, но что в жизни по правилам,
да и утро такое черное и противное.
И техники, похожие на пингвинов в Антарктиде, смотрят со жгучим
нетерпением.
Им тоже хочется до начала полетов в теплую курилку.
А кого быстрее “обслужат”, успеет еще “козла” забить.
Так что определил ему самолеты, в которых был уверен, а сам начал
проверять остальные.
И все складывалось хорошо, в смысле неожиданных отказов аппаратуры.
То есть, их отсутствия.
А то ведь хуже нет, как, например, радиостанцию менять. Надо скидывать
теплую куртку, потому как в люк в ней не пролезть, и это еще пока
ледяное железо откручивать. Когда эта драная контровка к рукам прилипает
и с кожей отстает... Брр...
Я почти уже ощущал себя в курилке, окутанный уютным дымом “Беломора”,
как Толик, техник десятки, вкрадчиво спросил: “Ты меня проверил,
расписался?”, и, получив утвердительный ответ, с облегчением добавил:
“А то, вон, тебя твой Харчо кличет!”
С нехорошим предчувствием обмена душной курилки на свежий морозный
воздух, я подошел к восьмерке, около которой топтался злой техник,
зыркая на Борща, сидевшего в кабине.
Тот виновато, будто нечаянно разбил зеркало, сказал:
“Товарищ лейтенант, здесь АРК не работает...”
Бурча, “чего там может не работать, вчера все проверяли”, забираюсь по
стремянке к кабине.
Навскидку, действительно чего-то не так.
“Ну, вылазь, дай гляну”, и, поднявшись повыше, переступаю на
воздухозаборник, уступая стремянку Борщу, лениво потому что спускаться,
а потом обратно в этих толстых штанах, да в валенках.
Да, а валенки-то на ледяной обшивке самолета, как салазки на детской
горке.
Не успев осознать как в жизни все быстро меняется, но, бессознательно
успев развернуться, чтобы не упасть некрасиво, ласточкой ныряю с
двухметровой высоты на бетонку.
Хорошо, что была зима, а на мне ушанка, а руки в рукавицах я вперед
выставил, не то бы пробил дырку в бетоне.
Перевернулся на спину, а надо мной уже склонился инженер эскадрилии.
Откуда взялся, змей вездесущий, вроде рядом не было...
“Товарищ майор, я здесь еще АРК не проверил”, докладываю на автомате.
“Да лежи ты уж.. студент..”, сдерживаясь, чтоб не прибавить привычного
”заряда”, успокоил меня “отец родной”.
Дальше как в сказке: носилки, уазик, санчасть, укол, глубокий сон в
теплой кровати.
Просыпаюсь, старлей-доктор спрашивает: “что, тошнит, голова кружится,
болит?”.
“Да нет”, отвечаю, “ нормально все”.
Смотрит недоверчиво, и зеркало дает…
Мама мия, а рожа-то.., как у Витьки, техника спарки, после его
последнего посещения приозерского ресторана.
Когда он, как рассказывал, “вступился за честь дамы”.
То-то я чувствую дискомфорт, если смотреть на мир справа, то есть почти
и узреть ничего не могу.
Но после полудремы в следующие два часа, горизонтальное положение стало
плохо переноситься молодым организмом... Старлей, доведенный моим
канюченьем, согласился отпустить меня отлеживаться в общежитие..
на целых три дня!A потом - на осмотр.
”Если что, голова болеть будет, то звони сразу!”.
Уже убегая, стандартно шучу: “чему там болеть, там же кость”!
Целых три дня! Никаких полетов, парковых дней, дежурств рода всякого!
Парней в общаге предупреждаю, хлопаем чуток спирта, “чтоб голова не
болела”, на электричку до Сосново и в Питер.
В Питере столько дел! Надо только домой заскочить.
В метро даже место уступили, впечатленные видом “вступившегося за честь
дамы” или еще почему...
И только позвонив в квартиру, увидев испуганное лицо мамы, растерянно
сказал:
“Мам, у меня отпуск, все хорошо, я с самолета упал...”
ВВС