Поскольку воинская повинность - священный долг, откосить от нее -
дело святое. И ради этого святого дела в сентябре 1968 года, в дни
"спасения социалистических завоеваний братского чехословацкого народа",
мне пришлось вести освободительную борьбу с Советской Армией. Ей,
видать, мало было Чехословакии, так она попыталась оккупировать и меня -
через военкомат.
К сожалению, за первую повестку пришлось расписаться: как кура в ощип,
ночью накрыли дома. Но я не явился в военкомат ни по этой повестке, ни
по следующей. Лишь на третью (после которой уже вяжут) принес отношение
из своего НИИ, где администрация ставила военкомат в известность - «без
товарища [имярек] остановится ряд работ важного народно-хозяйственного и
оборонного значения». Военком на это дело положил, непосредственная
защита Родины - превыше всего.
Письмо Председателя Ученого Совета автодорожного института о
запланированной на октябрь защите диссертации вызвало у военкома
справедливый гнев: как можно защищать такую чепуху - вместо защиты
Родины!
Не помогло и заступничество ВОИР (Всесоюзного общества изобретателей и
рационализаторов) о срочном внедрении важных народно-хозяйственных
изобретений с экономическим эффектом в миллионы рублей - военком и на
это положил, дескать, порох уже изобретен, остальное годик потерпит. А
лучшую изобретательность развивает только армия, возьмем хрен знает
какого, а вернем настоящего изобретателя!
Также он похерил и ходатайства НТО стройиндустрии, коллегии Госстроя,
издательства «Будiвельнык», где через несколько месяцев был запланирован
выпуск важной монографии, и т. д. Военком просто клал на них.
Пофигистские резолюции.
Наконец, за меня заступилось общество "Знание", типа «товарищ [имярек]
является выдающимся лектором современности, и у него до конца года
расписаны лекции и выступления перед трудящимися Украины в Киеве,
Днепропетровске, Донецке,... , а также перед воинами армии, авиации и
флота. Если не отсрочить призыв хотя бы на три месяца, на главном
участке борьбы за дело ленинской партии - идеологическом - случится
прорыв».
Тут военкомат, наконец, отреагировал страстной бумагой: большое спасибо
за подготовку такого политически зрелого воина, мы обязательно в
сопроводительной в боевую часть обратим внимание политорганов на этого
товарища. Уж будьте покойны, он будет сеять разумное, доброе, вечное и
на армейской ниве. И нет ли в обществе "Знание" еще таких замечательных
кадров?
... Эх, лучше поздно, чем никому: до меня дошло, что перепиской эту
крепость не возьмешь. Потому, сохраняя общую стратегию (откосить),
изменил тактику: оформил аспирантский отпуск за весь срок и залег на
дно. Надо было продержаться пару месяцев до своего 3О-летия, а по
действующему тогда положению призывали только до этого возраста. Потому
военкомат и норовил прихватить в последний раз.
Ко мне зачастил участковый, и, поверив, что муж в отъезде, начал у нас
засиживаться, неясно, на что надеясь, а супруга его чуть ли не силой
выгоняла, зная, каково мне в шкафу. Ситуация! В итоге участковый
обиделся, и бедную супругу стали таскать в военкомат, требуя помочь меня
отловить.
Она объясняла, показав справку об отпуске, что благоверный любит
путешествовать. Сейчас он где-то в Крыму или на Кавказе... Военкомовцы
приказали: "Пошли телеграмму!"
И мне самому себе пришлось каждую неделю давать пару телеграмм. К
изумлению почтовых служащих - телеграмм пустых, без полного адреса
(только пункт) и текста - мне-то нужен был лишь корешок квитанции для
военкомата.
... Наконец, когда стукнул «тридцатник», я заявился в военкомат, и меня
сразу потащили к военному комиссару. Он ткнул мне пачку ходатайств -
всем был нужен, и родной армии, а сам дезертировал в отпуск, и не
отзывался на вызовы, да при отъезде должен быть предупредить
военкомат... Щас штраф получишь... Когда у него прошел первый приступ
комиссарского праведного гнева, по наитию Сверху, что ли, я брякнул в
оправдание:
- Жена толком ничего не передала. Дура-баба: сколько ни бьешь - ничего
не понимает!
И вдруг - скупые мужские слезы товарища полковника брызнули на щедрые
правительственные награды. Вечер мы провели в ресторане. Принимал,
угощал, обнимал за плечи и бережно поддерживал на выходе и на улице -
он. Весь этот вечер он проплакал в мою жилетку о дуре-бабе - своей.
Сволочи, суке, падле...
Мы уже почти расстались, когда он увидал афишу о лекции и вспомнил, что
я тоже лектор, и попросил прочитать у них, жалуясь, что присылают черт
те кого. Приходится, чтоб не раздражать коллектив, просто подписывать
путевки и отправлять горе-лекторов к едрене фене. И уже четыре месяца
комиссариат без лекций.
Его просьбу я уважил на следующий же день, покорив еще одну аудиторию:
члены военно-трудового коллектива стали моими постоянными слушателями, а
после каждой лекции военком тащил меня в ресторан, и снова про свою
дуру... Я про свою уже молчал, но он пытался выяснить, как у нас дела, и
все уговаривал развестись, пока молодой и только один ребенок.
Вот он, в свое время, не развелся, все откладывал - то очередное звание,
то ребенок (всего уже пять), то подходила очередь служить "за бугром",
то в академию поступал... А она, стерва, этим пользовалась, "от меня
уйдешь - в Сибирь загоню". И заставляла заводить следующего ребенка, а
не то - "понесу от солдата - все равно на тебе будет".
... Я же, наоборот, с каждым разом рапортовал товарищу полковнику об
улучшении отношений в семье. Хотя в дни моих встреч с полковником они
действительно портились: жена бурчала, лучше б ты отслужил год, уже б
вернулся и не должен был ходить к своему Бульбе (полковника звали
Тарасом Васильевичем)...
- А если б не вернулся?
- Тогда была бы уважаемой вдовой героя, а не презренной женой дезертира
и пьяницы, за угощение ты на меня наговариваешь!
Наконец, Тарас Васильевич первым не выдержал моего семейного счастья:
- Так у тебя все уже хорошо?
- Да...
- Жаль, жаль... Искренне жаль!
И, потеряв товарища по несчастью, он перестал со мной пить... А мне
стало жаль его... Искренне жаль... Хороший человек, и у меня заскребли
на душе кошки, что я его обманывал. Да и вообще, двух хороших людей,
которым дружить и дружить, собутыльничать, говорить друг другу
комплименты, чертова совдепия поставила в положение, когда один
попытался лишить другого свободы и жизни (прежней), а другой цинично
надругался над самым сокровенным - святой ненавистью к постылой жене.
... А вот от судьбы не уйдешь: через 5 лет в армию меня все равно
загребли - на целых 11 лет. Попал и в Чехословакию, первый раз лет через
10. Но это уже по другим темам, другие истории.
Алик, косарь, ныне проживающий по адресу kimryg.narod.ru